известно,  уничтожил  он
текст завещания или нет".
     Сразу после смерти отца Оскар не смог обнаружить этот важный  документ,
а тут вдруг обнаружил. То, что это не составило  для  него  большого  труда,
подтвердил в своих  показаниях  помощник  Гинденбурга  граф  фон  Шуленбург,
выступавший свидетелем по делу Папена на суде по денацификации. Он  сообщил,
что 11 мая президент подписал два  документа:  один  из  них  был  адресован
немецкому  народу,  другой  -  рейхсканцлеру.  Когда  Гинденбург  покидал  в
последний раз Берлин, Шуленбург прихватил их с собой. Папен пишет, что в  то
время он этого не знал. И вот теперь его секретарь  привез  из  Нейдека  два
запечатанных конверта, врученных ему Оскаром фон Гинденбургом.
     15 августа Папен доставил их Гитлеру в Берхтесгаден.
     "Гитлер очень внимательно прочел оба документа и  обсудила  с  нами  их
содержание. Рекомендации Гинденбурга явно противоречили его планам,  поэтому
он и воспользовался тем, что  на  конверте  стояла  надпись:  "Рейхсканцлеру
Адольфу Гитлеру". "Эти рекомендации покойного президента,  -  сказал  он,  -
предназначены лично мне. Я потом сам решу, когда их опубликовать .и надо  ли
публиковать вообще". Тщетно упрашивал  я  его  обнародовать  оба  документа.
Начальнику отдела печати был передан лишь тот, в котором  подводились  итоги
деятельности Гинденбурга и говорились лестные слова в адрес Гитлера".
     Куда девался второй документ, рекомендовавший не Гитлера, а  одного  из
Гогенцоллернов на пост главы государства, Папен не указывает, да,  наверное,
и не знает этого. Поскольку среди сотен тонн захваченных нацистских  архивов
он не был обнаружен, похоже, Гитлер не замедлил его уничтожить.
     Пожалуй, вряд ли что-либо изменилось бы, даже если бы  Гитлер,  проявив
достаточно мужества и честности, обнародовал его. Еще при жизни  Гинденбурга
он заставил кабинет министров издать закон, предоставлявший  ему  полномочия
президента. Произошло это 1 августа, за день до смерти фельдмаршала. То, что
этот закон является актом беззакония, тоже не имело  никакого  значения  для
Германии, где законом стало слово бывшего  австрийского  ефрейтора.  Каждому
ясно, что это был незаконный акт. 17 декабря 1932 года, когда  правительство
возглавлял  Шлейхер,  рейхстаг  большинством  в  две  трети  голосов  принял
поправку  к  конституции,  согласно  которой  не  канцлер,  а   председатель
верховного суда  исполнял  функции  президента,  пока  не  состоялись  новые
выборы. И хотя акт о чрезвычайных полномочиях, подводивший "законную" основу
под диктатуру Гитлера, давал канцлеру  право  издавать  законы  в  нарушение
конституции, в нем специально оговаривалось,  что  он  не  может  самовольно
решать вопросы президентства.
     Но что теперь значил закон? До него  не  было  дела  Папену,  с  легким
сердцем отправившемуся в Вену в качестве посланника  Гитлера  и  занявшемуся
там улаживанием сумятицы, вызванной убийством нацистами  канцлера  Дольфуса.
Не  было  до  него  дела  и  генералам,  рьяно  взявшимся  за  строительство
гитлеровской армии, и  промышленникам,  с  восторгом  занявшимся  прибыльным
делом перевооружения.  Не  ушли  в  отставку  консерваторы  старой  школы  -
"порядочные" немцы вроде барона фон Нейрата из министерства иностранных  дел
и д-ра Шахта из Рейхсбанка. Никто не ушел. Более того, д-р Шахт стал  еще  и
министром экономики. Это случилось 2 августа  -  в  тот  самый  день,  когда
Гитлер узурпировал права президента.
     А  что   же   немецкий   народ?   19   августа   около   95   процентов
зарегистрировавшихся избирателей явились в пункты голосования; 90  процентов
из  них,  или  более  38  миллионов  человек,  одобрили  узурпацию  Гитлером
неограниченной власти. Лишь 4,25 миллиона немцев имели  мужество  голосовать
против.
     Неудивительно,  что,  когда  в  Нюрнберге  4  сентября  открылся  съезд
нацистской партии, Гитлер чувствовал себя так уверенно. Утром следующего дня
я наблюдал, как он с видом императора-завоевателя шествует под рев оркестра,
исполнявшего марш "Баденвайлер", по главному проходу  огромного,  увешанного
флагами зала Лютпольд, а  в  это  время  тридцать  тысяч  рук  вскинулись  в
нацистском приветствии. Спустя минуту он с  гордым  видом  уселся  в  центре
большой эстрады и, скрестив на груди руки, с блестящими глазами слушал,  как
гауляйтер Баварии Адольф Вагнер читает текст его послания:
     "Немецкий порядок жизни бесспорно предопределен на тысячелетие  вперед.
Эпоха нервозности девятнадцатого  столетия  нашла  свое  завершение  в  наше
время. Никакой другой революции в Германии не будет тысячу лет!"
     Ему, смертному, тысячу лет не прожить, но, сколько  бы  он  прожил,  он
будет править этим великим народом как самый  могущественный  и  беспощадный
самодержец, каких еще не знала история страны. Гинденбург, уйдя в мир  иной,
уже не мог оспорить его власти - армия, связавшая себя присягой, которую  ни
один немецкий солдат  не  решится  нарушить  с  легким  сердцем,  стала  его
послушным орудием. Теперь, когда его последние  противники  либо  уничтожены
либо бесследно исчезли, вся Германия и все немцы, по  существу  оказались  в
его обагренных кровью руках.
     "Это  замечательно!"  -  воскликнул  он  на  встрече   с   иностранными
корреспондентами в Нюрнберге  после  недели  изнурительных  парадов,  речей,
язычески-помпезных  представлений  и  такого  безудержного  идолопоклонства,
какое автору этих строк никогда не приходилось наблюдать. Много воды  утекло
с тех пор, как Адольф Гитлер покинул трущобы Вены, а он еще не  стар  -  ему
лишь сорок пять лет. Все  впереди.  Даже  тот,  кто  впервые  после  падения
Веймарской республики возвращался в Германию, не мог не видеть, что  Гитлер,
каковы  бы  ни  были  его  преступления  против  человечности,   дал   выход
неисчерпаемым движущим силам, долгое время сдерживавшимся в недрах немецкого
народа. Какую цель он преследовал? Ответ легко найти на страницах его  книги
"Майн кампф" и в сотне речей, которые многие, а лучше сказать, почти все как
в самом третьем рейхе, так и  за  границей,  либо  вообще  не  читали,  либо
воспринимали как абсурд.

     - 8 -

ЖИЗНЬ В ТРЕТЬЕМ РЕЙХЕ: 1933-1937 ГОДЫ

     Как раз в это время, в середине лета 1934 года, я и  приехал  в  третий
рейх на постоянную работу. И обнаружил в новой Германии  много  такого,  что
впечатляло, озадачивало,  тревожило  иностранного  наблюдателя.  Подавляющее
большинство немецкого народа, казалось, ничего не имело против того, что его
лишили личной свободы, что уничтожили много культурных ценностей,  предложив
взамен бессмысленное варварство, что его  жизнь  и  работу  подвергли  такой
регламентации, какой не знал  даже  он,  приученный  за  много  поколений  к
строгому порядку,
     Правда, за всем этим скрывались страх перед гестапо, боязнь  попасть  в
концентрационный лагерь,  если  ты  вышел  за  рамки  дозволенного  если  ты
разделяешь взгляды коммунистов или социалистов, если ты  слишком  либерально
или пацифистски настроен или если ты еврей. "Кровавая чистка" 30  июня  1934
года показала, какими беспощадными могут быть  новые  правители.  Однако  на
первых  порах  нацистский  террор  коснулся  сравнительно  немногих  немцев.
Стороннего наблюдателя, только что прибывшего в страну, несколько  удивляло,
что немцы, очевидно, не сознавали себя жертвами запугивания и притеснений со
стороны бессовестной и жестокой диктатуры и  наоборот,  они  с  неподдельным
энтузиазмом поддерживали эту диктатуру. Некоторым образом  нацизм  вселял  в
них надежду, новый стимул и поразительную веру в будущее страны.
     Гитлер разделывался с прошлым, принесшим столько бед  и  разочарований.
Шаг за шагом, не  теряя  времени,  о  чем  мы  подробно  расскажем  позднее,
освобождал он Германию от последних обязательств по  Версальскому  договору,
чем  ставил  в  тупик  страны-победительницы,   и   восстанавливал   военное
могущество Германии. Этого хотело большинство немцев и готово было  идти  на
жертвы, которые требовал фюрер: отказ от  личной  свободы,  скудное  питание
("пушки вместо масла")  и  тяжкий  труд.  К  осени  1936  года  с  проблемой
безработицы было в значительной мере покончено: почти каждый  трудоспособный
имел работу {С февраля 1933  года  до  весны  1937  года  число  безработных
сократилось с шести до одного миллиона. - Прим. авт.}. Приходилось  слышать,
как рабочие, лишенные права создавать профсоюзы, после сытного обеда шутили:
"При Гитлере право на голод отменено. Девиз нацистов  "Общие  интересы  выше
личных"  получил  в  те  дни  широкое   распространение,   и   хотя   многие
представители  партийной  верхушки,   в   первую   очередь   Геринг,   тайно
обогащались, а прибыли предпринимателей росли, не оставалось  сомнений,  что
массы  поверили  в  "национальный  социализм"  который   будто   бы   ставит
общественное благосостояние выше чей-либо  личной  выгоды.  Расовые  законы,
превращавшие  евреев   в   изгоев   германского   общества,   представлялись
потрясенному иностранному наблюдателю как возврат к первобытным временам; но
поскольку нацистские теории превозносили немцев как соль земли и как  высшую
расу, то население страны относилось к этим законам далеко не  отрицательно.
Кое-кто из немцев (бывшие социалисты, либералы  или  истинные  христиане  из
старых консервативных слоев), с кем приходилось  беседовать,  возмущались  и
даже негодовали по поводу гонений на евреев, но, хотя в ряде случаев  они  и
помогали  отдельным  пострадавшим,  остановить  кампанию  преследований   не
пытались. "А что мы можем сделать?" - часто спрашивали они. Ответить на этот
вопрос было нелегко.
     Печать  и  радио,  несмотря  на  цензуру,   давали   немцам   кое-какое
представление о том, насколько критически настроена мировая  общественность,
однако это обстоятельство, как они могли  убедиться  не  мешало  иностранцам
толпами  наводнять  третий  рейх  и   с   удовольствием   пользоваться   его
гостеприимством.  В  то  время  въезд  в  нацистскую  Германию  был  намного
свободнее, чем въезд  в  Советскую  Россию  {Опять  же  в  противоположность
Советской России нацистская Германия разрешала  всем  гражданам,  кроме  тех
нескольких тысяч, что были занесены в черные списки тайной полиции, выезжать
за границу, хотя этому и мешали в значительной мере  финансовые  ограничения
из-за недостатка  иностранной  валюты.  Однако  финансовые  ограничения  для
немцев в то время были не строже, чем для граждан Великобритании после  1945
года. Видимо, нацистские правители не  опасались,  что  на  среднего  немца,
посещающего демократическую  страну,  антинацистская  идеология  подействует
разлагающе. - Прим. авт.}. В стране процветал  туризм,  принося  ей  большое
количество  столь  необходимой  иностранной  валюты.  Казалось,  нацистскому
руководству нечего скрывать. Иностранец, будь он  каким  угодно  противником
нацизма, мог приехать в Германию и смотреть, изучать все, что он  хотел,  за
исключением концлагерей и, как во всех других странах, военных  объектов.  И
многие приезжали. И если, возвратясь оттуда,  не  становились  приверженцами
нацизма то по крайней мере, начинали терпимо относиться к "новой  Германии",
считая, что обнаружили там, как они выражались,  "позитивные  сдвиги".  Даже
такой проницательный человек, как Ллойд  Джордж,  который  привел  Англию  к
победе над Германией в  1918  году  и  который  проводил  свою  предвыборную
кампанию в том же году под девизом "Кайзера - на виселицу!", счел  возможным
побывать в 1936  году  у  Гитлера  в  Оберзальцберге,  после  чего  публично
провозгласил его "великим человеком", проявившим достаточно прозорливости  и
воли чтобы решить социальные проблемы современного государства, прежде всего
- проблему безработицы, от  которой,  как  от  незаживающей  раны,  все  еще
страдала Англия;  предложенная  этим  выдающимся  руководителем  либеральной
партии программа под названием "Мы  можем  победить  безработицу"  не  нашла
поддержки внутри страны.
     Олимпийские  игры,  состоявшиеся  в  августе  1936  года   в   Берлине,
предоставили  нацистам  прекрасную  возможность  удивить  мир   достижениями
третьего рейха, и те не преминули этой возможностью воспользоваться. Надписи
со словами "Евреи нежелательны", висевшие в магазинах,  гостиницах,  пивных,
увеселительных заведениях, потихоньку убрали, гонения на  евреев  и  на  две
христианские   церкви   временно   прекратили,    страна    обрела    вполне
респектабельный облик.
     Ни одна предшествующая Олимпиада не была так великолепно  организована,
не  сопровождалась  такими  впечатляющими  зрелищами,   как   эта.   Геринг,
Риббентроп и Геббельс устраивали в честь иностранных гостей  пышные  приемы.
Более тысячи приглашенных собралось на ужин у министра пропаганды на острове
Пфауенинзель на  Ваннзе,  где  состоялся  грандиозный  спектакль,  названный
"Итальянская ночь", который  напоминал  сцены  из  "Тысячи  и  одной  ночи".
Иностранные гости, особенно из Англии и Америки, были поражены:  вид  внешне
счастливых, здоровых, приветливых людей, сплоченных вокруг  Гитлера,  далеко
не соответствовал их представлениям о Берлине, почерпнутым из газет.
     Но за великолепием летних Олимпийских  игр  сторонний  наблюдатель,  по
крайней мере иностранец, не мог не увидеть то, что скрывалось от туристов  и
что сами немцы перестали замечать  либо  восприняли  от  должное:  ухудшение
нравственного  климата  германского  общества.  Ведь  никто  же  не  скрывал
принятых Гитлером антиеврейских, так называемых Нюрнбергских, законов от  15
сентября 1935 года,  которые  лишали  лиц  этой  национальности  германского
гражданства. Законы запрещали браки и внебрачные связи  евреев  с  арийцами,
евреи лишались права нанимать домашнюю прислугу из  числа  женщин  арийского
происхождения моложе тридцати пяти лет. В течении последующих нескольких лет
было издано еще тринадцать декретов, которые ставили  евреев,  по  существу,
вне закона. Причем де летом 1936 года, то есть как раз  в  то  время,  когда
Германия  как  устроитель  Олимпийских  игр  старалась  пленить  воображение
прибывших с Запада гостей, евреям либо  в  законодательном  порядке,  ибо  с
помощью нацистского террора начали ставить так много рогаток при поступлении
на службу в  государственные  и  частные  учреждения  что  по  крайней  мере
половина из них остались без каких-либо  средств  к  существованию.  В  1933
году, первом году существования третьего рейха, их отстранили  от  службы  в
государственных учреждениях и от работы в печати и на  радио,  не  разрешали
заниматься сельским хозяйством, преподаванием и работать в области театра  и
кино; в 1934 году их изгнали с  фондовой  биржи.  Что  касается  запрета  на
медицинскую и юридическую практику, а также занятие  торговлей,  то  хотя  в
законодательном порядке он был наложен только в  1938  году,  фактически  же
начал действовать уже в конце четвертого года правления нацистов.
     Мало того, евреям отказывали не только в жизненных благах, но и в самом
необходимом. Во многих городах евреям  стало  трудно,  если  не  невозможно,
покупать  продукты  питания.  Над  дверьми  бакалейных,  мясных  и  молочных
магазинов и булочных висели надписи: "Евреям вход воспрещен". Часто  они  не
могли обеспечить своих детей  молоком.  Аптеки  не  отпускали  им  лекарств.
Гостиницы не предоставляли ночлега. И всюду, куда бы они ни пошли, их  ждали
издевательские надписи: "Въезд евреям в  этот  город  строго  запрещен"  или
"Евреи могут входить сюда только на свой страх и риск". На  крутой  извилине
дороги близ Людвигсхафена стоял  указатель:  "Осторожно  -  крутой  поворот!
Евреям - ехать со скоростью 120 километров в час!" {Я подвергся ожесточенным
нападкам печати и радио; грозили даже выслать из страны за репортажи о  том,
что на время Олимпийских игр некоторые из надписей убрали. - Прим. авт.}
     Такова была участь евреев в период проведения  Олимпийских  игр,  -  то
было начало пути, вскоре приведшего их к физической гибели.

       Преследование христианских церквей

     Борьба нацистов против христианских церквей  вначале  носила  умеренный
характер. Хотя Гитлер, будучи католиком,  и  нападал  в  своей  книге  "Майн
кампф" как на политизированный католицизм, так и на обе христианские  церкви
за неприятие расовой теории, он в той же книге подчеркивал: "...Политическая
партия ни в коем случае не должна... терять из  виду,  что,  как  показывает
весь предшествующий исторический опыт, ни одной  чисто  политической  партии
еще не удавалось осуществить религиозную реформацию".  Статья  24  партийной
программы предусматривала "свободу для всех религиозных верований постольку,
поскольку они не угрожают... национальным  чувствам  немецкой  расы.  Партия
выступает за позитивное христианство". В речи, произнесенной 23  марта  1933
года в рейхстаге, когда законодательный орган Германии уступил свои  функции
диктатору, Гитлер, воздав должное христианским церквам как "важным элементам
сохранения души немецкого народа", обещал уважать их права. Он заявил также,
что  цель  его  правительства  -  достижение  согласия  между   церковью   и
государством, и в расчете на голоса членов  партии  католического  "Центра",
которые он таки получил, добавил: "Мы надеемся укрепить дружеские  отношения
со святейшим престолом".
     Не прошло и четырех месяцев, а нацистское правительство  уже  заключило
20 июня конкордат с Ватиканом, гарантировавший свободу католической  веры  и
право церкви самостоятельно "регулировать свои внутренние дела". Со  стороны
Германии договор подписал Папен, со стороны Ватикана -  его  государственный
секретарь монсеньор  Пачелли,  ставший  потом  папой  Пием  XII.  Нацистское
правительство начало нарушать условия договора едва ли не  раньше,  чем  его
текст был изложен на бумаге; но, будучи заключен в то время, когда по  всему
миру прокатилась волна возмущения первыми эксцессами нового режима Германии,
конкордат, без сомнения, способствовал росту престижа правительства Гитлера,
в чем оно очень нуждалось {2 июня 1945 года в обращении к собору  кардиналов
папа  Пий  XII  защищал   подписанный   им   конкордат,   но   заявил,   что
национал-социализм, каким он его увидел впоследствии, есть не что иное,  как
"неприкрытое отступничество от Иисуса Христа, отрицание  его  учения  и  его
деяний во искупление людских грехов,  проповедь  культа  насилия  и  расовой
ненависти, пренебрежение свободой и достоинством человека". - Прим. авт.}.
     25 июля, через  пять  дней  после  ратификации  конкордата,  германское
правительство   приняло   закон   о   стерилизации,   особенно   оскорбивший
католическую церковь. А еще через пять дней были предприняты первые шаги  по
роспуску Лиги католической молодежи. В последующие годы  подверглись  аресту
тысячи католических священников,  монахов  и  деятелей  недуховного  звания,
причем  часто  по  сфабрикованным  обвинениям  в  "безнравственности"  и   в
"контрабанде иностранной  валюты".  Руководителя  организации  "Католическое
действие" Эриха Клаузенера, как мы уже знаем, умертвили во время  чистки  30
июня 1934 года. Были запрещены десятки католических изданий.  Под  давлением
гестаповской агентуры даже нарушалась тайна  исповеди.  К  весне  1937  года
католическая   иерархия   в   Германии,   которая,    подобно    большинству
протестантских  священников,  поначалу  стремилась  сотрудничать   с   новым
режимом, утратила все  иллюзии.  14  марта  1937  года  папа  Пий  XI  издал
энциклику,  озаглавленную   "С   глубокой   скорбью",   обвинив   нацистское
правительство в "отклонении" от положений конкордата, в его  нарушении  и  в
распространении  "плевел  подозрительности,  раздора,  ненависти,   клеветы,
тайной и открытой враждебности ко Христу и  святой  церкви".  На  "горизонте
Германии"  папа   увидел   "надвигающиеся   грозовые   тучи   разрушител