есте с тем ужасающим уроком. Очевидно, нейтралитет  уже  не  давал
гарантии маленьким демократическим государствам, пытающимся выжить  в  мире,
где господствовали тоталитарные режимы. Только что это поняла  Финляндия,  а
теперь Дания и  Норвегия.  Им,  отказавшимся  принять  в  свое  время  -  до
фактической агрессии  -  помощь  дружественных  держав,  приходилось  теперь
винить себя за свою слепоту.
     "Я верю, - говорил Черчилль в палате  общин  11  апреля,  -  этот  факт
станет предметом размышлений для других стран, которые могут  завтра,  через
неделю или через месяц сами стать жертвами столь же тщательно разработанного
штабами плана их уничтожения и порабощения".
     Говоря это, он, очевидно, думал о Голландии и Бельгии, но даже  в  этом
случае, когда они получили месячную отсрочку, размышлений подобного рода  не
было {Шведы, оказавшиеся между Россией и Финляндией, балтийскими странами  и
Германией, захватившей граничащие со Швецией Норвегию и Данию, после  долгих
размышлений пришли к выводу, что у них нет иного выбора,  как  цепляться  за
свой драгоценный нейтралитет или погибнуть  в  бою,  если  они  подвергнутся
нападению. Они умиротворили Советский Союз,  отказав  западным  союзникам  в
транзите их войск в Финляндию, а теперь, уступая сильному давлению Германии,
умиротворили  ее.  Хотя  Швеция  и  послала  внушительную  партию  оружия  в
Финляндию, теперь, когда Норвегия подверглась нападению, она отказала  ей  в
продаже оружия и топлива. В течение  всего  апреля  немцы  требовали,  чтобы
шведы разрешили транзит своих войск в Нарвик на выручку Дитля, но шведы  так
и не дали разрешения до конца боевых  действий,  хотя  поезд  с  медицинским
персоналом и продовольствием пропустили. 19 июня, опасаясь прямого нападения
со  стороны  Германии,  шведы  уступили  давлению  Гитлера   и   согласились
пропускать через  свою  территорию  железнодорожные  составы  с  нацистскими
войсками и военными материалами в Норвегию  при  условии,  что  число  войск
гарнизонов в Норвегии не нарушит существующего баланса.  Это  была  огромная
помощь Германии. Перевозка свежих гитлеровских войск  и  военных  грузов  по
шведской территории избавляла их от риска быть уничтоженными англичанами при
транспортировке по морю. За первые шесть месяцев в  Норвегии  было  заменено
140 тысяч немецких солдат  и  немецкий  контингент  значительно  увеличился.
Позднее, перед самым нападением немцев на  Россию,  Швеция  дала  разрешение
нацистскому верховному командованию на пропуск через свою  территорию  целой
дивизии  с  боевой  техникой  и  оружием  из  Норвегии   в   Финляндию   для
использования против Советского Союза.  То,  в  чем  она  отказала  западным
союзникам годом раньше, теперь было  разрешено  нацистской  Германии.  Более
подробно о немецком давлении на Швецию, включая обмен письмами между королем
Густавом V и Гитлером, см. "Документы по внешней  политике  Германии"  (IX).
Автор подробно изложил этот вопрос в своей  работе  "Вызов  Скандинавии".  -
Прим. авт.}.
     Нужно  было  извлечь  определенные  выводы  из  молниеносного   захвата
Гитлером скандинавских стран. Наиболее серьезный вывод -  значение  авиации,
ее  превосходства  над  военно-морскими  силами,  когда  наземные   авиабазы
находятся поблизости. Не менее важен был  старый  вывод,  что  победы  часто
достигает тот, кто действует решительно и изобретательно. И то и другое было
присуще  нацистской  авиации  и   флоту,   а   Дитль   в   Нарвике   проявил
изобретательность, какая отсутствовала у союзников.
     И еще один существенный военный итог скандинавской кампании, который не
был оценен сразу, поскольку не представлялось  возможным  заглянуть  слишком
далеко вперед. Потери в живой силе с  обеих  сторон  оказались  сравнительно
невелики. Немцы потеряли 1317 человек убитыми, 2375 пропавшими без  вести  и
1604 ранеными, всего - 5296 человек; потери норвежцев, французов и  англичан
составили чуть менее  5  тысяч.  Англичане  потеряли  один  авианосец,  один
крейсер и семь эсминцев, поляки и французы -  по  одному  эсминцу.  Немецкие
потери оказались более существенными: десять из двадцати  эсминцев,  три  из
восьми крейсеров, линейные  крейсера  "Шарнхорст"  и  "Гнейзенау",  а  также
карманный линкор  "Лютцов"  получили  столь  серьезные  повреждения,  что  в
течение нескольких месяцев находились  в  ремонте.  Для  предстоящей  летней
кампании  у  Гитлера  не  было  настоящего  флота.   Когда   подошло   время
осуществлять вторжение на Британские острова - а  время  это  подошло  очень
скоро, - отсутствие достаточных военно-морских сил  оказалось  непреодолимым
для операции "Морской лев".
     Однако тяжелые потери немецкого флота не вызывали теперь особой тревоги
у фюрера, и, включив в начале мая Данию и Норвегию в  длинный  список  своих
завоеваний, он работал рука об руку со своими старательными генералами,  ибо
они уже отбросили сомнения, обуревавшие их прошлой  осенью,  над  последними
приготовлениями к операции, которая - они были в этом уверены - должна  была
привести их к величайшей победе.

     - 21 -

ПОБЕДА НА ЗАПАДЕ

     Прекрасным весенним утром 10 мая 1940 года посол  Бельгии  и  посланник
Нидерландов в Берлине  были  вызваны  на  Вильгельмштрассе,  где  Риббентроп
сообщил им, что немецкие войска вступают на  территорию  их  стран  в  целях
обеспечения  их  нейтралитета  перед   лицом   нависшей   угрозы   нападения
англо-французских армий - аналогичный  бесчестный  предлог  был  использован
всего месяц назад для оправдания оккупации  Дании  и  Норвегии.  Официальный
немецкий ультиматум призывал оба  правительства  принять  необходимые  меры,
чтобы воспрепятствовать оказанию сопротивления. В случае такового оно  будет
решительно  подавлено  всеми  имеющимися  средствами  и  ответственность  за
кровопролитие  "всецело  ляжет  на  королевское  бельгийское  и  королевское
нидерландское правительства".
     В Брюсселе и Гааге, как недавно в Копенгагене и  Осло,  немецкие  послы
направились в министерства иностранных дел  с  аналогичными  посланиями.  По
иронии  судьбы  в  Гааге  ультиматум  должен  был  вручить  граф  Юлиус  фон
Зех-Буркерсроде,  немецкий  посланник,  являвшийся   зятем   Бетман-Холвега,
бывшего канцлера кайзера, который  в  1914  году  публично  назвал  немецкие
гарантии   нейтралитета   Бельгии,   только    что    нарушенные    империей
Гогенцоллернов, клочком бумаги.
     В министерстве иностранных дел в Брюсселе,  в  то  время  как  немецкие
бомбардировщики с ревом проносились над бельгийской столицей и  от  разрывов
сбрасываемых  ими   на   ближайшие   аэродромы   бомб   дребезжали   стекла,
Бюлов-Шванте,  немецкий  посол,  начал  было  извлекать  из  своего  кармана
официальную бумагу, но Поль Анри Спаак остановил его:
     "Прошу прощения, господин посол. Первым  буду  говорить  я.  Германская
армия только что напала на нашу страну, - сказал Спаак,  не  пытаясь  скрыть
своего возмущения. - Уже  во  второй  раз  за  двадцать  пять  лет  Германия
совершает преступную агрессию против нейтральной и лояльной Бельгии. То, что
случилось,  является  даже  более  одиозным,  чем  агрессия  1914  года.  Ни
ультиматума, ни ноты, ни протеста какого бы то ни  было  характера  не  было
предъявлено  бельгийскому  правительству.  Только  после  нападения  Бельгия
узнала, что Германия нарушила взятые  на  себя  обязательства...  Германский
рейх будет нести  за  это  ответственность  перед  историей.  Бельгия  полна
решимости защищать себя".
     Незадачливый немецкий дипломат начал было читать  немецкий  ультиматум,
но Спаак прервал его: "Дайте мне документ. Я хочу избавить вас от исполнения
неприятной обязанности".
     Третий рейх не  первый  раз  давал  этим  двум  маленьким  государствам
гарантии   нейтралитета.   Независимость   и   нейтралитет   Бельгии    были
гарантированы "бессрочно" пятью великими европейскими державами в 1839  году
пактом, который соблюдался в течение 75 лет, пока Германия в  1914  году  не
нарушила его. Веймарская республика  обещала  никогда  не  поднимать  оружие
против  Бельгии,  и  Гитлер,  придя  к  власти,  неоднократно  заверял,  что
соблюдение  нейтралитета  Бельгии  незыблемо,  и  дал  такие   же   гарантии
Нидерландам.  30  января  1937  года,  отказавшись  считаться  с   условиями
Локарнского договора, нацистский канцлер публично заявил:
     "Германское  правительство  дало   дальнейшие   заверения   Бельгии   и
Голландии,  что  оно  готово  признать  и  гарантировать  нейтралитет   этих
территорий и нерушимость их границ".
     Напуганная ремилитаризацией третьего рейха  и  оккупацией  им  Рейнской
области весной 1936 года Бельгия, разумно отказавшаяся после  1918  года  от
политики  нейтралитета,  теперь  вновь  искала  спасения  в   провозглашении
нейтралитета. 24  апреля  1937  года  Англия  и  Франция  освободили  ее  от
обязательств по Локарнскому договору, а 13 октября этого  же  года  Германия
официально  и  торжественно  подтвердила  свою  решимость   ни   при   каких
обстоятельствах не причинять ущерба неприкосновенности и целостности Бельгии
и  во  все  времена  уважать  неприкосновенность  бельгийской  территории  и
оказывать Бельгии помощь, если она окажется объектом нападения...
     Начиная с этого дня в частных указаниях  Гитлера  генералам  появляется
пункт, совершенно  противоположный  тем  публичным  заверениям,  которые  он
источал в адрес Бельгии и Нидерландов. 24 августа 1938 года, касаясь  одного
из докладов, подготовленных для него в  связи  с  разработкой  плана  "Грюн"
(нападение на Чехословакию), он говорил о том огромном преимуществе, которое
дала бы Германии оккупация Бельгии и Голландии, и спросил  у  армии  мнение,
"при каких условиях можно было  бы  осуществить  оккупацию  этого  района  и
сколько времени для этого потребовалось бы". 28 апреля  1939  года  в  своем
ответе Рузвельту Гитлер вновь подчеркивал "обязывающие  заверения",  которые
он сделал Нидерландам и Бельгии в числе других. Не прошло и месяца,  как  23
мая фюрер заявил своим генералам, что "голландские и  бельгийские  аэродромы
должны  быть  отняты  силой...  с  молниеносной  быстротой",  что   "следует
игнорировать декларации о нейтралитете". Он еще не начал войну, но  планы  у
него уже созрели. 22 августа, за неделю до нападения на Польшу, он совещался
со своими генералами относительно возможности нарушить нейтралитет Голландии
и Бельгии. "Англия и Франция, - сказал он, - не станут нарушать  нейтралитет
этих стран". Четырьмя днями позднее, 26 августа, он приказал своим послам  в
Брюсселе и  Гааге  проинформировать  соответствующие  правительства,  что  в
случае возникновения войны "Германия ни при каких обстоятельствах не нарушит
неприкосновенность границ Бельгии  и  Голландии"  -  заверение,  которое  он
публично повторил 6 октября по завершении польской  кампании.  На  следующий
день, 7  октября,  генерал  Браухич  по  указанию  Гитлера  предложил  своим
командующим группами армий осуществить все  приготовления  для  немедленного
вторжения  на  территорию  Голландии  и  Бельгии,   если   этого   потребует
политическая обстановка.
     А  еще  двумя  днями  позднее,  9  октября,  в  Директиве  э  6  Гитлер
приказывал:
     "...Подготовить         наступательные          операции          через
люксембургско-бельгийско-голландскую территорию. Это наступление должно быть
проведено как можно более крупными силами и как можно скорее...  Целью  этих
наступательных  операций  является  разгром  по  возможности  большей  части
французской действующей армии  и  сражающихся  на  ее  стороне  союзников  и
одновременно   захват   возможно   большей   голландской,   бельгийской    и
северофранцузской территории..."
     Бельгийцы и голландцы, разумеется, были не в курсе  секретных  приказов
Гитлера, тем не менее они получили предостережение относительно того, что их
ожидало. О некоторых предостережениях уже говорилось ранее: полковник Остер,
один из антинацистских заговорщиков, предупредил  5  ноября  голландского  и
бельгийского военных атташе в Берлине, что немецкое нападение  запланировано
на 12 ноября. В конце  октября  Герделер,  другой  участник  антинацистского
заговора, выехал по настоянию Вайц-зекера  в  Брюссель,  чтобы  предупредить
бельгийцев о предстоящем нападении. А вскоре после Нового года,  точнее,  10
января 1940 года гитлеровские планы наступления  на  Западе  попали  в  руки
бельгийцев, когда офицер, который вез эти  документы,  совершил  вынужденную
посадку в Бельгии.
     К тому времени генеральные штабы Бельгии и  Голландии  знали  от  своих
приграничных разведывательных служб, что Германия сосредоточивает у  границы
около 50 дивизий. Воспользовались они и необычным  источником  информации  в
самой немецкой столице. Таким источником  оказался  полковник  Г.  Дж.  Сас,
нидерландский военный атташе в Берлине. Сас был  близким  другом  полковника
Остера и часто обедал в  его  уединенном  доме,  расположенном  в  пригороде
Берлина Целендорф, - этой практике способствовало введенное с  начала  войны
затемнение, под прикрытием которого ряд лиц, как иностранцев, так и  немцев,
осуществляли в Берлине свои рискованные миссии, не опасаясь попасть  в  поле
зрения немецкой контрразведки. Именно Сасу полковник Остер сообщил в  начале
ноября о немецком нападении, назначенном на  12  ноября.  Он  же  сообщил  в
январе военному атташе о новом сроке нападения. Ни в первом,  ни  во  втором
случае нападения не произошло, и в Брюсселе, и в Гааге  вера  в  правдивость
информации Саса оказалась несколько поколеблена - там, разумеется, не знали,
что Гитлер действительно дважды устанавливал даты нападения, а затем отменял
их. Однако предупреждение, переданное  Сасом  в  Гаагу  за  десять  дней  до
нападения  на  Норвегию  и  Данию,  позднее  подтвердившееся,  очевидно,  до
некоторой степени восстановило его престиж.
     3 мая Остер совершенно четко сообщил Сасу, что немецкое наступление  на
Западе через территорию Нидерландов и Бельгии начнется  10  мая,  и  военный
атташе немедленно сообщил об этом своему правительству. На следующий день  в
столице Нидерландов получили подтверждение этой информации  от  голландского
посла в Ватикане. Гаага немедленно известила об этом Брюссель.  5  мая  было
воскресенье, а уже в начале  следующей  недели  всем  нам  в  Берлине  стало
очевидно, что удар на Западе последует в ближайшие дни. Напряжение в столице
усиливалось. К вечеру 8 мая я отправил в свой офис в Нью-Йорке телеграмму  с
просьбой задержать одного из наших корреспондентов в Амстердаме, вместо того
чтобы отправлять его в Норвегию, где война, вероятно, уже закончилась. В тот
вечер военные цензоры позволили мне намекнуть в  радиопередаче,  что  вскоре
развернутся события на Западе, включая Голландию и Бельгию.
     Вечером 9 мая Остер и  Сас  обедали  вдвоем,  и  этот  совместный  обед
оказался для них последним. Немецкий офицер  подтвердил,  что  отдан  приказ
начать  наступление  на  Западе  завтра   на   рассвете.   Чтобы   еще   раз
удостовериться  в  том,  что  никаких  изменений  в  последнюю   минуту   не
произойдет, Остер после обеда (скорее, после ужина) наведался в штаб ОКБ  на
Бендлерштрассе. Никаких изменений. "Свинья  отбыла  на  Западный  фронт",  -
передал Остер  Сасу.  Под  "свиньей",  естественно,  подразумевался  Гитлер.
Сообщив эту новость бельгийскому военному  атташе,  Сас  направился  в  свое
посольство и позвонил в Гаагу. Для  передачи  такого  сообщения  существовал
специальный код, и Сас произнес несколько безобидных на первый взгляд  слов,
которые означали: "Завтра на рассвете. Держитесь!"
     Как ни странно, но две великие западные  державы  -  Англия  и  Франция
оказались застигнуты врасплох. Их генеральные штабы  игнорировали  тревожные
донесения  из  Брюсселя  и  Гааги.  Лондон  был  охвачен   правительственным
кризисом, который продлился три дня и  разрешился  только  вечером  10  мая,
когда Чемберлена на посту премьер-министра сменил  Черчилль.  Французский  и
английский  штабы  впервые  услышали  о  немецком  нападении,  когда  тишину
предрассветного утра разорвал грохот немецких самолетов  и  визг  пикирующих
бомбардировщиков.   С   наступлением   утра   голландское   и    бельгийское
правительства, до того державшие  союзников  на  почтительном  расстоянии  в
течение  восьми  месяцев,  вместо  того  чтобы  согласованно  действовать  в
интересах укрепления общей обороны, обратились к ним с отчаянной  мольбой  о
помощи.
     Тем не менее планы союзников ответить на немецкое наступление в Бельгии
начали  осуществляться  почти  без  задержек  в  первые  два  дня.  Огромная
англо-французская армия устремилась на  северо-восток  с  франко-бельгийской
границы, чтобы занять главную оборонительную линию вдоль  рек  Диль  и  Маас
восточнее Брюсселя. Именно этого и добивалось высшее немецкое  командование,
ибо  массированный  обходный  маневр  союзников  был  ему  крайне   выгоден.
Англо-французские войска, не осознавая  этого,  шли  прямо  в  западню,  что
вскоре и привело союзные армии к полной катастрофе.

       Альтернативные планы

     Первоначальный вариант плана наступления на Западе,  который  в  январе
стал известен бельгийцам и, как подозревали немцы, французам  и  англичанам,
подвергся  коренным  изменениям.  Операция,  получившая   кодовое   название
"Гельб", была наскоро состряпана в  конце  1939  года  высшим  командованием
вермахта под давлением  Гитлера,  требовавшего  предпринять  наступление  на
Западе не позднее середины ноября. Среди военных историков да и среди  самих
немецких  генералов  ведутся  споры  о  том,  не  являлся  ли  первый   план
модифицированной  версией  старого  плана  Шлиффена;  Гальдер   и   Гудериан
утверждали, что это именно так. Этот план предусматривал  нанесение  немцами
основного удара на правом фланге через Бельгию и Северную  Францию  с  целью
захватить порты на французском побережье Ла-Манша. Совсем немногим отличался
он от знаменитого плана Шлиффена,  претворение  в  жизнь  которого  едва  не
привело немцев к успеху в 1914 году и который обеспечивал не  только  захват
портов на Ла-Манше, но и  мощный  обходный  маневр,  что  могло  завершиться
выходом правого крыла немецких армий через  Бельгию  и  Северную  Францию  и
через Сену в район, откуда они могли повернуть на восток южнее Парижа и  там
окружить и разгромить  остатки  французских  вооруженных  сил.  Целью  такой
операции было  стремление  быстро  покончить  с  вооруженным  сопротивлением
французов, с тем чтобы Германия уже в 1914 году обратила свою  военную  мощь
против России.
     Однако в 1939-1940 годах у Гитлера не было  оснований  беспокоиться  по
поводу русского фронта. Тем не менее его цель была  более  ограниченной.  Во
всяком  случае,  на  первой  фазе  кампании  он  собирался   не   разгромить
французскую армию, а только потеснить ее таким образом,  чтобы,  оккупировав
побережье Ла-Манша  и  тем  самым  отрезав  Англию  от  своего  союзника  на
континенте и обеспечив себя авиационными и военно-морскими базами,  Германия
могла тревожить Британские острова и осуществлять их блокаду.  Как  явствует
из его разглагольствований перед генералами в те дни,  Гитлер  полагал,  что
после такого поражения Англия и Франция согласятся на заключение мира  и  он
сможет еще раз направить свои устремления на Восток.
     Еще до того как первоначальный  вариант  плана  "Гельб"  попал  в  руки
западных союзников, их верховное командование предвидело его основную  идею.
17 ноября Высший военный совет союзников на своем заседании в Париже одобрил
"План  Д",  который   в   случае   немецкого   наступления   через   Бельгию
предусматривал  немедленную  переброску  французских  1-й  и  9-й  армий   и
английских экспедиционных сил к главному бельгийскому оборонительному рубежу
по  рекам  Диль  и  Маас  от  Антверпена  через  Левен,  Намю