арь! Гордый. Станет молиться, как же!
     -- Почему не станет? -- заверил Горвель.--  Еще  как  станет!  Только
подозреваю, что он, хоть и клянется на каждом шагу  именем  Пречистой,  ни
одной молитвы не знает.
     Павел нерешительно  придвинулся  ближе,  не  спуская  глаз  с  темной
полоски крови на горле рыцаря, предположил:
     -- Молиться для него сейчас, все равно,  что  молить  о  пощаде.  Эти
франки даже богу молятся лишь потому, что ихнего Бога на самом  деле  нет,
они его никогда не видели!
     За их спинами  калика  наклонился,  одеревенелыми  пальцами  развязал
тугие узлы на ногах. Медленно поднялся,  покачнулся  на  застывших  ногах.
Горвель и Коршун не  отрывали  глаз  от  горла  бледного  рыцаря.  Горвель
наконец отнял меч,  крепче  стиснул  рукоять,  голос  в  железной  темнице
прозвучал с диким бешенством:
     -- Ну, тогда  убирайся  в  свой  дурацкий  рай,  ничтожество!..  А  я
останусь на земле. Клянусь, выкраду Крижину,  о  которой  ты  мечтал  даже
перед штурмом башни Давида, буду всегда смеяться над тобой, когда ее...
     -- Не тешь себя, -- прервал Томас гордо.-- Она не захочет вытирать  о
тебя даже ноги.
     Горвель поднял меч  над  головой,  набрал  в  грудь  воздуха,  блестя
лезвием, запечатлевая в  памяти  сладостный  миг  и  тот  последний  удар,
который разобьет голову врага  как  гнилой  орех,  а  мозги  расплещет  на
десятки шагов...

     Глава 8

     Калика поспешно ринулся с раскинутыми  руками,  ухватил  разбойников,
сколько мог  захватить,  ударил  друг  о  друга.  Лишь  Коршун  и  Стельма
ускользнули, звериное чутье в последний миг заставило Коршуна  отпрыгнуть,
а  Стельма  все  еще  держался  в  сторонке.   Послышались   вопли,   хрип
придавленного телами Петра и Павла Горвеля. Калика поднялся с  их  тел,  в
тот же миг Коршун прыгнул сзади и всадил кинжал ему  в  спину,  а  Стельма
покатился в кусты, там вскочил, ухватил обеими руками лук.
     Могучий кулак хрястнул в  лицо  Коршуна,  в  ночи  послышался  хруст,
словно в гнездо с яйцами упал тяжелый камень. Коршун без  звука  исчез,  а
калика ухватил Томаса за скованные руки, с усилием бросил на плечо. Из рук
падающего Коршуна выскользнул кинжал,  Томас  непроизвольно  подхватил  на
лету, в следующий миг он больно ударился животом о твердое, перед  глазами
замелькала, быстро ускользая, серая земля. Он понял, что  лежит  на  плече
раненого калики, а тот бежит в ночь.  Рядом  свистнуло,  глухо  и  страшно
чмокнуло, даже дважды, но  он  ничего  не  соображал,  болтаясь  на  плече
бегущего калики, как мешок с песком, звякая скованными руками и ногами.
     Сзади раздался крик, полный  ярости.  Калика  с  треском  вломился  в
темные кусты орешника, резко  свернул,  сбежал  вниз  по  распадку,  снова
свернул. Ветви больно царапали лицо Томаса, сзади орали, визжали, слышался
треск ветвей. Вскоре донесся и дробный стук копыт. Голос Горвеля  слышался
слева, а справа ответил Стельма -- этот настигал на коне, чуял дорогу  или
лучше  видел  в  темноте,  ориентировался  среди   деревьев   и   зарослей
кустарника.
     Калика  остановился,  Томас  сквозь  тяжелые  хрипы   услышал   крики
преследователей: пронзительные, визжащие. Горвель орал, явно сняв железный
шлем, обещал любые деньги и сокровища, только бы настигли  и  сразу  убили
беглецов, Стельма верещал в страхе, что надо было сразу,  не  выламываться
по-благородному, ведь те уже сломали спины троим, а теперь еще и Коршун  с
разбитым черепом...
     Томас сказал хрипло:
     -- Сэр калика, оставь меня.
     Калика снова побежал, перепрыгивая через валежины,  оскальзываясь  на
гладких камнях, покрытых ночной  влагой,  карабкался  через  завалы  скал.
Томас с его плеча услышал крик Стельмы, что вот-вот  догонят,  ибо  рыцарь
скован по рукам и  ногам  несокрушимым  железом,  а  дурень  слуга  бежит,
поливая землю кровью, ибо кроме раны в спине от кинжала Коршуна, там еще и
две стрелы.
     Томас в ужасе повернул голову, прямо перед его глазами в лунном свете
сердито топорщились от ветерка светлые перья на стрелах --  две  стрелы  в
спине калики! Томас застонал от бессилия, ибо дыхание калики вырывалось  с
тяжелым клекотом, -- гигант, велет, но даже гигант уже упал бы!
     -- Оставь, -- прошептал Томас зло, -- погибнем оба! Залечишь  раны...
вернешься и убьешь их!
     Дыхание вырывалось из груди калики, как рев  лесного  пожара.  Томаса
подбрасывало при каждом судорожном вздохе, он проклинал свой вес, страстно
желал стать маленьким и легким, как монахи-воины южного монастыря.
     Калика вломился в новые заросли,  перебежал  залитое  луной  открытое
пространство, свернул, снова пронесся, как лось, по широкой поляне,  топча
белые шляпки грибов. Внезапно оказались в  кромешной  тьме:  густые  ветви
деревьев отгородили от звездного неба и блистающего диска луны.
     Калика зашатался, упал на колени. Томас  сполз  с  плеча,  рухнул  на
камни. Топот удалился, рядом страшно хрипел калика. Узкий луч света  падал
на мертвое запрокинутое лицо, губы были синими.  Ладонями  он  упирался  в
каменную стену, почти в середине спины под лопатками торчали  две  толстые
стрелы. Калика хрипел все тише, голова его толчками опускалась.
     В двух шагах журчала невидимая вода. Томас встал на  колени,  дополз,
зачерпнул в скованные ладони -- толстые браслеты и цепь не дали сложить их
ковшиком, -- понес Олегу, половину проливая на короткой и трудной  дороге.
Калика уже соскользнул с камня, упал вниз лицом.  Томас  уронил  последние
капли на шею калики, сцепил зубы в немом отчаянии -- друг умирает  на  его
глазах!
     Он с усилием  переломил  стрелы,  оставив  концы  торчать  из  спины,
перевернул калику на бок. Тот хрипел, глаза  закатились,  лицо  перекосила
судорога, затем страшно напряглась и  вздыбилась  грудь,  на  толстой  шее
страшно  вздулись  жилы,  вот-вот   порвутся.   Тело   дернулось,   начало
расслабляться.
     Плача, не стыдясь слез, Томас попрыгал на скованных  ногах  к  ручью,
принес, выворачивая ладони, пригоршню воды. Капли упали  в  раскрытый  рот
калики, бескровные губы задергались, челюсти  медленно  сомкнулись,  жутко
скрипнули зубы. Затем с огромным усилием  кадык  дернулся,  словно  калика
откусил кусок твердого воздуха и проглотил.
     Роняя слезы, Томас еще раз принес воды, влил в  раскрытый  рот.  Вода
едва не шипела, падая в раскаленное горло, взвилось облачко  пара.  Калика
сглотнул, туго натянутые  жилы,  что  едва  не  рвались,  начали  медленно
опадать,  опускаться  под  мертвой  кожей.   Искаженное   судорогой   лицо
оставалось страшным. Губы шевельнулись, Томас услышал хрип:
     -- Где... они?
     -- Жив, -- прошептал Томас, слыша пение небесных ангелов.--  Потерпи,
не умирай... Я видел, не все умирают от стрелы! Даже от двух...
     Он смолчал про рану от кинжала. Кровь из  этой  раны  все  еще  течет
струйкой, а из-под стрел падает редкими тяжелыми каплями. Калика прохрипел
чуть тише:
     -- Еще жив... Авось не помрем.
     -- Авось, авось, -- согласился Томас торопливо.--  Я  сейчас  поползу
отсюда, а ты затаись. Если меня найдут, не подавай голоса. Возможно,  даже
языческие боги сумеют сохранить тебе жизнь.  Заклинаю,  если  получится  у
тебя, отвези в мою Англию Святой Грааль. Только не в  старую  Англию,  что
осталась на континенте, а в новую, на островах!
     -- Страна Белых Волков...
     --  Британия,  --  поправил  Томас.--  Ты  станешь  там   почетным...
Возможно, пожалуют благородное звание. Пусть не рыцарское...
     Вдалеке послышались крики. На этот  раз  прочесывали  рощу,  судя  по
голосам, растянувшись в длинную цепь. Томас со злостью  потряс  скованными
руками, подергал железо на ногах. Широкие браслеты впились в  голое  тело,
из ссадин уже сочилась кровь.
     -- Попались, -- прошипел он с отчаянием.-- На этот  раз  не  мечутся,
как обозленные псы, что потеряли след зайца!
     Калика со стоном поднялся на колени. Лицо перекосилось болью, жилы на
шее вздулись, грозя порвать кожу. Томас сказал торопливо:
     -- Тебе надо по ручью.  Там  крутая  стена,  но  есть  проход:  шумит
водопад! За ним не услышат.
     Он говорил безнадежным голосом, ибо калика уже умирал,  а  опуститься
по отвесной стене -- труднейшее  дело  даже  для  здорового,  полного  сил
горца. Днем, а не при свете луны, когда не видишь собственных рук. А потом
еще одолеть ревущий поток,  где  ледяная  вода  как  зверь  прыгает  через
завалы, несет стволы деревьев, трупы животных, тащит огромные камни!
     Калика с огромным трудом  поднялся,  пошатнулся,  голос  был  изломан
болью:
     -- Да... здесь отыщут...
     Он  шагнул  мимо  Томаса,  огромная  рука  обрушилась  откуда-то   из
звездного неба, грубо ухватила рыцаря за пояс. Тот  вскрикнул,  взлетел  в
воздух, с размаха ударился о твердое. Эта твердь  качнулась,  мимо  Томаса
поплыли камни в стене. Он наконец понял, что лежит не на скале, а на плече
калики.
     -- Безумец, -- вскрикнул он шепотом, -- ты не сможешь спуститься!
     Дыхание калики стало чаще,  надсаднее.  Томас  пытался  расслабиться,
чтобы не так прыгать на твердом горячем плече.  Калика  все  ускорял  бег,
спешил выйти за освещенное луной пространство.
     Рев водопада становился громче, грознее.  На  краю  каменного  обрыва
калика рухнул на колени, Томас беззвучно соскользнул на землю,  хрястнулся
головой о камень, сцепил зубы -- отвык  без  стального  шлема.  Снизу  шел
неумолчный рев, грохот, тянуло холодом, окутывало водяной пылью.
     Калика сполз за край, повис  на  руках,  приподнялся,  нащупав  ногой
опору, потянулся за Томасом. Рыцарь пытался отодвинуться, но сильная  рука
затащила  на  плечи,  и  Томас  застыл,  как  червяк  в  коконе,  страшась
неосторожным движением столкнуть себя и калику в бездну.
     От выглянувшей из-за крохотного облачка луны посветлело, Томас бросил
взгляд вниз, едва не вывернулся от ужаса. Калика карабкается как  муха  по
отвесной стене, чудом  отыскивая  для  рук  и  ног  мельчайшие  выступы  и
трещинки. Томас висит, глядя в бездну, на высоте десятиповерхового дворца.
Далеко внизу между острых камней несется водяной поток, плюется  пеной,  с
грохотом волочит огромные камни. Из воды торчат блестящие  гладкие  спины,
отполированные водой. Даже если сорваться, то пока долетишь -- рассыпешься
от ужаса!
     Калика надсадно дышал, по спине струилась  кровь,  явно  держится  из
последних сил, вот-вот  пальцы  ослабеют,  отлепятся  от  ровной  каменной
стены, и вдвоем начнут долгое падение, которое  продлится  всю  оставшуюся
жизнь!
     Томас попытался осторожно сползти с плеча калики, решив упасть  один,
пусть хоть отважный друг уцелеет... если Пречистая поможет. Стало страшно,
но чем больший ужас заползал в душу, тем старательнее сдвигался с  крутого
плеча, стремясь соскользнуть так, чтобы калика не сорвался вместе с ним.
     Внезапно он ощутил, что калика вдел руку  до  самого  плеча  под  его
цепь.  Теперь  сорвутся  оба!  --  и  Томас,  скрипя  зубами  и  проклиная
самоотверженность северного варвара из Скифии, попытался заползти ближе  к
шее, чтобы распределить тяжесть на оба плеча.
     -- Ангелы тебя забери, -- прошептал он, как разъяренная змея,  ему  в
ухо, -- с твоим благородством! Мы, рыцари, умеем умирать без крика...
     Калика начал хрипло постанывать сквозь стиснутые зубы.  Томас  плотно
зажмурился, каждой жилкой чуя жуткие зубы торчащих камней на  дне  ущелья.
Он решил не раскрывать глаз: сорвутся так сорвутся -- уже  сто  раз  успел
помереть от ужаса, куда же больше?
     Его стукнуло спиной, прижало к твердому. В ушах гремел водопад, почти
заглушая громовое дыхание калики, хрипы и клекот в его  груди,  их  обдало
густой водяной пылью, Томас поспешно раскрыл глаза,  увидел  в  мертвенном
свете  луны  искаженное  страданием  лицо  калики,  его  бескровные  губы,
заострившийся нос. Они задержались на крохотном каменном уступе,  до  воды
всего две-три сажени. Волны с плеском и грохотом разбивались  о  камни,  в
воздухе висел водяной туман, а калика шатался у самого края, глаза закрыл,
но руку простер над краем уступчика, не давая Томасу вывалиться в бурлящий
поток.
     Внезапно его глаза начали закрываться. Он всхлипнул, упал на  колени,
затем повалился на бок. Томас поспешно цапнул скованными  руками  за  край
волчьей шкуры, удержал на каменном выступе. Калика со стоном перевернулся,
с закрытыми глазами что-то  щупал,  хлопал  ладонью.  Томас  замер,  когда
калика выдрал из щели темный  мохнатый  комок  и  сунул  в  рот,  поспешно
перехватил за руку, но калика уже с усилием жевал, глотнул, и снова  Томас
видел, с каким трудом кадык пошел по горлу.
     Внезапно  далеко  вверху  раздался  яростный  крик.  Что-то  с  шумом
пронеслось мимо, ударилось о камни  внизу.  Томас  запрокинул  голову,  но
сверху нависал скальный козырек. У его ног ползал  калика,  обеими  руками
что-то сгребал, совал в карман, а  челюсти  беспрерывно  двигались,  глаза
выпучились как у безумного, по губам текла слюна.
     -- Сэр калика... -- позвал Томас дрогнувшим голосом.
     Олег мотнул головой, он все еще шлепал ладонями  по  каменной  стене,
шарил в темных щелях. Томас наконец рассмотрел, что  калика  хватает  мох,
выросший в щелях между камнями -- мохнатый, отвратительный, гадостный, как
спина утонувшей крысы.
     Мимо пронеслись тяжелые камни, столбы брызг поднялись до  их  уступа.
Олег встал, цепляясь за стену, молча обхватил Томаса  поперек  туловища  и
бросил, подсев, себе на плечо. Томас завизжал в ужасе:
     -- Сэр калика! Если у тебя сохранились силы... спасайся  сам!  Авось,
как ты говоришь, случится чудо, ты выживешь. А меня уже никто не спасет.
     Олег шел по уступу, царапая Томасом по стене, пока уступ  не  сузился
настолько, что калика снова прилип к каменной поверхности, пополз цепляясь
за малейшие неровности, Томас уже сто раз умер,  но  когда  брызги  начали
достигать его ног, он замер, попытался инстинктивно поджать ноги, но снова
заставил себя расслабиться, висеть как мешок с песком, ибо калика застонал
от его ерзанья, и Томас от стыда до крови закусил губу -- спина калики  на
ощупь мокрая, липкая, но промочили ее не брызги водопада!
     Внезапно Олег соскользнул с камня. У Томаса кровь застыла в жилах, их
с головой окатил ревущий поток, клочья пены  застряли  в  красных  волосах
калики. Томас долгие мучительные мгновения ждал гибели,  но  вода  неслась
мимо, и он наконец увидел, что калику заклинило  между  двух  валунов,  --
значит, не сорвался с уступа, а спрыгнул по своей  воле.  Воды  до  колен,
однако брызги и пена летели выше головы. Томас  застонал,  снова  возжелал
красиво погибнуть, забыв, что он не на боевом  коне  несется  в  рыцарскую
атаку, а красиво погибнуть со связанными руками и ногами трудновато. Олег,
придерживая рыцаря как бревно на плече, с трудом вскарабкался  на  гладкий
камень, измерил взглядом расстояние, прыгнул, и Томас  невольно  распахнул
глаза,  увидел  пенистые  потоки  между  торчащими  поперек  горной  речки
камнями. От грохота трещало в ушах,  ледяная  пена,  как  клей,  залепляла
глаза и рот... а смертельно раненный калика тяжело скакал с мокрого  камня
на камень, поскальзывался -- камни похожи на гигантские мокрые яйца --  но
удерживался  каким-то  чудом,  снова  прыгал,  с  каждым  прыжком   хрипел
страшнее, пальцы слабели. Томас уже видел щель между порогами, где  вконец
ослабевший калика наверняка выпустит непосильный груз  --  и  сам  рухнет,
спалив дотла жизнь за эти страшные часы!..
     Олег тяжело упал на берегу лицом вниз, Томас скатился  с  его  спины,
непонимающе оглянулся. Страшный водяной поток остался позади.
     Томас потрогал Олега за плечо, тот не  шелохнулся.  Томас  с  упавшим
сердцем повернул ему голову, убирая с лица грязь и речной мусор, не  давая
задохнуться. Глаза калики были открыты, но смотрели неподвижно, мертво.
     -- Прости, друг, -- сказал Томас тяжело.
     Он всхлипнул, чувствуя жгучий стыд, что он жив и в кандалах, а калика
погиб, спасая его.
     Внезапно ресницы  калики  задрожали,  мышцы  лица  дернулись.  Калика
сделал глубокий вдох,  пальцы  правой  руки  конвульсивно  сжались.  Томас
подпрыгнул, звеня цепями, вскричал:
     -- Сэр калика!.. Сэр Олег!.. Скажи, что делать? Бог с чашей, я  поеду
в твою Скифорусь, только скажи, что передать!..  Я  отдам  все  оставшиеся
деньги твоим родным, не беспокойся!
     -- Карман... -- прохрипел Олег.
     -- Что? -- не понял Томас.
     -- В кар...мане...
     Томас поспешно сунул пальцы в карман калики, потом в другой, с трудом
управляясь скованными руками. К пальцам прилип тот же отвратительный мох.
     -- Дай...
     Томас послушно, хотя и с содроганием, вложил в застывающий рот калики
несколько гадких стебельков, настолько мелких и переплетенных между собой,
что вроде бы уже и не мох, а какие-то белые волоконца слизи, застывшие  на
холоде.  Калика  пытался  жевать,  но  челюсти  не  двигались.  Попробовал
сглотнуть, но из горла шел сухой жар, опаляя пальцы Томаса. Томас поспешно
зачерпнул воды, она тут же пролилась, но несколько капель попали калике  в
рот. Он медленно облизал губы, сделал трудное глотательное движение.
     -- Сэр калика! У тебя есть родня?.. Скажи! Я сообщу им о  твоей...  о
тебе!
     Олег прошептал тихо:
     -- А как же Британия?
     -- Потом доберусь. Из твоей Русоскифии!
     -- А Крижина?
     Томас ощутил удар ножом в сердце. Перед  внутренним  взором  предстал
образ благородного Роланда, погибшего, когда прикрывал отход войск  своего
сюзерена Карла Великого. Его ждала прекрасная  Альда,  любил  ее,  но  как
истый рыцарь любви предпочел дружбу: умирая, прощался не  с  Альдой,  а  с
Дюрандаль -- свой спатой-мечом...
     -- Я поеду в твою Русь, -- ответил он  твердо.--  Или  в  Рось,  куда
скажешь.
     Олег не двигался, Томас вдруг решил, что  калика  умер.  За  грохотом
близкого водопада не слышал надсадного  дыхания,  а  луна  каким-то  чудом
отыскала в ночном небе облако и пряталась за ним. Томас в страхе, но уже с
безнадежностью, потряс друга, похлопал по  щекам,  вдруг  калика  медленно
повернул к нему бледное, сразу очень исхудавшее лицо с запавшими глазами:
     -- Как стрелы?
     Томас крепко стиснул челюсти, быстро осмотрел спину калики. Кровь  из
кинжальной раны уже не текла, но и не засыхала, от брызг ручья калика  был
мокрый с головы до ног, как и Томас. Вторая рана на боку чуть кровоточила,
но самую малость, словно кровь уже вся вытекла. Под лопаткой  торчали  два
крохотных прутика. Томас глухо застонал, поняв, что постоянно задевал  их,
когда, как мешок с камнями, болтался на плече калики.
     -- Добраться бы до лекарей! --  сказал  он  со  внезапно  вспыхнувшей
надеждой.-- Сэр калика, еще есть шанс...
     -- Тяни стрелы, -- сказал калика  мертвым  голосом.  Он  лежал  лицом
вниз, руки раскинул, словно упал с огромной  высоты.--  Наконечники  сидят
неглубоко, чую.
     -- Сэр калика! -- вскричал Томас в ужасе.-- Я не могу!
     -- Тогда я умру, -- сказал калика просто.
     Всхлипнув, Томас дрожащими пальцами ухватился за обломок  стрелы,  но
тот -- мокрый, залитый кровью --  сразу  выскользнул  из  ослабевших  рук.
Мышцы спины калики, где засело железо, дернулись, и  Томас  закусил  губу,
страстно желая себе умереть прямо на этом месте,  но  умереть  так,  чтобы
калика стал здоров взамен.
     -- Тяни  медленно,  --  прохрипел  Олег.--  Очень  медленно!..  Иначе
наконечники соскочат.
     Соединив скованные кисти, Томас впился ногтями в  деревянный  прутик,
начал долгое мучительное движение наверх. Тут же хлынула кровь, потекла по
спине!
     Когда кожа  начала  вздуваться,  указывая  на  приближение  железного
наконечника,  Томас  замер:  деревянный  прут  выходил   быстрее.   Древко
выскальзывает из железа!  Удерживая  окровавленный  обломок  прута,  чтобы
наконечник бугрился под кожей, Томас  припал  ртом,  попробовал  полоснуть