о  острову,  ловил  и  давил  передними   лапами
трепыхающихся птиц, хватал страшной пастью.  Растерзанные  птахи  исчезали
вместе с перьями.
     Томас вскинул брови.
     -- Как он ест такую гадость?
     -- Организм требует, -- заметил калика равнодушно.  --  Для  летания,
наверно... Как собака иной раз траву жрет. Ну, как у вас тут?
     Томас отстранился, держал калику за плечи, глядя в  глаза.  В  глазах
волхва старой веры было понимание. А спросил просто так. Он сам лучше  них
знал, как и что у них. Сумел же как-то отыскать на богом забытом  островке
среди северного моря!
     -- Как удалось? -- спросил он негромко.
     -- Удалось? -- удивился калика. -- Неужто я уже стал похож на слабого
да ленивого?
     Томас  прикусил  язык.  Вспомнил,  что  когда  калика   желает   кого
оскорбить, то желает удачи. А сильным да умелым удача лишь  оскорбительна.
Они умеют добиваться успеха.
     Он внезапно вспомнил:
     -- Тебе один поклон велел передать.
     -- Кто? -- заинтересовался калика.
     -- Темный такой демон... Ночь была, не рассмотрел. Но мужик,  видать,
был когда-то крепкий. Когда я упомянул о тебе, сразу заинтересовался.  Что
значит быть с демонами в дружбе! А то и в родстве. Хоть потом тебе  гореть
в вечном огне, но пока что живешь в свое удовольствие.
     -- Как звали?
     -- Гм... Кажется, он сказал, что его имя Гот...
     Калика кивнул.
     -- Прав, это родня. А тебе этот демон... так ты его  назвал?..  вовсе
прапрадедушка.
     Томас вытаращил глаза.
     -- Этот демон... мой пращур?
     -- Тогда Христа еще не было, -- напомнил Олег. --  Значит,  все  были
демонами и язычниками. Начиная с Адама и  Евы.  Этот  демон,  как  ты  его
называешь, доблестный Гот, водил победоносные войска по нынешней Европе  и
вторгался в Азию. Великий герой был!
     Томас чувствовал себя польщенным. А Яра сказала ядовито:
     -- С собственным прадедом не поздоровался!
     Томас пробурчал посрамленно:
     -- Я ж не сарацин!.. Это им вера велит знать всех предков  не  меньше
чем до шестого колена.
     -- Сарацины чтят отцов, -- сказал калика  негромко,  --  иудеев  вера
принуждает к поголовной грамоте... а чему  конкретно  хорошему  учит  вера
Христа?

     Яра впервые видела близко такого огромного Змея. Ее пальцы дрожали  в
ладони Томаса, когда он помогал  взобраться  на  спину  чудовища.  Сапожки
скользили по гладким пластинам, Томас подхватывал, тащил, дважды его  рука
касалась ее груди, и Томас сам от неловкости дергался  так,  что  едва  не
ронял девушку Змею под ноги.
     Змей лежал сытый, осоловелый. Под ним было мокро, остатки  изжеванных
перьев. Птиц сожрал с потрохами, костями, когтями и клювами. Молодой  еще,
решил Томас. У его отца охотничьи собаки в щенячьем возрасте что только не
жевали!
     Калика проследил, чтобы Томас и Яра ухватились покрепче,  Томас  даже
привязал Яру к иглам гребня.  Оба  выжидательно  смотрели  на  калику.  Он
сказал: "Поехали!" и махнул рукой. Змей подвигал  спиной,  показывая,  что
услышал, все понял, вот уже  собирается,  вот  уже  разбегается,  вот  уже
летит, парит, несется под облаками во всю мочь...
     Яра услышала храп, сказала с наигранной бодростью:
     -- У моего отца был такой же хитрый мерин...
     --  Загнал  зверя,  --  сказал  Томас  сочувствующе.  --  Сэр  калика
безжалостен даже к зверью, а что говорить о людях? Ты  бы  знала,  как  он
меня достал своим "Надо идти!"
     Олег  потолкал  посохом  в  рогатую  голову.  Змей  сладко  жмурился,
поворачивал щеки, двигал ушами, подставляя новые места для чесания. Томас,
стремясь показать себя перед испуганной женщиной, перелез к калике,  огрел
Змея мечом, не вынимая из ножен, меж ушей, как большого кролика.
     Змей замурлыкал от удовольствия -- это было  похоже  на  рев  медного
быка. Яра затрепетала, как лист на ветру, прижала ладоши к  ушам.  Она  не
отняла их до тех пор, пока Змей не поднялся, встряхнулся, как собака после
купания. Ее швырнуло в сторону, ремень затрещал. Громко кричали и ругались
Томас и калика.
     Наконец Змей побежал широкими прыжками, все ускоряя  и  ускоряя  бег.
Яра дрожала, вцепившись в гребень. Земля мелькала  уже  быстрее,  чем  под
брюхом скачущего коня.
     Впереди в полусотне шагов показался быстро приближающийся край земли.
Она услышала, как вскрикнул Томас:
     -- Сэр калика!.. А сколько этой ящерице нужно для разгона?
     -- Шагов сотню...
     -- Моему коню достаточно десяти!
     -- Куда куцему до зайца.
     Яра вцепилась в иглу гребня до хруста в суставах. Змей несся тяжелыми
прыжками, край стремительно метнулся навстречу. Змей прыгнул в пустоту  --
у Яры остановилось сердце и отхлынула кровь от лица.
     Змей падал, но в  падении  с  ленцой  растопырил  кожаные  крылья  на
жестком каркасе костей и толстых жил, Яру  прижало  к  спине.  Змей  гулко
ударил крыльями по тугому, как сметана, воздуху, вздохнул так,  что  людей
подбросило, и пошел молотить крыльями часто и сильно.
     Яра старалась не отводить взор от спины калики, который  сидел  прямо
перед нею. Томас сидел сзади, одной рукой в железной перчатке  придерживал
ее за пояс. По бокам была пустота, а  когда  Яра  скосила  глаз  вниз,  то
побелела и поклялась больше никогда не глядеть в такую пустоту.
     Серое море, покрытое  мелкими  волнами,  находилось  далеко  внизу  и
ускользало назад, как раньше ускользала земля под брюхом скачущей  лошади.
Остров остался далеко позади, маленький и неприметный, а домики  выглядели
собачьими будками, потом уменьшились и пропали вовсе.
     Калика похлопал Змея  по  шее.  Тот  накренился,  круто  пошел  вниз.
Желудок Яры прыгнул вверх, а сердце оборвалось. Томас понял или ощутил  ее
состояние,  что-то  прокричал  в  ухо,  преодолевая  свист  ветра,  указал
железным пальцем.
     Змей снижался к  большому  острову,  а  может,  это  была  уже  земля
Британии, главного острова Оловянных островов. Там показались игрушечные с
такой высоты дома, городские стены, дороги, а когда Змей снизился еще, Яра
рассмотрела даже блестящий купол церкви.
     -- Что-нибудь важное? -- прокричал Томас.
     -- Пустяк, -- ответил калика. -- Надо захватить кое-что.
     Змей пронесся над полем, и Яра увидела крохотные  фигурки  людей,  те
задрали головы и указывали на них пальцами.
     Их тряхнуло, когда Змей обрушился на землю и побежал, выставляя перед
собой все четыре лапы, вспахивая воздух и землю. Яра  оглянулась,  услышав
треск, плечи ее передернулись уже не только от  пронизывающего  ветра.  За
Змеем тянулись борозды  вспаханной  лапами  земли,  где  сверкали  острыми
краями свежевзломанные валуны крепчайшего гранита!
     -- Слезайте, разомните ноги, -- предложил калика.
     Он спрыгнул, едва удержался на ногах, а Томас слез осторожнее: он  не
дикий скиф, а благородный рыцарь, ему недостойно  прыгать,  как  волосатая
обезьяна, да еще при какой-никакой, но все же даме... А если честно, то  в
таком доспехе не распрыгаешься, как зеленый кузнечик.
     Он снял Яру со  спины  зверя,  взяв  ее  под  мышки,  снова  нечаянно
коснувшись ладонями груди, но сердца их колотились  так  сильно,  что  они
просто не заметили, ну совсем не заметили и не обратили никакого внимания.
Хотя его пальцы дрогнули, а ее щеки заалели.
     Змей остался лежать, разбросав крылья и вытянув шею. Морду положил на
передние лапы. Яра боязливо отвела взгляд. Клыкастая пасть, где зубы,  как
ножи, да еще тут же под мордой страшные желтые когти каждый  с  наконечник
копья!
     Калика пошел, чуть прихрамывая, со Змея сигать -- не с печи,  хоть  и
без панциря. Впереди приближались массивные каменные плиты. Их можно  было
бы принять издали за надгробие, если бы плиты под тяжестью веков не вросли
так глубоко в каменистую землю.
     Томас и Яра смотрели,  как  волхв  ходит  вокруг  плит,  наклоняется,
трогает пальцами, губы шевелятся.
     -- Пойдем к нему, -- предложила Яра, -- а  то  этот  что-то  на  меня
смотрит...
     Томас покосился на Змея. Тот повернул к ним морду,  в  огромных,  как
тарелки, глазах медленно проступал голодный интерес.
     -- На тебя все смотрят, -- сказал Томас. -- Даже деревья и камни.
     Он сам не  знал,  почему  так  сказал.  Просто  само  сказалось.  Яра
посмотрела странно, затем опустила голову и быстро пошла к  калике.  Томас
поспешно шагнул следом. Самому не нравилось чувствовать на  спине  упорный
взгляд дракона, пусть даже это Змей, а не дракон..
     Калика  опустился  на  колени.  Взгляд  его  скользил  по  изъеденной
временем плите. Томас вытянул шею, смотрел через его плечо.
     -- Там кто-то погребен?
     -- Угадал.
     -- Человек?
     -- Теперь уже... нет.
     Томас всмотрелся в едва заметные  насечки  на  камне.  Дожди,  грозы,
ветры и вьюги почти отполировали плиту, через сотню-другую лет будет вовсе
как зеркало. А кто-то был уверен, что надпись останется навечно!
     -- Тоже неграмотный, -- заметил он с удовлетворением.
     -- Почему так?
     -- Думаешь, я не видел, какие бывают буквы!
     --  Гм...  латинские?..  А  сарацинские  видывал?  А  урюпинские?   А
неврские?... Ладно, помоги поднять этот камешек.
     Он вогнал пальцы в землю, нащупал что-то,  жилы  на  шее  напряглись.
Томас поспешно сунул пальцы в разрыхляющуюся землю, нащупал холодный  край
плиты.
     Вдвоем они потащили вверх. Яра пыталась ухватиться тоже, но калика  и
Томас -- один мотнул головой, другой  попытался  отпихнуть  ее  ногой,  --
отогнали: то ли, мол, рожать не будешь, то ли без сопливых скользко.
     Земля  трещала  и  осыпалась  крупными  обледенелыми  комьями.  Снизу
пахнуло могильным холодом. Донесся глухой вздох, и Томас едва  не  выронил
плиту.  Почудилось,  что  освобождают   древнего   демона,   накрытого   и
запечатанного тяжелой плитой по Божьему промыслу.
     -- Тяни, -- прохрипел калика. -- До чего же, зараза, крепко держит...
     Томас воспрянул духом.  Если  демон  держит  плиту  оттуда,  то  надо
тянуть, пусть хоть жилы рвутся, они совершают богоугодное  дело,  открывая
его темную нору божественному свету!
     Пыхтя и сопя, они отодвинули плиту и уронили ее  на  край  ямы.  Там,
выдолбленное в цельной скале из красного гранита,  похожего  на  застывшую
кровь, было широкое ложе. Но скелет  богатыря,  который  лежал  на  нем  в
старинном панцире, был шире и длиннее. Ноги свешивались,  длинные  руки  в
богатырских рукавицах, упав с ложа, опустились  на  пол.  Грудь  его  была
широка, как щит пешего воина, а справа от ложа, прямо  на  каменном  полу,
стояли золотые  кубки  и  кувшины,  пахло  дорогим  маслом.  Слева  стоял,
прислоненный к стене, такой огромный щит, что Томас ахнул. Человеку  такой
не поднять, но этот древний воин  явно  поднимал  его  одной  рукой.  Кожа
истлела, дерево рассыпалось в прах,  но  уцелел  бронзовый  обод  и  узкие
полоски из тусклого серого металла.
     Томас с изумлением посматривал на калику. Лицо волхва кривилось, губы
вздрагивали. Глаза слегка увлажнились. Он вздохнул тяжело, словно  вез  на
гору телегу с дровами.
     -- Снова свиделись, дружище... Ты был прав, я пришел к тебе.
     Медленно присел, взял обеими руками за  края  могилы.  Повис,  двигая
ногами в воздухе, наконец прыгнул. Кувшин хрустнул и рассыпался на  мелкие
черепки. Калика поднялся рядом с мертвым героем.
     -- Прости, но я чуть потревожу твой покой.
     Томас не выдержал, вскрикнул:
     -- Сэр калика! Может, не надо? Не знаю, что  можно  взять  здесь,  но
грабить могилы -- последнее дело!
     Яра поддержала:
     -- Олег, мы и без денег и оружия стоим больше, чем многие  с  мешками
золота.
     -- Надо...
     -- Золото? -- спросил Томас с неудовольствием.
     -- И золото не помешает, -- ответил калика отстраненно, -- но  золото
я отыскал бы и поближе.
     Он  осторожно  приподнял  голову  богатыря.   Тот   смотрел   пустыми
глазницами, но Томасу почудились багровые огоньки в темных впадинах.  Даже
в мертвом в нем, казалось,  осталось  больше  жизни,  чем  в  иных  живых,
которых он встречал как в Британии, так и по свету.
     Рука калики скользнула под спину усопшего, пошарила. Томас следил  за
лицом  волхва,   видел,   как   на   нем   появилось   чувство   глубокого
удовлетворения.
     Очень  медленно  рука  калики  начала  появляться   из-под   мертвого
исполина. Пальцы были  стиснуты  на  крестообразной  рукояти  меча.  Томас
затаил дыхание, потому что лезвие меча все  длилось  и  длилось,  а  когда
наконец показался узкий конец, Томас мог поклясться,  что  не  видел  меча
длиннее.
     Калика встал во весь рост. Меч в его руке внезапно вспыхнул  голубыми
искрами. Ржавая короста осыпалась, он заблистал радостно и  победно.  Лицо
калики осветилось, в нем  чувствовалась  сила,  превышающая  человеческую,
только в глазах не было ликования.
     Когда он вытряхнул золотые монеты из чаши в  карман,  Томас  протянул
ему руку. Калика ухватился, вылез, не выпуская  меч,  а  Томас  зашипел  и
подул на пальцы. То  ли  калика  сдавил,  не  рассчитав  силы,  то  ли  от
странного меча через калику хлестнула странная мощь...
     -- Как зовут этот меч? -- спросил он.
     -- Громобог.
     -- Странное имя.
     -- Хозяин этого меча однажды сразил... даже бога.
     Томас ощутил священный трепет. Любовь  к  оружию  в  крови  настоящих
мужчин, любовь к  хорошему  оружию  может  превозмочь  любовь  к  женщине,
власти, королевству, но что  может  сравниться,  когда  видишь  абсолютное
оружие?
     -- Кто им владел?
     -- Твой предок, -- ответил Олег просто. -- А теперь ты.
     Он протянул ему меч. Томас отшатнулся, смотрел  потрясенно.  Услышал,
как вздохнула Яра. Очень медленно опустился на одно колено, бережно принял
обеими руками меч своих предков, коснулся губами лезвия.
     -- Клянусь... -- сказал он дрогнувшим  голосом.  --  Клянусь...  Всем
сердцем и бессмертной душой клянусь...
     Он не мог продолжить, голос задрожал так, что боялся  сказать  слово,
но, похоже, его поняли. Как калика, так и Яра.
     -- Когда-нибудь я расскажу тебе, -- пообещал Олег.  --  У  него  была
страшная  и  красивая  жизнь,  полная  подвигов  и   печали...   любви   и
предательства... всего хватало, всего было с избытком!
     -- Как звали этого древнего героя?
     -- Англ, сын Гота.

     Глава 4

     Потрясенный, Томас молчал, будто на голову падали не  осенние  листья
со столетних дубов, а сами дубы. В ушах гудело, будто  деревья  падали  на
голову без шлема. Неужели он коснулся святыни святынь -- меча легендарного
прародителя всего племени, когда-то  крохотного,  а  теперь  уже  могучего
народа англов?
     Пальцы робко коснулись рукояти старинного меча. Голос был слабенький,
таким Томас никогда раньше не разговаривал.
     -- Этим мечом... все еще можно сражаться?
     -- Это не простой меч. Когда Англа положили в эту простую гробницу...
я когда-нибудь расскажу, почему мы похоронили его так просто... то, как ты
знаешь, герои не уходят из жизни, не сказав последних слов мудрости,  и...
Ладно, об этом тоже потом. Но даже в могиле герои остаются  героями.  Даже
свершают великие деяния.
     Томас слушал так, как не слушал никогда  даже  священное  писание.  В
этот момент с него можно было снять доспехи, отобрать чашу и даже  раздеть
догола на пронизывающем британском ветру.
     Калика сказал с уважительным удивлением:
     -- Я не знаю, как это ему удалось, у героя  свои  пути,  но...  часть
души Англа перешла в его любимый меч.
     Томас ахнул, с  бережной  опаской  коснулся  рукояти  меча.  Та  была
теплой, несмотря на встречный холодный ветер.
     -- Я его понимаю... Но что это значит теперь?
     -- Это честный меч. И от других требует того же.
     Томас смотрел непонимающе. Яра спросила тихо:
     -- Требует?
     -- С простым мечом бьется как меч простого воина. Когда  сталкивается
с зачарованным оружием, он... перестает быть таким простым!
     Когда  опустили  могильную  плиту  на   место,   Томас   благочестиво
перекрестился, не очень-то веря калике, что прародитель англов жил в такое
время, что Христа -- страшно подумать! -- еще не было  на  свете.  Но  все
равно, пусть почиет в мире и благодати. Даже если язычник.
     Томас мгновение постоял с опущенной головой, стараясь вспомнить слова
молитвы. Войсковой капеллан говорил, что латинских фраз одна иль две в его
пустой застряли голове, но то, что Томасу приходило на ум, мало напоминало
молитвы.
     К счастью, он услышал стук копыт.  Нет,  даже  звон  подков  тяжелого
рыцарского коня. Это было знакомо, и Томас, сразу повеселев, бросил ладонь
на массивную рукоять меча своего предка.
     -- Семеро!
     Калика прислушался.
     -- Скорее, четыре.
     -- Четверо из Семерых? -- спросил Томас, загораясь.
     -- Четыре копыта... Один конь.
     Томас прислушался, недоверчиво покачал головой.
     -- Слишком тяжело идет.
     Из-за холма на их каменистую дорогу выехал рыцарь на серой измученной
лошади. Сзади на крупе сидела молодая женщина.  Конь  выглядел  не  просто
усталым, он едва передвигал ноги.  Рыцарь,  завидев  на  дороге  Томаса  в
полном вооружении и Яру с луком в  руках,  опустил  забрало  и  взялся  за
копье.
     Томас поднял руку.
     -- Мы с миром!.. Не будет же драться доблестный рыцарь, когда у  него
за спиной дама?
     Рыцарь смотрел через плечо Томаса. Глаза его, было хорошо видно через
щель забрала, расширились, а из тесного шлема  вырвался  сдавленный  крик.
Женщина ахнула и закрыла глаза. Ее бледное лицо стало совсем белым. У  нее
были золотые волосы и лиловые глаза,  при  взгляде  на  которые  у  Томаса
подпрыгнуло сердце. Он узнал эти глаза, способные растопить самое  твердое
сердце. Оглянулся, но Яра с ее лиловыми глазищами была здесь, за спиной.
     -- Сэр рыцарь, -- сказал он твердо. -- Я полагаю, что вы похитили эту
даму. Если вы не дадите достойный ответ, почему она с  вами,  мы  скрестим
копья, а затем и мечи.
     Конь вздохнул, уронил голову почти до  земли.  Рыцарь  перекрестился,
что-то прошептал. Томас уловил несколько  слов  на  латыни.  Это  были  те
слова, которые он старался вспомнить только что. Томас остро пожалел,  что
не обучен грамоте. Попросил бы переписать.
     У рыцаря были голубые глаза, выглядел он сильным  и  крупным,  но  не
крупнее Томаса. Щит его был раздроблен в двух местах, конь прихрамывал.
     -- Мне не приходилось сражаться с демонами, -- проговорил он  слабым,
но исполненным решимости голосом, -- но я не отступлю.
     -- Где он видит демонов? -- удивился Томас.
     Он проследил за взглядом рыцаря. Там среди  камней  Змей  катался  на
спине, когтистые лапы что-то хватали в воздухе. То ли игрался, то ли давил
о камни змеиных блох.
     -- Это Пегас, -- объяснил Томас высокомерно.
     Рыцарь смотрел пристально и недружелюбно.
     -- Пегас был конем. Крылатым конем!
     --  Это  тоже  крылатый  конь,  --  сказал  Томас   с   еще   большим
высокомерием. -- Только зеленый... и ящерица. Большая.
     Рыцарь вытащил меч, раздробленным щитом прикрыл левую сторону  груди.
Голос уже перестал дрожать, обрел надменность:
     -- Неважно. Даже конь был языческим. Значит, противный нашему миру.
     Томас обнажил меч. Длинное, как оглобля, лезвие сверкало, на  нем  не
было ни пятнышка. Женщина за спиной рыцаря умоляюще воскликнула:
     -- Не надо драться! Я с ним по своей воле.
     Томас смотрел подозрительно.
     -- Это верно? Ты говоришь не потому ли, что страшишься за свою жизнь?
     Женщина воскликнула со странным смехом:
     -- Благородный сэр, в твоем  присутствии  любая  женщина  почувствует
себя в безопасности. Этот  рыцарь,  его  зовут  Тристан,  убил  дракона...
Маленького такого, с когтями, зубами и крыльями...  и  спас  целый  город.
Пегасик ел скот за  воротами,  путешественников,  бродяг  и  странствующих
рыцарей. Но сейчас он едва держится на ногах...  Драться  с  ним  было  бы
неблагородно. Я говорю о благородном р