снять с него доспехи!.. Если он ранен...
     Я не ранен, хотел ответить Томас, но язык от смертельной усталости не
повиновался. Плечо Яры было  сильное  и  от  прикосновения  к  нему  Томас
ощутил, как возвращаются силы. Он дышал часто, с хрипами,  но  теперь  уже
мог выталкивать горящим ртом какие-то слова.
     -- Победа!.. Я сразил Торкзельда!
     -- Томас, ты не ранен?
     -- Яра... что это было?
     Над  головой  раздраженно  прогремело,  словно  в   пещеру   уползал,
огрызаясь,  огромный  зверь.  Темное  облако  быстро   таяло   и   наконец
растворилось без следа.
     Меч в руке Томаса рассыпал белые радостные искры. С трибун  казалось,
что весь серебристый рыцарь окружен сиянием.
     -- Меч Англа -- меч воина, -- напомнила Яра. --  А  воины  не  терпят
колдовства.
     На поле выбежали оруженосцы, пажи, слуги. Торкзельда подняли,  кто-то
закричал сорванным голосом, полным ужаса:
     -- Великий и непобедимый Торкзельд мертв!
     Взоры собравшихся со всей Британии рыцарей, знатный людей,  торговцев
и свободных йоменов обратились к королю. Он  медленно  поднялся  на  ноги.
Такой же громадный, как Торкзельд, широкий в плечах, только  тяжелее  и...
много опаснее.
     Его горящий ненавистью взор,  как  раскаленное  лезвие,  воткнулся  в
победителя, который стоял над трупом его убитого сына. И  во  взгляде  его
было обещание гораздо более страшной смерти.

     Глава 10

     Они вернулись в замок на взмыленных конях. МакОгон остался  у  ворот,
отдавал приказы, укреплял вороты,  послал  подводы  в  окрестные  села  за
припасами, на случай если осада будет долгой, а что осада будет, никто  не
сомневался.
     К вечеру замок жужжал, как растревоженный улей. Все уже знали  о  том
подвиге, который совершили трое из замка,  и  о  том  переполохе.  Но  сэр
Торвальд ходил чернее тучи. Турнир окончился не так, как  он  рассчитывал.
Что предпримет король? Мстительный и своевольный, не терпящий прекословия,
разве такой простит гибель единственного сына?
     Начали  прибывать  подводы  с  ветчиной,  солониной,  мешками   муки,
пшеницы. Все  стаскивали  в  подвалы,  из  соседних  сел  пришли  кузнецы,
походные горны поставили прямо во дворе. Без всякого  зова  явились  около
двух дюжин рыцарей-соседей. С ними пришли опытные воины, около сотни. Сэру
Торвальду доложили, что через  два-три  дня  пришлют  помощь  владетельные
бароны, которых  теснят  приближенные  короля.  Бесчинства  короля  и  его
подданных  переполнили  их  чашу  терпения.  Нужен  только  вожак   --   с
возвращением молодого Томаса им оказались Мальтоны.
     Уже  к  ночи  загремели  звонко  трубы,  которые   заставили   Томаса
вздрогнуть.  Ворота  распахнулись,  въехала  группка  всадников.  Рядом  с
немолодым воином в богатой одежде ехала на красивой молодой лошадке  очень
юная девушка с золотыми волосами. Они были  убраны  под  вышитый  жемчугом
убор, глаза девушки были скромно опущены, но алые щечки горели.
     Калика быстро взглянул на Томаса. Тот, покраснев, беспомощно взглянул
на отца, на сэра Эдвина. Те переглянулись и, как сговорившись,  посмотрели
на Яру. Она сидела по другую сторону  стола,  смаковала  пирог  с  лесными
ягодами. Рядом калика своим ножом деловито резал жареного гуся на части.
     Наконец дверь распахнулась. Герольд стукнул о пол и провозгласил:
     -- Благородная леди Крижана, дочь барона....
     Его оттолкнули, и Крижана, как вихрь,  влетела  в  зал.  Ее  огромные
глаза сияли,  белые  нежные  руки  были  вытянуты.  У  Томаса  перехватило
дыхание, настолько она была хороша. На полголовы  ниже  Томаса,  она  была
стройная и легкая, ее фигура еще больше округлилась в нужных местах,  а  в
поясе она была настолько тоненькой, что ободок бокала мог бы  заменить  ей
пояс. Она вся выглядела нежной и чистой, как ангел.
     -- Томас!
     Томас едва успел выбраться из-за стола и подхватить ее. Она вцепилась
в него и вскарабкалась выше, как на дерево. С радостным визгом целовала  и
обцеловывала, отстранялась, чтобы  видеть  его  мужественное  лицо,  снова
прижималась счастливо.
     Все в зале цвели улыбками, видя  такое  неподдельное  счастье.  Почти
все.
     --  Я  так  счастлива...  Так  счастлива!  --  девушка  захлебывалась
словами, глаза ее сияли. -- Ты успел... ты спешил!.. Я бы и так  не  пошла
за него, но все равно так счастлива, что ты загнал коней, но успел за день
до свадьбы...
     Томас  краем  глаза  увидел,  что  Яра  смотрит  на  них  с  жестоким
выражением на лице. Она медленно  опустила  надкушенный  пирог  на  блюдо.
Калика ухмылялся, смотрел на молодого рыцаря, как смотрят на  канатоходца,
что идет по туго натянутой тонкой веревке между двумя высокими башнями.
     Отец улыбался от уха до уха. Глаза были просто подлые и хитрые. Томас
кое-как оторвал от себя Крижану, что цеплялась за него,  как  обезьяна  за
дерево, бережно  опустил  на  пол.  Она  поправила  прическу,  лишь  тогда
повернула сияющее лицо к присутствующим:
     -- Простите, сэр Торвальд!.. Простите, сэр Эдвин!
     От ее сияющего лица и глаз светлели лица присутствующих. Она  наконец
заметила калику и женщину в одежде воина.
     -- Это твои друзья?
     Томас сказал неуклюже:
     -- Да, леди... милая Крижана. Это вот мудрый отшельник из  славянских
земель, а это... гм... благородная Яра.
     Крижана светло и чисто улыбнулась им обоим.
     -- Приветствую вас! Спасибо, что прибыли  вместе  с  Томасом.  Дороги
кишат разбойниками, а втроем безопаснее. Если бы я знала, что по  прибытии
сразу ты отправишься на турнир, я бы обязательно поехала туда.
     Олег кивнул, Яра  смотрела  хмуро  и  зло.  Она  вытащила  свой  нож,
придвинула к  себе  ближе  блюдо  с  поросенком.  Крижана  улыбнулась  ей,
женщина-воин и должна выглядеть злой, повернулась к Томасу:
     -- Ты счастлив, дорогой?
     -- Дальше некуда, -- пробормотал  Томас.  Он  рванул  ворот,  в  зале
что-то  стало  так  жарко,  что  у  него  горели  уши,  полыхала  шея,  он
чувствовал, как по спине текут крупные, как жуки, капли пота.
     Крижана прижалась к Томасу, не чувствуя стыда, потому что все  знали,
как она ждет, и что будет, если он успеет вовремя.
     Отец приблизил губы к уху Яры, но  сказал  достаточно  громко,  чтобы
слышали все:
     -- Не правда ли, счастливая пара? Все ждут, когда они поженятся.
     Голос Яры был, как раскаленное железо, когда его опускают  в  ледяную
воду:
     -- Они обручены?
     -- С детства!
     -- Я никогда об этом не слышала, -- сказала она, и Томас увидел,  что
ее глаза из лиловых стали зелеными, а  воздух  заблистал  крохотными,  как
обломки стекла, искрами.
     -- Ну, -- выдавил он, чувствуя себя, как христианин в руках  сарацин,
-- забот было много,  кто  говорил  о  домашнем?  Да  и  не  носят  у  нас
обручальные кольца до того, как святой отец обручит в церкви.
     Яра сказала низким голосом, к которому примешивалось шипение змеи:
     -- Очень удобный обычай.
     -- Да в чем дело? -- возмутился он. -- У нас были стычки  с  врагами,
великанами, колдунами. Нас били, клевали, топтали, бросали в  темницы.  Мы
срывались с высоких башен, тонули в седых океанах, и алою кровью  своею...
гм... Разве было время говорить о мелких домашних делах?
     Глаза Крижаны стали тревожными. Она спросила робко:
     -- Неужто... неужто ты ни разу не упомянул обо мне?
     Сэр Торвальд сказал звучно:
     -- Я уверен, ты была в его сердце!
     -- В самой глубине, -- добавил сэр Эдвин.
     Томас простонал беззвучно. Крижана, ласкаясь, заглянула ему в глаза.
     -- А как же... ты обещал идти в бой с моим именем на устах... Ты взял
меня своей прекрасной Дамой Сердца...
     Стон внутри Томаса стал громче. Отец нагло улыбался от  уха  до  уха,
зубы выставил как крокодил.
     -- Так и было, -- сказал Томас затравленно. -- Просто я не кричал  об
этом на каждом углу.
     -- Томас!
     -- Ну что?.. Я безгрешен, как десять тысяч ангелов, что помещались на
острие иглы!
     Яра фыркнула громче. Крижана оглянулась на нее.
     -- А кто все-таки эта женщина? И почему ты все  время  оправдываешься
перед ней?
     Томас хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная штормом на  берег,  а
шторм был нешуточный. Дядя скалил зубы, отец улыбался хитро и противно.
     -- Разве я оправдываюсь?
     -- Ты все время оглядываешься на нее!
     -- Я вообще молчу, как калика... как рыба об лед!
     -- Я вижу, -- сказала она таким жалобно-обвиняющим тоном, от которого
у всех сжалось сердце, -- что пока я ждала его годы и годы, он скитался по
восточным землям, искал утех встречных женщин, не  пропускал,  как  теперь
вижу, ни одной девки...
     -- Девки? -- спросила Яра опасно спокойно.
     -- Это у него от меня, -- сказал отец гордо  дяде.  Улыбка  раздирала
рот. -- Я умел!  Но  дети  пошли  хлипкие.  У  Томаса  скоро  и  последняя
ускользнет, как песок меж пальцев.
     Томас  метнул  на  "пророка"  гневный  взгляд.  Слезы  заблестели   в
прекрасных глазах юной невесты.
     -- Я ждала... Я  так  ждала!  Мой  рыцарь  был  самый  смелый,  самый
отважный. Он придет и спасет меня... Но когда пришел, он уже был с пожилой
женщиной....
     Томас искоса бросил взгляд  на  Яру.  Она,  похоже,  поперхнулась,  и
некому постучать по спине: лицо угрожающе побагровело,  глаза  полезли  на
лоб. Ее голос был таким тихим и тонким,  словно  вылезал,  обдирая  ногти,
из-под упавшего дерева:
     -- Пожилой?
     -- Что  мне  теперь  делать?  --  вопрошала  Крижана.  Слезы  наконец
прорвали запруду и брызнули,  потекли  жемчужинами  по  прекрасным  нежным
щекам. -- Я  готовилась  растить  его  детей,  воспитывать  их  такими  же
отважными и благородными, как их отец...
     Она с мольбой обратила свои лучезарные глаза,  ныне  озера  слез,  на
Томаса. Ее нежные руки поднялись чуть  и  застыли,  не  решаясь  коснуться
Томаса. В глазах была боль.
     -- Томас... сэр Томас...
     Томас чувствовал себя распятым над костром. Голым. А пламя  прижигает
так, что...Он мог водить войска в  бой,  сам  сражался  отважно  и  умело,
встречал врага грудь в грудь и не отводил взгляд  даже  от  страшных  глаз
василиска. Но сейчас топтался на месте, наконец выдавил:
     -- Ну... гм... ну...
     Отец, чья хитрющая рожа едва не лопалась  от  усилий  сдержать  смех,
сказал дяде самым серьезным голосом:
     -- Как мне нравится его скупая мужская речь!
     Кто-то из гостей на цыпочках, пятясь,  отыскал,  как  сарацин,  задом
дверь и выскользнул из зала.  За  догадливым,  им  оказался,  как  всегда,
управляющий МакОгон, -- надо ему повысить жалование,  подумал  отец,  пока
сам не повысил другими путями, -- спешно последовали, отводя взоры и пряча
усмешки, другие.
     -- Томас, -- потребовала она уже едва не плача, -- почему ты молчишь?
     -- Ну... -- промямлил Томас, -- я... гм... ну...
     Отец гордо оглянулся на дядю.
     -- Настоящий рыцарь! Я ж говорил: главное -- владеть мечом.
     Олег посматривал на Яру. Она резала молочного  кабанчика  так,  будто
вместо него видела другое нежное горло, даже не  заметила,  что  вместе  с
дичью развалила пополам и бронзовое блюдо и вовсю пилит стол. А нож держит
так, будто готовится метнуть.
     -- Сэр Томас! -- Крижана наконец топнула ногой и  гордо  выпрямилась.
Мокрые дорожки еще блестели на щеках, но влажные глаза  смотрели  достойно
дочери могучего барона. -- Ты мне все еще не ответил!
     -- Ну, -- сказал Томас так, будто трудился в  каменоломне.  --  Это..
гм... я же что?.. ну...
     Отец в полном восторге ткнул ученого дядю кулаком в бок.
     -- Он скоро и писать разучится!.. А там, глядишь, и корону  примерять
можно...
     Яра грохнула рукоятью ножа о стол.  Все  обернулись,  она  встала  --
гордая, свирепая,  с  ярко-зелеными  глазами.  Вид  у  нее  был  настолько
внушительный, что все разговоры и перешептывания разом оборвались.
     Голос был сильный и властный:
     -- Давайте сперва закончим с тем, о чем сэр Томас едва не позабыл.  С
чашей! Олег говорит, что ее нужно отвезти к развалинам древнего языческого
храма. Это можно  сделать  сегодня.  Мне  бы  хотелось...  Очень  хотелось
сегодня же выехать в обратный путь.

     Утром на рассвете Томаса разбудил МакОгон. Суровое лицо старого воина
было хмурым. Он кивком велел одеться, Томас послушно  бросился  напяливать
на себя одежду и доспехи. МакОгон, хоть и был пришлым наемником, но служил
в замке много лет, был его наставником в воинской науке, и Томасу в голову
не приходило ослушаться.
     -- В Стоунхендж?
     -- Какой Стоунхендж! -- буркнул МакОгон. -- Они обложили весь  замок.
Мышь не проскользнет. Теперь вышли из леса, продвигаются к стенам.
     Томас бросился к окну. За решетками ничего  не  было  видно.  МакОгон
прогудел сзади:
     -- Я еще вчера оставил людей на дорогах. На всякий случай. Вернулись,
говорят, что со всех сторон подходят войска верных королю людей.
     -- Но как он мог так скоро? -- пробормотал Томас.
     -- Значит, готовился давно и выступил еще два-три дня назад. Когда ты
был еще за морем. Так что с чашей придется повременить.
     В северной башне братья Мальтоны уже стояли у  зарешеченного  окошка,
смотрели. Сэр Торвальд обернулся к  вошедшим  Томасу  и  МакОгону,  кивком
ответил на приветствие, движением руки отправил к окну.  Через  решетчатое
окно   видно   было,   как   из-за   деревьев   выходят   ровными   рядами
легковооруженные воины, большей частью -- лучники, пращники,  арбалетчики.
За деревьями поблескивала сталь рыцарских доспехов.
     Сэр Эдвин покачал головой:
     -- Нас опасаются. Они  несут  огромные  щиты,  чтобы  избежать  наших
стрел.
     Он высунулся из окна, протрубил в рог. Стражи забегали, бросились  на
стены. Сэр Торвальд покачал головой.
     -- Нас мало, придется поспевать  везде.  Я  возьму  на  себя  оборону
главных ворот. Эдвин, тебе придется отложить свои книги и снова взяться за
меч... Еще не забыл, как им пользоваться?
     -- Вспомню, -- пообещал сумрачно Эдвин. -- Это что-то  доброе  трудно
вспомнить, а такое...
     -- Томас опытен в боях с сарацинами, -- продолжал сэр Торвальд, --  и
возьмет на себя защиту наружных  укреплений.  Он  молод  и  быстр,  сумеет
отступить, когда они прорвут внешнюю стену,  а  они  прорвут,  а  мы  свои
старые кости таскаем уже не с такой прытью. МакОгон будет со своими людьми
защищать восточную  стену.  Надо  помнить  одно:  нас  так  мало,  что  мы
постоянно должны видеть, что творится у соседа, и поспевать на помощь.
     Из окна видно было, как быстро воины короля перебегали  от  дерева  к
дереву,  укрывались  за  кустарником,  окружали  замок.  Томас  и   рыцари
разошлись, каждый увел с собой свою группу воинов.
     Яра с тревогой наблюдала, как замок окружили, как прекратилась суета,
все заняли свои  места.  Наступила  щемящая  тишина,  затем  неожиданно  и
страшно прогремел боевой рог. Она узнала, хотя никогда не слышала,  сигнал
к штурму.
     В ответ со стен затрубили во всю  мочь,  ударили  в  медные  литавры,
поднялся шум и крик. Орали и гремели оружием с двух сторон, но на  приступ
пока никто не ринулся. Осаждающие выпустили стрелы из арбалетов,  а  когда
принялись перезаряжать, вперед выступили  стрелки  из  луков  и  принялись
осыпать стены градом тяжелых  стрел,  длинных  и  оперенных,  с  булатными
наконечниками.
     Она услышала крики и ругань, стрелы иногда залетали в узкие  бойницы,
трое были ранены, а одному стрела попала в глаз, он упал замертво.
     Часть защитников замка, укрывшись на крыше за щитами, умело  отвечала
из луков, арбалетов, метала  камни  из  пращи.  Нападавшие  несли  большие
потери, ибо защитники выбирали мишени лучше и точнее.
     Замок был окружен таким количеством лучников, что от летящих стрел  у
Яры рябило в глазах. Она чувствовала  себя  беспомощной,  ибо  против  них
двинулась вся Британия, а что может  горстка  защитников  полуразрушенного
замка?
     -- Когда же кончатся у них стрелы! -- вскрикнула она. --  Похоже,  их
подвозят на телегах!
     -- Зачем? -- возразил волхв. -- Стрелами да камнями из  пращ  немного
сделаешь даже против таких ветхих стен. Если бы они  только  стреляли,  то
спать можно было бы спокойно.
     -- Да? А осада?
     -- Такому огромному  войску  надо  что-то  есть  и  пить.  Они  скоро
разбредутся.
     -- У них хватит сил, чтобы треть отправить на грабежи окрестных  сел,
трети дать отдых, а третью осаждать замок непрерывно, не  давай  нашим  ни
спать, ни есть!

     Два рыцаря огромного роста, действуя плечом к  плечу,  вели  отряд  к
внешней ограде. Они, одолевая сопротивление,  валили  частокол,  подрубали
столбы, забрасывали остатками  забора  пересохший  ров.  Прорубив  широкую
брешь в ограде, прорвались было к самой стене, но затем Яра  увидела,  как
распахнулись ворота, выметнулся на тяжелом коне рыцарь в сверкающей броне.
На шлеме развевался пышный плюмаж из страусиных перьев.
     Он повел за собой совсем небольшой отряд.  Натиск  их  был  настолько
страшен и стремителен, что нападавших потеснили, оба рыцари  шатались  под
ударами Томаса, отступали шаг за шагом. Напрасно они призывали  держаться,
люди короля падали, как переспелые груши, а  когда  двое  остались  против
Томаса, даже их объединенная мощь дала трещину.
     Яра вскрикивала  от  счастья,  бледнела,  сжимала  кулачки,  визжала,
подпрыгивала, закусывала губки. Калика, даже не выглядывая в окно, мог  по
ее лицу сказать, что и как происходит за стеной.
     Вот Томас наступает, вот  он  оступился,  вот  наносит  три  страшных
удара, от которых противники шатаются, как тростник на ветру...

     Сломив сопротивление, люди короля прорвались за  ограду.  Горстку  во
главе с Томасом  прижали  к  стене,  а  другие  поспешно  несли  лестницы,
приставляли к стенам, торопливо карабкались. Стена здесь  была  невысокой,
некоторые даже лезли друг на друга, становились на плечи, третий  уже  мог
ухватиться за край стены.
     Со стен  сбрасывали  камни,  бревна,  лили  кипящую  смолу.  Лестницы
рубили, отталкивали баграми.  Раненых  оттаскивали,  на  их  место  с  той
стороны рва перескакивали новые  бойцы.  Рога  ревели,  не  умолкая.  Звон
оружия заглушал крики раненых, угрозы и брань.
     Наконец защита на стенах начала ослабевать, но пыл  нападавших  остыл
чуть раньше. Под стенами везде лежали горы трупов, иные  воины  с  жуткими
ранениями отползали, волоча перебитые ноги и вывалившиеся кишки,  лестницы
были сломаны тяжестью падающих  тел.  Новые  не  решались  карабкаться  по
трупам своих товарищей, а уцелевшие в яростном  натиске  теперь  пятились,
отступали, держа перед собой разбитые щиты.

     Олег был на стене замка,  под  которой  кипело  лютое  сражение.  Под
стрелы не высовывался, но особенно и не прятался. У  калики,  как  заметил
МакОгон, было чутье опытнейшего  воина.  Он  чувствовал,  откуда  и  когда
полетит стрела, где будет схватка, куда враг нанесет основной удар, а куда
обманный.
     -- Дьявол! -- вскричал МакОгон рассерженно. -- Они все еще  бьются  в
ворота, а у нас кончились камни, бревна и даже кипящая смола!
     Олег свесил голову, поглядел на  ворота.  Там  с  дюжину  здоровенных
воинов били тараном в окованные железом створки. Те трещали и прогибались.
Одна доска уже лопнула, оттуда высунулось острие копье, кольнуло одного из
бьющих тараном. Тот заорал,  а  воины,  охраняющие  таранщиков,  мгновенно
метнули в дыру дротики. Оттуда донесся крик.
     -- Пусть святые помогут, -- буркнул калика.
     МакОгон огрызнулся:
     -- Пусть священник молится! Мы потом, ежели уцелеем!
     -- При чем тут молитвы, -- удивился  калика.  --  Я  говорю  про  эти
изваяния.
     МакОгон проследил  за  его  взглядом.  Над  стеной  на  крыше  стояли
массивные статуи из камня. У  них  были  строгие  худые  лица,  но  весила
каждая, судя по массе, с доброго рыцарского коня в доспехах  и  с  рыцарем
вместе.
     -- Ты предлагаешь...