рукой лоб, ответил быстрым испуганным голосом:
     -- Ты боишься боли... я боюсь высоты.  У  меня  все  обмирает,  когда
подхожу к краю пропасти. Боюсь до свинячьего писка, но так  и  тянет  туда
броситься. Внутри все  леденеет  от  ужаса,  а  ноги  все  равно  просятся
шагнуть...
     Он вздрогнул, обеими горстями  смахивал  крупную  испарину.  Олег  не
подал виду, что уловил зловещий подтекст. Черт, а он такой не один,  знает
о нем слишком много. Знает  слабые  места,  как  будто  здесь  кто-то  уже
готовится к его приходу.
     -- Веди,-- разрешил он,-- где твой Сатана обитает?
     -- Если ангелы на облаках,-- ответил черт,-- то наши -- в пропасти. И
чем главнее, тем глубже.
     Томас  хмыкнул,  черт  отшатнулся,  вдруг  да   снова   начнет   свои
сарацинские штучки, Томас же поправил перевязь, рукоять меча  торчала  над
левым плечом, гордо выпрямился. Лицо светилось молодой отвагой,  в  глазах
были боль и отчаянная решимость:
     -- Надо идти, Олег?
     -- Запомнил,-- сказал Олег с глубоким удовлетворением.-- А  говоришь,
от философии голова пухнет. Эй, тебя как зовут?
     -- Иаред, достойнейший...
     -- Ого! Не тот ли?
     -- Меня назвали в его честь,-- ответил  Иаред  скромно.--  Очень  был
великодушный и добрейшей души человек. Мухи не обидел!
     Олег сказал предостерегающе:
     -- Потому и вымер весь. А потомство пошло от его брата  Ноя,  тот  не
был добрейшей душой. Все понял?
     -- Понял,-- ответил Иаред упавшим голосом, вздохнул,-- а как было  бы
хорошо, если бы Ной утоп, а ковчег построил Иаред...
     Через несколько шагов впереди послышались голоса. Осторожно выглянув,
они с Томасом рассмотрели три широкие ямы  с  оплавленными  краями.  Возле
одной лежал старый хромой черт, сонный и вроде бы даже  пьяный,  там  было
тихо, возле второй ямы стоял ряд молодых чертей. Время от  времени  оттуда
пытался вылезли человек, черти с удовольствием втыкали  к  него  трезубцы,
Томас слышал отвратительный хруст, когда острое железо втыкалось в  плоть,
и несчастный с криком летел вниз.
     Возле третьей творилось что-то дикое.  Черти  стояли  в  три  плотных
ряда. Из норы постоянно выскакивали люди. Иные с помощью других ухитрялись
перескакивать через головы первого, а то второго  ряда,  но  их  доставали
трезубцы третьего. Черти в мыле, мокрые,  запыхавшиеся,  мускулистые  тела
лоснились от пота.  Все  лупили  трезубцами,  не  переставая,  передохнуть
никому не удавалось.
     Томас ахнул:
     -- Что здесь творится? Отвечай!
     Иаред проблеял услужливо:
     --  Не  извольте  гневаться,  ясновельможный!  В  этой  яме  казнятся
согрешившие иудеи. Подлые, гадкие, вы ж знаете!  Ну,  они  народ  дружный,
помогают друг другу. Когда один приподнимется на ступеньку,  сразу  других
тянет...
     -- А во второй?
     --  Там  европейцы,  ясновельможный.  Всякие  там  рыцари...   э-э...
доблестные  рыцари,  наделенные  всяческими   добродетелями.   Но   гордые
европейцы каждый сам по себе, потому выкарабкиваются в одиночку.
     Томас указал на старого черта, что дремал возле первой норы:
     -- А почему оттуда не лезут?
     -- Там славяне,-- ответил Иаред.
     Он умолк, словно уже все было понятно, но Томас грубо тряхнул его  за
шиворот:
     -- Ну и что? Не поверю, что славянам нравится в дерьме сидеть!
     -- Кому нравится? -- удивился Иаред.-- Просто у  славян,  особенно  у
русских, тоже одна особенность... Как только один начнет вылезать,  другие
тут же за ноги стаскивают обратно.
     Томас  покосился  на  помрачневшего  Олега,  сказал  грозно,  скрывая
смущение:
     -- Ладно, пошли дальше. Да не вздумай пикнуть! Враз зашибу.

     Глава 6

     Внезапно  быстро  потемнело,  Томас  успел  увидеть,   как   огромная
темнолиловая туча наползла на край луны, серебристый свет  мерк  с  каждым
мгновением. Олег сказал с досадой:
     -- Привал. На всю ночь.
     -- Олег, надо идти...
     -- Не видишь, туча надолго?
     В молчании, раздраженные и голодные, они выбрали место почти наощупь,
легли. Олег связал пленного Иареда, повозился, устраиваясь,  везде  камни,
там давит, тут колет, сказал еще раздраженнее:
     -- Давай, сэр рыцарь взглянем с этого утеса.
     -- Ты ж сам сказал, что ни черта не видно!
     -- А там звезды падают...
     Томас не понял, при чем тут  звезды,  но  поднялся,  заинтересованный
против воли. Калика взобрался на скалу, все равно хоть глаза выколи, Томас
готов был взорваться бранью, он не звездочет, к тому же и звезд нет,  одна
сатанинскаяя темень, но калика вдруг сказал негромко:
     -- Ничего, тот пернатый рассказал достаточно... Хорошо, что ты не дал
мне его прибить сразу. Я еще малость кожи  посдираю,  все  скажет!  И  так
всего пару ребер сломал, да глаз выбил,  а  он  уже  почти  всех  выдал!..
Правда, зубы уже повыламывал и ногти с пальцев посрывал... Сегодня к  утру
узнаем, кто за нами начал охоту...
     Томас раскрыл рот, калика заговаривается, но ощутил  предостерегающий
толчок в бок, поперхнулся:
     -- Гм... Да... Ты такой...
     -- Правда, с какой целью,-- продолжал калика,--  вряд  ли  такая  тля
знает, но нам главное узнать, кто...
     -- Точно,-- промямлил Томас, уже начиная понимать, что  Олег  говорит
для  ушей  пленника.  Правда,  непонятно,  зачем.--  Ты,  язычник,  любишь
мучить...
     -- Надо,-- вздохнул калика лицемерно. Томас чувствовал в темноте, как
он со смирением сложил ладони, будто собирался помолиться.-- Ох,  нам  это
очень надо.
     Томас прошептал одними губами:
     -- Что ты хочешь?
     -- Я связал его так,-- прошептал Олег,-- чтобы смог распутать узлы.
     -- Так он же сбежит?
     -- А он тебе нужен? Пусть бежит, зато тот, кто стоит за всем этим, до
утра должен успеть...
     -- Что успеть?
     -- Не понял? -- удивился Олег.--  Какой  же  из  тебя  король,  ежели
коварства в тебе меньше, чем на жабе перьев? Тот, главный,  явится  добить
нашего пленника. Того, в перьях. Пока мы не успели узнать имя главаря.
     Томас с осуждением покачал головой:
     -- До какой подлости додумался, надо же... И пленника добил, и  новую
добычу на дохлого живца ловить хочешь. Думаешь, этот горбатый такой дурак?
     -- А что делать, если мы двое такие умные?
     -- Умные? -- удивился Томас.
     -- А разве не мы сами полезли  в  ад?  --  в  свою  очередь  удивился
Олег.-- Это ж какими умными надо быть! Тихо, кажется, развязался... Дурак,
еще и выжидает. У меня уже шея затекла отворачиваться.
     Он с усилием выломал голыми руками острый выступ, подкинул  камень  в
руке. Голос был довольный и громкий:
     -- Вот этим я сейчас вспорю ему брюхо... Люблю  кишки  наматывать  на
свой посох!
     За их спиной послышался вскрик,  шорох  камешков,  топот  ног.  Томас
обернулся, засвистел как гончим псам, заорал:
     -- Лови!... Стреляй!.. Выпускай собак!.. Цербера!
     -- Куси! -- вскричал Олег.
     Топот ног стал таким частым, словно по камням застучал град, и тут же
утих, быстрая тень мелькнула в остатках лунного света вдали  на  перевале.
Томас не поверил глазам:
     -- Чтоб так бегать... Как же он свою жалкую жизнь ценит!
     -- И простолюдины жить хотят,-- пояснил Олег.-- Чудно, да?

     Когда в ночи послышались шаги, Томас запоздало потянулся к  мечу.  По
последней  минуты  не  верил,  что  калике  удастся   его   дикая   затея,
рассчитанная разве что на последнего дурака. Успел подумать смятенно,  что
и здесь хватает олухов, не только в Британии.
     Ночь была черна  как  деготь,  глаза  трещали  от  напряжения,  Томас
вглядывался в темень так, что глазные яблоки вылезли вперед  как  у  рака.
Единственный свет, багровый и  почти  затухающий,  шел  от  углей  костра.
Разглядеть удавалось только на  два  шага  от  костра,  и  Томас  едва  не
проглядел, как  из  темноты  высунулась  длинная  рука.  В  ней  блеснуло,
проступала темная фигура, что осторожно  наклонилась  над  грудой  камней,
заботливо  прикрытой  нижней  рубашкой  Томаса.  Нож   быстро   опустился.
Звякнуло. Фигура быстро выпрямилась.  Похоже,  неизвестный  мгновенно  все
понял, со сдавленным криком прыгнул обратно в темноту.
     Томас преодолел  оцепенение.  Метнулся  прямо  через  горящие  уголья
следом. Вломился во тьму, наткнулся на живое, ухватил в железные  объятия,
тут же в ухо проревел задыхающийся голос:
     -- Кого... давишь?
     -- Олег,-- воскликнул Томас.-- А где... это?
     -- Подо мной...
     Томас  выволок  слабо  сопротивляющееся  тело,  для  верности  ударил
железным кулаком, а когда притащил к костру, тот уже полыхал ярко,  калика
еще и еще подбрасывал заготовленные черные  камни.  Яркий  пурпурный  свет
упал на лицо пленника. Томас едва не выпустил из рук.
     На земле лежала, со страхом глядя  в  его  грозное  лицо,  миловидная
женщина.  Даже  красавица,  хотя  из-под  иссиня  черных  волос  выступали
короткие кокетливые рожки. Лицо было  тонким  и  благородным,  исполненным
изящества, на удлиненной  шее  испуганно  билась  жилка.  Из  одежды  лишь
широкий пояс и короткая юбочка, но из-за красного цвета кожи не  выглядела
обнаженной, к тому же от шеи через грудь шли синие полосы  цветной  глины,
исчезали под поясом, чтобы вынырнуть уже на длинных  стройных  ногах,  где
красиво выпячивались продолговатые мышцы.
     Калика грубо повернул ее, женщина вскрикнула  от  боли.  Томас  хотел
было вмешаться, рыцарь обязан защищать женщин,  но  умолк  в  затруднении,
видя как отшельник деловито наматывает на кулак длинный гибкий хвост.
     Затрещала кожа, женщина снова вскрикнула. Ее круглые от  ужаса  глаза
обратились умоляюще к Томасу. Он кашлянул, сказал в нерешительности:
     -- Неужто она... гм... была  послана?  Может  быть,  просто  случайно
наткнулась...
     -- На цыпочках, с ножом к руке,-- согласился  Олег.--  Видать,  здесь
все ходят по ночам. Кстати, почему по ночам? Здесь тоже ночью спят.
     Женщина  все  еще   продолжала   смотреть   умоляюще.   Томас   начал
отодвигаться в тень:
     -- Надеюсь, ты... будешь.... Как-то не слишком?
     -- Что ты,-- изумился Олег,-- только шкуру сдеру, глаза выколю, кости
переломаю, и жилы повытягиваю... но убивать не буду,  нет!...  По  крайней
мере, сразу. Разве что попозже, но и тогда медленно, я ж не зверь! -- если
еще будет жива...
     Томас сказал зябким голосом:
     -- Я пошел собирать уголь.
     -- Давай,-- поощрил Олег,-- ее ж надо будет на чем-то поджаривать.
     Томас скрылся с поспешностью,  а  Олег  повернулся  к  пленнице.  Его
зеленые глаза сузились, верхняя губа зло изогнулась:
     -- Ну?
     Она прошептала в страхе:
     -- Что ты хочешь?
     -- Имя,-- потребовал он.
     -- Ченнир,-- прошептала она.-- Он могучий маг! Его нельзя ослушаться.
     -- Верю,-- согласился он. Его зеленые глаза ловили малейшие изменения
в ее лице, трепет ресниц, застывающие на миг жилки,  трепещущие  ноздри.--
Где он?
     Она прошептала:
     -- Вам до него не добраться.
     Он сильнее намотал хвост, наступил на спину, потянул:
     -- Уверена?
     Затрещало, она вскрикнула:
     -- Доберетесь, доберетесь!.. Он близко, совсем рядом!  Если  пройдете
вдоль этой стены, там будет спуск...  А  внизу  нужно  отыскать  щель,  из
которой идет желтый дым. Он там, внутри...
     -- Все-таки женщины понятливее,-- сообщил ей Олег.
     Когда Томас вернулся, калика сидел  у  костра,  задумчиво  смотрел  в
уголья. На Томаса поднял печальные глаза:
     -- Хворост принес?
     -- Какой хворост,-- огрызнулся Томас.-- Ты ж сам говорил,  что  здесь
только уголь!
     Он вывалил возле костра груду черных камней. Глаза ищуще пробежали по
россыпи  багровых  углей,  калика  жарил  ломти  странно  белесого   мяса,
прислушался. Олег наколол ножом ломоть мяса:
     -- На. Очень вкусно.
     Томас отшатнулся:
     -- Ни за что!
     -- Тю на тебя,-- удивился Олег.-- Ну, как хошь... Я думал, у тебя  от
голода уже бабочки в глазах порхают.
     Он преспокойно съел и этот ломоть, остальное мясо присыпал пеплом:
     -- Пойдем. Надо отыскать спуск, а потом щель, откуда желтый дым.
     Они отошли на несколько шагов, когда Томас не утерпел:
     -- И как она...
     -- Не знаю,-- отмахнулся Олег. Наконец,  поняв  беспокойство  рыцаря,
буркнул.-- Там вблизи яма. Я связал, заткнул рот и спихнул. Развяжется  не
раньше, чем через пару дней, а мы будем уже далеко...
     Они прошли еще с сотню шагов, когда Томас спросил замедленно:
     -- А мясо... чье мясо ел?
     -- Ящерицу прибил,-- ответил Олег равнодушно.-- А что? Я ж не рыцарь,
чтобы перебирать... Я все ем. А ее мясо  прямо  нежнейшее,  сочное.  Твари
всюду приучились жить, даже здесь. Только у здешних ящерок мясо белее. Что
значит, солнца не видели...
     Томас поперхнулся слюной. Сожалеюще оглянулся на оставленный  костер.
Угли  приглашающе  багровели  под  серым  пеплом,  но  калика,   сытый   и
освеженный, шел быстро, почти бежал, и Томас лишь покрепче стиснул зубы.

     Еще одна туча пронеслась, обгоняя других и рассыпая искры.  Там,  где
эти горящие блестки  падали,  слышались  сухие  удары,  на  горных  камнях
вспыхивали  короткие  злые  огни.  Луна  сияла  огромная,  мертвенная,   с
убийственным холодом свысока взирала на мир смерти.
     Теперь свет был ярче, Томас рассмотрел подле камня, на который на миг
опустился перевести дух, отпечатки гигантских копыт. В голове  еще  гудело
от  удара,  а  тело  ныло,  медленно  отходя  от  боли,  но  плечи   зябко
передернулись, когда представил себе коня, чьи копыта  оставляют  в  камне
следы, как в мокрой  глине.  Он  сперва  даже  так  и  решил,  что  кто-то
проскакал по глине, которая потом застыла, а то  и  превратилась  вовсе  в
камень, к тому же отпечатки не  подков,  а  именно  копыт,  словно  скакал
степняк, но что-то сбивало с толку, он все рассматривал,  пока  калика  не
поднялся:
     -- Все. Долго сидеть на месте опасно.
     -- Думаешь,-- пробормотал Томас, осматриваясь,-- он успел позвать  на
помощь?
     -- Какая помощь... Он  сам  старался  прибить  нас  втихую.  Если  бы
заорал, сюда бы сбежались все черти, а ими кишит  вокруг,  сам  видел.  Но
дрался молча!
     Томас потащился, стискивая зубы, ибо в боку колет как ножом, одно-два
ребра сломаны, на ногу  хоть  не  наступай,  калику  слушал  вполуха,  сам
разбирайся с загадками, к тому же пошли  вдоль  гигантских  следов  копыт,
Томас невольно всматривался, наконец Олег озабоченно оглянулся:
     -- Не отставай, следопыт.
     -- Не пойму, -- пробурчал Томас тоскливо, -- не галоп,  не  рысь,  не
иноходь... Я думал, что в конях разбираюсь.
     -- Может быть, грунь, -- предположил Олег, он  даже  не  смотрел  под
ноги.
     -- Какая к дьяволу грунь! Копыта слишком разные. Я насчитал восемь! А
конь все равно один.
     Калика наконец изволил опустить взор, скользнул по отпечаткам:
     -- Так это Хермод скакал. Торопился освободить своего брата Бальдура.
На Слейпнире, понял?
     Томас озадаченно кивнул:
     -- Ага, ясно. На Слейпнире. За братом, тоже ясно.  Но  почему  восемь
копыт?
     -- Потому что восемь ног, -- удивился калика.
     -- Степняк?
     Калика пожал плечами:
     -- Вообще-то да... Их племя вышло из-за Дона, только не  британского,
а другого, азиатского. Но когда перекочевали на север...  через  всю  Русь
прошли!.. то из степняков  стали  настолько  оседлыми,  что  на  коней  не
научились садиться вовсе. Разве что Один все еще иной раз ездил  на  своем
Слейпнире, да сыну Хермоду позволял изредка... А вот старший сын уже вовсе
-- не поверишь! -- на двух здоровенных козлах.

     Глава 7

     Далекие удары тяжелых  молотов  раздавались  справа  и  слева.  Томас
чувствовал, что не сколько разыскивают  дворец  Вельзевула  --  у  дьявола
обязательно должен быть  дворец  с  множеством  слуг!  --  сколько  бредут
наугад. Калика часто останавливался, а если делал  движение  рукой,  Томас
послушно нырял в щель, затаивался с мечом наготове.
     Лунный свет был все так же слаб, но в этот раз темные  фигуры  чертей
шли так близко, что Томас мог  бы  дотянуться  до  любого.  Все  в  черных
доспехах, настолько закопченных, что ни единого блика, вооружены  топорами
на длинных рукоятях. Только у двоих щиты,  простые  деревянные.  Обтянутые
кожей. Впрочем,  он  помнил  из  рассказов  дяди,  что  у  славного  англа
Спартака, который поднял восстание в Риме,  щит  был  из  ивовых  прутьев,
покрытых корой дерева, как и  у  всего  его  войска.  Но  сумели  победить
римские легионы, так что простое вооружение чертей-латников еще не говорит
об их слабости.
     Томас проводил долгим взглядом массивные фигуры. Шлемы тоже только  у
двоих, простые, без личин или бармиц, конечно -- без гребня  и  перьев.  У
остальных настолько лохматые головы, будто рога торчат во все стороны.
     -- Не могу поверить... -- прошептал Томас.
     -- Во что?
     -- Что эти мерзкие рожи некогда были гордыми  ангелами  в  блистающих
доспехах. Которых Господь низверг за гордыню сверкающим копьем  на  землю.
Неужто хоть час терпел подле себя эти морды? Вон у того  страшнее,  чем  у
МакОгона!
     В темноте пробурчало:
     -- Низвергли, может быть и светлого... разве что с пятнышком размером
с маковое зернышко, а здесь во злобе и жажде отмщения  такое  наплодишь...
Да и сами низвергнутые... Злоба да жажда расквитаться могут  еще  и  не  в
таких чудовищ превратить! Помню,  один  мудрец...  его  считали  мудрецом,
когда возжаждал отомстить одному из владык, в такое превратился... Человек
и то опускается, а что хочешь от черта?
     Когда дробный перестук копыт удалился, Томас предложил:
     -- Рискнем короткими перебежками от меня до следующего дуба?
     Калика чему-то хмыкнул, сказал загадочно:
     -- Люблю людей в доспехах. Такое от них слышишь... Ладно,  только  по
краю котлована.
     Снизу поднимался тяжелый запах пота, испражнений. Стук превратился  в
неумолчный грохот, почва постоянно тряслась. Лунный свет серебрил  вершины
камней, а в самом котловане было темно. Они долго лежали, всматриваясь  до
боли в глазах, уже плавали цветные пятна от напряжения,  наконец  медленно
стало проступать копошащееся месиво человеческих тел. Тускло  поблескивали
кирки, молоты, часто вспыхивали короткие багровые  искры.  Томас  заметил,
что калика вслушивается в доносящийся снизу шум,  выуживая  крики,  слова,
жалобы, стоны.
     -- Что-то понял?
     --  Ерунда,--   отмахнулся   Олег.--   Это   тритонисты,   пальписты,
левоходники...
     -- Что-то? Говори по-человечески.
     -- Я и говорю, разве не понял?  Здесь  собрали  тех,  кто  поклонялся
тритону, когда надо было поставить жертву протею. Еще тех, кто обошел храм
Аспы слева, когда надо справа, кто  небрежно  затесал  кол  перед  статуей
Теплакенапа...
     Голос рыцаря в темноте прозвучал так рассерженно,  что  Олег  на  миг
увидел багровое свечение:
     -- Черт бы побрал... Какой тритон, какая Аспа?  Этих  несчастных  все
еще терзают?
     -- Как видишь.
     -- Но уже нет никакой Аспы!
     -- Как видишь,-- повторил Олег,-- никому не  нужно  прошлое.  Как  бы
высокопарно о нем не говорили. Эти люди заброшены. Мир изменился, законы и
мораль изменились... Их грехи даже ваша злая церковь не признает  грехами,
но они все еще терзаются в муках... И так будет.
     -- Но почему? -- прошептал Томас возмущенно.
     -- А никому не нужно прошлое,-- ответил Олег мертвым  голосом.--  Что
бы ни говорили. Как и мы будем не нужны новому  поколению.  Как  и  те  не
будут нужны следующим...
     Томас покачнулся от волны горечи:
     -- А как же, мол, без знания прошлого нельзя понять будущего?
     Калика отмахнулся:
     -- Умничают. Жрать-то всем хочется. В прошлом не было тех проблем,  о
которые расшибаем головы сейчас, так что опыт  прошлого  неприменим.  Так,
всего лишь история... Собрание анекдотов.
     Грохот молотов то приближался,  то  уходил  в  сторону.  Луна  иногда
пряталась надолго, в эти мгновения