жет  жертвовать  интересами  своих  друзей   ради
достижения  этого  улучшения.  Оно  отчетливо  осознает,  что  правительство
Германии "не может жертвовать интересами Германии, но и правительство Польши
находится в таком  же  положении".  Правительство  Великобритании  вынуждено
сделать "небольшую  оговорку"  в  отношении  условий  Германии  и,  выступая
всецело за скорейшие прямые переговоры между Берлином и  Варшавой,  "считает
невозможным установить контакт уже  сегодня".  (Текст  из  Британской  синей
книги, с. 142-143.) - Прим. авт.}. Когда Гендерсон  спросил  о  предложениях
Германии, которые Гитлер  обещал  представить  английскому  правительству  в
своем последнем послании, Риббентроп презрительно ответил, что уже поздно об
этом говорить, так как польский эмиссар до полуночи не прибыл. Тем не  менее
предложения были подготовлены и Риббентроп стал их зачитывать.
     Читал он по-немецки, очень быстро, невнятно произнося слова.  "Тон  его
был раздраженным", - докладывал Гендерсон.
     "Из шестнадцати пунктов я уловил содержание только шести, но совершенно
невозможно гарантировать точность восприятия без тщательного изучения самого
текста. Когда он закончил чтение, я попросил разрешения взглянуть на  текст.
Риббентроп категорически отказал, презрительным жестом швырнул текст на стол
и сказал, что теперь предложения  устарели,  так  как  польский  эмиссар  не
прибыл до полуночи" {Риббентроп, который, как показалось автору этих  строк,
являл собой в Нюрнберге весьма жалкое зрелище и хуже всех защищался, заявил,
что Гитлер сам "лично  продиктовал"  все  шестнадцать  пунктов  и  "настрого
запретил выпускать текст предложений из рук". Почему - он  не  объяснил,  да
ему  и  не  было  задано  такого  вопроса.  "Гитлер  сказал  мне,  -  уверял
Риббентроп, - что я могу довести до сведения британского посла  только  суть
предложений,  если  сочту  нужным.  Я  сделал  намного  больше:  я   зачитал
предложения от начала до конца". Д-р Шмидт отрицает тот факт, что Риббентроп
читал так быстро, что английский посол не мог ничего понять. Он  утверждает,
что министр иностранных дел читал, "не  особенно  торопясь".  Гендерсон,  по
словам Шмидта, "не был большим знатоком немецкого языка", и от встречи  было
бы больше пользы, если бы он говорил на родном языке.  Риббентроп  прекрасно
владел английским, но отказался говорить на этом языке во время  встречи.  -
Прим. авт.}.
     Может, они и устарели, поскольку немцы предпочли  считать  именно  так.
Важно другое - немецкие предложения не  были  рассчитаны  на  то,  чтобы  их
воспринимали всерьез. Это был чистый обман. Он нужен  был  для  того,  чтобы
убедить немецкий народ, а если удастся, то и общественное мнение, что Гитлер
в  самую  последнюю  минуту  пытался   добиться   разумного   урегулирования
разногласий с Польшей. Фюрер фактически это признал. Д-р Шмидт  слышал,  как
позднее он говорил: "Мне нужно  было  алиби,  особенно  в  глазах  немецкого
народа, чтобы  показать,  что  я  сделал  все  ради  сохранения  мира.  Этим
объясняются  мои  великодушные   предложения   относительно   урегулирования
вопросов о Данциге и коридоре" {Все  шестнадцать  пунктов  предложений  были
переданы немецкому поверенному в делах в Лондоне  в  21.15  30  августа,  за
четыре часа до того, как Риббентроп "невнятно" зачитал их Гендерсону. Однако
немецкому послу в Лондоне был дан приказ держать предложения  "в  строжайшей
тайне и не говорить о них никому до дальнейших распоряжений". Гитлер в ноте,
направленной накануне, как мы  помним,  обещал  предоставить  предложения  в
распоряжение британского правительства до приезда  представителя  Польши.  -
Прим. авт.}.
     В сравнении с требованиями последних дней эти требования  действительно
можно  назвать  на  удивление  великодушными.  Гитлер  требовал  возвращения
Германии Данцига и плебисцита на территории  коридора,  и  то  только  через
двенадцать месяцев после того, как улягутся страсти.  Польше  остается  порт
Гдыня. Какой бы из сторон ни  достался  коридор,  она  предоставляет  другой
стороне возможность иметь в коридоре  шоссе  и  железную  дорогу  с  правами
экстерриториальности.  Это   означало   пересмотр   "предложения"   Гитлера,
выдвинутого весной  прошлого  года.  Предполагалось  перемещение  населения,
предоставление прав гражданам каждой страны, живущим в другой стране.
     Напрашивается вывод, что если бы эти предложения выдвигались  серьезно,
то они несомненно составили бы по крайней мере основу для переговоров  между
Германией и Польшей, помогли бы избежать еще одной  войны  в  течение  жизни
одного поколения. Немцы  услышали  эти  предложения  по  радио  в  21.00  31
августа, через восемь с половиной часов после того, как Гитлер отдал наконец
приказ о нападении на Польшу. Насколько я могу судить, они сыграли свою роль
в обмане немцев. Они ввели в заблуждение и автора этих строк, который слушал
предложения по радио и на которого они произвели сильное впечатление, о  чем
он упомянул в радиопередаче на Америку в тот последний мирный вечер.
     Гендерсон вернулся в посольство его величества в  ночь  на  31  августа
убежденный, как он вспоминал позднее, что "последняя надежда  сохранить  мир
испарилась". Но он  не  бездействовал.  В  два  часа  он  поднял  с  постели
польского посла и попросил его срочно приехать в  посольство,  где  дал  ему
"объективный  и  достаточно  сдержанный   отчет"   о   своем   разговоре   с
Риббентропом.  Он  сказал,  что  основные  немецкие  требования  -  передача
Германии Данцига и плебисцит в коридоре и что эти требования не кажутся  ему
неправомерными. Он предложил  Липскому  рекомендовать  своему  правительству
немедленно выступить с предложением об организации встречи между Рыдз-Смиглы
и Герингом. "Я счел своим долгом добавить, - пишет Гендерсон, - что не  могу
поручиться за успешный исход переговоров,  если  их  будет  вести  герр  фон
Риббентроп" {В послании Галифаксу, которое было зарегистрировано в 5.15 утра
(31 августа), Гендерсон докладывал, что "в сильных  выражениях"  посоветовал
Липскому "позвонить Риббентропу" и выяснить суть немецких предложений, чтобы
передать их в Варшаву. "Польский посол, - писал далее  Гендерсон,  -  обещал
немедленно связаться по телефону со своим правительством,  но  он  настолько
инертен и настолько  связан  инструкциями...  что  я  слабо  верю,  что  его
действия принесут успех". - Прим. авт.}.
     Неутомимый Далерус тоже не бездействовал. В десять  вечера  29  августа
Геринг пригласил его к себе домой и рассказал  о  "неблагоприятном  течении"
только что закончившейся встречи Гитлера и Риббентропа с Гендерсоном. Тучный
фельдмаршал пребывал в истерическом состоянии и обрушил на своего  шведского
друга проклятия по  поводу  поляков  и  англичан.  Потом,  успокоившись,  он
заверил  гостя,  что  фюрер  в  настоящий  момент   готовит   "великодушные"
предложения Польше,  по  которым  к  Германии  отойдет  Дан-циг,  а  будущее
коридора определится путем плебисцита "под международным контролем". Далерус
осторожно поинтересовался, на каких территориях будет проводиться плебисцит.
Тогда Геринг вырвал страницу из старого атласа и цветными карандашами  обвел
на ней "немецкую" и "польскую" зоны, включив в первую  не  только  довоенную
Прусскую Польшу, но и индустриальный город Лодзь, который  от  границы  1914
года находился в шестидесяти милях к востоку. Швед не мог  не  заметить,  "с
какой  быстротой  и  безрассудством"  решаются  в  третьем  рейхе  серьезные
проблемы. Тем не менее он согласился исполнить  просьбу  Геринга  и  немедля
вылететь в Лондон, чтобы убедить английское правительство в том, что  Гитлер
все  еще  стремится  к  миру,  и  намекнуть,  что  в  настоящее   время   он
разрабатывает самые великодушные предложения в отношении Польши.
     Далерус, который, похоже, не знал, что такое усталость  в  четыре  часа
утра 30 августа вылетел в Лондон. По дороге с  аэродрома  он  несколько  раз
пересаживался  из  одного  автомобиля  в  другой,  чтобы  сбить   со   следа
журналистов, которые вряд ли догадывались о его существовании. В десять утра
он уже был на Даунинг-стрит, где его немедленно приняли Чемберлен, Галифакс,
Вильсон и Кадоган, постоянный заместитель министра иностранных дел.
     Теперь  три  английских  устроителя   Мюнхена   (Кадоган   всегда   был
невосприимчив к нацистским чарам) уже не могли поддаться с прежней легкостью
на уловки Гитлера и Геринга. Не  очень  впечатляли  их  и  усилия  Далеруса.
Исполненному благими пожеланиями шведу показалось, что они "в высшей степени
не доверяют" двум нацистским лидерам и "склонны думать, что теперь ничто уже
не остановит Гитлера от нападения на Польшу".  Более  того,  как  ясно  дали
понять шведскому посреднику, английское правительство не попалось на  уловку
Гитлера, который требовал приезда в Берлин представителя Варшавы.
     Далерус, как и Гендерсон в  Берлине,  целых  двадцать  четыре  часа  не
прекращал  усилий.  Он  позвонил  в  Берлин  Герингу  и   предложил,   чтобы
представители Польши и Германии встретились "за пределами Германии", на  что
получил ответ, который вкратце можно сформулировать так: "Гитлер в  Берлине,
и встреча должна проходить там".
     Таким образом, поездка шведского посредника ни к  чему  не  привела.  К
полуночи он вернулся в Берлин, где ему еще раз представился случай оказаться
полезным. В половине первого ночи он прибыл к Герингу, фельдмаршал опять был
настроен благодушно. Фюрер, сказал он, только что через  Риббентропа  вручил
Гендерсону "демократичное, справедливое и вполне  реалистичное"  предложение
относительно  Польши.  Далерус,   расстроенный   результатами   встречи   на
Даунинг-стрит, позвонил в британское посольство Форбсу, чтобы удостовериться
в этом. Он узнал, что Риббентроп "зачитывал" пункты предложений так быстро и
невнятно, что Гендерсон практически ничего  не  смог  понять,  а  сам  текст
документа не попал ему в руки. Далерус пишет,  что  сказал  Герингу:  нельзя
вести себя подобным образом с послом "такой империи, как Великобритания". Он
предложил фельдмаршалу, у которого  имелся  экземпляр  предложений  Гитлера,
позвонить в британское посольство и продиктовать пункты по  телефону.  После
недолгих колебаний  Геринг  согласился  {В  Нюрнберге  Геринг  заявил,  что,
передавая англичанам текст "предложения" фюрера, он  "ужасно  рисковал,  так
как  Гитлер  запретил  предавать  огласке  эту  информацию".  "Только  я,  -
хвастался Геринг, - мог пойти на подобный риск". - Прим. авт.}.
     Таким образом, с подачи  безвестного  шведского  бизнесмена  и  не  без
помощи шефа люфтваффе, в обход Гитлера и Риббентропа, англичане ознакомились
с "предложениями" Гитлера Польше.  В  этот  момент  фельдмаршал,  о  котором
нельзя сказать, что он был неопытен в  вопросах  внешней  политики,  быстрее
Гитлера и его министра иностранных дел понял, что, раскрыв англичанам тайну,
можно добиться некоторых преимуществ.
     Чтобы окончательно убедиться в том, что Гендерсон понял все  правильно,
на следующий день, 31 августа,  Геринг  в  десять  утра  послал  Далеруса  в
британское посольство  с  отпечатанным  текстом  всех  шестнадцати  пунктов.
Гендерсон не оставлял попыток убедить польского посла  установить  "желаемый
контакт" с немцами. В восемь утра он еще раз говорил с Липским - на этот раз
по телефону - и предупредил его, что,  если  Польша  не  предпримет  никаких
действий до полудня, начнется война {Даже недальновидный  французский  посол
поддержал в этом своего британского коллегу. Гендерсон позвонил ему в девять
утра и сказал, что если поляки не согласятся к  полудню  прислать  в  Берлин
своего полномочного представителя, то германская армия  начнет  наступление.
Кулондр  немедленно  отправился  в  польское  посольство,  чтобы   заставить
Липского связаться по телефону со своим правительством и просить  разрешения
на немедленную встречу с правительством Германии  в  качестве  "полномочного
представителя". (Французская желтая книга, с 366- 367.) - Прим. авт.  Вскоре
после  того,  как  Далерус  прибыл  в  британское   посольство   с   текстом
предложений, Гендерсон отправил его вместе с Форбсом  в  посольство  Польши.
Липский, ранее никогда  не  слышавший  о  Далерусе,  был  несколько  смущен,
встретив шведа, - к этому времени польский посол,  как  и  все  дипломаты  в
Берлине, находился в невероятном напряжении  и  чувствовал  себя  смертельно
усталым. Он не скрыл  раздражения,  когда  Далерус  стал  настаивать,  чтобы
польский посол немедленно поехал к  Герингу  и  принял  предложения  фюрера.
Отослав шведа в соседнюю комнату, чтобы последний продиктовал там  секретарю
текст предложений, Липский высказал свое раздражение Форбсу, упрекнув его  в
том, что в такой момент и по такому важному  делу  он  привел  "незнакомца".
Вероятно, польский посол испытывал давление со стороны Гендерсона, влиявшего
на него и его правительство и призывавшего немедленно  начать  переговоры  с
немцами  на  основе  предложений,  которые  только  что  были  переданы  ему
неофициальным путем и о которых британский  посол  накануне  сказал,  что  в
целом они не кажутся ему неправомерными. {К этому времени, то есть к полудню
31 августа, Гендерсон,  предпринимавший  отчаянные  попытки  сохранить  мир,
убедил самого себя в том, что условия немцев вполне разумны и даже умеренны.
И хотя Риббентроп накануне в полночь сказал ему,  что  предложения  Германии
"уже устарели, так  как  представитель  Польши  не  прибыл",  хотя  польское
правительство не видело этих предложений, которые  по  сути  своей  являлись
чистейшим обманом, Гендерсон весь день настойчиво призывал Галифакса оказать
давление на поляков и потребовать прислать полномочного  представителя,  как
того хотел Гитлер. В то  же  время  он  продолжал  указывать  на  разумность
шестнадцати пунктов предложений Гитлера.
     В 12.30 (31 августа) Гендерсон отправил Галифаксу телеграмму, в которой
"убедительно просил" его  "настоять"  на  том,  чтобы  правительство  Польши
поручило Липскому запросить у немцев текст предложений для срочной  передачи
их  на  рассмотрение  своему  правительству  с  целью  решения   вопроса   о
направлении полномочного представителя. "Условия кажутся мне  умеренными,  -
писал Гендерсон. - Это не Мюнхен... Польше никогда больше не предложат таких
выгодных условий..."
     В то же  самое  время  Гендерсон  направил  Галифаксу  длинное  письмо:
"...Предложения Германии не угрожают  независимости  Польши...  Похоже,  что
позже ей предстоит гораздо худшая сделка..."
     Продолжая придерживаться этой точки зрения, Гендерсон послал  Галифаксу
телеграмму. Эта телеграмма была отправлена в половине первого 1 сентября, то
есть за четыре часа до запланированного начала немецкого наступления, о  чем
Гендерсон не знал. В телеграмме он писал: "Немецкие предложения кажутся  мне
правомерными... Принятие их сделает войну неоправданной". Он снова настаивал
на том, чтобы британское правительство "откровенно и четко" сказало полякам,
что они должны заявить "о своем  намерении  послать  в  Берлин  полномочного
представителя".
     Британский посол в Варшаве придерживался иной точки зрения. 31  августа
в телеграмме Галифаксу он указывал: "Мне кажется, что посол его величества в
Берлине считает предложения Германии разумными. С точки зрения Варшавы, я не
могу с ним согласиться". - Прим. авт.} Липский не знал, что на Даунинг-стрит
мнения Гендерсона не разделяли. Но он знал другое - он не намерен  принимать
советов неизвестного шведа, несмотря на то что его прислал британский посол,
и идти к Герингу, чтобы принять предложения Гитлера. Этого  он  не  сделает,
даже если бы имелись на то полномочия, которых у него не было.

     {В последний день мира в  дипломатических  кругах  произошло  еще  одно
странное событие, о  котором  стоит  упомянуть.  Далерус  вместе  с  Липским
посетил британское посольство. Оттуда, из кабинета Гендерсона,  он  позвонил
по телефону в Форин оффис сэру Горацию Вильсону и  сказал,  что  предложения
Германии необычайно либеральны, тем  не  менее  польский  посол  только  что
отклонил их. "Очевидно, - сказал он,  -  что  поляки  отвергают  возможность
переговоров".
     В этот момент  Вильсону  показалось,  что  он  слышит  странный  шум  в
телефонной трубке. Он решил, что немцы прослушивают разговор,  и  постарался
поскорее его закончить, но Далерус продолжал распространяться  о  неразумном
поведении поляков. В меморандуме  Форин  оффис  Вильсон  записал:  "Я  снова
посоветовал Далерусу заткнуться, а  когда  он  этого  не  сделал,  я  просто
положил трубку".
     Об этой неосторожности, допущенной в кабинете посла  его  величества  в
Берлине, Вильсон доложил своему начальству. В час дня,  то  есть  менее  чем
через час, Галифакс послал Гендерсону кодированную телеграмму: "Вы должны  с
большей осторожностью пользоваться  телефоном.  Звонок  Д.  (так  именовался
Далерус в переписке между Форин оффис и британским посольством  в  Берлине),
который он сделал в полдень из посольства, был в высшей степени  безрассуден
и наверняка подслушан немцами". - Прим. авт.}


       Последний день мира

     Уговорив, как им казалось, правительства Германии и Польши  согласиться
на  прямые  переговоры,  английское  и  французское  правительства,  отчасти
настроенные в отношении Гитлера скептически, сосредоточили  свои  усилия  на
том, чтобы эти переговоры состоялись. Англия  в  этом  деле  играла  ведущую
роль, Франция дипломатически поддерживала ее в Берлине и особенно в Варшаве.
Хотя англичане и не дали полякам прямого совета принять ультиматум Гитлера и
прислать  30  августа   своего   представителя   в   Берлин,   считая,   как
телеграфировал Галифакс Гендерсону, что это требование "неразумно", они  тем
не менее уговорили полковника Бека заявить, что он  готов  "незамедлительно"
начать переговоры с Берлином.  Об  этом  сообщалось  в  депеше,  которую  30
августа Галифакс  направил  своему  послу  в  Варшаве.  Кеннард  должен  был
информировать Бека о содержании британской ноты, которую  Гендерсон  передал
Риббентропу, и заверить польского министра, что  Англия  выполнит  обещание,
данное Польше, но при этом  подчеркнуть  важность  немедленного  контакта  с
Берлином.
     "Мы считаем необычайно важным, - телеграфировал Гендерсон,  -  учитывая
внутреннюю ситуацию в Германии и мнение мировой  общественности,  тот  факт,
что до тех пор, пока Германия открыто  заявляет  о  своей  готовности  вести
переговоры, нельзя давать ей  возможность  возложить  вину  за  конфликт  на
Польшу".
     Кеннард встретился с Беком в полночь. Министр  иностранных  дел  обещал
проконсультироваться со  своим  правительством  и  представить  "продуманный
ответ" к полудню 31 августа. Доклад Кеннарда об  этой  встрече  был  получен
Форин оффис в восемь утра, но Галифакса  он  полностью  не  удовлетворил.  В
полдень - это был последний день августа - он направил Кеннарду  телеграмму,
в которой просил его проконсультироваться со своим  французским  коллегой  в
Варшаве  (с  Леоном  Ноэлем,  послом   Франции)   и   предложить   польскому
правительству сообщить правительству Германии (желательно напрямую,  а  если
это невозможно, то через посредство англичан), что ему  известно  содержание
ответа Англии немцам и что оно подтверждает свое согласие на ведение  прямых
переговоров. Далее  в  телеграмме  указывалось:  "Французское  правительство
опасается, что правительство Германии может использовать молчание  польского
правительства в своих интересах".
     Лорда Галифакса все еще беспокоила позиция  польских  союзников.  Менее
чем через два часа после отправки предыдущей телеграммы - в 13.45 - он снова
телеграфировал Кеннарду:
     "Прошу вас немедленно снестись с  правительством  Польши  и  предложить
ему, учитывая, что оно согласилось с принципом  прямых  переговоров,  тотчас
проинструктировать  польс