ра  дать
подкрепления, чтобы принять соответствующие меры при  возникновении  русской
угрозы  в  Венгрии  и  отразить  советское  наступление  в  Польше,  которое
ожидалось в середине января.
     "Я подчеркнул, - говорит Гудериан, - что Рур уже парализован бомбежками
западных союзников... С другой стороны, сказал я, промышленный район Верхней
Силезии еще может работать на полную  мощность,  поскольку  центр  немецкого
производства вооружения переместился на Восток. Потеря  же  Верхней  Силезии
приведет к нашему поражению через несколько недель. Но все  было  тщетно.  Я
получил отпор и провел унылый и трагический  канун  рождества  в  совершенно
обескураживающей обстановке".
     Тем не менее 9 января Гудериан в  третий  раз  отправился  на  прием  к
Гитлеру. Он взял с собой начальника разведки  на  Востоке  генерала  Гелена,
который, используя принесенные  карты  и  схемы,  пытался  объяснить  фюреру
опасность положения немецких войск накануне ожидаемого  наступления  русских
на севере.
     "Гитлер, - вспоминает Гудериан, - окончательно потерял самообладание...
заявив, что карты и схемы "абсолютно идиотские", и приказал, чтобы я посадил
в сумасшедший дом человека, подготовившего их. Тогда  я  вспылил  и  сказал:
"Если вы хотите направить  генерала  Гелена  в  сумасшедший  дом,  тогда  уж
отправляйте и меня с ним заодно".
     Гитлер возразил, что на Восточном фронте "еще  никогда  ранее  не  было
такого сильного резерва, как  сейчас",  и  Гудериан  огрызнулся:  "Восточный
фронт подобен карточному домику. Если его прорвут хотя бы в одном месте, все
остальное рухнет".
     Так все и произошло. 12 января 1945 года русская  группа  армий  Конева
осуществила прорыв на Верхней Висле, южнее Варшавы, и устремилась в Силезию.
Армии Жукова форсировали Вислу к северу и югу от Варшавы,  которая  пала  17
января. Еще севернее две русские армии овладели половиной Восточной  Пруссии
и двинулись к Данцигскому заливу.
     Это было крупнейшее наступление русских за всю войну. Только на  Польшу
и Восточную Пруссию Сталин бросил  180  дивизий,  в  основном,  как  это  ни
удивительно, танковых. Остановить их было невозможно.
     "К 27 января (всего  через  пятнадцать  дней  после  начала  советского
наступления) русская приливная волна, - вспоминает  Гудериан,  -  обернулась
для нас полной катастрофой". К этому времени Восточная  и  Западная  Пруссия
уже были отрезаны от рейха.  Именно  в  этот  день  Жуков  форсировал  Одер,
продвинувшись за две недели на 220 миль и выйдя на рубежи всего в 100  милях
от  Берлина.  Самые  катастрофические  последствия  имел   захват   русскими
Силезского промышленного бассейна.
     30 января, в день  двенадцатой  годовщины  прихода  Гитлера  к  власти,
министр производства вооружений Альберт  Шпеер  представил  на  имя  Гитлера
меморандум, подчеркнув значение потери Силезии. "Война проиграна",  -  начал
он свой доклад и далее в бесстрастной и объективной манере объяснил  почему.
После массированных бомбежек  Рура  силезские  шахты  начали  поставлять  60
процентов немецкого угля.  Для  железных  дорог,  электростанций  и  заводов
остался двухнедельный  запас  угля.  Таким  образом,  сейчас,  после  потери
Силезии, можно, по словам Шпеера, рассчитывать лишь на одну четвертую  часть
угля и одну шестую часть стали от того объема,  который  она  производила  в
1944 году. Это предвещало катастрофу в 1945-м.
     Фюрер, как вспоминал  позднее  Гудериан,  взглянул  на  доклад  Шпеера,
прочитал первую фразу и распорядился  положить  его  в  сейф.  Он  отказался
принимать Шпеера наедине, а Гудериану сказал:
     "С сегодяшнего дня я никого не буду  принимать  наедине.  Шпеер  всегда
старается преподнести мне что-нибудь неприятное. Я не выношу этого".
     27 января, во второй половине дня, войска Жукова форсировали Одер в 100
милях от Берлина. Событие это вызвало в ставке Гитлера  интересную  реакцию,
которая распространилась и на рейхсканцелярию в Берлине.  25-го  Гудериан  в
отчаянии  направился  к  Риббентропу  с  настоятельной  просьбой  попытаться
немедленно заключить перемирие на Западе, с тем чтобы все, что  осталось  от
немецких армий, сосредоточить на Востоке против русских. Министр иностранных
дел немедленно разболтал об этом фюреру, который  в  тот  же  вечер  отчитал
начальника генштаба, обвинив его в государственной измене.
     Однако два дня спустя Гитлер, Геринг и Йодль,  потрясенные  катастрофой
на Востоке, посчитали лишним  просить  Запад  о  перемирии,  поскольку  были
уверены, что западные союзники сами прибегут к ним, испугавшись  последствий
большевистских  побед.  О  том,  какая  сцена  разыгралась  в  ставке,  дает
представление сохранившаяся запись совещания 27 января у фюрера.
     Гитлер: Вы думаете, англичане в восторге от событий на русском фронте?
     Геринг: Они, конечно, не предполагали, что мы будем сдерживать их, пока
русские завоюют всю Германию... Они не рассчитывали, что мы как  сумасшедшие
станем обороняться против них, пока русские будут продвигаться все глубже  и
глубже в Германию и фактически захватят ее всю...
     Йодль: Они всегда относились к русским с подозрением.
     Геринг: Если так будет продолжаться, через несколько  дней  мы  получим
телеграмму от англичан,
     И с этим призрачным шансом главари третьего рейха связали свои надежды.
     Весной 1945 года третий рейх быстро приближался к своему концу.
     Агония началась в марте. К  февралю,  когда  почти  весь  Рур  лежал  в
развалинах, а Верхняя Силезия оказалась  утрачена,  добыча  угля  составляла
одну пятую уровня предыдущего года. Лишь очень немногое из этого  количества
можно было перевезти, так  как  англоамериканские  бомбардировки  вывели  из
строя железнодорожный и водный транспорт. На совещаниях у  Гитлера  разговор
шел главным образом о нехватке угля. Дениц жаловался на недостаток горючего,
из-за чего многие корабли стояли на приколе, а Шпеер спокойно объяснял,  что
электростанции и предприятия находятся  в  таком  же  положении  по  тем  же
причинам, Потеря румынских и венгерских нефтяных  месторождений  и  бомбежки
заводов синтетического топлива  в  Германии  создали  такой  острый  дефицит
бензина,  что  большая  часть  крайне  необходимых  теперь  истребителей  не
поднималась в воздух и уничтожалась на аэродромах авиацией союзников. Многие
танковые дивизии бездействовали из-за отсутствия горючего.
     Надежды на обещанное "чудо-оружие", которые какое-то время поддерживали
народ и солдат и даже таких трезвомыслящих генералов, как Гудериан, в  конце
концов пришлось оставить.  Пусковые  установки  самолетов-снарядов  Фау-1  и
ракет Фау-2, нацеленные на Англию, были  почти  полностью  разрушены,  когда
войска Эйзенхауэра  заняли  побережье  Франции  и  Бельгии.  Осталось  всего
несколько установок в Голландии. Почти 8 тысяч этих снарядов  и  ракет  были
выпущены  по  Антверпену  и  другим  военным  объектам   после   того,   как
англо-американские войска вышли к границам Германии, но  ущерб,  причиненный
ими, оказался незначителен.
     Гитлер и Геринг рассчитывали, что новые реактивные истребители добьются
превосходства в воздухе над союзной  авиацией,  и  они  бы  этого  добились,
поскольку   немцам   удалось   произвести   их   более   тысячи,   если   бы
англо-американские  летчики,  у  которых  не  было   таких   самолетов,   не
предприняли успешных контрдействий. Обычные винтовые  истребители  союзников
не могли противостоять немецким  реактивным  истребителям,  но  подняться  в
воздух  удалось   лишь   немногим   из   них.   Нефтеочистительные   заводы,
производившие специальное горючее, были разбомблены, а  удлиненные  взлетные
полосы, строившиеся для них, легко  обнаруживали  союзные  летчики,  которые
уничтожили реактивные самолеты на земле.
     Гросс-адмирал Дениц когда-то обещал фюреру, что новые подводные лодки с
электродвигателями   произведут    чудеса    на    море,    вновь    нарушат
англо-американские жизненно важные коммуникации в Северной Атлантике.  Но  к
середине февраля 1945  года  лишь  две  из  126  новых,  введенных  в  строй
подводных лодок смогли выйти в море.
     Что касается проекта немецкой атомной бомбы, который  причинил  столько
беспокойства Лондону и Вашингтону, то он продвинулся недалеко, поскольку  не
вызывал большого интереса у Гитлера и  поскольку  Гиммлер  имел  обыкновение
арестовывать ученых-атомщиков по подозрению в нелояльности  или  отрывал  их
для проведения увлекавших его нелепых "научных"  экспериментов,  которые  он
считал гораздо более важными. К концу 1944 года правительство Англии и США с
большим облегчением узнали, что немцы не  смогут  создать  атомную  бомбу  и
применить ее в этой войне {Как они об этом узнали -  захватывающая  история,
но слишком длинная, чтобы приводить ее здесь. О ней поведал  в  своей  книге
"Алсос" профессор Самуэль Гоудсмит. "Алсос" -  кодовое  наименование  группы
американских ученых, которую он возглавлял и которая  следовала  за  армиями
Эйзенхауэра во время их похода в Западную Европу. - Прим. авт.}.
     8 февраля армии Эйзенхауэра, насчитывавшие к этому времени 85  дивизий,
начали сосредоточиваться на Рейне. Союзники считали, что немцы  будут  вести
лишь сдерживающие  действия  и  беречь  силы,  укрывшись  за  мощной  водной
преградой, какую представляла собой эта широкая и быстрая река. И  Рундштедт
это предлагал. Но в данном случае, как и ранее, Гитлер даже слышать не хотел
об отходе. Это бы означало, сказал он Рундштедту,  "перенести  катастрофу  с
одного места  на  другое".  Поэтому  по  настоянию  Гитлера  немецкие  армии
продолжали вести боевые действия на занимаемых позициях. Однако длилось  это
недолго. К концу месяца англичане и американцы вышли к  Рейну  в  нескольких
местах севернее Дюссельдорфа, а через две недели они уже  прочно  удерживали
левый берег к северу от Мозеля.  При  этом  немцы  потеряли  еще  350  тысяч
человек убитыми, ранеными или захваченными в плен  (число  пленных  достигло
293 тысяч), а также основную часть вооружения и техники.
     Гитлер был в бешенстве. 10 марта он отстранил Рундштедта  (в  последний
раз), заменив его фельдмаршалом Кессельрингом, который так  долго  и  упорно
сопротивлялся  в  Италии.  Еще  в  феврале  фюрер  в  припадке  гнева   счел
необходимым денонсировать Женевскую  конвенцию,  чтобы,  как  он  заявил  на
совещании 19 февраля, "заставить противника понять, что мы  полны  решимости
драться  за  наше  существование  всеми  имеющимися  в  нашем   распоряжении
средствами". Предпринять этот шаг ему настоятельно советовал  д-р  Геббельс,
кровожадный тип, предложивший немедленно,  без  суда  и  следствия  провести
массовые расстрелы пленных летчиков в порядке ответных репрессий за  ужасные
бомбардировки немецких городов. Когда некоторые из присутствовавших офицеров
привели юридические доводы против такого шага, Гитлер злобно оборвал их:
     "К черту... Если я дам ясно  понять,  что  не  намерен  церемониться  с
вражескими пленными, что с ними  будут  обращаться,  не  считаясь  ни  с  их
правами, ни с возможными репрессиями против нас  самих,  то  многие  (немцы)
подумают дважды, прежде чем дезертировать". Это  заявление  стало  одним  из
первых свидетельств, показавших его приспешникам, что Гитлер, чья  миссия  в
качестве завоевателя мира провалилась, готов ринуться в пропасть, как  Вотан
в Вальхаллу, увлекая за собой не только врагов, но и  собственный  народ.  В
заключение совещания он потребовал, чтобы адмирал Дениц рассмотрел все  "за"
и "против" в связи с этим шагом и доложил ему в кратчайший срок.
     Дениц, что было характерно для него,  прибыл  с  ответом  на  следующий
день.
     "Негативные последствия перевесят позитивные... В любом случае было  бы
лучше соблюсти приличия, хотя бы внешние, и  осуществить  меры,  которые  мы
считаем необходимыми, не объявляя об этом заранее".
     Гитлер неохотно согласился,  и  хотя  поголовного  истребления  пленных
летчиков или других военнопленных,  кроме  русских,  как  мы  убедились,  не
последовало, нескольких все же убили, а  гражданское  население  подстрекали
линчевать приземлявшиеся на  парашютах  экипажи  самолетов  союзников.  Один
пленный французский генерал (Месни) был умышленно убит по приказу Гитлера, а
большое число военнопленных союзных армий погибло,  когда  их  насильственно
перегоняли на большие расстояния без воды и пищи. Эти длительные  марши  они
совершали по дорогам,  подвергавшимся  налетам  английских,  американских  и
русских  самолетов.  Перегоняли  их  в  глубь  страны,  чтобы  не  допустить
освобождения наступавшими войсками союзников. Стремление  Гитлера  заставить
немецких солдат  подумать  дважды,  прежде  чем  дезертировать,  имело  свои
основания. На Западе число дезертиров или по меньшей мере тех, кто  сдавался
при первой возможности, сразу после начала  англо-американского  наступления
стало ошеломляющим. 12 февраля Кейтель отдал от имени фюрера приказ  о  том,
что любой солдат, который обманным путем раздобудет увольнительную  записку,
получит  отпуск  или  совершит  поездку  по  подложным   документам,   будет
"наказываться смертью". А 5 марта  генерал  Бласковиц,  командующий  группой
армий "X" на Западе, отдал такой приказ:
     "Все солдаты... обнаруженные за пределами своих частей... а  также  все
заявляющие, что они отстали  и  разыскивают  свои  части,  будут  немедленно
отданы под трибунал и расстреляны".
     12 апреля Гиммлер внес свою лепту в этот приказ, объявив, что командир,
не сумевший удержать город или важный узел коммуникаций,  будет  расстрелян.
Приказ тут же был приведен в исполнение по отношению к нескольким  офицерам,
которые не сумели удержать один из мостов через Рейн.
     Во второй половине дня 7 марта передовые подразделения американской 9-й
танковой дивизии достигли высот  у  города  Ремаген,  в  25  милях  севернее
Кобленца.  К  удивлению   американских   танкистов,   железнодорожный   мост
Людендорфа не был разрушен. Они быстро спустились по склонам к воде.  Саперы
торопливо  перерезали  любой  попадавшийся  провод,  который  мог  вести   к
заложенной мине. По мосту устремился взвод пехотинцев. Когда они подбегали к
правому берегу последовал один взрыв, затем другой. Мост тряхнуло, но он  не
рухнул. Немногочисленная группа немцев, прикрывавшая его на том берегу, была
быстро отброшена. Танки устремились вперед через  пролеты  моста.  К  вечеру
американцы создали  прочный  плацдарм  на  правом  берегу  Рейна.  Последний
серьезный естественный рубеж на  пути  в  Западную  Германию  был  преодолен
{Гитлер приказал расстрелять восемь немецких офицеров,  которые  командовали
немногочисленными  силами,  прикрывавшими   ремагенский   мост.   Их   судил
учрежденный фюрером специальный  подвижный  трибунал  Западного  фронта  под
председательством фанатичного нацистского  генерала  по  фамилии  Хюбнер.  -
Прим. авт.}.
     Через несколько дней, поздним вечером  22  марта,  3-я  армия  Паттона,
преодолев Саар-Палатинатский  треугольник,  в  ходе  блестящей  операции  во
взаимодействии с американской 7-й и французской 1-й армиями организовала еще
одну переправу через Рейн  у  Оппенхайма,  к  югу  от  Майнца.  К  25  марта
англо-американские армии вышли на левый берег реки на  всем  ее  протяжении,
создав в двух местах на правом  берегу  укрепленные  плацдармы.  За  полтора
месяца Гитлер потерял на Западе  более  трети  своих  сия  и  большую  часть
вооружения, достаточного для оснащения полумиллиона человек.
     В 2.30 ночи 24 марта в своей ставке в Берлине он созвал военный  совет,
чтобы решить, что же предпринять дальше.
     Гитлер: Я считаю, что второй плацдарм в Оппенхапме  представляет  собой
величайшую опасность.
     Хевелъ (представитель МИД): Рейн там не слишком широк.
     Гитлер: Добрых двести пятьдесят метров. Но на речном рубеже  достаточно
уснуть лишь одному человеку, чтобы случилась страшная беда.
     Верховный главнокомандующий поинтересовался, "нет ли  там  бригады  или
чего-либо подобного, что можно было бы туда послать". Ответил адъютант:
     "В настоящее время в наличии нет ни одной части, которую можно было  бы
направить в Оппенхайм.  В  военном  городке  на  Сене  имеется  только  пять
противотанковых установок, которые будут готовы сегодня или завтра. Их можно
ввести в бой через несколько дней..."
     Несколько дней!  К  этому  времени  Паттон  уже  создал  в  Оппен-хайме
плацдарм семь миль шириной и шесть глубиной,  а  его  танки  устремились  на
восток  к  Франкфурту.  И  показателем  того  трудного  положения,  в  каком
оказалась некогда мощная немецкая армия, чьи  хваленые  танковые  корпуса  в
былые годы рассекали Европу из конца в конец, явилось то, что сам  верховный
главнокомандующий был вынужден заниматься пятью  подбитыми  противотанковыми
установками, которые можно  было  заполучить  и  ввести  в  бой  лишь  через
несколько  дней,  чтобы  остановить  наступление   мощной   танковой   армии
противника {Стенограмма военного совета, состоявшегося у  фюрера  23  марта,
последняя из числа относительно неповрежденных огнем. По ней можно судить  о
действиях обезумевшего  фюрера  и  его  одержимости  ничтожными  деталями  в
момент, когда начали рушиться  стены.  Битый  час  он  обсуждал  предложение
Геббельса использовать широкий проспект в берлинском Тиргартене  в  качестве
взлетно-посадочной  полосы.  Он  распространялся  о  непрочности   немецкого
бетона,  не  выдерживающего  бомбежек.  Значительная  часть   времени   была
потрачена на обсуждение вопроса, где  собрать  по  крохам  войска.  Один  из
генералов упомянул об индийском легионе.
     Гитлер  заявил:  "Индийский  легион  -  это  несерьезно.  Есть  индусы,
неспособные убить даже  вошь.  Они  скорее  позволят  съесть  себя.  Они  не
способны  также  убить  англичанина.  Я  считаю  нелепостью  направлять   их
сражаться против англичан... Если бы мы использовали  индусов  для  вращения
молитвенных барабанов  или  чего-либо  в  этом  роде,  они  были  бы  самыми
неутомимыми тружениками в мире..." И  так  до  глубокой  ночи.  Разошлись  в
03.43. - Прим. авт.}.
     Теперь, к началу третьей недели марта, когда американцы находились  уже
на  той  стороне  Рейна,  а  мощная  союзная  армия  англичан,  канадцев   и
американцев под командованием  Монтгомери  изготовилась  форсировать  Нижний
Рейн и устремиться на северонемецкую равнину и Рур, что они и осуществили  в
ночь на 23 марта, мстительный Гитлер обрушился на собственный  народ.  Народ
поддерживал его в годы величайших в немецкой истории побед. Теперь, в годину
испытаний, фюрер не считал более  народ  достойным  его,  Гитлера,  величия.
"Если германскому народу суждено потерпеть поражение в борьбе, - заявил он в
речи, обращенной к гаулейтерам в августе  1944  года,  -  то  он,  очевидно,
слишком слаб: он не смог доказать свою храбрость перед  историей  и  обречен
лишь на уничтожение". Фюрер быстро превращался в развалину, и это еще больше
отравляло его суждения. Напряжение, которого требовало  руководство  войной,
потрясения,  вызванные  поражениями,  нездоровый  образ  жизни  без  свежего
воздуха и движения в подземных штабных бункерах, которые он  редко  покидал,
неспособность сдерживать  все  чаще  повторявшиеся  вспышки  гнева  и  не  в
последнюю очередь вредные лекарства, которые  он  принимал  каждый  день  по
настоянию своего врача - шарлатана Морелля, подорвали его  здоровье  еще  до
взрыва 20 июля  1944  года.  Во  время  взрыва  у  него  лопнули  барабанные
перепонки в обоих ушах, что усугубило приступы головокружения. После  взрыва
доктора порекомендовали ему продолжительный отдых, но он отказался. "Если  я
покину Восточную Пруссию, - говорил он Кейтелю, - она падет. Пока  я  здесь,
она будет держаться".
     В сентябре 1944 года у него  случился  нервный  срыв,  сопровождавшийся
упадком сил, и он слег, но к ноябрю поправился и верну