к малой?
     -- А чем они различны?
     -- Малых ты несколько уже пережил, а большая наступит, когда с севера
вернется Большой Лед. Это такая льдина, верст шесть  в  высоту,  что  прет
себе и прет, стирая с лица земли леса,  холмы,  засыпая  реки,  болота,  а
потом промораживая под собой землю на версту вглубь... Аль я  тебе  о  ней
уже говорил?
     Томас шел следом, все еще натыкался на  выступы,  хоть  уже  и  реже,
немного воспрянул духом. Свет становился сильнее, а движение  воздуха  уже
чувствовалось всей кожей.
     -- Избавь меня от своих воспоминаний детства... Не знаешь,  куда  ход
выведет? Уже день, не хотелось бы вот на солнечный свет на глазах у  целой
толпы.
     -- Да брось ты!.. Не один ты голый, вон у меня как-то был козел...
     Томас фыркнул:
     -- Здесь нет достойных женщин, чтобы я прятал от них свои чресла.  Но
кроме дам здесь есть и стражи. А я только без меча чувствую себя голым.
     -- Да ладно тебе... В каменоломне уже все знакомо. И заботятся о нас.
Еду прямо на веревке опускают, как императорам.
     Свет становился ярче. Наконец блеснуло ослепительное  небо,  неровные
края скалы на выходе выглядели раскаленными. До выхода осталось не  больше
десятка саженей, но стены смыкались, обдирали плечи, бока. Томас  покрылся
липким потом от страха. Все тело кровоточило,  ссадины  саднило,  покрытые
грязью и кровью, замешанные на соленом поту.
     Он поморгал слезящимися глазами, заставляя их побыстрее привыкнуть  к
солнечному свету, осторожно выглянул.

     Глава 14

     Перед глазами была сухие стебли травы, ползали жуки и муравьи. Сильно
пахло клевером. Чирикали воробьи. Серые неопрятные глыбы наползали одна на
другую, как исполинские черепахи в брачный период, только что не  стонали.
Легкие ветерок посвистывал в стеблях, стряхивал перезревшие семена.
     За ноги что-то ухватило. Томас подпрыгнул от  неожиданности  и  сразу
увидел, что каменная россыпь находится неподалеку от стены  замка.  Калика
высунул голову следом, сказал саркастически:
     -- Разочарован?
     -- Ну, почему же...
     -- По роже  вижу.  Мечтал  вылезти  прямо  в  спальне  этого  ночного
дятла!.. Или хотя бы на кухне.
     Томас сказал с достоинством:
     -- Сэр калика, я нахожу эти инсвинуации в мой адрес неуместными. Если
и мечтал, то попасть в оружейную, куда утащили мой доблестный меч!
     -- Ну да, а пошто ухи  покраснели?  Да  еще  так,  что  о  них  можно
светильники возжигать. Вернемся?
     Томас спросил холодно:
     -- В каменоломню?
     -- Здесь холодно, -- объяснил Олег, -- есть нечего...  А  там  о  нас
заботились! Кормили. Работу давали... Ты  пригнись,  а  то  что-то  стражи
забегали. Ищут кого-то. Все-таки приятно,  когда  кому-то  нужен  на  этом
свете, кто-то ищет тебя... Совсем ты бесчувственный, сэр Томас!
     Томас не знал, что ответить: тон калики  был  уж  очень  серьезен,  а
славянскую душу понять трудно, лучше и не пытаться.  Зато  как  переползти
незамеченными через ров, а вода холодная и грязная, пахнет гадостно, потом
уйти в лес, что отсюда едва чернеет... Без чаши, без оружия, доспехов?
     Калика приложил ухо к земле, долго слушал, сказал удовлетворенно:
     -- Шустрый здесь народ... Уже погоня. Здесь даром хлеб не едят.
     Томас напрягся. Если люди  из  замка  пройдут  по  их  следу,  а  они
наверняка с факелами, так что не проползут, а пробегут, то двое безоружных
вряд ли устоят.
     Калика прислушивался, лицо смягчилось. Томас изнывал от нетерпения  и
тревоги. Долго не решался прервать размышления волхва, наконец заподозрил,
что тот думает не о спасении шкуры, а о спасении души, ищет новые  пути  к
Истине.
     Он проследил за его мечтательным  взглядом,  вздрогнул,  будто  сзади
пырнули шилом. Калика заслушался крохотного кузнечика, что  пиликал,  сидя
на стебельке перед его носом, свою нехитрую песенку! Кузнечик аж  трепетал
от вдохновения, верещал  счастливо  и  самозабвенно  --  наверняка  вокруг
сидят, разинув рты, зеленые кобылки, очарованные менестрелем с сяжками, --
но калика, калика! Вот и верь теперь, что ищет  пути  спасения  для  всего
человечества!
     Калика краем глаза уловил, как менялось лицо Томаса.
     -- Грубый ты человек. Душа должна раскрываться навстречу прекрасному.
     -- Сэр калика...
     -- Ладно, пойдем. Нет, поползем. Как червячки, только зад  сильно  не
вздымай, не вздымай. Вдоль стены,  сюда  не  смотрят,  а  затем  по  башне
наверх...
     -- Сэр калика, из меня плохой лазун, -- предупредил Томас. -- Мне эти
самые... убеждения мешают.
     -- Тогда ты и танцевать не умеешь? Ладно, я полезу сам, потом  затащу
тебя.
     -- Я и сам залезу, только скинь веревку.
     -- Скину, -- пообещал Олег. -- Оба конца!
     Они прокрались  под  стеной,  наверху  стражи  перекликались,  лениво
посматривали через выжженное и вытоптанное поле в  сторону  темного  леса.
Только  оттуда  может  появиться  опасность,  но   пока   одолеет   чистое
пространство, можно успеть собрать свое войско.
     Основание башни под тяжестью вдавилось в землю, хотя и  там  не  сыра
земля, а камни, скалы. Цепляясь за крохотные выступы, калика пополз вверх,
а, на взгляд  Томаса,  так  побежал  вовсе.  Неотесанные  глыбы  выступали
краями, даже не особо опытный лазун взобрался бы на самый  верх,  если  не
будет оглядываться вниз, а калика, судя по всему, мог брать призы на любой
ярмарке.

     Олег притаился за выступом, выждал, когда  страж  повернулся  спиной,
прыгнул и оглушил кулаком по голове.
     -- Снимай сапоги, -- прошептал он распростертому телу, -- и ножи  дай
сюда...
     Он торопливо сбросил веревку, выждал, пока дернули за конец, быстро и
сильно потащил наверх, перебирая руками так быстро, что Томас вынырнул над
краем стены, как пробка, выброшенная со дна моря.
     Вдвоем пробежали по верху стены, как два волка напрыгнули на  стража,
что только-только сел обедать, ободрали,  как  липку,  оставили  голого  и
связанного, зато Томас оделся и забрал оружие.
     -- В конюшню? -- предположил калика
     -- Что у тебя за страсть к конскому навозу, -- не понял Томас,  --  а
мой меч, доспехи, а сама чаша?
     -- Да ладно! Я думал, ты о них уже забыл.
     Солнце уже поднялось над башнями.  Они  быстро  спустились  на  крышу
подсобных строений, калика отыскал лаз на чердак, опустились в  темноту  и
крепкую, как рыбацкую сеть, паутину, замерли. Снизу доносился шум  прялок,
женские голоса.
     Когда глаза привыкли к темноте,  калика  прокрался  на  другой  конец
чердака. Томас путался в паутине, отплевывался, потом его едва не оставила
заикой кучка летучих мышей -- кто их только назвал мышами,  здоровые,  как
кабаны, едва не стоптали, как их крылья носят, хоть и кожаные.
     Калика  приподнял  крышку,  исчез  в  светлом  квадрате.  Томас   без
колебаний полез  следом.  Лестница  вела  в  большой  захламленный  чулан,
заставленный чуть ли не до потолка рухлядью. Томас  расчихался,  ступеньки
трещали так громко и отвратительно, что не только  сам  Томас,  но  и  его
краденые доспехи покрылись гусиной кожей.
     --  Куда  теперь?  --  спросил  калика.   Он   озирался   растерянно,
пригнувшись слегка, похожий на готового к прыжку зверя, в руке поблескивал
короткий нож из плохого железа.
     -- Я думал, -- удивился Томас, -- ты все знаешь!
     -- Тебе лучше знать как строят замки, что в них и где...
     -- Да разве это замок? Это какой-то каменный терем!
     -- Каменных теремов не бывает.  Их  тогда  зовут  уже  кремлями.  Или
кромлехами, как у вас в Британии... Интересно, правда? Ладно, потащимся по
этажам... или тут еще поверхи? Оружейная должна быть справа внизу, а покои
хозяина замка в левой башне. А чаша, скорее всего, попадет в сокровищницу.
     -- Нет, -- возразил Томас. -- Сперва она настоится  в  покоях  самого
главного мерзавца: побахвалиться должен. Знаешь, сколько наврет?
     Калика кивнул.
     -- Догадываюсь, я сам с одним таким иду...
     Он пробрался среди сундуков, скрынь и мешков к дверям. Томас, злой за
несправедливое обвинение, он в самом деле  брал  штурмом  башню  Давида  и
дрался на стенах Иерусалима, спросил язвительно:
     --  Неужто  нет  жажды  порыться?  Вдруг  да  какие  магические  вещи
отыщутся...
     -- Омниа мэа мэкум порто, -- ответил калика.
     -- Вот-вот, для таких же дьявольских заклинаний.
     Дверь заскрипела немилосердно. Похоже, властелин  замка  очень  редко
приходил в чулан. Даже если любил рыться в поисках магических вещей.
     Калика  остановился,  давая  глазам  присмотреться  к  свету.   Томас
нетерпеливо сопел в затылок, едва не слюнявил волосы. При попытке почесать
затылок калика сразу попал пальцами в его  раскрытый  рот.  Томас  гадливо
сплюнул.
     -- Ты где ими ковырялся?
     -- Все тебе скажи. Лучше не спрашивай.
     Он пробрался в дальний угол, отодвинул шкаф.  За  ним  была  потайная
дверь. Томас покачал головой. Калика знал, куда шел. Если такому учатся  в
отшельничестве, то понятно, почему в пещеры идет все больше  народу.  Если
его дядя Эдвин оставил боевого коня и меч ради вот такого умения,  то  его
причуда теперь хотя бы понятна...
     Эта комната была побольше, обставлена богато. Калика сразу прыгнул  и
прижал к стене перепуганную служанку. Томас быстро смастерил кляп,  калика
зажимал ей рот, вдвоем связали и  бросились  к  широким  дверям.  Служанка
извивалась в путах, ее тело было молодым и  зовущим,  а  глаза  возмущенно
следили за двумя сильными мужчинами. Оказывается, это  гнусная  ложь,  что
грабители жадно набрасываются на таких хорошеньких, не стоит даже морочить
себе голову, в ночных грезах воображая всякое, мир не таков,  а  настоящие
мужчины перевелись вовсе...
     Томас на ходу заглянул в шкаф  с  одеждой,  фыркнул,  чересчур  много
пестрого тряпья, вслед за каликой выскользнул за дверь. В коридоре  тускло
горели светильники, запах растопленного масла был горьковат.  Снизу  сонно
залаяла собака. Калика как огромная тень пронесся на цыпочках вдоль стены,
возле огромной  двери,  похожей  на  ворота,  остановился,  указал  Томасу
глазами.
     Они ворвались, как два быка. В просторной комнате было немало  вещей,
столов под стенами, но в самой середине стояла  кровать  с  балдахином  из
желтого шелка и с тяжелыми занавесями со всех сторон. Калика кивнул Томасу
на дальний стол, там стояла блистающая чаша, а сам бросился к постели.
     Томас поспешно отвернулся. Сердце замерло, словно вмороженное в глыбу
льда. На  глаза  навернулись  слезы.  Чаша,  сказал  он  себе  настойчиво.
Наконец-то  отыскал,  потому  и  слезы.  Слезы  благодарности  Всевышнему,
который вел, направлял его самого  и  его  руку,  как  и  все  члены.  Все
остальное тлен, в какие бы одежды ни рядилось...
     Он сорвал штору, завернул чашу,  стараясь  не  обращать  внимания  на
звуки, что доносились со стороны  постели.  Лучше  пусть  калика:  ему  не
обязательно  вызывать  врага  на  поединок,   раскланиваться,   обмениться
любезностями, соблюдать все правила вежливого обхождения с противником.
     Взгляд упал на тускло поблескивающее железо в углу. Томас подпрыгнул.
Ночной Сокол велел принести доспехи англа в свои покои! Пробовал  напялить
на свои тощие кости? И пытался поднять одной рукой его меч?
     Когда калика вернулся от постели, такой же невозмутимый, словно вылез
из-под одеяла, Томас был уже в своем доспехе. Калика затянул ему на  спине
ремни, стукнул кулаком.
     -- Вылитая перловица!.. Только перл из тебя, как из моего...
     Томас  косился  на  задернутый  занавес  постели.  Крови  оттуда   не
вытекало, но это не значило,  что  Ночной  Сокол  остался  цел.  Вместе  с
женщиной, если он допускает их в постель.
     -- Как там?
     -- Как должно, -- отозвался калика лаконично.
     -- Он... был один?
     Глаза калики  были  темно-зелеными,  словно  листья  клена,  а  голос
ровный, без эмоций:
     -- У него широкая кровать, но подушка одна. Похоже, он  не  допускает
баб в постель. Да и верно делает.
     -- Да, они все предают.
     Томас ощутил себя так, словно гора упала с плеч,  а  тяжелые  доспехи
стали невесомыми. Он не желал, напомнил себе строго, чтобы  хоть  какая-то
женщина пострадала. Даже если она делит ложе с этим  извергом.  Даже  если
она предательница. Калика  говорит,  что  они  все  предательницы,  но  не
убивать же их всех?
     Он постарался придать своему голосу сарказма:
     -- А ты так и пойдешь голым?
     -- Разве я голый? -- удивился калика.
     -- Ну, по европейским меркам.
     -- Какая в лесу Европа?
     Томас не решился напомнить, что они в замке, а не в лесу, хотя  замок
в самом деле посреди такого дремучего леса, что только  в  кошмарных  снах
видывал, а в любом лесу, росском или англском, медведь хозяин. Здесь же на
медведя похож калика. А в темноте особенно.
     Они выждали, пока  шаги  за  дверью  удалились,  --  утренняя  стража
обходила замок, -- выскользнули, на цыпочках перебежали  на  поверх  ниже.
Замок заполнялся голосами,  скрипами.  С  нижнего  этажа  потянуло  мясной
похлебкой, воздух оттуда поднимался влажный, полный запахов.
     Томас удивлялся как им удается пробираться  по  замку  незамеченными.
Если бы не отвращение калики к убийствам, которое Томас начинал понимать и
в чем-то при известных обстоятельствах разделять, то они  бы  усеяли  свой
путь трупами в лужах крови,  пробились  бы  вниз,  имея  на  пятках  толпу
размахивающей оружием стражей и  челяди,  а  во  дворе  их  бы  уже  ждали
набежавшие люди Ночного Сокола.
     А так они сумели пробраться, прячась и затаиваясь,  к  самим  входным
дверям. Лук калика все же захватил, не удержался... Со двора  в  щель  под
дверью тянуло холодным утренним воздухом.  Похоже,  за  ночь  выпал  иней.
Калика бесшумно подбежал, распахнул осторожно, поддерживая створку  снизу,
чтобы не скрипела. Томас выскользнул, остановился благоразумно. Когда дело
доходит до драки, калика хорош, еще как хорош, а если нужно  проскользнуть
незамеченным да еще по  дороге  зарезать  кого  втихую,  то  калика  вовсе
незаменим. В любом войске ему б цены не было. Знать бы,  в  каких  пещерах
этому учат...
     Выбирая тень, они от крыльца  пробежали  вдоль  каменной  стены,  при
малейшем звуке падая за бочки, телеги,  груды  корзин.  Конюшня  была  уже
близко, когда навстречу вышел, зевая и потягиваясь, огромный страж.  Глаза
его выпучились, он непонимающе уставился  на  бегущего  к  нему  рыцаря  в
блестящих доспехах и полуголого дикаря с красными волосами.
     Его рот начал раскрываться для истошного вопля, а  рука  метнулась  к
мечу. Томас с безнадежной яростью понимал, что на  крик  сбегутся,  а  тут
надо время, чтобы найти коней, оседлать, вывести, да еще как-то  пробиться
к главным воротам...
     Калика  на  бегу  взмахнул  рукой.  Послышался  глухой  стук,   страж
поперхнулся, из горла вырвалось  глухое  рокотанье.  Мгновение  он  стоял,
покачиваясь. На лбу появилось кровавое пятно, а булыжник упал под  ноги  и
покатился по плитам. Калика кивнул  Томасу,  промчался  мимо  и  пропал  в
раскрытой двери. Томас  подхватил  обмякшее  тело,  не  давая  с  грохотом
рухнуть, затащил в конюшню.
     Калика уже бегал  вдоль  конских  ясель,  выбирал.  Томас  крикнул  с
отвращением:
     -- Почему я?
     -- Железо не так пачкается.
     Томас  уложил  стража  в  канавку,  забросал  соломой.  Доспехи  были
забрызганы кровью так, словно  он  неделю  работал  на  бойне.  Похоже,  у
простолюдина столько же крови, сколько и у  благородного.  Калика  наконец
выбрал коней, быстро седлал, готовил мешки.
     Томас пучками соломы вытирал кровь, прорычал:
     -- Уже и зарезать по-человечьи не умеешь!  Чему  вас  только  учат  в
пещерах...
     Калика, не отвечая, исчез в глубине конюшни. Слышно было, как  падали
тюки сена, всхрапывали кони. Блеснул красноватый свет. Из дальнего  стойла
нерешительно выдвинулся конь, дверка была распахнута.
     Запыхавшись, калика выбежал с другой стороны. Желтая солома торчала в
рыжих всклокоченных волосах.
     -- Все! На коней и -- к воротам!
     Томас увидел, как красноватое пламя  охватывает  дальнюю  стену,  где
сена было до потолка. Немедля вскочил в седло, галопом  вынесся  во  двор.
Сонная челядь шарахнулась во все стороны. Раздались испуганные крики.
     Стражи у ворот дремали. Калика на полном скаку хладнокровно всадил  в
обоих по стреле. Томас, не слезая с седла, сбросил запоры с ворот. Раненым
стражам не до ворот, кричали и хватались за торчащие древка.
     Томас налег, ворота начали медленно отворяться. Спина его напряглась,
он  чувствовал,  как  арбалетные  стрелы  уже  прошибают  доспехи.  Калика
прогудел успокаивающе:
     -- Им пока  что  не  до  нас...  Удивляюсь,  как  можно  быть  такими
беспечными! Мало их  эта  ночная  сова  порола.  Окромя  сена,  там  полно
промасленных тряпок, да еще и бочка с дегтем почти полная. Не по-хозяйски!
     Копыта  звонко  стучали  по  замерзшей  почве.  Край  земли  озарился
оранжевым, солнце вставало медленно, неохотно. Иней  начал  исчезать,  под
конскими копытами серебристая земля почернела, обнажила грязь.
     Калика свернул с дороги в лес. Проскакали  немного,  снова  свернули,
потом сворачивали и петляли столько, что Томас уже вовсе не  соображал,  в
какую сторону едут. Наконец калика сказал с облегчением:
     -- Похоже, со следа стряхнули.
     -- Если они вообще за нами гнались, -- обронил Томас сумрачно.
     К нему снова вернулась подавленное настроение. Калика пожал плечами.
     -- Разочарован?
     -- Да нет, я думаю, им есть чем заняться.
     -- Есть.
     Томас покосился на калику. Встречный ветер трепал красные волосы,  но
на недвижимом лице не дрогнули даже ресницы. Он смотрел вперед спокойно  и
безрадостно, в отличие от молодого рыцаря не ожидая ни жар-птицы  впереди,
ни принцесс, ни сказочных богатств.
     -- Он... точно мертв?
     Калика буркнул:
     -- Увы, да.
     -- Почему увы?
     -- Один мой знакомый, мы  его  дураком  считали,  говорил,  что  убив
противника, мы проигрываем сами... Мы смеялись над ним. Лишь  в  последний
день мы увидели, насколько он прав...
     Томас раздраженно тряхнул головой
     -- Сэр калика, оставь премудрости. Если я убил в честном поединке, то
я победил, чтобы там ни возражали философы.  Хотя,  по-моему,  здесь  даже
философы не спорят. Я рад, что эта ночная ворона свое  получила.  Жаль,  я
сам не подержал его за горло! Ну ничего, в аду еще подержат.
     -- Что значит иметь всюду друзей, -- позавидовал калика.
     -- А вот эта, с лиловыми глазами... Где она, как ты думаешь?
     -- У женщин чутье, -- объяснил калика. -- Как у  зверей.  Знала,  что
сэр Томас как медведь разворотит все осиное гнездо,  побьет  ос  и  пожрет
мед... хотя какой у ос мед?.. Словом, пожрет  все,  что  найдет,  перебьет
всех, кого догонит, возьмет с собой все, что отыщет...  Потому  и  сбежала
раньше. Прихватив самое ценное.
     Томас пощупал мешок с чашей.
     -- Да?
     -- Ну, не знаю, не знаю... Может, в этой чаше не осталось святости. И
мощи. Учти, столько уже ехать с нами, да чтоб не запортиться!
     Томас встревожился, даже кровь отхлынула от лица.
     -- Сэр калика, ты не шути так страшно. Это что же,  все  мои  мучения
напрасны?
     Калика равнодушно пожал плечами.
     -- Никакое усилие на свете  не  бывает  напрасным.  Сизиф,  например,
развивал мускулатуру.

     Кони шли  резво,  день  был  сухой  и  теплый.  Томас  ехал  мрачный,
предавался размышлениям, в то время как его спутник  беспечно  посматривал
по сторонам, чесался, нетерпеливо ерзал в седле.
     -- Снова, как прежде, -- сказал вдруг Томас. Голос его  был  громким.
-- Только я и ты, сэр калика!.. Никаких баб, никакого предательства.
     -- Эт точно, -- подтвердил калика.
     -- Шахрай расписывал их красоту и прелести... А упомянуть забыл,  что
все  предательство  от  женщин!  Самсона  предала   Далила,   Г