оставлении
моратория  на  выплату  репараций.  Просьба  была   отвергнута   французским
правительством  Пуанкаре.  Когда  Германия  не  произвела   поставки   леса,
твердолобый   французский   премьер-министр,   являвшийся   в   годы   войны
президентом, отдал  войскам  приказ  оккупировать  Рурскую  область.  Рур  -
промышленный  центр  Германии,  после  передачи   Верхней   Силезии   Польше
обеспечивавший четыре пятых добычи угля  и  производства  стали  для  рейха,
оказался отрезан от остальной страны.
     Удар, парализовавший экономику Германии, способствовал такому сплочению
населения, какого оно не знало с 1914 года. Рабочие Рура  объявили  всеобщую
забастовку  и  получили  финансовую  помощь  от  берлинского  правительства,
которое призвало бастующих к пассивному сопротивлению. При  поддержке  армии
развернулись партизанские действия  и  саботаж.  Французы  ответили  на  это
арестами, депортациями и даже смертными приговорами. Но  в  Руре  ничего  не
изменилось.
     Бедственное  положение  германской  экономики  ускорило   окончательную
девальвацию марки. К моменту оккупации Рурской области в  январе  1923  года
курс марки упал до 18 тысяч за один доллар, к 1 июля - до  165  тысяч,  к  1
августа - до миллиона. К ноябрю, когда, по мнению Гитлера, пробил  его  час,
за один доллар давали уже  4  миллиарда  марок,  а  впоследствии  эти  суммы
исчислялись   триллионами.   Германская   валюта    практически    полностью
обесценилась.
     Покупательная  способность  заработной  платы  была  сведена  к   нулю.
Сбережений буржуазии и рабочего  класса  больше  не  существовало.  Но  было
потеряно  нечто  более  важное  -  вера  народа  в  экономическую  структуру
германского общества. Чего стоили  устои  и  деятельность  такого  общества,
которое  поощряло  сбережения  и  вклады  и  торжественно  провозглашало  их
гарантированный возврат владельцам,  а  затем  отказывалось  от  выплат?  Не
являлось ли это простым обманом населения?
     И разве не демократическая республика, которая сдалась врагу и  приняла
на себя ответственность за бремя репараций, повинна  во  всех  бедствиях?  К
несчастью, что ставило под вопрос ее существование, республика действительно
несла  определенную  ответственность.  Инфляцию  можно  было   приостановить
простым сбалансированием бюджета - трудной, но вполне выполнимой  операцией.
Это  могло  бы   обеспечить   адекватное   налогообложение,   однако   новое
правительство не решалось установить его. В конечном счете стоимость войны -
164 миллиарда немецких марок - не была  погашена  хотя  бы  частично  прямым
налогообложением, 93 миллиарда марок были получены за счет  военных  займов,
29 миллиардов - за счет ценных бумаг казначейства, а остальная  сумма  -  за
счет увеличения выпуска бумажных денежных знаков. Вместо  резкого  повышения
налогов для тех, кто мог их платить, республиканское  правительство  в  1921
году фактически сократило налоги.
     С этого момента правительство, подстегиваемое крупными  промышленниками
и землевладельцами, которые лишь  выигрывали  от  того  что  народные  массы
терпели финансовый крах, умышленно  шло  на  понижение  курса  марки,  чтобы
освободить государство от долгов, избежать выплаты репараций и  саботировать
действия французов в Рурской области. Более того, валютный  кризис  позволил
тяжелой промышленности Германии  погасить  задолженность  путем  превращения
своих финансовых обязательств в обесцененные марки.
     Генеральный штаб, прикрываясь названием  "Управление  войсками",  чтобы
обойти условия мирного договора, отдавал себе отчет в том, что падение курса
марки ликвидировало военные долги и предоставляло, таким  образом,  Германии
финансовые средства для подготовки к новой войне.
     Широкие народные массы не осознавали, что промышленные воротилы,  армия
и государство в результате валютного кризиса остались в  выигрыше.  Им  было
известно, что даже крупный банковский счет не позволял купить жалкого  пучка
моркови, полпакета картофеля, несколько унций сахара и  полкилограмма  лука.
Они знали, что каждый из них стал банкротом. Они поняли,  что  такое  голод,
ежедневно сталкиваясь с ним. И они в отчаянии обвиняли во  всем  случившемся
республику.
     Такие времена были ниспосланы Адольфу Гитлеру самим всевышним.

       Переворот в Баварии

     "Правительство преспокойно продолжает печатать жалкие  денежные  знаки,
поскольку прекращение этого процесса  означало  бы  конец  правительства,  -
кричал  Гитлер.  -  Приостанови  оно  печатание,  а  именно  в  этом   залог
стабилизации марки, и мошенничество  сразу  станет  достоянием  гласности...
Поверьте мне, наши страдания и нищета только усугубляются. А негодяи  выйдут
сухими  из  воды.  Причина  простая:  само  государство   стало   крупнейшим
мошенником и проходимцем. Государство грабителей!.. Когда потрясенный  народ
узнает, что ему придется голодать,  имея  миллиарды,  он  неминуемо  сделает
следующий вывод:  мы  не  станем  больше  подчиняться  государству,  которое
зиждется на обманной идее большинства. Нам нужна диктатура..."
     Безусловно,  невзгоды  и  сомнения,  связанные  с  безумной  инфляцией,
подтолкнули миллионы немцев к такому выводу, а Гитлер был готов вести  массы
за собой. По существу он уверовал в то, что обстановка хаоса, имевшая  место
в 1923 году, предоставила неповторимую возможность свергнуть республику.  Но
определенные  трудности   встали   бы   на   пути   Гитлера,   возглавь   он
контрреволюцию, в чем  он  был  заинтересован  постольку,  поскольку  жаждал
власти.
     Прежде всего нацистская партия, несмотря  на  то  что  численность;  ее
членов  росла  с  каждым  днем,  являлась  далеко   не   самым   влиятельным
политическим движением Баварии, а за пределами данной земли вообще  была  не
известна. Разве столь незначительная партия в состоянии совершить  переворот
и свергнуть республику? Гитлер которого не очень смущали подобные трудности,
считал, что нашел выход из создавшейся ситуации. Он мог  бы  объединить  под
своим. руководством все антиреспубликанские националистические силы Баварии.
Затем при поддержке баварского  правительства,  вооруженных  формирований  и
частей рейхсвера, дислоцированных в  Баварии,  он  мог  возглавить  марш  на
Берлин - подобно Муссолини, вошедшему,  год  назад  в  Рим,  -  и  свергнуть
Веймарскую республику. Легкая победа Муссолини, очевидно, дала ему пищу  для
размышлений.
     Оккупация французами Рурской области, хотя и подогрела ненависть немцев
к своему традиционному врагу и,  таким  образом,  содействовала  возрождению
националистических  настроений,  усложняла  задачу  Гитлера.   Эти   события
способствовали  объединению   германской   нации   вокруг   республиканского
правительства в Берлине, которое решило дать отпор  Франции.  Гитлер  меньше
всего хотел этого. Целью его  было  свержение  республики.  А  Францией  он,
очевидно,  намеревался  заняться  после  того,  как  в  Германии  произойдет
националистическая революция и будет установлен диктаторский режим.
     Вопреки бытовавшему в ту пору общественному мнению Гитлер решил  занять
непопулярную позицию: "Нет! Покончить надо не с Францией,  а  с  предателями
отечества. Долой преступников Ноября! - таков должен быть наш лозунг".
     Первые  месяцы  1923  года  Гитлер  посвятил  распространению   данного
лозунга. В феврале в значительной степени благодаря организаторскому таланту
Рема четыре вооруженных  "патриотически  настроенных  формирования"  Баварии
слились с нацистами и образовали так называемое "Рабочее объединение  союзов
борьбы за отечество" под политическим руководством Гитлера. В сентябре  была
создана более мощная группа под названием "Немецкий союз борьбы",  одним  из
трех главарей которой являлся Гитлер.
     Эта  организация  возникла  во  время   крупного   массового   митинга,
состоявшегося  в  Нюрнберге  2  сентября,  в  годовщину  победы,  одержанной
Германией в 1870 году под Седаном.  На  митинге  присутствовали  большинство
профашистски настроенных групп из Южной Германии, и Гитлеру даже  похлопали,
когда он произнес гневную речь против национального  правительства.  Открыто
были провозглашены цели "Немецкого союза  борьбы":  свержение  республики  и
отказ от Версальского договора.
     На нюрнбергском сборище Гитлер  стоял  на  трибуне  рядом  с  генералом
Людендорфом. И это было не случайно. Молодой нацистский вождь уже  некоторое
время обхаживал героя  войны,  который  однажды  позволил  использовать  его
славное имя организаторам Капповского  путча  и,  поскольку  он  по-прежнему
поддерживал контрреволюцию, мог не устоять перед соблазном и  одобрить  план
зарождавшийся  в  голове  Гитлера.  Старый   генерал   не   обладал   тонким
политическим чутьем и, проживая в настоящее время  не  Мюнхене,  не  скрывал
своего презрения к баварцам, кронпринцу Рупрехту,  баварскому  самозванцу  и
католической церкви, влияние которой здесь по сравнению  с  другими  землями
Германии было наиболее сильным.
     Все это знал Гитлер,  но  это  не  противоречило  его  задачам.  Он  не
стремился   к   тому,   чтобы   Людендорф    стал    политическим    лидером
националистической  контрреволюции,  -  роль,  на  которую,  как   известно,
претендовал герой войны. Гитлер добивался, чтобы эту роль отвели ему самому.
Однако  имя  Людендорфа,  его  авторитет  в  военных  кругах   и   в   среде
консерваторов  всей  Германии   могли   оказаться   весьма   полезными   для
провинциального политика, пока  еще  не  известного  за  пределами  Баварии.
Поэтому Гитлер и предусмотрел Людендорфа в своем плане действий.

     Осенью 1923 года в Германской республике и в  земле  Бавария  сложилась
кризисная  ситуация.  26  сентября  канцлер  Густав  Штреземан   объявил   о
прекращении пассивного  сопротивления  в  Рурской  области  и  возобновлении
выплаты Германией репараций. Этот бывший глашатай Гинденбурга и  Людендорфа,
стойкий консерватор, а в душе монархист, пришел к выводу, что  для  спасения
Германии, объединения и восстановления ее былой мощи необходимо хотя  бы  на
какое-то время признать республику, договориться с  союзниками  и  в  период
затишья возродить экономический потенциал  страны.  Дальнейшее  движение  по
нынешнему пути приведет лишь к развязыванию гражданской войны, а возможно, и
к полному истреблению германской нации.
     Отказ от сопротивления французам в Рурской области  и  взятие  на  себя
бремени выплаты репараций вызвали волну гнева  и  истерии  среди  германских
националистов. Коммунисты, также набиравшие силу,  присоединились  к  ним  в
яростных нападках на республику. Штреземан столкнулся с серьезной оппозицией
в лице как крайне правых, так и  крайне  левых.  Предвидя  это,  он  добился
введения президентом Эбертом чрезвычайного положения в стране  в  тот  день,
когда было объявлено об изменении политического курса  в  отношении  Рурской
области и вопроса о репарациях. С 26 сентября 1923 года по февраль 1924 года
исключительными  полномочиями  в  Германии  в  соответствии  с  чрезвычайным
положением оказались наделены  министр  обороны  Отто  Гесслер  и  начальник
управления сухопутными силами рейхсвера генерал фон Сект. Эти полномочия  на
практике сделали генерала и армию диктаторами рейха.
     Бавария же не изъявляла желания  следовать  такому  решению.  Баварский
кабинет министров, возглавляемый Ойгеном фон Книллингом, 26 сентября объявил
о введении на территории земли чрезвычайного положения  и  назначил  правого
монархиста и бывшего премьер-министра  Густава  фон  Кара  комиссаром  земли
Бавария, наделив его диктаторской властью.
     В Берлине опасались отделения Баварии от рейха, восстановления монархии
Виттельсбахов, а также образования  совместно  с  Австрией  Южно-Германского
государства. Президент Эберт поспешно собрал заседание кабинета министров  и
пригласил на него генерала фон Секта. Эберт хотел  выяснить,  какую  позицию
занимают военные. Сект откровенно заявил ему:  "Армия,  господин  президент,
поддерживает меня".
     Слова начальника управления сухопутных сил, произнесенные ледяным тоном
и с каменным выражением лица,  не  смутили,  как  можно  было  предположить,
президента Германии и рейхсканцлера.  Они  уже  признали  за  армией  статус
государства в государстве, ведь тремя  годами  ранее,  как  уже  отмечалось,
когда войска  Каппа  заняли  Берлин  и  к  Секту  обратились  с  аналогичным
предложением, армия поддержала не республику, а  генерала.  Теперь,  в  1923
году, вопрос состоял лишь в том, какую позицию займет сам генерал фон Сект.
     К счастью для республики, он предпочел поддержать ее, но не потому, что
верил в республиканский строй и его демократические принципы, а потому,  что
считал: в  данный  момент  поддержка  существующего  режима  необходима  для
сохранения армии, которой угрожали перевороты в Баварии и на севере  страны,
и для спасения Германии от гибельной гражданской войны. Секту было известно,
что часть командного состава армейской дивизии  в  Мюнхене  приняла  сторону
баварских сепаратистов. Знал он и о заговоре "черного рейхсвера" во главе  с
майором  Бухрукером,  бывшим  офицером  генерального  штаба.  Цель  заговора
состояла в захвате Берлина и свержении республиканского правительства. Таким
образом, генерал руководствовался  холодным  расчетом,  намереваясь  довести
армию до нужной кондиции и ликвидировать угрозу гражданской войны.
     В ночь  на  30  сентября  1923  года  войска  "черного  рейхсвера"  под
командованием майора Бухрукера захватили три форта восточнее  Берлина.  Сект
отдал  приказ  силам  регулярной  армии  окружить  заговорщиков,   и   после
двухдневного сопротивления  Бухрукер  сдался.  Его  судили  по  обвинению  в
государственной измене и приговорили к десяти годам заключения  в  крепости.
"Черный рейхсвер", созданный самим Сектом под  кодовым  названием  "Трудовые
отряды" в целях скрытого увеличения численности стотысячного рейхсвера,  был
распущен  {Войска  "черного  рейхсвера",  насчитывающие  примерно  20  тысяч
человек, дислоцировались на восточной  границе,  обеспечивая  ее  охрану  от
поляков в тревожные 9-дни 1920-1923 годов. Незаконная  организация  получила
печальную известность  после  того,  как  возродила  страшную  средневековую
процедуру тайных судов,  которые  произвольно  выносили  смертные  приговоры
жителям Германии, сообщавшим о деятельности "черного рейхсвера"  контрольной
комиссии союзников.  Разбором  некоторых  дел  по  поводу  жестоких  убийств
занялись суды. На одном из судебных процессов министр обороны Германии  Отто
Гесслер, сменивший на этом посту  Носке,  отрицал,  что  ему  было  что-либо
известно о существовании  подобной  организации.  Однако,  когда  кто-то  из
задававших ему вопросы  усомнился  в  подобном  неведении,  министр  обороны
возмутился: "Те, кто говорят о "черном рейхсвере", совершают государственную
измену!" - Прим. авт.}.
     Затем Сект все свое внимание уделил угрозе коммунистических выступлений
в Саксонии, Тюрингии, Гамбурге и Руре. Что касается подавления левых сил, то
здесь в лояльности армии сомневаться  не  приходилось.  В  Саксонии  местный
командующий силами рейхсвера арестовал правительство,  в  которое  наряду  с
коммунистами входили социалисты, и власть была  передана  рейхскомиссару.  В
Гамбурге и других  районах  выступления  коммунистов  подавлялись  быстро  и
жестоко.
     В Берлине  в  то  время  полагали:  сравнительно  легкая  расправа  над
большевиками лишила баварских заговорщиков  оснований  заявлять,  будто  они
действительно стремятся спасти республику от коммунизма, и теперь они готовы
признать полномочия национального правительства. Однако  на  деле  этого  не
произошло.
     Бавария по-прежнему враждебно относилась к Берлину. В  тот  период  она
находилась под диктаторской властью  триумвирата:  комиссара  Баварии  Кара,
командующего  силами  рейхсвера  в  Баварии  генерала  Отто  фон  Лоссова  и
начальника полиции полковника Ганса фон Сейсера. Кар отказался признать, что
введенное   в   Германии   президентом   Эбертом   чрезвычайное    положение
действительно и в  отношении  Баварии.  Он  отказался  выполнять  какие-либо
приказы, исходящие из Берлина. Когда национальное правительство  потребовало
закрыть гитлеровскую  газету  "Фелькишер  беобахтер"  в  связи  с  яростными
нападками на республику  в  целом  и  на  Секта,  Штреземана  и  Гесслера  в
частности, Кар с презрением отклонил это требование.
     Второе  распоряжение  из  Берлина  относительно  ареста  трех  главарей
действующих  на  территории  Баварии  вооруженных  банд  -  капитана  Хайса,
капитана  Эрхардта  ("героя"  Капповского  путча)  и   лейтенанта   Россбаха
(гомосексуалиста, приятеля Рема) - также было оставлено Каром без  внимания.
Сект, терпению которого пришел конец, приказал генералу фон Лоссову  закрыть
нацистскую газету и арестовать трех военных добровольческого корпуса. Однако
генерал, будучи баварцем по рождению и нерешительным политиком, под влиянием
красноречия Гитлера и настойчивости Кара заколебался.
     24 октября Сект отстранил Лоссова от командования  и  назначил  на  его
место генерала Кресса фон Крессенштейна. Кар, однако, не захотел согласиться
с подобным диктатом Берлина. Он объявил, что  Лоссов  останется  командующим
силами рейхсвера в Баварии и, не только бросив вызов Секту, но и пренебрегая
положениями статей конституции, потребовал от офицеров и рядовых специальной
присяги на верность баварскому правительству.
     В Берлине это расценили не  только  как  политический  акт,  но  и  как
военный бунт. Генерал фон Сект был теперь  полон  решимости  положить  конец
подобным выступлениям. Он направил недвусмысленное предупреждение баварскому
триумвирату, Гитлеру и вооруженным отрядам, что любое их  выступление  будет
подавлено силой. Но отступать нацистскому главарю было слишком  поздно.  Его
оголтелые сторонники требовали  решительных  действий.  Лейтенант  Вильгельм
Брюкнер,  один  из  начальников  штурмовых  отрядов  СА,   призвал   Гитлера
немедленно выступить. "Настал день, - предупреждал он, - когда я  уже  не  в
состоянии сдерживать своих людей. Если  сейчас  ничего  не  произойдет,  они
просто уйдут от нас".
     Гитлер тоже понимал, что, если  Штреземану  удастся  выиграть  время  и
приступить к  осуществлению  мероприятий  по  восстановлению  спокойствия  в
стране, шансы будут упущены. Он обратился к Кару и  Лоссову  с  предложением
предпринять марш на Берлин до того, как Берлин пойдет на Мюнхен. Кроме того,
Гитлер начал  подозревать,  что  триумвират  либо  утратил  решимость,  либо
планирует сепаратистский переворот без его участия в целях отделения Баварии
от рейха. Против этого Гитлер, одержимый  идеями  создания  сильного  рейха,
объединенного под эгидой национализма, категорически возражал.
     Кар, Лоссов и Сейсер после предостережения Секта заколебались.  Они  не
были  заинтересованы  в  проведении  бессмысленной  акции,   которая   могла
подорвать их собственные позиции. 6 ноября  они  проинформировали  "Немецкий
союз борьбы", в котором Гитлер был  ведущей  политической  фигурой,  что  не
намерены втягиваться в поспешные действия и сами примут решение о том, когда
и как действовать. Это решение Гитлер расценил как сигнал,  что  пора  брать
инициативу  в  свои  руки.  Однако  он  не  располагал   поддержкой,   чтобы
осуществить путч собственными силами. Ему требовалось заручиться помощью  со
стороны баварского правительства, армии и  полиции  -  урок,  который  фюрер
вынес за годы лишений, проведенные в Вене.
     Гитлеру было необходимо каким-то  образом  заставить  Кара,  Лоссова  и
Сейсера действовать заодно с ним, когда уже нельзя  будет  повернуть  назад.
Требовалась смелость, даже некоторая опрометчивость, и Гитлер к тому времени
мог доказать, что обладает этими качествами. Фюрер решил захватить тройку  в
качестве  заложников