ении
Советов подписать пакт с Германией Сталин  объявил  на  заседании  Политбюро
вечером 19 августа. В этот же день, между 15.00 и  16.30,  он  обсуждал  это
важное решение с Молотовым, что явствует из сообщения Шуленбурга.
     Ровно через три года, в августе 1942 года, "в  ранние  утренние  часы",
советский диктатор объяснил британскому премьеру Черчиллю,  находившемуся  в
то время с миссией в Москве, некоторые мотивы этого шага.
     "У нас сложилось впечатление, - рассказывал Сталин, - что правительства
Англии и Франции не решатся вступить в войну в случае нападения  на  Польшу,
но при этом они полагают, что политическое единство Англии, Франции и России
сможет сдержать Гитлера. Мы были уверены, что этого  не  случится.  "Сколько
дивизий, - спросил Сталин, - сможет мобилизовать Франция  против  Германии?"
Ответ был: "Около ста". "А сколько пошлет Англия?" Ответ был: "Две, а  позже
еще две". "А! Две, и позже еще две, - повторил Сталин. - А  знаете,  сколько
дивизий придется выставить на русском фронте, если  мы  вступим  в  войну  с
Германией? - Последовала пауза. - Более трехсот".
     В своем сообщении о результатах бесед с Молотовым 19 августа  Шуленбург
добавлял, что все его попытки убедить комиссара иностранных дел  согласиться
на  более  раннюю  дату  приезда  Риббентропа  в  Москву  "к  сожалению,  не
увенчались успехом".
     Немцам же успех в этом деле был необходим.  От  этого  зависели  график
вторжения в Польшу, более того, сама возможность проведения  наступления  до
начала осенних дождей. Если Риббентроп не будет принят  в  Москве  до  26-27
августа, если русские будут тянуть  с  визитом,  чего  опасались  немцы,  то
Германия не сможет напасть на Польшу в намеченный срок - 1 сентября.
     В этот критический момент  Адольф  Гитлер  сам  вступил  в  контакт  со
Сталиным. Поборов собственную гордость, он лично  попросил  Сталина,  против
которого  яростно  выступал  раньше,   немедленно   принять   его   министра
иностранных дел  в  Москве.  Его  телеграмма  на  имя  Сталина  была  срочно
отправлена в Москву в воскресенье 20  августа,  в  18.45,  через  двенадцать
часов после того, как было получено  сообщение  Шуленбурга.  Фюрер  приказал
послу вручить телеграмму Молотову незамедлительно.


ГОСПОДИНУ СТАЛИНУ, МОСКВА

     Я искренне приветствую подписание нового  германо-советского  торгового
соглашения  как  первый  шаг  в  перестройке   германо-советских   отношений
{Соглашение было подписано в Берлине в воскресенье 20 августа,  в  14.00.  -
Прим. авт.}.
     Заключение пакта о ненападении с Советским  Союзом  означает  для  меня
определение долгосрочной политики Германии.  Поэтому  Германия  возобновляет
политический курс, который был выгоден обоим государствам в течение минувших
столетий...
     Я согласен с проектом пакта о  ненападении,  который  передал  мне  Ваш
министр иностранных дел господин Молотов, но считаю крайне  необходимым  как
можно скорее выяснить ряд вопросов, связанных с ним.
     Текст дополнительного  протокола,  желаемого  Советским  Союзом,  может
быть, я убежден,  выработан  в  самые  короткие  сроки,  если  ответственный
государственный  деятель  Германии  сможет  лично  прибыть  в   Москву   для
переговоров. Иначе правительство рейха не представляет, как можно в короткое
время выработать и согласовать дополнительный протокол.
     Напряженность  в   отношениях   между   Германией   и   Польшей   стала
невыносимой... Кризис может разразиться в любой день. Германия  преисполнена
решимости  с  этого  момента  и  впредь  отстаивать  интересы  рейха   всеми
имеющимися в ее распоряжении средствами.
     По моему мнению, ввиду намерения двух наших государств вступить в новые
отношения друг с другом желательно не терять  времени.  Поэтому  я  еще  раз
предлагаю Вам принять моего министра иностранных дел во вторник 22  августа,
самое позднее в среду 23 августа. Имперский министр  иностранных  дел  будет
облечен всеми чрезвычайными полномочиями для составления и подписания  пакта
о ненападении, а  также  протокола.  Более  длительное  пребывание  министра
иностранных дел в Москве, чем один или самое  большее  два  дня,  невозможно
ввиду международного положения. Я был бы рад получить Ваш скорый ответ.
     Адольф Гитлер

     В течение последующих суток - с вечера  20  августа,  когда  телеграмма
Гитлера Сталину передавалась телеграфом в Москву, до вечера следующего дня -
фюрер находился в состоянии, близком к срыву. Спать он не  мог.  Среди  ночи
позвонил Герингу и поделился с  ним  своими  опасениями  по  поводу  реакции
Сталина на его послание и задержки ответа из Москвы. 21 августа, в три  часа
ночи, министерство иностранных дел получило "очень  срочную"  телеграмму  от
Шуленбурга,  в  которой  сообщалось,  что  телеграмма  Гитлера,  о   которой
Вайцзекер известил ранее Шуленбурга, до сих пор  не  получена.  "Официальные
телеграммы из Берлина в Москву, - напоминал посол  министерству  иностранных
дел, - идут от четырех до пяти часов с учетом разницы во времени в два часа.
Надо учитывать также время на расшифровку".  В  понедельник  21  августа,  в
10.15, взволнованный Риббентроп послал Шуленбургу срочную телеграмму:
     "Прошу сделать все возможное, чтобы мой визит состоялся. Даты указаны в
телеграмме". Вскоре после полудня посол сообщил в Берлин:  "Я  встречаюсь  с
Молотовым сегодня в 15.00".
     Наконец, в 21.35 21 августа по телеграфу в Берлин пришел ответ Сталина.

КАНЦЛЕРУ ГЕРМАНСКОГО РЕЙХА А. ГИТЛЕРУ

     Я благодарю Вас за письмо. Я  надеюсь,  что  германо-советский  пакт  о
ненападении станет решающим  поворотным  пунктом  в  улучшении  политических
отношений между нашими странами.
     Народам наших стран нужны мирные взаимоотношения. Согласие  германского
правительства заключить пакт о ненападении создаст фундамент для  устранения
политической напряженности и установления мира и сотрудничества между нашими
странами.
     Советское правительство поручило мне сообщить Вам, что оно согласно  на
прибытие в Москву господина Риббентропа 23 августа.
     И. Сталин

     По части неприкрытого цинизма нацистский  диктатор  в  лице  советского
деспота нашел равного себе. Теперь они вдвоем могли расставить все точки над
i в одной из самых грязных сделок нашей эпохи.
     Ответ Сталина был передан Гитлеру в Бергхоф в  22.30.  Через  несколько
минут, где-то сразу после одиннадцати, о  чем  автор  очень  хорошо  помнит,
музыкальная  программа  германского  радио  была  прервана   и   последовало
объявление: "Правительство  рейха  и  Советское  правительство  договорились
заключить пакт о ненападении друг с  другом.  Рейхсминистр  иностранных  дел
прибудет в Москву в среду 23 августа для завершения переговоров".
     На следующий день, 22 августа, Гитлер, получивший от Сталина  гарантию,
что Россия будет соблюдать дружественный нейтралитет, еще раз собрал  высших
военачальников в Оберзальцберге, где разлагольствовал  о  своем  собственном
величии, о необходимости вести  войну  беспощадно  и  безжалостно,  а  также
сообщил, что, вероятно, отдаст приказ о нападении  на  Польшу  через  четыре
дня, то есть в субботу 26 августа, на шесть дней  ранее  намеченного  срока.
Это стало возможным благодаря Сталину, смертельному врагу фюрера.

       Военное совещание 22 августа 1939 года

     Генералы застали  Гитлера  в  настроении  высокомерном  и  непримиримом
{Официальная  запись  этого  совещания  не  обнаружена,  однако  сохранились
заметки, которые делали  присутствовавшие  на  нем  адмирал  Бем  и  генерал
Гальдер. - Прим. авт.}. "Я позвал вас, - сказал он присутствующим,  -  чтобы
обрисовать политическую картину, дабы вы могли полнее  оценить  факторы,  на
которых я основываю свое непоколебимое  решение  действовать,  а  также  для
того, чтобы вселить в вас большую уверенность. После  этого  мы  перейдем  к
обсуждению военных тонкостей".
     Вначале он остановился на двух личных моментах.
     "О моей личности и о личности Муссолини.
     Все зависит от меня, от  моего  существования,  от  моих  талантов  как
политика. Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь будет пользоваться доверием  всего
немецкого народа в такой же степени, как я, - это факт. Вряд  ли  когда-либо
появится человек, обладающий большей властью, чем я. Значит, сам факт  моего
существования  необычайно  важен.  Но  меня  в  любой  момент  может   убить
преступник или сумасшедший.
     Следующий личный фактор - это дуче. Его существование тоже очень важно.
Если что-нибудь случится  с  ним,  то  за  лояльность  Италии  нельзя  будет
поручиться. Королевский двор настроен против дуче..."
     Франко тоже  союзник.  Он  гарантирует  "благожелательный  нейтралитет"
Испании. Что касается "противной стороны", то он заверил собравшихся, что ни
в Англии, ни во Франции выдающихся личностей нет.
     Диктатор разглагольствовал в течение нескольких часов  с  перерывом  на
поздний завтрак. В записях этой встречи не упоминается о  том,  что  Гитлера
кто-то перебивал. Ни  генералы,  ни  адмиралы,  ни  командиры  люфтваффе  не
осмелились подвергнуть сомнениям его высказывания или опровергать ложь.  Еще
весной, по его словам, он  понял,  что  конфликт  с  Польшей  неизбежен,  но
полагал, что вначале  придется  повернуть  оружие  на  Запад.  Однако  стало
очевидно  что  в  таком  случае  Польша  нападет  на  Германию.  Значит,  ее
необходимо уничтожить сейчас.
     В таком случае пришло время войны.
     "Решение принять очень  легко.  Нам  нечего  терять;  мы  можем  только
выиграть. Наше экономическое положение таково, что  мы  сможем  продержаться
всего несколько лет. Геринг может это подтвердить.  У  нас  нет  выбора,  мы
должны действовать...
     Помимо  личностного  фактора  благоприятно  складывается  для   нас   и
политическая обстановка; в  Средиземноморье  соперничают  Италия,  Англия  и
Франция; на Востоке - напряженность-Англия находится  в  большой  опасности.
Положение Франции тоже ухудшилось. Снижение уровня рождаемости...  Югославия
на грани полного развала...  Румыния  сейчас  слабее,  чем  раньше...  После
смерти Кемаля Ататюрка Турцией управляют ограниченные и слабые люди.
     Такая благоприятная обстановка не продлится два или три года, Никто  не
знает, сколько проживу  я.  Так  что  пробу  сил  не  стоит  откладывать  на
четыре-пять лет, она необходима сейчас".
     Таковы вкратце мысли, с жаром изложенные нацистским лидером. Он  считал
"вполне вероятным", что Запад не  захочет  воевать,  однако  некоторый  риск
все-таки существовал. А разве  он  не  рисковал  раньше,  когда  оккупировал
Рейнскую зону, против чего возражали  генералы?  Разве  не  рисковал,  когда
присоединял  Австрию,  Судет-скую  область,  а  потом  и  всю  Чехословакию?
"Ганнибал в Каннах, Фридрих Великий в  Лейтене,  Гинденбург  и  Людендорф  в
Танненберге - все рисковали, - говорил он. - Мы тоже должны рисковать, но мы
должны обладать железной решимостью". Слабости нет места.
     "Нам был нанесен  вред,  когда  некоторые  несогласные  с  нами  немцы,
находящиеся на высоких постах, вели переговоры с  англичанами  и  писали  им
после решения чешского вопроса. Фюрер доказал  свою  правоту,  когда  у  вас
сдали нервы и вы слишком быстро капитулировали".
     Гальдер, Вицлебен и Томас, а  может,  и  другие  участники  мюнхенского
заговора, вероятно, поморщились  при  этих  словах.  Очевидно,  Гитлер  знал
больше, чем они предполагали.
     В любом случае для них пришло время проявить свои бойцовские  качества.
Гитлер  напомнил  им,   что   он   создал   великую   Германию   посредством
"политического блефа". Пришло время "испытать военную машину.  Армия  должна
проявить себя в настоящем бою перед решающей пробой сил  на  Западе".  Такая
возможность предоставляется в Польше.
     Потом он снова заговорил об Англии и Франции.
     "У Запада есть только два пути борьбы против нас:
     1. Блокада: она не будет эффективной из-за нашей  самообеспеченности  и
наличия у нас источников снабжения на Востоке.
     2. Нападение с Запада от линии Мажино. Я считаю это невероятным.
     Еще одна  возможность:  нарушение  нейтралитета  Голландии,  Бельгии  и
Швейцарии. Англия и Франция не пойдут на это. Польше они помочь не смогут".
     Будет ли война долгой?
     "Никто не рассчитывает на затяжную войну.  Если  бы  герр  фон  Браухич
сказал, что для завоевания Польши мне  понадобится  четыре  года,  то  я  бы
ответил ему, что это невозможно. Утверждения о том, что Англия хочет большой
войны, - нонсенс".
     "Разделавшись", к своему большому удовольствию, с  Польшей,  Англией  и
Францией, Гитлер вытащил из колоды туза. Он заговорил о России.
     "Наши враги рассчитывали еще на то, что Россия станет нашим противником
после завоевания Польши. Враги не учли моей решимости.  Наши  враги  подобны
маленьким червячкам. Я видел их Мюнхене.
     Я был убежден, что  Сталин  никогда  не  примет  предложения  англичан.
Только безоглядные оптимисты могли думать, что Сталин настолько глуп, что не
распознает их истинной цели. Россия не заинтересована в сохранении Польши...
Отставка Литвинова явилась решающим  фактором.  После  этого  я  моментально
понял, что в Москве отношение, к западным державам изменилось.
     Я предпринял шаги, направленные на изменение  отношений  с  Россией.  В
связи с экономическим  соглашением  завязались  политические  переговоры.  В
конце концов от русских поступило предложение подписать пакт о  ненападении.
Четыре дня назад я предпринял специальный шаг, который привел  к  тому,  что
Россия вчера объявила о своей готовности подписать пакт.  Установлен  личный
контакт со Сталиным. Послезавтра Риббентроп заключит договор. Теперь  Польша
оказалась в положении, в  котором  я  хотел  ее  видеть...  Положено  начало
уничтожению  гегемонии  Англии.   Теперь,   когда   я   провел   необходимые
дипломатические приготовления, путь солдатам открыт".
     Путь солдатам будет открыт, если Чемберлен не устроит очередной Мюнхен.
"Я только боюсь, - сказал Гитлер военным, -  что  какая-нибудь  Schweinehund
{Грязная собака (нем.).} предложит свои услуги в качестве посредника".
     После этого был объявлен перерыв на завтрак. Но к еде приступили только
после того, как Геринг поблагодарил фюрера за указанный путь и заверил,  что
вооруженные  силы  выполнят  свой  долг  {Согласно  отчету,  приводимому   в
Нюрнберге, Геринг вскочил на стол и стал  "рассыпаться  в  благодарностях  и
выкрикивать клятвенные обещания. Он плясал, как дикарь. Сомневающиеся стояли
рядом молча". Это  описание  очень  обидело  Геринга.  Во  время  допроса  в
Нюрнберге 28 и 29 августа 1945 года он сказал:  "Я  оспариваю  факт,  что  я
стоял на столе. Довожу до вашего сведения, что речь произносилась в  большом
зале в доме Гитлера. У меня нет привычки вскакивать на стол в  чужих  домах.
Такой поступок несовместим со званием немецкого офицера".
     "Хорошо, - сказал полковник Джон  X.  Эймен,  допрашивавший  Геринга  с
американской стороны. - Но вы первый начали аплодировать после речи, верно?"
"Да, но не стоя на столе", - возразил Геринг. - Прим. авт.}.
     Во  второй  части  выступления   Гитлер   в   основном   внушал   своим
военачальникам важность стоящей  перед  ними  задачи.  По  кратким  записям,
сделанным во время этой речи, можно судить о ее сути.
     "Железная решимость с нашей стороны. Не отступать ни перед чем.  Каждый
должен осознавать, что мы с самого начала  собирались  воевать  с  западными
демократиями. Борьба не на жизнь, а  на  смерть...  Продолжительный  мир  не
приведет ни к чему хорошему. Выше голову... Наши люди лучше...  У  них  люди
слабее... В 1918 году нация потерпела катастрофу только потому, что духовные
предпосылки были недостаточны. Фридрих Великий выжил, потому что  был  силен
духом.
     Уничтожение  Польши  -  первоочередная  задача.   Цель   -   уничтожить
действующую армию, а не выйти на указанный рубеж. Даже если  начнется  война
на Западе, уничтожение Польши останется первоочередной задачей.  Это  должно
произойти быстро, учитывая время года.
     Я найду  пропагандистские  причины  для  начала  войны,  пусть  вас  не
волнует,  правдоподобны  они  будут  или  нет.  Победителя  не  будут  потом
спрашивать, правду он говорил или  нет.  Когда  начинаешь  и  ведешь  войну,
главное не право, а победа.
     Закройте ваши  сердца  для  жалости!  Действуйте  жестоко!  Восемьдесят
миллионов человек должны  получить  то,  на  что  они  имеют  право...  Прав
сильнейший... Будьте безжалостны! Пусть вам будет чуждо сострадание...  Тот,
кто размышлял о мире и порядке в нем, знает, что главное  -  успех,  который
достигнут лучшими при помощи силы..."
     Выкрикивая ницшеанские лозунги, Гитлер довел себя до состояния  крайней
тевтонской ярости, но потом успокоился и дал несколько  директив  по  поводу
предстоящей   кампании.   Необычайно   важна   скорость.    Он    испытывает
"непоколебимую веру" в немецкого солдата.  Если  что-нибудь  произойдет,  то
только потому, что у командиров сдадут нервы. Прежде всего необходимо  вбить
клинья с юго-востока и с севера в направлении Вислы. При проведении  военных
операций не следует задумываться о том, что он  намерен  сделать  с  Польшей
после ее поражения. На этот счет ничего  конкретного  он  не  сказал.  Новая
граница Германии, по его словам, будет  основана  "на  здравом  смысле".  Не
исключено, что он  сделает  из  Польши  маленькое  буферное  государство  на
границе Германии и России.
     Приказ о начале военных действий, заявил  Гитлер  в  заключение,  будет
отдан позднее, вероятно утром 26 августа.
     На следующий день, 23 августа, после совещания начальников отделов  ОКВ
генерал Гальдер записал в своем дневнике: "День начала  вторжения  в  Польшу
определенно намечен на 26-е (суббота) ".

       Совместное заявление в Москве

     К  середине  августа  военные  переговоры  в  Москве  между   западными
демократиями и Советским Союзом окончательно зашли в тупик - большей  частью
из-за упрямства Польши. Англо-французская военная  миссия,  как  мы  помним,
приплыла сначала в Ленинград, а потом прибыла в  Москву.  Это  случилось  11
августа, через неделю после того, как мистер Стрэнг покинул русскую столицу,
с облегчением свалив на генералов и адмиралов трудное и  неприятное  дело  -
переговоры с русскими {"Унизительная процедура"  -  так  характеризовал  это
Стрэнг в своем докладе в министерство  иностранных  дел  20  июля.  -  Прим.
авт.}.
     Советский  маршал  Ворошилов   задавал   вполне   конкретные   вопросы.
Существует ли договор, по которому определялись бы  действия  Польши?  Какую
помощь войсками сможет оказать Англия французской армии в начале войны?  Как
поведет себя Бельгия? Ответы были неутешительными. Думенк сказал, что  планы
Польши ему неизвестны.  Генерал  Хейвуд  заверил,  что  Англия  предполагает
выделить "16 дивизий на ранней стадии  ведения  войны  и  16  позднее".  Под
давлением Ворошилова, который хотел знать, какова  будет  численность  войск
Англии  к  началу  войны,  Хейвуд  ответил:  "В  настоящий   момент   Англия
располагает пятью регулярными дивизиями и одной механизированной  дивизией".
Такие цифры явились  для  русских  неприятным  сюрпризом.  Они  были  готовы
выставить 120 дивизий против агрессора в самом начале военных действий.
     Что касается Бельгии, то генерал Думенк на вопрос русских ответил  так:
"Французские войска не могут войти в Бельгию, пока их об этом  не  попросят,
но Франция с готовностью откликнется на подобную просьбу".
     Такой ответ повлек за собой основной вопрос, ради которого и  собрались
в Москве стороны  и  которого  английская  и  французская  миссии  старались
избежать. Во время первой встречи и во время  заседания  14  августа  маршал
Ворошилов настаивал, что самым главным является вопрос о том, согласится  ли
Польша пропустить через свою территорию советские войс