ла".
     Немецкое  наступление  вдоль  старой   Смоленской   дороги,   приведшей
Наполеона в Москву, началось  словно  неистовый  тайфун.  В  течение  первых
недель   октября,   когда,   по    выражению    Блюментрита,    развернулось
"хрестоматийное сражение", немцы  окружили  между  Вязьмой  и  Брянском  две
советские армии и взяли, как они утверждают,  в  плен  650  тысяч  солдат  и
офицеров, захватили 5 тысяч орудий и 1200  танков.  К  20  октября  немецкие
головные танковые части находились уже в 40 милях  от  Москвы,  и  советские
министерства и иностранные посольства были спешно эвакуированы в Куйбышев на
Волге. Даже трезвомыслящий Гальдер, который упал с лошади во время прогулки,
сломал ключицу и  был  госпитализирован,  теперь  поверил,  что  при  смелом
руководстве и благоприятной погоде Москва может быть  взята  до  наступления
суровой русской зимы.
     Однако осенние дожди уже начались. Наступил период распутицы.  Огромная
армия, двигавшаяся на колесах, замедлила свой ход  и  была  вынуждена  часто
останавливаться. Приходилось выводить из  боя  танки,  чтобы  с  их  помощью
вытаскивать из трясины орудия и автомашины с боеприпасами.
     Чтобы вытаскивать застрявшие в грязи орудия и  автомашины,  нужны  были
цепи и тросы, но их не хватало, и тогда приходилось сбрасывать  с  самолетов
связки веревок, в то время как транспортные самолеты были крайне  необходимы
для доставки боевых грузов.  Дожди  начались  в  середине  октября,  и,  как
вспоминал позднее Гудериан,  "последующие  несколько  недель  кругом  стояла
непролазная  грязь".  Генерал  Блюментрит,   начальник   штаба   4-й   армии
фельдмаршала фон Клюге, находившейся в самом пекле сражения за Москву,  ярко
описал сложившуюся обстановку:
     "Пехотинцы вязли в грязи,  а  для  того,  чтобы  тащить  артиллерийское
орудие,  приходилось  запрягать  последовательно  несколько   упряжек.   Все
колесные машины увязали в грязевом месиве по ось. Даже тракторы продвигались
с огромным трудом. Большая часть нашей тяжелой артиллерии намертво  застряла
в грязи. Трудно даже представить, какое напряжение вызвало все это у  наших,
и без того измотанных, войск".
     Впервые за все время в дневниковых  записях  Гальдера  и  в  донесениях
Гудериана, Блюментрита  и  других  немецких  генералов  появляются  признаки
сначала сомнений, а затем и отчаяния. Они получили распространение  и  среди
низшего командования, и среди полевых войск, а может, это от них и исходило.
"И теперь, когда Москва была  почти  на  виду,  -  вспоминал  Блюментрит,  -
настроение как командиров, так  и  войск  начинало  меняться.  Сопротивление
противника усиливалось, бои приобретали все более  ожесточенный  характер...
Многие из наших рот  сократились  до  60-70  солдат".  Сказывалась  нехватка
исправных артиллерийских орудий и танков. "Зима уже  начиналась,  -  говорит
Блюментрит,  -  но  не  было  никаких  намеков,  что   мы   получим   зимнее
обмундирование... Далеко за линией фронта, в нашем тылу, в бескрайних  лесах
и болотах, стали давать о себе  знать  партизаны.  Колонны  снабжения  часто
попадали в засаду..."
     Теперь, по воспоминаниям Блюментрита, призрак великой армии  Наполеона,
шедшей этой же дорогой на Москву, и память об участи Наполеона  преследовали
нацистских  завоевателей.  Немецкие  генералы  принялись  читать  и   заново
перечитывать сделанное Коленкуром мрачное описание русской зимы  1812  года,
закончившейся для французов катастрофой.
     Далеко на юге, где погода стояла немного теплее, но дожди и грязь  были
такие же, как и здесь, на центральном направлении, дела  тоже  шли  неважно.
Танки Клейста вступили в Ростов-на-Дону 21 ноября  под  фанфарную  трескотню
Геббельсовской пропаганды о том, что  "ворота  на  Кавказ"  открыты.  Однако
ворота эти  недолго  оставались  открытыми.  Как  Клейст,  так  и  Рундштедт
понимали, что не смогут удержать Ростов. Спустя  пять  дней  русские  выбили
немцев из Ростова, атаковав на северном и южном флангах так,  что  те  сломя
голову бежали 50 миль до реки Миус,  где  Клейст  и  Рундштедт  намеревались
создать рубеж обороны на зимний период.
     Отступление из Ростова стало  еще  одним,  правда  менее  значительным,
поворотным пунктом в истории третьего рейха. Здесь нацистская армия  впервые
потерпела крупную неудачу. "Наши беды начались с  Ростова,  -  комментировал
позднее Гудериан. - Это было зловещее  предзнаменование".  Фельдмаршалу  фон
Рунд-штедту оно стоило поста командующего  на  южном  направлении.  Об  этом
драматичном событии, произошедшем во время отступления к Миусу,  фельдмаршал
рассказывал впоследствии союзным следователям:
     "Неожиданно  я  получил  от  фюрера  приказ  оставаться  там,  где   мы
находимся, и не отступать  дальше.  Я  немедленно  телеграфировал  в  ответ:
"Пытаться удержать позиции - безумие.  Во-первых,  войска  не  смогут  этого
сделать; во-вторых, если они не отступят,  то  будут  уничтожены.  Повторяю,
этот приказ необходимо отменить или придется подыскать  кого-нибудь  другого
на мое место". В тот же вечер от фюрера поступил ответ:  "Согласен  с  вашей
просьбой. Пожалуйста, сдайте командование".  И  тогда  я  направился  домой"
{"Фюрер в сильнейшем возбуждении...  -  зафиксировал  в  своем  дневнике  30
ноября генерал Гальдер, описывая отступление Рундштедта  к  Миусу  и  снятие
фельдмаршала с поста командующего. - Главком был вызван к  фюреру  в  13.00.
По-видимому, произошел более чем неприятный  разговор,  в  течение  которого
говорил  один  фюрер.  Он  осыпал  главкома  упреками  и  бранью  и  надавал
необдуманных приказов". Гальдер начал в тот день свои записи с  перечисления
потерь, которые вермахт понес до 26 ноября. "Общие потери войск на Восточном
фронте составляют (не считая больных) 734 112 офицеров и солдат, то есть  23
процента средней общей численности войск  Восточного  фронта  (3,2  миллиона
человек)".
     1 декабря Гальдер  сделал  в  своем  дневнике  запись  об  освобождении
Рундштедта от должности командующего группой армий "Юг" и назначении на этот
пост Рейхенау, командовавшего 6-й армией,  которая  воевала  во  Франции,  а
затем пережила тяжелые дни, сражаясь к северу от танковых  дивизий  Клейста,
отступавших от Ростова. "...Позвонил  по  телефону  фон  Рейхенау,  -  пишет
Гальдер. - Просил дать ему разрешение на отход сегодня ночью на  позиции  по
Миусу. Фюрер разрешил. Итак,  теперь  мы  находимся  там,  где  должны  были
находиться вчера. В жертву принесены  время  и  силы,  кроме  того,  потерян
Рундштедт".
     "Состояние здоровья главкома, - добавил Гальдер,  -  из-за  постоянного
нервного напряжения  опять  вызывает  беспокойство".  (В  дневнике  Гальдера
имеется запись от  10  ноября  о  том,  что  получено  сообщение  о  тяжелом
сердечном приступе у главкома.) - Прим. авт.}.
     Эта мания издалека  отдавать  войскам  приказы  удержаться  на  рубеже,
несмотря ни на какие тяжелейшие условия, возможно, спасла немецкую армию  от
полного развала под сокрушительными ударами, которые ждали ее впереди.  Хотя
многие  генералы  оспаривают,  но  именно  это  привело  немецкую  армию   к
Сталинграду и другим катастрофическим поражениям, что помогло решить  судьбу
Гитлера.
     Сильные снегопады и морозы в ту зиму начались в России  рано.  Гудериан
зафиксировал первый снег в ночь на 7 октября, как  раз  когда  возобновилось
наступление на Москву. Это побудило его вновь запросить вышестоящий  штаб  о
зимней одежде, особенно об утепленной обуви и шерстяных носках.  12  октября
снегопад все еще продолжался. 3 ноября ударили морозы,  температура  заметно
понизилась.  7  ноября  Гудериан  уже  докладывал  о   "случаях   серьезного
обморожения" в частях, а 13-го о том, что температура упала до минус  восьми
градусов мороза по Фаренгейту и отсутствие зимней  одежды  "сказывается  все
сильнее".
     "Лед начинает  причинять  много  неприятностей,  -  писал  Гудериан,  -
поскольку  шипы  для  танковых  тягачей  еще  не  поступили.  Холод   сделал
бесполезными телескопические прицелы. Для  того  чтобы  запустить  двигатели
танков, приходится разводить костер  под  ними.  Иногда  в  баках  замерзает
топливо, а смазка затвердевает... Каждый полк (из  112-й  пехотной  дивизии)
уже потерял около  500  человек  в  результате  обморожений.  Из-за  морозов
пулеметы  отказывают,  а  наши  37-мм   противотанковые   орудия   оказались
малоэффективными против (русского) танка Т-34...
     В результате распространилась паника. Это  был  первый  случай  за  всю
русскую кампанию, когда морозы привели к  таким  последствиям,  что  явилось
предостережением: боеспособность нашей пехоты на пределе".
     И не только пехоты. 21 ноября Гальдер отметил  в  своем  дневнике,  что
Гудериан доложил по телефону, что  "его  войска  выдохлись".  Этот  стойкий,
решительный танковый командир признает, что в тот самый день решил поехать к
командующему группой армий "Центр" Боку и добиться  изменения  отданного  им
приказа, поскольку "не уверен в возможности его выполнения". Он  пребывал  в
состоянии глубокой депрессии, когда писал:
     "Ледяной холод, укрытий нет, нехватка  теплой  одежды,  тяжелые  потери
среди личного состава и боевой техники, из рук вон плохое снабжение  горючим
- все это превращает обязанности командира в жалкие хлопоты,  и  чем  дольше
продолжается такое положение, тем сильнее давит неимоверная ответственность,
которую на меня возложили".
     Ретроспективно Гудериан добавил:
     "Только тот, кто сам видел бескрайнее пространство русских снегов в  ту
зиму и наше бедственное положение и почувствовал на  себе  неистовствовавший
ледяной ветер, заметающий все пути; кто час за  часом  преодолевал  просторы
ничейной земли, чтобы в конце концов отыскать жалкое  прибежище,  в  котором
укрывались скверно одетые, полуголодные  солдаты;  кто  мог  сравнить  их  с
хорошо  накормленными,  тепло  одетыми,   крепкими   сибиряками,   полностью
оснащенными для ведения боев в  зимних  условиях...  способен  по-настоящему
судить о событиях, которые потом произошли".
     Теперь пора изложить вкратце события  тех  дней.  При  этом  нельзя  не
подчеркнуть одно обстоятельство: сколь ужасной ни была русская зима и  сколь
ни бесспорно, что советские войска оказались лучше подготовлены к  ней,  чем
немцы,  фактором,  определившим  исход  сражения,  явилась  не   погода,   а
ожесточенное  сопротивление  советских  войск,  их   неукротимая   воля   не
сдаваться. Это подтверждается дневниковыми записями Гальдера  и  донесениями
командующих с фронтов, в которых постоянно находит отражение изумление перед
решимостью и ожесточенностью русских атак и контратак и отчаяние  по  поводу
немецких неудач и понесенных потерь. Нацистские генералы  не  могли  понять,
почему русские, несмотря на откровенно тиранический режим и катастрофические
последствия первых немецких ударов, выстояли, не  потерпели  полного  краха,
подобно  французам  и  многим  другим  народам   и   государствам,   которые
разваливались от ударов менее мощных.
     "С удивлением и разочарованием, - пишет Блюментрит, - мы  обнаружили  в
конце  октября  -  начале  ноября,  что  разгромленные  русские,   очевидно,
совершенно  не  осознают,  что  как  военная  сила   они   почти   перестали
существовать". Гудериан рассказывал о  старом  отставном  царском  генерале,
которого он встретил по дороге на Москву, в Орле.
     "Если бы вы пришли двадцать лет назад, - говорил генерал  Гудериану,  -
мы бы вас встречали с распростертыми объятиями. Но теперь слишком поздно. Мы
только что начали вставать на ноги, и тут появляетесь вы и отбрасываете  нас
на двадцать лет назад, так что нам  снова  придется  начинать  все  сначала.
Теперь мы сражаемся за Россию, а в этом деле мы все едины".
     И тем не менее по мере того, как ноябрь  с  его  метелями,  буранами  и
постоянными морозами приближался к концу,  Гитлер  и  большинство  генералов
испытывали все меньше сомнений, что Москва падет в ближайшие дни. С  севера,
с юга и с запада немецкие армии подошли к столице на  20-30  миль.  Гитлеру,
рассматривавшему карту в своей ставке, расположенной  далеко  от  фронта,  в
Восточной Пруссии, представлялось, что его войска способны  преодолеть  этот
ничтожный отрезок пути за один бросок. Ведь его армии прошли 500 миль, а тут
им осталось пройти не более 20-30 миль. "Один последний бросок, и  мы  будем
торжествовать", - говорил он Йодлю в середине ноября.
     Во время  телефонного  разговора  с  Гальдером  22  ноября  командующий
группой армий "Центр" фельдмаршал фон Бок сравнивал обстановку,  сложившуюся
перед последним броском на  Москву,  с  обстановкой,  сложившейся  во  время
сражения на Марне, где последний батальон, брошенный в бой, решил его исход.
Несмотря на усиливающееся сопротивление противника, Бок считал,  что  победа
достижима. К концу ноября ему действительно  пришлось  бросать  в  бой  свой
последний  батальон.  Заключительное  массированное  наступление  на  сердце
Советского Союза было намечено на 1 декабря 1941 года.
     Однако наступление  натолкнулось  на  железное  сопротивление  русских.
Крупнейшие танковые силы были сосредоточены на одном  фронте:  4-я  танковая
группа генерала Гепнера и 3-я танковая группа генерала Германа Гота занимали
рубежи непосредственно к северу от  Москвы;  2-я  танковая  армия  Гудериана
дислоцировалась к югу от столицы в районе Тулы; огромная 4-я армия фон Клюге
наступала в центре, прямо на  восток,  через  леса,  окружавшие  подступы  к
городу, - с этой грозной силой Гитлер связывал все свои надежды.  2  декабря
разведывательный батальон 258-й пехотной дивизии проник  в  Химки,  пригород
Москвы, откуда были виды шпили кремлевских башен; однако на  следующее  утро
батальон был оттеснен из Химок несколькими русскими танками и  разношерстным
отрядом наскоро мобилизованных рабочих города. Это  была  самая  близкая  от
Москвы точка, до которой дошли немецкие войска и откуда бросили свой  первый
и последний взгляд на Кремль.
     Вечером 1 декабря фон Бок, у которого начались сильные боли в  желудке,
сообщил по телефону Гальдеру, что его обескровленные войска уже не  способны
действовать.  Начальник  генерального  штаба  постарался   подбодрить   его:
"...Нужно  попытаться  разбить  противника,  бросив  в  бой  все   силы   до
последнего. Если окончательно выяснится, что разгромить противника  все-таки
невозможно, тогда нужно будет принять другое  решение".  На  следующий  день
Гальдер записал в  дневнике:  "...Сопротивление  противника  достигло  своей
кульминационной точки". 3  декабря  фон  Бок  еще  раз  позвонил  начальнику
генерального штаба, который занес в дневник суть его сообщения:
     "Опять пришлось отвести назад вырвавшиеся вперед наступающие части  4-й
армии, так как соседние части не сумели продвинуться на такую же  глубину...
Однако уже близится час, когда силы войск иссякнут".
     Когда Бок впервые заговорил о переходе  к  обороне,  Гальдер  попытался
напомнить ему, что "лучшим способом обороны является наступление".
     Но  легче  сказать,  чем  сделать,  учитывая  сопротивление  русских  и
погодные условия. 4 декабря Гудериан, 2-я танковая армия  которого  пыталась
ворваться в Москву с юга и была  остановлена  противником,  докладывал,  что
температура упала  до  31  градуса.  Позднее  она  понизилась  еще  на  пять
градусов. Его танки застряли в неподвижности, нависла угроза на флангах и  с
тыла севернее Тулы.
     5 декабря создалась критическая обстановка. На всем 200-мильном фронте,
полудугой вытянувшемся вокруг Москвы, немецкие войска были остановлены.
     К  вечеру  Гудериан  информировал  Бока,  что  его  части   не   только
остановлены, но и вынуждены отходить, и Бок по  телефону  сообщил  Гальдеру,
что "силы иссякли", а Браухич в  отчаянии  сообщил  начальнику  генерального
штаба о своем решении уйти с поста главнокомандующего сухопутными  войсками.
Это был черный день для немецких генералов.
     "Впервые мне пришлось принимать такое  решение,  -  писал  впоследствии
Гудериан, - самое трудное из  всех,  какие  я  когда-либо  принимал...  Наше
наступление на Москву провалилось. Все жертвы и лишения наших храбрых солдат
оказались напрасными. Мы потерпели серьезнейшее поражение".
     Генерал Блюментрит, занимавший пост  начальника  штаба  4-й  армии  фон
Клюге, понял, что наступил поворотный  момент.  Вспоминая  впоследствии  эти
события, он писал: "Наши надежды  покончить  с  Россией  в  1941  году  были
перечеркнуты в самую последнюю минуту".
     6 декабря нанес ответный удар генерал Георгий Жуков, сменивший  маршала
Тимошенко на посту  командующего  Центральным  фронтом  всего  шесть  недель
назад. Чтобы отогнать немцев от Москвы, он бросил в  наступление  на  фронте
200 миль семь армий  и  два  кавалерийских  корпуса  -  всего  100  дивизий,
состоявших либо из свежих формирований, либо из испытанных  в  боях  частей,
которые были хорошо оснащены и обучены ведению  боевых  действий  в  суровых
зимних условиях. Удар, который этот относительно малоизвестный генерал нанес
силам столь грозной группировки, состоявшей из пехоты,  артиллерии,  танков,
кавалерии и самолетов, был таким неожиданным и сокрушительным, что  немецкая
армия и третий рейх после него в полной мере так и не оправились. В  течение
нескольких  недель  необычно  сурового  декабря  и  первой  половины  января
казалось, что отступающие немецкие армии, фронт которых постоянно  прорывали
советские войска, погибнут в русских снегах, как  это  случилось  с  великой
армией  Наполеона  130  лет  назад.  Можно  отметить  несколько  критических
моментов, когда немецкие армии  были  на  грани  краха.  И,  вероятно,  лишь
благодаря  железной  воле  и  решимости  Гитлера  и  несомненной   стойкости
немецкого солдата  армии  третьего  рейха  были  спасены  от  окончательного
разгрома."
     Однако это было серьезное  поражение.  Красная  Армия  понесла  тяжелые
потери, но не была уничтожена. Немцам же не удалось овладеть ни Москвой,  ни
Ленинградом, ни Сталинградом, ни нефтеносными районами  Кавказа;  продолжали
функционировать и жизненно важные артерии, связывающие Россию  с  Англией  и
Америкой. Впервые за более чем два  года  непрерывных  военных  побед  армии
Гитлера отступали под напором превосходящей силы.
     Но это еще не  все.  Масштабы  поражения  измерялись  не  только  этим.
Гальдер это понял, хотя и несколько позднее.  "Разбит  миф  о  непобедимости
немецкой армии", - писал он. С наступлением лета немецкая армия  добьется  в
России новых побед, но это  уже  не  восстановит  миф  о  ее  непобедимости.
Поэтому 6 декабря 1941 года можно  считать  поворотным  моментом  в  краткой
истории третьего рейха, причем одним  из  самых  роковых  моментов.  Сила  и
могущество Гитлера достигли своего апогея, начиная с этого момента они пошли
на убыль, подрываемые нарастающими контрударами народов, против  которых  он
развязал агрессию.
     Поражение под Москвой вызвало решительную перетряску в немецком  высшем
командовании и среди командующих войсками на фронтах.  Как  только  немецкие
армии начали отступать  по  обледенелым  дорогам  и  заснеженным  полям  под
ударами советских войск, полетели головы немецких генералов.  Рундштедт  был
отстранен  от  командования  южными  армиями,  так  как  оказался   вынужден
отступить  из  Ростова.  После  декабрьского   поражения   под   Москвой   у
фельдмаршала фон Бока усилились боли в желудке, и 18  декабря  его  заменили
фельдмаршалом фон Клюге, а измотанная 4-я армия  была  навсегда  изгнана  из
Подмосковья. Даже решительный генерал Гудериан, инициатор боевых действий  с
массированным использованием бронетанковой техники,  осуществивший  коренные
изменения в современном бою, на рождество был отстранен от  командования  за
отдачу приказа к отступлению без разрешения  сверху.  Генерала  Гепнера,  не
менее блестящего  командира,  танковая  г