х и Австрия  -
родина обоих собеседников.
     Курту фон Шушнигу исполнилось  сорок  один  год.  Все,  кто  знал  его,
согласятся,  что  это  был  человек  с  безупречными  манерами  австрийского
аристократа, поэтому неудивительно, что разговор он начал с красивых слов  о
великолепном виде из окна, отменной погоде, сказал несколько лестных слов  о
кабинете, который,  несомненно,  был  свидетелем  многих  встреч,  оказавших
огромное влияние на развитие событий. Гитлер перебил  его:  "Мы  встретились
здесь не для того, чтобы обсуждать вид из окна или беседовать о  погоде".  И
тут  разразилась  буря.   Как   вспоминал   позднее   австрийский   канцлер,
последовавший  затем  двухчасовой  разговор  походил  в  некотором  роде  на
монолог" {Позднее доктор Шушниг записал по памяти в своих мемуарах  то,  что
он назвал "важными отрывками" разговора. И хотя  это  не  дословная  запись,
всякий, кто слышал или изучал нескончаемые высказывания Гитлера, поймет, что
звучит это вполне  правдоподобно.  Ее  правдивость  подтверждают  не  только
дальнейший ход событий, но и те, кто присутствовал в тот день в Бергхофе,  в
частности Папен, Йодль и Гвидо Шмидт. Я взял этот отчет Шушнига из его книги
"Реквием по Австрии" и письменных показаний в Нюрнберге. - Прим. авт.}.
     "Вы сделали все, чтобы не проводить  дружественную  политику,  -  кипел
Гитлер. - Вся история Австрии - это непрекращающаяся государственная измена.
Так было в прошлом, и сейчас не лучше. Этому  историческому  парадоксу  пора
положить конец. И я могу сказать вам прямо сейчас, герр Шушниг,  что  твердо
намерен положить этому конец. Германский рейх - одна из  великих  держав,  и
никто не повысит голоса, если она решит свои пограничные проблемы".
     Шокированный  вспышкой  Гитлера,  обходительный   австрийский   канцлер
старался казаться спокойным, но отстаивал свою точку зрения. Он заметил, что
имеет несколько иной, чем у хозяина, взгляд на  роль  Австрии  в  германской
истории. "Вклад Австрии в этом отношении, - настаивал он, - весьма велик".
     Гитлер: Ноль. Я говорю вам, абсолютный ноль! На протяжении всей истории
Австрия саботировала любую национальную идею.
     Габсбурги  и  католическая  церковь  только  тем  и   занимались,   что
саботировали {Совершенно очевидно, что превратное представление  Гитлера  об
австро-германской истории, полученное, как мы убедились в предыдущих главах,
в юности во время пребывания в Линце и Вене, не изменилось. - Прим. авт.}.
     Шушниг: Все равно, герр рейхсканцлер, вклад Австрии нельзя отделить  от
общей картины германской культуры. Возьмите, например, Бетховена...
     Гитлер: Ах, Бетховена? Позвольте вам заметить, что Бетховен  родился  в
низовьях Рейна.
     Шушниг: Но жить он пожелал в Австрии, как и многие другие...
     Гитлер: Очень может быть.  Но  я  еще  раз  повторяю,  что  так  больше
продолжаться не может. На меня возложена историческая миссия, и я эту миссию
выполню, потому что судьба избрала для этой цели именно меня...  Кто  не  со
мной, тот будет уничтожен... Я направил Германию по самому трудному  за  всю
ее историю пути; я добился того, чего не добивался никакой другой  немец.  И
не с  помощью  силы,  позвольте  вам  заметить.  Меня  питает  любовь  моего
народа...
     Шушниг:  Герр  рейхсканцлер,  я  охотно  верю  этому.  После   часового
разговора Шушниг попросил своего противника  изложить  жалобы.  "Мы  сделаем
все,  -  сказал  он,  -  чтобы  устранить  препятствия,  стоящие   на   пути
взаимопонимания, насколько это возможно".
     Гитлер: Это вы так говорите, герр Шушниг. Но я вам говорю, что  намерен
решить так называемый австрийский вопрос тем или иным способом.
     Потом он пустился в пространные рассуждения, обвиняя Австрию в том, что
она укрепляет границу с Германией. Это обвинение Шушниг отверг.
     Гитлер: Послушайте, неужели вы думаете, что можете передвинуть камень в
Австрии, чтобы я не узнал об этом уже на следующий день?  ...Мне  достаточно
приказать, и вся ваша нелепая система обороны  в  одну  ночь  разлетится  на
мелкие кусочки. Вы же не думаете, что сможете  задержать  меня  хотя  бы  на
полчаса, верно?.. Мне бы очень хотелось уберечь Австрию от этого, потому что
такая мера приведет к кровопролитию. Вслед за армией двинутся  отряды  СА  и
австрийский легион. И никто не сможет  остановить  их  справедливого  гнева,
даже я!
     После этих угроз Гитлер грубо напомнил Шушнигу, называя его по фамилии,
не упоминая его ранга, как того требует дипломатический этикет, об  изоляции
Австрии и, следовательно, ее беспомощности.
     Гитлер: И не думайте, что кто-нибудь сможет  помешать  мне.  Италия?  У
меня полное взаимопонимание с  Муссолини...  Англия?  Англия  и  пальцем  не
пошевельнет ради Австрии... Франция?
     Он заметил,  что  Франция  могла  бы  остановить  Германию  в  Рейнской
области, и тогда ей "пришлось бы отступить. А теперь поздно".
     И наконец Гитлер заявил: "Я даю вам еще  одну  возможность,  последнюю,
прийти к соглашению, герр Шушниг. Или мы с вами находим решение, или события
будут  развиваться  своим  чередом.  Подумайте,  герр   Шушниг,   хорошенько
подумайте. Я могу ждать только до сегодняшнего вечера..."
     Шушниг поинтересовался,  какие  конкретные  условия  ставит  германский
канцлер.
     "Мы можем обсудить их после полудня", - сказал Гитлер.

     Во время обеда Гитлер, что с  удивлением  отметил  Шушниг,  пребывал  в
отличном настроении. Он говорил о лошадях  и  домах.  Он  собирался  строить
самые высокие в мире небоскребы. "Американцы увидят, - говорил он Шушнигу, -
что в Германии дома строят выше и лучше,  чем  в  Соединенных  Штатах".  Что
касается измотанного австрийского канцлера, то он, как заметил  Папен,  "был
взволнован и озабочен". Шушниг слыл заядлым курильщиком,  но  в  присутствии
Гитлера курить ему не разрешили. Правда, после кофе,  когда  все  перешли  в
соседнюю комнату, Гитлер извинился и  вышел,  и  Шушнигу  удалось  покурить.
Тогда  же  у  него  появилась  возможность  сообщить  заместителю   министра
иностранных дел Гвидо Шмидту о плохих новостях. Однако вскоре положение  еще
больше ухудшилось.
     После того как австрийцы прождали два часа  в  небольшой  приемной,  их
провели в комнату, в которой находились Риббентроп, новый  немецкий  министр
иностранных дел, и Папен. Риббентроп протянул  им  два  машинописных  листка
проекта "соглашения" и добавил, что это окончательные требования  Гитлера  и
обсуждать их он не намерен. Австрийцы просто  должны  их  подписать.  Шушниг
вспоминал, что почувствовал облегчение, получив наконец-то от Гитлера  нечто
определенное. Но стоило ему прочесть документ,  как  облегчение  испарилось.
Фактически это был немецкий ультиматум Австрии, согласно которому от Шушнига
требовали передать власть нацистам в течение одной недели.
     В ультиматуме содержались также требования снять запрет на  австрийскую
нацистскую  партию,   амнистировать   нацистов,   находившихся   в   тюрьме,
пронацистского венского адвоката доктора  Зейсс-Инкварта  сделать  министром
внутренних дел, причем в его ведении должны были находиться полиция и служба
безопасности. Для другого нациста  -  Глайзе-Хорстенау  предназначался  пост
военного министра. Германская и австрийская  армии  должны  были  установить
более тесные связи, для чего намечался ряд мер, в том числе обмен  офицерами
в количестве ста человек. "Будет проведена подготовка, -  гласило  последнее
требование, - включения Австрии в экономическую систему Германии. Для  этого
доктор Фишбек (тоже нацист) будет назначен на пост министра финансов".
     Шушниг вспоминал позднее, что сразу понял: подпиши он такой ультиматум,
это будет означать конец независимости Австрии.
     "Риббентроп советовал  мне  принять  требования  сразу.  Я  возражал  и
ссылался на предшествующие  соглашения,  подписанные  с  фон  Папеном  перед
приездом в Берхтесгаден. Я дал  понять  Риббентропу,  что  не  ожидал  таких
необоснованных требований..."
     Но был ли Шушниг готов принять их? Что он не одобрял их - было  понятно
всем, даже Риббентропу. Вопрос заключался в том, подпишет ли он их. И в этот
решающий момент молодой австрийский канцлер дрогнул. Он  робко  осведомился,
может ли рассчитывать на добрую волю со стороны Германии  -  иными  словами,
намерено ли правительство рейха соблюдать условия  соглашения.  Он  уверяет,
что получил "утвердительный" ответ.
     Потом его  принялся  обрабатывать  Папен.  Изворотливый  посол  выразил
"удивление", прочитав  ультиматум:  "Это  же  незаконное  посягательство  на
суверенитет Австрии!" Шушниг вспоминает, что Папен долго извинялся и выражал
недоумение по поводу условий ультиматума, и  тем  не  менее  он  посоветовал
австрийскому канцлеру принять условия фюрера.
     "Потом он стал убеждать меня, что я могу быть уверен в  том,  что  если
соглашусь на эти условия, то Гитлер позаботится, чтобы
     Германия соблюдала условия  договора,  а  у  Австрии  в  дальнейшем  не
возникало никаких трудностей".
     Шушниг, как следует из его заявлений, в том числе сделанных письменно в
Нюрнберге, стал поддаваться, пав жертвой собственной наивности.
     У него оставался последний шанс. Его снова  позвали  к  Гитлеру.  Когда
Шушниг вошел, фюрер ходил взад-вперед по кабинету.
     Гитлер: Герр Шушниг... вот проект документа. Обсуждать тут нечего. Я не
отступлю от своих требований ни на йоту. Или вы подпишете  его  и  выполните
мои требования в течение трех дней, или я отдаю приказ войскам  вступить  на
территорию Австрии.
     Шушниг сдался. Он заявил Гитлеру,  что  готов  подписать  документ,  но
напомнил, что по австрийской конституции только президент  республики  имеет
право подписывать такой документ  и  отвечать  за  соблюдение  условий.  Он,
конечно,  постарается  убедить  президента  принять   условия   фюрера,   но
гарантировать ничего не может.
     "Вы должны гарантировать это!" - закричал Гитлер.
     "Но как же я могу, герр рейхсканцлер?" -  именно  так,  по  утверждению
Шушнига, он ответил.
     Услышав  его  ответ,  Гитлер,  по  словам  Шушнига,  казалось,  потерял
контроль над собой. Он  подбежал  к  двери,  открыл  ее  и  громко  крикнул:
"Генерала Кейтеля!" Потом повернулся к австрийскому канцлеру и сказал:  "Вас
позовут позже".
     Это был чистый блеф, но встревоженный австрийский канцлер, видя  вокруг
себя столько генералов, мог этого и  не  знать.  Папен  пишет,  что  Кейтель
позднее рассказал ему, как Гитлер встретил его широкой улыбкой, а  когда  он
спросил, какие будут приказы, ответил: "Никаких. Просто  я  хочу,  чтобы  вы
были здесь".
     Но на Шушнига и доктора Шмидта, ожидавших  в  приемной,  это  произвело
впечатление. Шмидт, прошептал, что он не удивится, если их через пять  минут
арестуют. Через полчаса Шушнига снова проводили к Гитлеру.
     "Я решил изменить свое решение - впервые в жизни, - сказал Гитлер. - Но
предупреждаю вас, что это ваш  последний  шанс.  Даю  вам  еще  три  дня  на
выполнение условий соглашения".
     Германский диктатор пошел  на  уступки.  Формулировки  в  окончательном
варианте соглашения были немного сглажены, но суть условий,  как  показал  в
дальнейшем Шушниг, почти не  изменилась.  Шушниг  подписал  соглашение,  что
явилось смертным приговором для Австрии.
     Поведение людей, на которых оказывается сильное давление, зависит от их
характера и часто  непредсказуемо.  То,  что  Шушниг,  ветеран  политической
арены, несмотря на свой  относительно  молодой  возраст,  видевший  убийство
своего  предшественника  нацистами,  был  человеком  смелым,  вряд  ли   кто
возьмется оспаривать, однако его капитуляция перед Гитлером 11 февраля  1938
года под угрозой военного нападения на страну посеяла сомнение в  душах  его
соотечественников и тех, кто наблюдал за тем, как разворачивались события  в
тот мрачный период, в том числе и историков. Была ли капитуляция  неизбежна?
Существовала ли альтернатива? Только сгоряча можно утверждать, что Англия  и
Франция согласились бы прийти на помощь Австрии, напади на нее тогда Гитлер,
особенно если  вспомнить,  как  они  реагировали  на  последующие  акты  его
агрессии. Но  Гитлер  до  сих  пор  не  пересекал  границ  Германии,  он  не
подготовил  ни  немцев,  ни  весь  мир  к  возможности  открытой   агрессии.
Германская армия была не настолько отмобилизована, чтобы вести войну  против
Франции и Англии  в  случае  их  вмешательства.  Через  несколько  недель  в
результате  берхтесгаденского  соглашения  Австрия   уже   будет   приведена
собственными нацистами и махинациями Гитлера в такое  состояние,  что  он  с
гораздо меньшим, чем 11 февраля, риском сможет захватить страну, не  вызывая
при этом вмешательства других государств. Сам Шушниг позднее вспоминал,  что
именно тогда он понял: принятие  условий  Гитлера  означало  "полную  потерю
австрийским правительством своей независимости".
     Может, тяжелое испытание сломило его. После того как он  буквально  под
дулом пистолета поставил свою подпись под соглашением, лишив тем самым  свою
страну независимости, он имел странный разговор с Гитлером, который  позднее
изложил в своей книге. "Полагает ли герр рейхсканцлер, - спросил  Шушниг,  -
что различные кризисы в современном мире возможно разрешить  мирным  путем?"
На это фюрер  глупо  ответил,  что  да,  и  добавил:  "Если  следовать  моим
советам". И тут Шушниг сказал без малейшего сарказма: "Вы не считаете, что в
настоящий момент положение в мире обнадеживающее?"
     Подобный вопрос  в  тот  момент  кажется  невероятным,  но  именно  это
произнес поверженный австрийский канцлер. Однако у  Гитлера  было  припасено
еще одно  унижение,  через  которое  должен  был  пройти  Шушниг.  Когда  он
предложил вставить в газетный репортаж мысль о том,  что  во  время  встречи
было подтверждено желание 1 соблюдать договор  от  июля  1936  года,  Гитлер
воскликнул: "О нет! Сначала вы должны выполнить условия нашего соглашения. А
пресса напишет вот что: "Сегодня фюрер и рейхсканцлер встретился в  Бергхофе
с австрийским канцлером." И все".
     Отклонив приглашение Гитлера остаться на обед, Шушниг и  Шмидт  поехали
по горной  дороге  обратно  в  Зальцбург.  Вечер  был  тусклый  и  мглистый.
Вездесущий Папен провожал их до границы. Атмосфера была  напряженной.  Папен
вспоминает о "гнетущей тишине". Он не  мог  удержаться  от  того,  чтобы  не
подбодрить австрийских друзей:
     "Ну что вы! Вы же видели, каким иногда бывает фюрер, хотя через  минуту
он  может  быть  совершенно  другим.  А  иногда,  знаете  ,  ли,  он  просто
очарователен!" {Версия Папена несколько отличается  от  версии  Шушнига,  но
последняя звучит правдоподобнее. - Прим. авт.}

       Четырехнедельная агония: 12 февраля-11 марта 1938 года

     Гитлер дал Шушнигу четыре дня -  до  вторника  15  февраля,  в  течение
которых последний обязан был дать "ответ", гласящий, что ультиматум  принят,
и еще три дополнительных дня - до 18  февраля,  чтобы  выполнить  требования
ультиматума. Шушниг вернулся в Вену утром 12 февраля и немедленно встретился
с президентом Микласом. Вильгельм  Миклас  был  посредственным  политическим
деятелем, про которого венцы говорили, что его главное достижение в жизни  -
многочисленное потомство. Но была в  нем  некая  крестьянская  твердость,  и
теперь, в кризисной ситуации,  ему,  прослужившему  пятьдесят  два  года  на
государственных постах, требовалось  больше  мужества,  чем  любому  другому
австрийцу. Он был готов пойти на уступки Гитлеру, например объявить амнистию
нацистам, сидящим в  тюрьмах,  но  что  касается  назначения  Зейсс-Инкварта
начальником над полицией и армией, то он  выступал  против.  Обо  всем  этом
Папен поспешно доложил в Берлин вечером 14 февраля. Он сообщил,  что  Шушниг
надеется "сломить сопротивление президента к завтрашнему утру".
     В тот же вечер, в 19.30, Гитлер одобрил составленный Кейтелем приказ  о
военном нажиме на Австрию.
     "Распространите правдоподобные слухи, из которых можно было бы  сделать
вывод, что готовится военное вторжение в Австрию",
     И в самом деле, как только Шушниг  покинул  Берхтесгаден,  фюрер  начал
имитировать военные приготовления, чтобы австрийский канцлер  поступил  так,
как ему было ведено. Йодль отразил все это в своем дневнике:
     "13 февраля. Во второй половине дня  генерал  Кейтель  просит  адмирала
Канариса {Вильгельм Канарис  возглавлял  военную  разведку  и  контрразведку
(абвер) ОКВ. - Прим. авт.} и меня прибыть к нему на  квартиру.  Он  сообщает
нам, что фюрер приказал продолжать военный нажим  на  Австрию  путем  ложных
приготовлений к вторжению до 15-го числа. Составлять планы таких операций  и
передавать фюреру по телефону для рассмотрения.
     14 февраля. Эффект получился  быстрый  и  весьма  ощутимый.  В  Австрии
создалось мнение, что Германия серьезно готовится к военным действиям".
     Генерал Йодль не преувеличивал. Перед  угрозой  вооруженного  вторжения
президент Миклас дрогнул. В последний день отсрочки - 15  февраля  -  Шушниг
официально  уведомил  посла   Папена,   что   требования   берхтесгаденского
соглашения  будут  выполнены  до  18   февраля.   16   февраля   австрийское
правительство объявило всеобщую амнистию нацистам, в том числе  и  тем,  кто
участвовал в убийстве Дольфуса, и опубликовало  список  нового  кабинета,  в
котором Артур Зейсс-Инкварт значился министром государственной безопасности.
На следующий же день этот нацистский ставленник поспешил в Берлин к  Гитлеру
за приказаниями.
     Зейсс-Инкварт, первый предатель, был умным, хорошо воспитанным  венским
адвокатом. С 1918 года он был одержим  желанием  видеть  Австрию  в  составе
Германии. В первые годы после войны эта идея пользовалась популярностью.  12
ноября 1918 года, на следующий после перемирия день, Временное  Национальное
собрание в Вене, только что сбросившее монархию Габсбургов и провозгласившее
Австрийскую республику, хотело произвести аншлюс, утверждая, будто  немецкая
Австрия  является  частью  Германской  республики.  Победители-союзники   не
допустили этого, а к 1933 году, когда Гитлер пришел к власти, не  оставалось
сомнений, что  большинство  австрийцев  настроены  против  присоединения  их
маленькой страны к нацистской Германии. Но Зейсс-Инкварт, как следует из его
показаний на суде в Нюрнберге, поддерживал нацистов, потому что  они  твердо
стояли за аншлюс. Он не вступал в партию, не принимал участия в  скандальных
выступлениях нацистов, являясь, так сказать, респектабельным  представителем
австрийских нацистов. После заключения соглашения в июле 1936  года  он  был
назначен государственным советником и сосредоточил свои усилия, поддержанные
Папеном и  другими  немецкими  официальными  лицами,  на  размывании  границ
изнутри. Странно, но Шушниг и Миклас, казалось, верили ему почти  до  самого
конца. Позднее Миклас, как и Шушниг, ревностный католик, сознался,  что  его
приятно   удивило,   что   Зейсс-Инкварт   был   "прилежным   прихожанином".
Приверженность католической вере  и  тот  факт,  что  Зейсс-Инкварт,  как  и
Шушниг, служил во время войны в  тирольском  императорском  полку,  где  был
тяжело ранен, явились основой доверия, которое испытывал австрийский канцлер
к этому человеку. Шушниг, к  сожалению,  никогда  не  был  способен  оценить
человека с более серьезных позиций. Вероятно, он полагал, что сможет держать
нового нацистского министра в  руках  посредством  обыкновенных  подачек.  В
своей  книге  он  указывает,  какое  магическое  воздействие  произвела   на
Зейсс-Инкварта сумма в пятьсот американских долларов,  предложенная  ему  за
год до описываемых событий, когда он грозился покинуть пост государственного
советника. Получив  эту  ничтожную  сумму,  он  передумал.  Но  Гитлер  смог
предложить  молодому  тщеславному  адвокату  больше,  в  чем  Шушниг   скоро
убедился.
     20 февраля Гитлер наконец произнес в рейхстаге речь,