возбуждение". Советский Союз,  напоминал  Сталин  немцам,  "оказал
Германии исключительно большую услугу (и) приобрел себе врагов  за  оказание
этой помощи". В ответ Советский Союз  ожидает  от  Берлина  понимания  этого
обстоятельства. На совещании в Кремле в преддверии Нового, 1940 года  Сталин
заявил, что цена за самолеты непомерна и во много раз превышает их  реальную
стоимость. Если Германия не хочет поставлять  их  Советскому  Союзу,  то  он
предпочитает, чтобы об этом было сказано открыто.
     На ночном совещании в  Кремле  8  февраля  Сталин  попросил  немцев  не
устанавливать слишком высокие цены, как это  случалось  раньше.  В  качестве
примеров он упомянул сумму на 300 миллионов рейхсмарок  за  самолеты  и  150
миллионов  марок  за  крейсер  "Лютцов".  Он  советовал  не   злоупотреблять
благожелательностью Советского Союза.
     11 февраля 1940 года  в  Москве  было  наконец  подписано  замысловатое
торговое соглашение, предусматривавшее обмен товарами  в  течение  ближайших
восемнадцати месяцев на общую сумму не менее 640 миллионов  рейхсмарок.  Это
явилось дополнением  к  предыдущему  торговому  соглашению,  подписанному  в
августе прошлого года и предусматривавшему товарный обмен на 150 миллионов в
год. Россия  должна  была  получить  кроме  крейсера  "Лютцов"  и  проектной
документации на "Бисмарк" тяжелые морские орудия и  другое  оборудование,  а
также  примерно  30  самолетов  новейших  марок,  в  том  числе  истребители
"Мессершмитт-109"   и   "Мессершмитт-110"   и   пикирующие   бомбардировщики
"Юнкерс-88". Кроме  того,  Советский  Союз  должен  был  получить  машины  и
оборудование для нефтяной и электротехнической  промышленности,  локомотивы,
турбины, генераторы, дизельные двигатели, корабли, станки и образцы немецкой
артиллерии, танков, взрывчатых веществ,  оснащение  для  ведения  химической
войны и т. д.
     То, что немцы получили  в  первый  год,  зарегистрировано  ОКБ  -  один
миллион тонн зерновых, полмиллиона тонн пшеницы, 900 тысяч тонн  нефти,  100
тысяч тонн хлопка, 500 тысяч тонн фосфатов, значительное количество  другого
сырья и один миллион тонн соевых бобов транзитом из Маньчжурии.
     А  в  Берлине  доктор  Шнурре,   экономический   эксперт   министерства
иностранных дел, возглавлявший немецкую торговую делегацию на переговорах  в
Москве, подготовил длинный меморандум о  том,  что  он  выиграл  для  рейха.
Помимо остро необходимого для военного производства  сырья,  которое  Россия
будет поставлять в  Германию,  Сталин,  по  словам  Шнурре,  обещал  "щедрую
помощь... в качестве покупателя металлов и сырья в третьих странах".
     "Соглашение, - писал в заключение Шнурре, -  означает  широко  открытую
для нас дверь на Восток... Влияние английской блокады будет решающим образом
ослаблено".
     В этом заключалась  одна  из  причин,  вынуждавших  Гитлера  проглотить
горькую  пилюлю,  поддержать  агрессию  русских  против  Финляндии,   весьма
непопулярную в Германии, и примириться с тем, что появление советских  войск
и летчиков на создаваемых на территории трех Прибалтийских государств  базах
представляло угрозу для Германии (в  конечном  счете  против  кого,  как  не
против Германии, они будут использованы?).  Сталин  помогал  ему  преодолеть
английскую блокаду. Но еще более важно то, что Сталин давал ему  возможность
вести войну на одном фронте, сосредоточить всю свою военную мощь на  Западе,
чтобы нокаутировать Францию и Англию, захватить Бельгию и  Голландию,  после
чего... Ну да ладно, о  том,  что  он  задумал,  Гитлер  уже  говорил  своим
генералам.
     Еще 17 октября 1939 года, когда едва закончилась польская кампания,  он
напомнил Кейтелю, что польская территория является важной  с  военной  точки
зрения как передовой плацдарм и как место для стратегического сосредоточения
войск.  С  этой  целью  железные  дороги,  дороги  и  каналы  связи   должны
содержаться в порядке.
     В конце памятного 1939 года Гитлер стал осознавать, как он уже указывал
своим генералам в меморандуме от 9 октября, что нельзя вечно  полагаться  на
советский нейтралитет.  За  восемь  месяцев  или  за  год  обстановка  может
измениться. И в своей речи перед ними 23 ноября он  подчеркнул:  "Мы  сможем
выступить против России лишь после того, как  освободимся  на  Западе".  Эта
мысль никогда не покидала его беспокойный ум.
     Конец рокового года вошел в историю как странное,  внушающее  суеверный
страх время. Несмотря на то что шла мировая война, никаких сражений на  суше
не  велось,  а  в   небе   тяжелые   бомбардировщики   разбрасывали   только
пропагандистские листовки, к тому же скверно составленные.  Только  на  море
шла настоящая  война.  Подводные  лодки  продолжали  собирать  свою  дань  с
английских, а подчас и с нейтральных судов  в  суровой  Северной  Атлантике.
"Граф Шпее", один из трех немецких карманных линкоров, появившийся  в  Южной
Атлантике  из  своего  района  выжидания,  за  три  месяца  потопил   девять
английских торговых судов общим водоизмещением 50  тысяч  тонн.  14  декабря
1939 года немецкая  общественность  была  взбудоражена  новостью  о  крупной
победе на  море,  о  которой  под  кричащими  заголовками  поведали  газеты,
оперативные сводки радио. Как говорилось в сообщении,  "Граф  Шпее"  завязал
вчера морское сражение  с  тремя  английскими  крейсерами  в  400  милях  от
Монтевидео и вывел их из строя.  Однако  вскоре  бурные  восторги  сменились
недоумением. Через три  дня  в  прессе  появились  заметки:  экипаж  затопил
карманный линкор в устье Ла-Платы  как  раз  напротив  уругвайской  столицы.
Какая же это победа? 21 декабря  командование  военно-морских  сил  Германии
известило, что командир "Графа Шпее" капитан Ганс Лангсдорф  "последовал  за
своим кораблем" и тем самым  "как  боец  и  герой  оправдал  доверие  своего
фюрера, немецкого народа и военно-морских сил".
     Несчастный немецкий народ так никогда и не узнал, что "Граф  Шпее"  был
сильно поврежден тремя английскими крейсерами,  значительно  превосходившими
линкор в артиллерии, что ему пришлось отправиться в Монтевидео для  ремонта,
что  уругвайское  правительство  в  соответствии  с   международным   правом
разрешило ему оставаться в порту только 72  часа,  чего  для  изуродованного
линкора  было  недостаточно,  что  "герой"  капитан  Лангсдорф,  не   рискуя
ввязываться в новые сражения с англичанами, затопил его, а сам, вместо  того
чтобы пойти на дно заодно с кораблем, застрелился через два дня в уединенном
номере отеля в  Буэнос-Айресе  {За  день  до  затопления  Геббельс  заставил
немецкую прессу опубликовать липовое донесение из  Монтевидео,  будто  "Граф
Шпее" получил лишь "незначительные повреждения", а  английские  сообщения  о
том, что линкор жестоко  искалечен,  являются  "чистейшей  ложью".  -  Прим.
aвт.}. Не сказали немецкому народу, разумеется, и о том, что, как записал  в
своем дневнике 18 декабря Йодль, фюрер "страшно зол из-за  того,  что  "Граф
Шпее" затоплен без боя", и послал за  адмиралом  Редером,  которому  устроил
головомойку.
     12 декабря Гитлер издал очередную  совершенно  секретную  директиву  об
отсрочке наступления на Западе, оговариваясь, что новое решение последует не
раньше 27 декабря и что самым ранним сроком для дня "А"  является  1  января
1940  года.  Поэтому  рождественские  увольнения  в  отпуск,  говорилось   в
директиве,  можно  предоставлять.  Рождество,  самый  радостный  для  немцев
праздник, как явствует из моих дневниковых записей, получилось в  Берлине  в
ту зиму невеселым: скудные подарки, скудная пища, отсутствие мужского  пола,
неосвещенные улицы, плотно закрытые ставни - все это порождало недовольство.
     Между   Гитлером   и   Сталиным   произошел    обмен    рождественскими
поздравлениями. Гитлер телеграфировал:
     "Лучшие  пожелания  личного  благополучия   Вам,   а   также   будущего
процветания народам дружественного Советского Союза". Сталин на это ответил:
     "Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью,  имеет
все основания быть длительной и прочной".
     А в Берлине посол фон  Хассель  использовал  рождественские  праздники,
чтобы посовещаться с коллегами по заговору Попитцем, Герделером и  генералом
Беком, и 30 декабря набросал в своем дневнике новый, последний план:
     ...Оставить в Берлине некоторое число дивизий, следующих  "транзитом  с
запада на восток". Затем Вицлебен появляется в Берлине и распускает  СС.  На
основе этой акции Бек направляется в Цоссен и отбирает у Браухича  верховное
командование. Врач объявляет, что Гитлер неспособен руководить,  после  чего
он будет взят под стражу.  Затем  будет  объявлено  воззвание  к  народу,  в
котором предусматривается решение трех вопросов:  предотвращение  дальнейших
зверств СС; возрождение  порядочности  и  христианской  морали;  продолжение
войны, но с готовностью к миру на разумной основе...
     Все это были одни разговоры. И заговорщики  настолько  запутались,  что
Хассель в своем дневнике отвел немало места обсуждению вопроса, нужно или не
нужно задерживать Геринга.
     Сам Геринг, как Гитлер,  Гиммлер,  Геббельс,  Лей  и  другие  партийные
руководители, использовал Новый год для того, чтобы выступить с  напыщенными
воззваниями. Лей в своем воззвании говорил: "Фюрер всегда прав! Подчиняйтесь
фюреру!" Фюрер заявил, что не он, а "евреи и  капиталистические  поджигатели
войны" развязали войну, и продолжал:
     "Объединенные внутри страны, экономически  подготовленные  и  в  высшей
степени вооруженные, мы вступаем в этот самый решающий в германской  истории
год... Пусть 1940 год принесет разрешение. Что бы ни  случилось,  это  будет
год нашей победы".
     27 декабря он опять отложил наступление на Западе "по меньшей  мере  на
пару недель". 10 января он назначил конкретную дату  -  17  января,  "за  15
минут до восхода солнца, то есть в 8.16 утра". Военно-воздушные силы  должны
были начать свое наступление 14 января, на три дня раньше,  чтобы  разрушить
аэродромы противника во Франции, но не в Бельгии и Голландии. Две  маленькие
нейтральные страны нужно было держать в неведении относительно их судьбы  до
самого последнего момента.
     Однако  13  января  нацистский  диктатор   вновь   неожиданно   отложил
наступление "из-за метеорологической обстановки". В  захваченных  документах
ОКВ  после  этого  срока  вплоть  до  7  мая  нигде  не  упоминается  о  дне
наступления. Возможно, в отмене  наступления,  назначенного  на  13  января,
сыграли свою роль метеоусловия. Но теперь мы знаем, что произошло два других
события,  которые  и  повлияли  главным  образом  на   решение   об   отмене
наступления, -  вынужденная  посадка  в  Бельгии  10  января  особо  важного
немецкого военного самолета и новые возможности, открывшиеся  на  севере.  В
тот самый день, 10 января, когда Гитлер отдал приказ  на  наступление  через
Бельгию и Голландию рано утром 17 января, немецкий военный самолет, летевший
из Мюнстера в Кельн, потерял над Бельгией ориентировку в облаках и  совершил
вынужденную посадку возле  Мехелена.  В  самолете  находился  майор  Гельмут
Рейнбергер, ответственный штабной офицер люфтваффе, а в его портфеле  лежали
немецкие планы со всеми картами наступления  на  Западе.  Когда  бельгийские
солдаты стали приближаться к самолету, майор  отбежал  в  соседние  кусты  и
поджег содержимое своего портфеля.  Привлеченные  этим  необычным  явлением,
бельгийцы загасили пламя  ногами  и  собрали  то,  что  не  успело  сгореть.
Приведенный в расположенную поблизости военную казарму, Рейнбергер пошел  на
отчаянный шаг: он схватил  обгоревшие  бумаги,  которые  бельгийский  офицер
выложил на стол, и бросил их  в  горящую  печь.  Бельгийский  офицер  быстро
выхватил их оттуда.
     Рейнбергер немедленно сообщил через свое посольство в Брюсселе  в  штаб
люфтваффе, находящийся в Берлине, что сумел сжечь бумаги "до  незначительных
обрывков размером с ладонь". Однако в высших штабах в  Берлине  это  событие
повергло  всех  в  оцепенение.  Йодль  немедленно  доложил  Гитлеру,  о  чем
противник может знать или не знать. Но сам он не имел об этом представления.
"Если противнику достались все документы, - записал он в дневнике 12  января
после встречи с фюрером, - то ситуация просто катастрофическая". В тот вечер
Риббентроп послал срочную шифровку в немецкое посольство в Брюсселе,  требуя
немедленного доклада об "уничтожении багажа курьера". Утром 13  января,  как
явствует из записи в  дневнике  Йодля,  у  Геринга  состоялось  совещание  с
участием срочно вызванного из Брюсселя военно-воздушного атташе. "Результат:
основная часть наверняка сожжена", - записал Йодль в дневнике.
     Но это, как явствует из записей Йодля, был показной оптимизм. В час дня
он  записал:  "Приказ  генералу  Гальдеру  (по  телефону)  -  задержать  все
передвижения".
     В тот же день немецкий посол в Брюсселе в срочном порядке  информировал
Берлин о значительных передвижениях  бельгийских  войск,  расценив  их  "как
результат тревожных донесений, полученных бельгийским  генеральным  штабом".
На следующий день посол направил  в  Берлин  новое  сверхсрочное  донесение:
"Бельгийцы осуществлют "Фазу Д" - предпоследний шаг в  мобилизации,  призвав
две новые категории призывников".  Причиной,  как  полагал  посол,  являлись
"сообщения  о  крупных  перемещениях  немецких  войск   на   бельгийской   и
голландской границах, а также содержание не полностью  сгоревшей  курьерской
почты, обнаруженной у офицера германских военно-воздушных сил".
     К вечеру 15 января у высших военных руководителей  в  Берлине  возникли
сомнения, действительно ли майор Рейнбергер  уничтожил,  как  он  утверждал,
изобличающие их документы. Йодль после еще одного совещания по этому вопросу
заметил, что они были "предположительно сожжены". Но 17  января  бельгийский
министр иностранных дел Поль Анри Спаак вызвал немецкого посла  и  прямо,  о
чем тот немедленно доложил в Берлин, заявил ему:
     "...Самолет, сделавший вынужденную посадку  10  января,  предоставил  в
руки  бельгийцев  документ  исключительно  серьезного   характера,   который
содержит четкие доказательства намерения совершить  нападение.  Это  был  не
просто  оперативный  план,  а  разработанный  во  всех  деталях  приказ   на
наступление, в котором осталось только указать время".
     Немцы так и  не  выяснили,  блефует  или  не  блефует  Спаак.  А  среди
союзников - английскому и французскому генеральным штабам были  представлены
копии немецкого плана  -  проявлялась  тенденция  рассматривать  захваченные
немецкие документы как "подделку" с целью ввести противника  в  заблуждение.
Черчилль говорит, что он выступал решительно против такой  интерпретации,  и
сетует, что в связи  со  столь  серьезным  предупреждением  ничего  не  было
предпринято. Определенно можно лишь утверждать, что 13  января,  после  того
как  Гитлера  проинформировали  о  случившемся,   он   отменил   назначенное
наступление, и к тому  времени,  когда  весной  надо  было  снова  принимать
решение, стратегический план был полностью изменен.
     Однако вынужденная посадка в Бельгии и плохая  погода  не  единственные
причины, по которым было отложено наступление. В Берлине между тем созревали
планы внезапного нападения  на  две  другие  маленькие  нейтральные  страны,
расположенные дальше на север, и теперь  они  получили  приоритет.  Странная
война, по крайней мере для немцев, с приближением весны подходила к концу.

ЗАХВАТ ДАНИИ И НОРВЕГИИ

     Под  невинно  звучавшим  кодовым  названием  "Везерюбунг"  {"Учения  на
Везере". - Прим.  тит.  ред.}  скрывался  новый  план  очередной  германской
агрессии. Истоки этого плана и его разработка уникальны и в корне отличаются
от  других  агрессий  неспровоцированностью  нападения,  которому  посвящена
значительная часть нашего  рассказа.  Захват  Дании  и  Норвегии  -  это  не
порождение ума Гитлера в отличие от всех предыдущих планов нападения; это  -
замысел  честолюбивого  адмирала  и   одурманенного   успехами   нацистского
работяги. Это был единственный акт  немецкой  военной  агрессии,  в  которой
решающую  роль  сыграл  немецкий  военно-морской   флот.   Это   был   также
единственный план, для реализации которого ОКБ скоординировало действия всех
трех видов вооруженных  сил.  По  существу  с  руководством  армии  даже  не
посоветовались,  к  великому  раздражению  военных.  Геринга  пригласили  на
авансцену только в последний момент  -  пренебрежение,  приведшее  в  ярость
разжиревшего шефа люфтваффе.
     Германский военно-морской флот давно устремлял  свои  взоры  на  север.
Германия не имела прямого выхода  на  широкие  океанские  просторы  -  факт,
который запечатлелся в сознании офицеров флота еще во времена первой мировой
войны. Непроницаемая сеть, протянутая англичанами через узкое Северное  море
от Шетландских островов  до  побережья  Норвегии  и  поддерживаемая  минными
заграждениями и патрульными кораблями,  закупорила  мощный  имперский  флот,
серьезно мешала подводным  лодкам  прорваться  в  Северную  Атлантику  и  не
допускала  немецкое  торговое  судоходство  к  основным  морским   артериям.
Немецкий военно-морской  флот,  созданный  для  действий  в  открытом  море,
никогда  не  доходил  до   него.   Английская   морская   блокада   задушила
императорскую Германию во время первой мировой войны.
     В  период  между  войнами  горстка  немецких  офицеров,   командовавших
скромным по размерам нацистским военно-морским флотом, не забывала о прошлом
опыте и об этом географическом факте и по размышлении  пришла  к  выводу:  в
любой будущей войне с Англией Германия должна попытаться заполучить  базы  в
Норвегии, что позволило бы ей прорвать английскую блокаду в  Северном  море,
сделать морские просторы доступными для немецкого  надводного  и  подводного
флотов и на  деле  предоставить  рейху  возможность,  поменявшись  ролями  с
Англией, предпринять эффективную блокаду Британских островов.
     Неудивительно поэтому, что в начале войны, в 1939 году,  адмирал  Рольф
Карле, третье лицо в командовании немецкого военно-морского флота,  личность
весьма влиятельная, принялся соответствующим образом  обрабатывать  адмирала
Редера, который отметил в своем дневнике, а  затем  подтвердил  в  Нюрнберге
"важность оккупации норвежского побережья Германией". Редера  не  надо  было
долго уговаривать, ибо 3 октября, в конце  польской  кампании,  он  направил
конфиденциальный вопросник  в  штаб  военно-морских  сил  (ОКМ)  с  просьбой
выяснить  возможность  заполучить  "базы  в  Норвегии  под   комбинированным
давлением со стороны России и Германии". Риббентроп  проконсультировался  об
отношении Москвы к этому вопросу и ответил, что можно надеяться  на  "далеко
идущую поддержку".  Редер  сообщил  своему  штабу,  что  Гитлера  необходимо
поскорее проинформировать о такой возможности.
     10  октября  в  ходе  затянувшегося  доклада  фюреру  о  военно-морских
операциях Редер высказал мысль о важности приобретения военно-морских баз  в
Норвегии,  если  нужно,  то  и  с  помощью  России.  Насколько  явствует  из
конфиденциальных  записей,  впервые  военно-морской  флот  обратил  внимание
фюрера непосредственно на  данную  проблему.  Редер  утверждает,  что  фюрер
"сразу же понял всю важность норвежской проблемы". Он попросил оставить  ему
памятки по данному вопросу и обещал его обдумать. Однако в данный момент все
помыслы  нацистского  заправилы  были  заняты  наступлением  на   Западе   и
преодолением колебаний у генералов {Было уже 10 октября, когда Гитлер вызвал
к  себе  всех  военачальников,   зачитал   им   пространный   меморандум   о
необходимости немедленного наступления на Западе и вручил Директиву э  6,  в
которой  предписывалось  подготовиться  к  наступлению   через   Бельгию   и
Голландию. - Прим. авт.}. Норвегия, вероятно, выпала из его поля зрения.
     Мысли фюрера вернули