кристаллики слюды.
     Сухо щелкнула тетива. Томас отчетливо видел как острая стрела с силой
ударила куницу в шею, зверек пошатнулся, но лишь покрепче вцепился острыми
коготками  в  ветку.  Глаза  вспыхнули  как  угольки,  а  пасть  угрожающе
распахнулась, показал белые клыки, чересчур  длинные  для  такого  мелкого
зверька. Отскочившая  стрела  упала  впереди  на  дорогу,  сбив  несколько
листьев.
     Томас застыл, пораженный страхом, калика же с темным  лицом  все  шел
вперед, молча подобрал стрелу. Когда они удалились шагов на  сотню,  Томас
пугливо оглянулся. Куница по-прежнему лежала на  ветке,  грациозно  выгнув
спину, смотрела им в спину злобно сузившимися глазами.
     Внезапно Олег снова поднял лук, быстро прицелился и  спустил  тетиву.
Куница оскалила зубы,  стрела  ударила  ее  в  бок,  на  этот  раз  куницу
подбросило. Она завизжала от страха,  полетела  вниз,  пытаясь  ухватиться
коготками за листья. Ветки вздрагивали,  прослеживая  ее  падение,  но  на
землю она не упала -- словно растворилась среди зелени.
     Томас смолчал, боялся, что его мужественный голос, привыкший подавать
команды и звать на штурм, дрогнет от страха. Они шли через лес весь  день,
трижды останавливались на отдых, выпили весь горный мед,  что  дали  им  в
кувшинчике на дорогу, съели ломти жареного мяса. Томас сперва  отворачивал
нос,  однако  в  лесу  калика  ничего  не  застрелил,  и  когда  в  животе
протестующе заурчало, Томас нехотя  взял  самый  маленький  ломтик;  завел
разговор о чудесах, чтобы не видеть пакости,  которую  жует,  и  опомнился
лишь в конце трапезы, когда доел последний  ломоть,  а  калика  уже  давно
устранился -- снял с самой длинной стрелы железный наконечник, вместо него
старательно приколачивал, расплющив, серебряную монету.
     Когда наступила ночь, их глаза уже привыкли, Томас не возражал против
костра, даже сам натаскал веток. Калика зачем-то приволок пень, одел  свой
плащ, пристроил сапоги, набив травой, а сам неслышно ускользнул в темноту.
Томас лег по другую сторону от чучела, но  сон  от  страха  не  шел,  даже
шевелиться было боязно.
     В полночь  далеко  за  деревьями  послышались  тяжелые  шаги.  Томасу
показалось, что к их костру шагает дуб,  раздвигая  зеленый  молодняк.  Он
зажмурился, потом решился приоткрыть один глаз.
     В  круге  красноватого  света  появилась  огромная   фигура   в   два
человеческих роста. Незнакомец был  массивный,  в  черной  меховой  шкуре,
глаза странно блестели на волосатом лице, а когда он раскрыл  красный  как
горящая печь рот, блеснули острые белые зубы:
     -- Это тебе за вчерашнее!
     Он со страшной силой обрушил на укрытый плащом пень  огромную  дубину
из целого дерева. Пень хрустнул, с треском погрузился в землю. Томас мелко
дрожал, однако незнакомец на него не обращал внимания.  Вдруг  из  темноты
прогремел злой голос:
     -- А это тебе за сегодняшнее!
     Гигант повернул голову, в красноватом свете  костра  что-то  блеснуло
над поляной. Он вдруг страшно взревел: уже не  с  угрозой,  а  от  боли  и
страха -- в груди торчало белое  оперение,  стрела  погрузилась  по  самое
перо. Томас невольно зажал уши, выдавая себя этим  движением  прямо  перед
глазами незнакомца -- не мог слышать смертельного ужаса в жутком реве.
     Выронив дубину, гигант зашатался, чудовищно широкие ладони ухватились
за пораженное место. Дубина подкатилась к Томасу, огромная как валежина, а
гигант повернулся, и, шатаясь, вломился в темные заросли. Ночь скрыла  его
сразу, но еще долго Томас слышал тяжелые, теперь  неверные  шаги,  деревья
вздрагивали, трещали сучья,  потом  вдруг  земля  вздрогнула  от  тяжелого
удара, будто рухнуло дерево.
     Олег вышел из темноты, очертил вокруг себя и Томаса  круг,  пошептал,
поплевал, сказал, раздирая рот в зевоте:
     -- Чо не спишь?.. День был трудный. Авось завтра будет легче. Спи!
     Он лег возле костра, почти сразу захрапел. Томас долго лежал без сна,
вздрагивал, всматривался в выступающие из  темноты  ветки.  За  освещенной
чертой по  дереву  цокали  мелкие  коготки,  кто-то  попискивал.  Медленно
опустилось, покачиваясь в нагретом воздухе, как  лодка  в  Золотой  Бухте,
ярко-синее перо. Внезапно вспыхнуло язычками пламени по краям,  опустилось
еще чуть к огню, мощным толчком жара взметнуло вверх, исчезло.
     Томас ежился, подгребал  ноги,  что  оказывались  чересчур  близко  к
границе света. Чудились мохнатые лапы, вот-вот цапнут и утянут  в  глубину
леса, а то и вовсе под корни великанских деревьев, где зияют темные норы и
откуда тянет могильным холодом. Однажды что-то  легонько  коснулось  щеки,
Томас подскочил с диким воплем, но калику  не  разбудил:  два  муравьишки,
пыхтя, тащили крошку мяса пещерного зверя. Та  цеплялась,  застревала,  но
храбрецы упорно  волокли,  бесстрашно  игнорируя  великанов,  оборотней  и
трусливого рыцаря. Пристыженный, Томас сел к  костру  поближе,  вытащил  и
положил на колени меч. Калика спал, поджав колени. Язычник, что ему!
     Томас  сказал  себе  решительно,  что  в  чужом  лесу  кто-то  должен
оставаться на страже! Самые храбрые воины первыми  берутся  сторожить  сон
остальных, а здесь вообще воин лишь один, а калика берется за оружие  лишь
по необходимости, как будто его исконную Истину можно отыскать безоружным.
А в таком несколько неприятном  месте,  как  этот  лес,  на  страже  лучше
находиться даже не просто воину, а отважному рыцарю.
     Меч сиял, лезвие рассекало волос:  наточили  агафирсы,  и  Томас,  не
зная, чем заняться  еще,  снял  потершийся  ремень,  отпорол  износившуюся
подкладку, начал подшивать новую из шкуры кабана -- толстую, надежную. Сэр
калика уже частенько тычет в глаза его белоручеством,  а  ведь  он,  Томас
Мальтон из Гисленда, благородный рыцарь, сам  ухаживает  за  своим  боевым
конем, чистит и  моет,  хотя  это  дело  оруженосцев  и  челяди,  и  в  их
совместном путешествии именно он всегда собирает дрова для костра, ходит к
ручью за водой, варит кашу и вообще часто выполняет обязанности повара...
     За спиной раздался насмешливый голос калики,  только  малость  громче
обычного и чересчур гулкий, словно Олег кричал из дупла:
     -- Для кого пояс делаешь?
     -- Для черта, -- ответил Томас, вздрогнув от  неожиданности.  Он  был
раздражен, что внезапный голос испугал, да  и  сам  вопрос  глуп:  не  для
калики же пояс, к  его  хоть  гору  подвесь,  хоть  палицу  этого  лесного
великана -- выдержит.
     Он поднял голову, вздрогнул. Калика спал,  свернувшись  в  клубок,  а
голос раздался чуть левее...  Томас  поспешно  повернулся,  успел  увидеть
исчезающую огромную зеленую спину, но неизвестный скрылся  в  темноте  так
быстро, что Томас не был уверен, видел ли его на самом деле, или же просто
ветки шевелились под дыханием ночного ветерка.
     Вздрагивая при каждом  шорохе,  он  склонился  над  поясом,  стараясь
теперь не уводить ладонь  чересчур  далеко  от  рукояти  меча.  Когда  над
деревьями начало светлеть, калика беспокойно  засопел,  подполз  к  костру
ближе. Томас бросил в огонь последнюю веточку, ибо воздух  холоднее  всего
на рассвете. Калика, ощутив тепло, отодвинулся, не выныривая из сна.
     Веточка прогорела, Томас легонько коснулся плеча Олега:
     -- Сэр калика!
     Олег проснулся, ясные зеленые глаза непонимающе уставились на Томаса.
Тут же сел, потянулся так сладко, что затрещали кости, зевнул с жутковатым
завыванием, словно лесной зверь.
     -- Ты прав, сэр Томас. Надо идти! Ты не спал?
     -- Был на страже, -- ответил Томас гордо. Кивнул на  обнаженный  меч,
тот все еще лежал на коленях, показал пояс.-- Кое-что умею своими руками?
     Олег покрутил головой:
     -- Удивил, сэр Томас...  Если  бы  тебе  не  выпала  несчастная  доля
родиться благородным рыцарем, мог бы получиться хороший кожевник!
     Томас вымученно улыбнулся, но калика мгновенно  посуровел,  его  рука
ухватила лук. Томас  услышал  треск  сучьев,  из-за  дуба  вышел  странный
человек, если человек: на голову выше Олега и Томаса, втрое шире в плечах,
весь  в  серо-зеленых  костяных  пластинах,  похожий  на  огромную  старую
ящерицу, поросшую зеленым мхом.
     -- Доброе утро, -- прорычал он угрожающе.-- Отдавай обещанное!
     Олег натянул тетиву, спросил быстро:
     -- Ты кто?
     -- Лесной черт! -- рявкнул  неизвестный  густым  страшным  голосом.--
Брось, твоя стрела не пробьет мою шкуру. Даже с серебряным наконечником!
     -- Сэр калика, -- сказал Томас торопливо, его корчило от  неловкости,
-- опусти стрелу, он прав... Я обещал пояс ему.
     Он швырнул пояс, зеленый незнакомец ловко поймал на лету. Двигался он
с немыслимой скоростью, словно юркая ящерица, но под его плотным  костяным
панцирем чувствовались  тугие  мускулы.  Немигающие,  как  у  змеи,  глаза
внимательно  осмотрели  ремень,  подергал,  попробовал  застегнуть  вокруг
пояса. Томас в тайне надеялся, что не сойдется: хозяин ночного леса  вдвое
шире, чем Томас, но за время бдения у костра навертел дырок с  запасом  --
черт втянул чешуйчатое пузо, потянул язычок ремня, и штырек попал в  самую
крайнюю дырочку.
     Черт надулся,  напряг  живот,  ремень  затрещал,  но  выдержал.  Черт
захохотал гулким хриплым голосом, будто глыбы камня терлись одна о другую:
     -- Добро! Принимаю.
     Он повернулся и ушел, вскоре треск  сучьев  затих.  Калика  удивленно
смотрел вслед,  челюсть  его  отвисла  до  пояса,  а  глаза  стали  как  у
изумленного филина:
     -- А как же нетерпимость, вера в Христа, бей  чужих...  Или  принципы
дали трещину?
     Томас ответил сердито, чувствуя себя в дурацком положении:
     -- Сэр калика, я никогда не поступлюсь принципами! Я просто  не  могу
ими поступаться! Но эта лесная жаба поймала меня на слове,  а  для  рыцаря
слово -- все. Даже если  дано  лютому  врагу!  Разве  я  с  сарацинами  не
заключал перемирие, опираясь лишь на слово чести?.. Сам  не  нарушал,  они
тоже не нарушали!
     Олег снял тетиву, сунул лук в колчан к стрелам, подхватился на ноги:
     -- Надо идти. Прости, я не прав. Слово надо держать даже с врагами. А
там глядишь, и не враги вовсе...
     Они пошли через лес, где свет стал еще ярче, глаза ломило невыносимо.
Олег напротив  обрадовался:  солнце  стоит  над  деревьями,  значит  глаза
свыклись. Завтра можно и под прямые лучи выходить, не ослепнем.
     -- Что за лес? -- спросил Томас.-- Хоть знаешь, где мы?
     -- Темный Лес. Одно  хорошо,  здесь  искать  не  будут.  Даже  Семеро
Тайных.
     -- Почему?
     -- Отсюда никто не выбирался живым, -- ответил Олег успокаивающе.
     Он брезгливо обошел клубок змей,  что  сплелись  в  брачном  ритуале,
двинулся через заросли такой же бесстрастный, погруженный в думы о  вечных
истинах, каким Томас знал его почти все время.
     В лесу без дорог ходить тяжко, Томас быстро устал -- тащил  рыцарский
доспех  Бурлана,  перелезал  через   валежины,   которые   калика   просто
перепрыгивал,  продирался  через  колючие  заросли.  Начал  подумывать   о
передышке, как вдруг впереди  донесся  треск  сучьев,  крики,  вопли.  Шум
быстро катился по направлению к ним, Томас резко опустил  забрало,  ладонь
упала на рукоять меча.
     Впереди кусты распахнулись как волны, вынесся храпящий конь. В  седле
судорожно цеплялся за  гриву,  уже  оборвав  поводья,  крупный  мужчина  в
лохмотьях охотничьего костюма.
     Что-то странное было в его лице, Томас не сразу понял, от чего  мороз
пошел по  коже.  Всадник  несся  мимо,  Томас  разглядел  ровную  выпуклую
поверхность на месте лица, словно встречный ветер стер все неровности, как
за тысячелетия стирает острые углы глыб, превращая в округлые валуны.
     Всадник пронесся мимо через поляну, Томас ощутил неудержимый  приступ
тошноты. Лицо всадника оказалось сдвинутым на затылок -- то  ли  встречным
ветром, который обдувает его уже третью сотню лет, то ли для  того,  чтобы
видел весь ужас, что гонится по пятам...
     Ломая кусты, на поляну выметнулись странные жуткие  звери:  огромные,
лохматые, чешуйчатые. За безумно скачущим конем, едва не хватая  за  ноги,
промчались тяжелые глыбы мрака, в котором блестели  острые  клыки,  когти,
шипы, гребни. Воздух дрожал от рева, визга, лая, топота раздвоенных копыт.
     Они промчались через поляну, промчались через кусты. Некоторое  время
слышался топот копыт, затихающий визг.
     Томас зябко передернул плечами, со стуком задвинул меч в ножны:
     -- Не думал, что загонят так далеко!
     -- Кто это? -- спросил Олег удивленно.-- Знаешь его?
     Томас небрежно отмахнулся:
     -- Кто не знает? Это Дикий Охотник!
     Дальше шел молча, уверенный, что объяснил все, даже  дернулся,  когда
Олег сказал нерешительно:
     -- Сэр Томас... я понимаю конечно, это такой пустяк, что все на свете
знают, даже пустынные шейхи, дети гор и степей,  а  также  буркинийцы,  но
случилось так, что я жил в Лесу...  в  пещере.  Стыдно  признаться,  но  я
кое-что упустил из важных событий мирового значения. Дикий  Охотник...  он
кто?
     Томас посмотрел на калику с удивлением, агафирсы его называли  Вещим,
кто-то обозвал даже Мудрым, но если не знал такого  известного  события...
гм...
     -- Был знатным сеньором, -- объяснил он терпеливо.--  Имел  красавицу
жену, здорового ребенка, прекрасный замок, верных  вассалов.  Но  чересчур
возлюбил охоту...
     -- Многие любят!
     Этот в азарте топтал посевы крестьян,  обижал  слабых,  однажды  даже
убил старика, который попался во время бешенной скачки за оленем... За это
обречен из охотника стать дичью и вечно быть  гонимым  стаей  демонов.  Он
скачет так уже третью сотню лет. Мне о нем рассказывал еще дед.
     -- Долго ему так мучиться? -- спросил Олег с сочувствием.-- Не  может
же наказание длиться вечно!
     -- Адские муки грешникам длятся вечно, -- заявил Томас непреклонно.
     -- У вас жестокий бог, -- укорил Олег.-- У нас, родян, ада нет вовсе.
     -- Потому вы такие бесстыжие! По две жены берете!
     -- Ну, это кто как. Иному неприлично иметь две жены, когда  их  можно
взять десять или двадцать. Князь Владимир, например, имел девятьсот жен  и
тысячу наложниц. Это тот самый, который привел ваше христианство  на  нашу
Русь...
     Томас  долго  шел  молча,  сконфуженный  таким   проводником   учения
Христова, сказал наконец без особой уверенности:
     -- Ну, это у вас...
     -- Почему? У царя Соломона была тысяча жен.
     -- Тоже в ад, -- заявил Томас твердо.-- Все нарушители -- в ад!
     -- Ваш бог похож на дикого кочевника, -- сказал Олег.-- Наслаждается,
бросая людей живыми в котлы с кипящей смолой,  прижигая  каленым  железом,
сдирая с пленных кожу, подвешивая на дыбе...
     Томас упрямо ломился  через  заросли,  даже  обогнал  Олега,  избегая
разговаривать на богоугодные темы с язычником. Спросил озабоченно:
     -- Одного не пойму... Мы разве уже в Британии?
     -- Дикий Охотник -- англ?
     -- Англ, -- процедил Томас сквозь зубы, -- но он мог быть  и  скифом,
верно? Или руссом. Допустим, за три сотни лет можно доскакать куда угодно,
но как он переплыл море?
     -- А если по суше? -- предположил Олег.-- В обход?
     -- Британия со всех сторон окружена водой, сэр калика!.. Впрочем,  он
мог быть из старых англов,  что  не  перебрались  с  племенем  на  острова
Британии...
     Он умолк, остановился возле крупной глыбы черного  базальта,  похожей
на фигуру сидящего человека. При большом желании  можно  было  рассмотреть
щит и меч.
     Томас молча вытащил меч  из  ножен,  отсалютовал,  со  стуком  бросил
обратно в ножны. Лицо рыцаря было мрачным как  грозовая  туча,  синие  как
полевые цветы глаза потемнели. Олег перевел взор на рыцаря:
     -- Родня?
     -- Гаральд, -- ответил Томас значительно.
     -- А, просто знакомец...
     -- Гаральд, -- повторил Томас, повысив голос. Он смотрел с  некоторым
раздражением.-- Великий воин! Неужто в Роси о нем не слыхали?
     -- Не слышали.
     -- Пречистая Дева, как же вы живете на белом свете?
     -- Перебиваемся, -- лицемерно вздохнул Олег.-- Он тоже англ?
     -- Чистокровный! Однажды вывел все войско навстречу высадившемуся  на
побережье  вражескому  войску.  Была  величайшая  битва,   врага   разбили
наголову, однако в бою погибли сыновья Гаральда, братья и даже престарелый
отец, которого Гаральд очень  любил.  Он  один  остался  даже  без  единой
царапины, хотя сражался впереди своих  воинов...  Стало  ему  так  горько,
когда шел через необозримое поле, заваленное трупами,  что  сел  на  пень,
застыл в горестном раздумье, затем вовсе превратился в камень!
     Они уже удалялись от камня, Олег спросил уважительно:
     -- Видать, давно битва стряслась?.. Трупы воронье растащило.  А  чего
дрались в дремучем лесу?
     -- Сражались в поле, -- ответил Томас раздраженно.-- Лес потом вырос.
     Олег  окинул  взглядом  столетние  дубы,  мимо  которых  шли  могучие
разлапистые невинные цветы, и ядовитая трава, от которой  гибнет  скот,  а
земля становится бесплодной.
     -- Я еще понимаю, -- сказал он осторожно, --  как  мог  попасть  сюда
Дикий Охотник. Почему лесной черт говорит на староанглицком диалекте... Но
как сюда попал Гаральд?.. Ты  уверен,  что  битва  была  где-то  в  старой
Англяндии? Или даже в Британии?
     Томас косился огненным глазом, как рассерженный конь,  ждал  подвоха.
Олег предположил:
     -- Впрочем, если было  великое  переселение  племен  и  народов,  что
сокрушило старые империи Рима, то могли же сдвинуться и наши боги, демоны,
духи, призраки... Со временем меняются даже понятия добра и  зла!  А  наши
боги переходят из страны в страну, от народа к  народу,  меняются  сами...
Помню, как я был удивлен однажды, встретив  нашенскую  Жар-птицу  в  одной
стране за тридевять земель, где  жил  странный  народ  с  темно-коричневой
кожей!
     Оказывается, именно там их  гнезда,  их  родина,  а  к  нам  залетала
какая-то дуреха, охочая до дальних  перелетов.  Так  у  нас  и  прижилась:
понравилось блистать южными перьями среди северных снегов...
     Их разделила огромная валежина, потом прошли по обе стороны  могучего
дуба. Томас не слышал, что говорил калика, заинтересованно  посматривал  в
его сторону. Тот  внезапно  заорал,  указывая  рукой.  Томас  недоумевающе
повернул голову, на миг кровь застыла в  жилах:  на  него  мчался,  грозно
опустив голову, вепрь чудовищной величины!
     Он остро сожалел, что с ним нет верного копья, поспешно вскинул  руку
к рукояти меча. Вепрь летел, как выпущенная из катапульты глыба, маленькие
красные глаза горели лютой злобой, блестели  страшные  клыки  размером  со
слоновьи бивни!
     Томас расставил ноги шире, успел выхватить меч. Вепрь обрушился,  как
падающая скала: Томас ощутил резкую  боль,  с  силой  ударился  о  твердую
землю.
     В сторонке слышался грозный рев, ругань. Томас успел  повернуться  на
бок, как что-то со страшной силой  ударило  в  спину,  он  взлетел,  ломая
ветки, увидел вытаращенные глаза белки с бельчатами, перевернулся и тяжело
рухнул обратно на поляну, взвыл от удара.
     В двух шагах что-то орал калика. Томас с трудом повернулся,  чувствуя
себя искалеченным, истекающим кровью, на  него  навалилась  тяжелая  туша,
плеснуло горячей жидкостью.  Туша  вздрагивала,  дрыгала  ногами,  доспехи
скрипели. Потом туша сдвинулась, голос калики спросил рассерженно:
     -- Ты хоть жив?
     Томас с трудом приподнялся на локте. Кабан лежал в двух шагах в  луже
крови. Он был почти перерублен пополам, вторая глубокая рана зияла поперек
черепа, развалив его.
     -- Спасибо, сэр калика, -- сказал Томас с чувством.
     Калика стоял над ним бледный от ярости, в руках трясся  окровавленный
меч, глаза горели гневом:
     -- Дурень, чего застыл на дороге? Некуда отпрыгнуть?
     Томас сказал с достоинством:
     -- Сэр калика!.. Кабан бежал прямо на меня! Если отпрыгну, разве  это
не трусость?
     Калика задохнулся от ярости:
     -- Трусость?.. Ах ты благородны