рживавшийся  своих
предвзятых суждений,  он  слал  телеграммы,  доклады  и  письма  в  огромных
количествах  и  невероятной  длины.  В   них   сто   раз   повторялись   его
необоснованные  взгляды  и  суждения.  Достаточно  глупый,  чтобы  считаться
опасным, и достаточно неглупый, чтобы считаться неопасным, он  был  типичным
неудачником". (Нэмир Л. Б. В нацистскую эру, с. 162.) - Прим. авт.}.
     На Европу опускался вечер 31 августа 1939 года. В  это  время  немецкая
армия численностью в полтора миллиона человек  начала  движение  к  исходным
рубежам на  польской  границе.  Все  было  готово  к  нападению,  и  Гитлеру
оставалось лишь состряпать пропагандистский трюк, чтобы оправдать  в  глазах
немецкого народа агрессию.
     Необходимо было дать людям объяснение. А Гитлер не без помощи Геббельса
и Гиммлера слыл крупным специалистом в этом деле. Я был в это время на улице
среди простых людей. Наутро я записал в своем дневнике: "Все  против  войны.
Люди открыто об этом говорят. Как может  страна,  население  которой  против
войны, начать войну?" Несмотря на мой опыт, приобретенный за  годы  жизни  и
работы в третьем рейхе, я задавался таким наивным вопросом! Гитлер прекрасно
знал ответ на него. Разве не он неделей раньше обещал своим  генералам,  что
"объяснит с пропагандистской точки зрения причины начала войны",  и  убеждал
их не задумываться, будет это правдой или нет? "Победителя, - внушал  он  им
тогда, - не будут спрашивать, правду он говорил или  нет.  Для  войны  важна
победа, а не правота".
     В 21.00, как  мы  знаем,  все  радиостанции  Германии  передали  мирные
предложения Гитлера.  Во  время  радиопередачи  они  казались  мне  довольно
разумными. О том, что предложения эти никогда не были  представлены  Польше,
разве что неофициально в туманных выражениях о них сказали англичанам, и  то
менее чем за двадцать четыре часа до  передачи,  просто  не  упоминалось.  И
действительно, пространное заявление, которое было  зачитано  в  передаче  и
объясняло  населению  Германии,   как   ее   правительство   исчерпало   все
политические средства сохранить мир, показало, что  канцлер,  опять-таки  не
без помощи Геббельса, нисколько не утратил искусства мистификации. Когда  28
августа британское  правительство  предложило  свои  посреднические  услуги,
правительство Германии на следующий день ответило:
     "...Несмотря   на   скептическое   отношение   к   желанию    польского
правительства прийти к взаимопониманию, оно объявляет о своей готовности  во
имя мира принять посреднические услуги Великобритании или ее предложение.
     ...Оно считает... чтобы избежать катастрофы, эти действия  должны  быть
предприняты  без  промедления.  Оно   готово   принять   лицо,   назначенное
правительством Польши, до вечера 30 августа при условии, что это лицо  будет
уполномочено не только принять участие в обсуждениях, но и вести  переговоры
и подписать соглашение.
     Вместо сообщения о том, что прибывает полномочный представитель, первым
ответом на свое  стремление  к  пониманию,  который  получило  правительство
рейха, было сообщение о мобилизации в Польше...
     В  то  время  как  правительство  рейха  не  только  заявляло  о  своей
готовности  начать  переговоры,  но  и  действительно  было   готово   вести
переговоры, с польской  стороны  следовали  увертки  и  ничего  не  значащие
заявления.
     После демарша, предпринятого послом Польши, стало еще яснее, что он  не
обладает  полномочиями  не  только  на  ведение  переговоров,  но  даже   на
обсуждение.
     Таким образом, фюрер и  правительство  Германии  в  течение  двух  дней
напрасно прождали представителя Польши.
     При сложившихся обстоятельствах правительство Германии сочло,  что  его
предложения  были  и  на  этот  раз...  отвергнуты,  хотя  оно  считало  эти
предложения в  той  форме,  в  какой  они  были  представлены  правительству
Великобритании, более чем справедливыми и вполне реальными".
     Для того чтобы пропаганда была эффективной, нужно  нечто  большее,  чем
слова, - это Гитлер и Геббельс знали по опыту. Для этого нужны  делая  пусть
даже сфабрикованные. Убедив немцев (а автор этих строк может подтвердить это
как очевидец) в том, что поляки отклонили "великодушные" мирные  предложения
фюрера, ему оставалось  только  сфабриковать  дело,  чтобы  "доказать",  что
первой на Германию напала Польша.
     К этому, как известно, немцы тщательно готовились по  приказу  Гитлера.
Уже шесть дней как Альфред Науйокс, интеллектуальный злодей-эсэсовец, ждал в
Глейвице, близ польской границы,  сигнала,  чтобы  организовать  "нападение"
поляков на расположенную там немецкую радиостанцию. План претерпел некоторые
изменения. Эсэсовцы,  переодетые  в  польскую  военную  форму,  должны  были
спровоцировать стрельбу, а в качестве  "жертв"  предполагалось  оставить  на
месте происшествия  одурманенных  наркотиками  узников  концлагеря,  которым
организаторы   операции   подобрали   выразительное   название   "консервы".
"Нападений  поляков"  планировалось  организовать  несколько,   но   главной
призвана была стать операция в Глейвице.
     Из письменных показаний Науйокса в Нюрнберге: "В полдень 31  августа  я
получил кодированный приказ Гейдриха, предписывавший произвести нападение  в
восемь часов того же  вечера.  Кроме  того,  для  выполнения  этого  задания
Гейдрих велел обратиться к Мюллеру за  "консервами".  Я  так  и  поступил  и
попросил Мюллера доставить человека к радиостанции.  Привезли  мужчину  -  я
приказал положить его возле входа. Он был жив, но находился без  сознания...
Я не обнаружил у него  никаких  огнестрельных  ранений,  но  лицо  его  было
вымазано кровью. Он был одет в гражданскую одежду.
     Мы захватили, как было приказано,  радиостанцию,  вышли  на  три-четыре
минуты в эфир {Текст речи на польском языке набросал Науйоксу Гейдрих. В ней
содержались подстрекательские  выпады  против  Германии  и  сообщалось,  что
поляки начали войну. - Прим. авт.}, немного постреляли из пистолетов и  ушли
{"Нападение поляков" на Глейвиц было использовано на следующий день Гитлером
в его выступлении в рейхстаге и приводилось в качестве оправдания нацистской
агрессии  Риббентропом,  Вайцзекером  и  другими  работниками   министерства
иностранных дел в пропагандистских  целях.  Нью-йоркская  "Таймc"  и  другие
газеты сообщили об этом и похожих инцидентах, в своих  выпусках  1  сентября
1939 года. Остается только добавить, что все эсэсовцы, переодетые в польскую
форму и участвовавшие в "нападениях", были  быстро  ликвидированы.  -  Прим.
авт.}.
     В тот вечер Берлин фактически оказался  отрезанным  от  внешнего  мира.
Только из Берлина расходились новости  о  "предложениях"  фюрера  и  ложь  о
"нападениях" поляков в пограничных районах. Я пытался связаться по  телефону
с Варшавой, Лондоном и Парижем, но мне было заявлено, что телефонная связь с
ними нарушена. В самом Берлине внешне все было спокойно. Женщин и  детей  не
эвакуировали, как в Париже и Лондоне, никто не закладывал мешками  с  песком
витрины магазинов, как,  судя  по  радиопередачам,  это  делалось  в  других
столицах. В четыре часа утра 1 сентября я  ехал  из  здания  радиостанции  в
отель "Адлон". Машин на улицах не было. В окнах не горел свет.  Люди  спали.
Кто знает, может, они ложились с надеждой на лучшее, с надеждой на мир.
     Гитлер весь день был в прекрасном настроении. В шесть вечера 31 августа
генерал Гальдер записал в дневнике: "Фюрер спокоен,  хорошо  выспался...  Из
отмены эвакуации вытекает: он (Гитлер) рассчитывает на то,  что  французы  и
англичане не вступят на территорию Германии".

{В течение дня Гитлер выбрал время, чтобы послать телеграмму герцогу Виндзорскому в Антиб во Францию.

     Берлин, 31 августа 1939 года

     Благодарю Вас  за  Вашу  телеграмму  от  27  августа.  Вы  можете  быть
совершенно уверены в том,  что  мое  отношение  к  Британии  и  мое  желание
избежать новой войны между нашими народами остается  неизменным.  Однако  от
Британии  зависит,   сможет   ли   осуществиться   мое   желание   развивать
германо-британские отношения.

     Адольф Гитлер

     Это первое, но не последнее  упоминание  о  бывшем  английском  короле,
встречающееся в трофейных немецких документах.  Со  временем,  о  чем  будет
рассказано далее, герцог Виндзорский будет занимать важное место в  расчетах
Гитлера и Риббентропа. - Прим. авт.}

     Настроение у адмирала Канариса, шефа абвера в ОКВ и одного  из  ведущих
заговорщиков, было совершенно иным.
     Хотя  Гитлер  вовлек  Германию  в  войну,  то  есть  сделал  то,   чего
заговорщики поклялись избежать путем устранения диктатора, теперь,  в  самый
подходящий для этого момент, никакого заговора не последовало.
     Позднее, в тот же вечер, Гизевиус был вызван полковником Остером в штаб
ОКБ. В мозговом центре военной машины Германии кипела работа. Канарис  вывел
Гизевиуса в тускло освещенный коридор. Дрожащим от волнения голосом  сказал:
"Это конец Германии".

     - 17 -

НАЧАЛО ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

     На рассвете 1 сентября 1939 года, в тот самый день, который Гитлер  еще
3 апреля выбрал для начала операции "Вайс", немецкая армия пересекла границы
Польши и двинулась по направлению к Варшаве с севера, юга и запада.
     В воздухе ревели немецкие самолеты,  заходя  на  свои  цели  -  колонны
польских войск, эшелоны с боеприпасами, мосты, железные дороги, незащищенные
города. Через несколько минут поляки - военные и гражданские -  поняли,  что
такое смерть, внезапно обрушивающаяся с неба. Такого в мире еще  не  бывало,
но в последующие шесть лет  это  чувство  познали  сотни  миллионов  мужчин,
женщин и детей в Европе и Азии. Тень этого ужаса,  особенно  после  создания
атомной бомбы, будет преследовать  человечество,  напоминая  ему  об  угрозе
полного уничтожения.
     В Берлине это утро выдалось душноватым и  пасмурным.  Облака,  нависшие
над  городом,  должны  были  послужить  некоторой   защитой   от   вражеских
бомбардировщиков, которых так опасались, но которые так и не появились.
     Люди на улицах казались мне апатичными, несмотря на важность  сообщения
по радио и экстренные выпуски утренних газет {Обращение Гитлера к  армии,  в
котором сообщалось о начале военных действий, было прочитано по радио в 5.40
утра. Вскоре на улицах появились экстренные выпуски газет.  -  Прим.  авт.}.
Напротив гостиницы "Адлон" находилось новое здание "И. Г.  Фарбен".  Рабочие
утренней смены шли на работу как ни в чем не бывало; никто  не  остановился,
чтобы купить у  мальчишек-газетчиков  утренние  экстренные  выпуски.  И  мне
подумалось, вероятно, немцы еще находятся в полудреме  и  не  осознают,  что
война, избежать которую так или иначе обещал им Гитлер, началась.
     Какой разительный контраст между нынешней  апатией  и  настроениями,  с
которыми немцы вступали в войну 1914 года.  Тогда  по  улицам  шли  ликующие
толпы,  колонны  войск  забрасывали  цветами,  все  радостно  приветствовали
кайзера и верховного главнокомандующего Вильгельма II.
     На этот раз  не  было  никаких  демонстраций,  никто  не  приветствовал
нацистского верховного главнокомандующего, после десяти часов утра  ехавшего
по пустынным улицам из канцелярии в рейхстаг, чтобы обратиться  к  немецкому
народу по поводу событий, которые он сам  хладнокровно  спровоцировал.  Даже
послушные марионетки в рейхстаге, назначенные самим  Гитлером,  не  проявили
большого энтузиазма, слушая объяснения Гитлера о том, что произошло и почему
Германия этим утром  оказалась  втянута  в  войну.  Восторгов  было  гораздо
меньше, чем во время прошлых выступлений диктатора по менее важным поводам в
зале Оперы.
     Временами он был резок, но в речи  его  странным  образом  проглядывало
стремление оправдаться. Во время этой речи у меня складывалось  впечатление,
что Гитлер говорил с таким напряжением, будто его потрясло, что он  попал  в
переделку и испытывал разочарование. Его объяснения по поводу  того,  почему
союзная Италия нарушила свои обязательства и  отказалась  прийти  на  помощь
Германии, что должна была сделать автоматически,  не  нашли  понимания  даже
среди тщательно подобранной аудитории.
     "Я бы хотел, - говорил он, - прежде всего поблагодарить Италию, которая
всегда нас поддерживали. Вы должны понять, что для  ведения  борьбы  нам  не
потребуется иностранная помощь. Мы выполним свою задачу сами".
     Столько раз солгав на пути к власти и  укреплению  достигнутой  власти,
Гитлер и в такой важный момент истории не смог удержаться, чтобы не  солгать
еще раз доверчивому немецкому народу, дабы оправдать свои действия.
     "Вам известны мои  бесконечные  попытки,  которые  я  предпринимал  для
мирного урегулирования вопросов с  Австрией,  потом  с  Судетской  областью,
Богемией и Моравией. Все они оказались напрасны.
     В разговоре с польскими государственными деятелями...  я  сформулировал
наконец свои предложения. Нет на свете ничего более скромного  и  лояльного,
чем эти предложения. Я хотел бы сказать всему миру, что только я мог сделать
такие  предложения,  потому  что  знал,  что,  делая  такие  предложения,  я
противопоставляю себя миллионам немцев. Эти предложения были отвергнуты...
     Два дня кряду я  сидел  со  своим  правительством  и  ждал,  сочтет  ли
возможным правительство Польши послать  полномочного  представителя  или  не
сочтет... Однако не прав окажется тот, кто станет расценивать мою  любовь  к
миру и мое терпение как слабость или даже трусость... Я не вижу  со  стороны
польского правительства желания вести серьезные переговоры... Тогда я  решил
прибегнуть к языку, который в разговоре с нами поляки употребляют в  течение
последних месяцев...
     Прошедшей ночью польские солдаты  впервые  учинили  стрельбу  на  нашей
территории. До 5.45 утра мы отвечали огнем, теперь бомбам мы противопоставим
бомбы".
     Таким образом, инсценированное нападение  на  немецкую  радиостанцию  в
Глейвице, которое, как известно, было  организовано  эсэсовцами  в  польской
форме под руководством Науйокса, канцлер  Германии  использовал  в  качестве
предлога для хладнокровной агрессии против Польши. Действительно,  в  первых
коммюнике  германского  верховного   командования   эта   военная   операция
называлась "контратакой". Даже Вайцзекер изо всех сил пытался поддержать эту
гнусную  ложь.  В  течение  дня  он  разослал  циркулярную  телеграмму  всем
дипломатическим миссиям Германии за рубежом, ориентируя их  на  определенную
линию поведения.
     "Для отражения постоянных польских атак сегодня на рассвете  германская
армия  начала  военные  действия  против   Польши.   Эти   действия   нельзя
охарактеризовать  как  войну,  это  просто  действия,  к   которым   привели
постоянные польские атаки".
     Даже на немецких солдат, видевших, кто  на  кого  нападал  на  польской
границе, обрушились потоки лжи Гитлера. 1 сентября в грандиозной прокламации
Гитлера, обращенной к германской армии, говорилось:
     "Польское государство отказалось от мирного  урегулирования  конфликта,
как это предлагал сделать я, и  взялось  за  оружие...  Несколько  нарушений
границы, которые нестерпимы для великого государства, доказывают, что Польша
не намерена с уважением относиться к границам рейха.
     Чтобы прекратить это безумие, у меня  нет  другого  выхода,  кроме  как
отныне и впредь силе противопоставить силу".
     В тот день Гитлер только однажды сказал правду.
     "Я не прошу ни от одного немца, -  заявил  он  в  рейхстаге,  -  делать
больше того, к чему я готовился все эти четыре года... С настоящего  момента
я - первый солдат германского рейха. Я снова надел форму, которая  была  для
меня дорога и священна. Я не сниму ее до тех пор,  пока  не  будет  одержана
победа, ибо поражение для меня равносильно смерти".
     Свое обещание он выполнил. Но в тот день я не  встретил  в  Берлине  ни
одного немца, который обратил бы внимание на слова Гитлера о том, что  он  и
мысли не допускал о возможном поражении.
     В своей речи Гитлер назвал своим преемником Геринга на случай,  если  с
ним что-нибудь произойдет. Следующим в ряду единомышленников шел Гесс. "Если
что-нибудь случится с Гессом, - добавил Гитлер, -  тогда  в  соответствии  с
законом  соберется  сенат  и  выберет  из  числа  членов   сената   наиболее
достойного, наиболее храброго преемника". Какой закон? Какой сенат? Ни  того
ни другого в природе не существовало!
     Сравнительно  подавленное  настроение  Гитлера  в  рейхстаге  сменилось
злобой, едва он вернулся в  рейхсканцелярию.  Вездесущий  Далерус,  которого
привел в рейхсканцелярию Геринг,  застал  Гитлера  "необычайно  нервозным  и
взволнованным".
     "Он сказал мне, - рассказывал впоследствии шведский  посредник,  -  что
всегда подозревал, что Англия хочет войны. Потом он  сказал,  что  разгромит
Польшу и аннексирует всю страну.  -  Нервозность  его  нарастала,  он  начал
размахивать руками и кричать мне в лицо: "Если Англия хочет воевать  год,  я
буду воевать год, если Англия хочет воевать два года,  я  буду  воевать  два
года..." Он замолчал, но потом закричал так, что  голос  его  превратился  в
визг, и при этом яростно размахивал руками: "Если Англия хочет  воевать  три
года, я буду воевать три года..."
     Теперь вслед за руками начало двигаться все его тело. В конце концов он
завопил: "Если будет необходимо, я буду воевать десять  лет".  При  этом  он
пригнулся и так сильно взмахнул кулаком, что кулак почти коснулся пола".
     Несмотря на истерику, Гитлер совсем  не  был  уверен,  что  ему  вообще
придется воевать с Англией. Перевалило за полдень. К этому времени  немецкие
войска продвинулись в глубь Польши на несколько миль. Темпы наступления были
высокими.  Большинство  польских  городов,  включая   Варшаву,   подверглись
бомбардировкам, что привело к большим жертвам среди гражданского  населения.
Но ни в Лондоне, ни в Париже не было произнесено ни слова о том, что  Англия
и Франция торопятся выполнить свои обязательства перед Польшей. Их курс  был
довольно ясен, но Далерус и Гендерсон делали все, чтобы ясности не было,
     В 10.30 утра британский посол передал по телефону послание Галифаксу.
     "Я узнал, - писал он, - что этой ночью  поляки  взорвали  мост  Диршау,
{Операция немцев по захвату моста Диршау через Вислу  до  того,  как  поляки
смогут его взорвать, была  разработана  еще  летом  и  часто  встречается  в
документах, связанных с операцией "Вайс". Она особо упоминалась  Гитлером  в
Директиве э 1 от 31 августа. Операция провалилась, вероятно, из-за того, что
утренний туман помешал выброске парашютистов, которые должны были  захватить
мост. Поляки смогли взорвать его как раз вовремя. - Прим. авт.} а также  то,
что имела место перестрелка с жителями Данцига. Получив эти известия, Гитлер
отдал приказ отбросить поляков от границы,  а  Герингу  приказал  уничтожить
польскую авиацию, размещенную вдоль границы".
     Только в конце своего послания Гендерсон добавил:
     "Эта информация получена лично от Геринга.
     После заседания рейхстага Гитлер может назначить мне встречу,  чтобы  в
последний раз попытаться сохранить мир".
     Какой мир? Мир для Британии? Уже в течение шести  часов  Германия  вела
войну - всеми имеющимися силами - против союзника Великобритании.
     Гитлер не вызвал Гендерсона после заседания рейхстага. Посол, услужливо
передавший в Лондон ложь, которую выдал ему Геринг, был обескуражен,  но  не
окончательно. В 10.50 утра он продиктовал  по  телефону  еще  одно  послание
Галифаксу. В его мозгу, плодовитом, но путаном, родилась еще одна идея.
     "Считаю своим долгом сообщить, что последний способ спасти мир, как  бы
мала ни  была  вероятность  положительного  исхода,  -  объявление  маршалом
Рыдз-Смиглы о его готовности немедленно прибыть в Берлин в качестве военного
и  полномочного  представителя  и  обсудить  все  вопросы  с   фельдмарша