они  готовы  к  установлению  добрых  отношений  между
Германией и  Англией,  Германия  также  готова  сотрудничать  с  герцогом  и
договориться относительно будущего  герцогской  четы  в  соответствии  с  их
пожеланиями. Португальское доверенное лицо, у которого проживает в настоящее
время герцог с супругой, должно предпринять самые  искренние  усилия,  чтобы
воспрепятствовать завтрашнему  отъезду  герцога,  поскольку  мы  располагаем
достоверными данными, что Черчилль намеревается прибрать герцога к  рукам  и
держать  его  на  Багамах  постоянно,  а  также  поскольку  для  нас   будет
чрезвычайно трудно установить с герцогом контакт на  Багамах,  если  в  этом
возникнет необходимость..."
     Срочные  указания  германского  министра   иностранных   дел   достигли
посольства в Лиссабоне около полуночи. Тогда же германский посол  встречался
с Эспирито Санто Сильвой и  уговаривал  его  передать  суть  вышеприведенной
телеграммы именитому гостю. Банкир сделал это утром 1 августа,  и,  согласно
депеше, переданной из посольства в Берлин, информация произвела  на  герцога
сильное впечатление.
     "Герцог воздал должное желанию  фюрера  заключить  мир,  поскольку  оно
совпадало с его собственной точкой зрения. Он был твердо убежден,  что  если
бы был королем, то дело никогда не дошло бы  до  войны.  Обращенный  к  нему
призыв сотрудничать в установлении мира он воспринял с  радостью.  Однако  в
настоящее  время   он   обязан   следовать   официальным   приказам   своего
правительства. Неповиновение может  преждевременно  открыть  его  намерения,
вызвать скандал и подорвать его авторитет в Англии. Он  также  убежден,  что
для него пока преждевременно выходить на передний  план,  поскольку  еще  не
существует признаков, что Англия готова к сближению с Германией. Однако, как
только  в   стране   изменятся   настроения,   он   будет   рад   немедленно
вернуться...Либо Англия обратится к нему, что он считает  вполне  вероятным,
либо Германия выразит желание вступить с ним в переговоры.  И  в  том,  и  в
другом случае он готов на любые жертвы личного порядка и предоставит себя  в
распоряжение обстоятельств, пренебрегая малейшими личными амбициями.
     Он готов поддерживать постоянную связь со своим гостеприимным  хозяином
и даже согласовал с ним пароль, получив который немедленно вернется".
     К удивлению немцев, герцог и герцогиня  отплыли  на  Багамы  вечером  1
августа  на  американском  лайнере  "Экскалибур".   В   донесении   министру
иностранных  дел  Риббентропу,   свидетельствовавшем   о   провале   миссии,
Шелленберг на следующий день  сообщал,  что  он  предпринимал  все  меры  до
последнего момента, чтобы предотвратить отъезд. Брата  Франко,  который  был
испанским послом в Лиссабоне, уговорили сделать последнюю попытку отговорить
герцога не покидать  Лиссабон.  Автомобиль  с  личными  вещами  герцога  был
задержан  и,  как  утверждает  Шелленберг,  прибыл  к  лайнеру   с   большим
опозданием.  Немцы  распространили  слухи,  что  в  лайнер  заложена   бомба
замедленного действия. Португальские власти задержали отправку лайнера, пока
не осмотрели весь корабль сверху донизу в поисках этой мифической бомбы.
     Тем не менее герцог Виндзорский с супругой  в  тот  же  вечер  отплыли.
Нацистский  заговор  сорвался.  Шелленберг  в  своем   последнем   донесении
Риббентропу писал, что срыв плана произошел в результате влияния на  герцога
Монктона, "краха испанского варианта" и "умонастроений самого герцога".
     В захваченных досье немецкого министерства иностранных дел имеется  еще
один  документ  по  этому  делу.  15  августа  немецкий  посол  в  Лиссабоне
телеграфировал в Берлин: "Доверенное лицо только что получило телеграмму  от
герцога с Багамских островов, в которой тот просит сообщить ему пароль, едва
возникнут обстоятельства, благоприятные для принятия нужных  акций.  Следует
ли давать ответ?"
     Никакого ответа на Вильгельмштрассе  обнаружено  не  было.  К  середине
августа Гитлер принял решение завоевать  Англию  силой  оружия.  И  не  было
необходимости искать нового короля для Англии. Островом, как и всеми другими
завоеванными территориями, будут управлять из Берлина. Так или примерно  так
думал Гитлер.
     Такова  эта  любопытная  история,  изложенная  в   секретных   немецких
документах и дополненная Шелленбергом, человеком, менее всего  заслуживающим
доверия, хотя вряд ли он стал бы придумывать для себя столь нелепую, по  его
признанию, роль.
     В заявлении, сделанном через лондонского адвоката 1 августа  1957  года
после  опубликования  захваченных  немецких  документов,  герцог   заклеймил
переписку между Риббентропом и германскими послами в  Испании  и  Португалии
как  "намеренную  фальсификацию  и  искажение  истины".  Герцог  Виндзорский
объяснил, что, когда в Лиссабоне в 1940 году он ждал отплытия  на  Багамские
острова, "определенные люди", которых он  считал  деятелями,  сочувствующими
нацистам, предпринимали усилия, чтобы убедить его вернуться в Испанию  и  не
принимать  пост  губернатора.  "Меня  даже  предупреждали,  что  лично  я  и
герцогиня подвергнем себя риску, если отправимся на Багамы, - заявил  он.  -
Но у меня никогда даже мысли не  появлялось  принять  такое  предложение.  Я
встречал его с презрением, которого оно заслуживало".

     - 23 -

"БАРБАРОССА": НА ОЧЕРЕДИ РОССИЯ

     В то время как летом 1940 года Гитлер  был  занят  завоеванием  Запада,
Сталин,  воспользовавшись  этим  обстоятельством,  вступил   на   территорию
Прибалтийских   государств,   а   также   двинулся    в    сторону    Балкан
{Непосредственной причиной войны с Финляндией и вступления летом  1940  года
советских войск на территорию Прибалтийских государств и Бессарабии  явились
поражение англо-французской коалиции и - как  следствие  -  резко  возросшая
угроза нацистской агрессии против  СССР,  использования  указанных  стран  и
территорий в этих целях. - Прим. тит. ред.}.
     На  первый  взгляд  отношения  между  двумя  диктатурами   складывались
дружественные. Молотов, работая на  Сталина,  не  упускал  случая  польстить
немцам в связи с каждым новым актом  агрессии.  Когда  9  апреля  1940  года
Германия вторглась в Норвегию и Данию,  советский  комиссар  по  иностранным
делам поспешил заверить посла Шуленбурга,  что  "Советское  правительство  с
пониманием относится к тем  мерам,  которые  были  навязаны  Германии".  "Мы
желаем Германии, - уверял Молотов, -  полного  успеха  в  ее  оборонительных
мерах".
     Спустя  месяц,  когда  немецкий  посол  нанес  визит  Молотову,   чтобы
официально проинформировать его о наступлении вермахта на Западе, которое  в
соответствии с инструкцией Риббентропа "было вынужденной мерой, предпринятой
Германией ввиду нависшей угрозы англо-французского наступления на Рур  через
Бельгию и Голландию", советский государственный деятель  вновь  выразил  ему
свое удовлетворение. "Молотов отнесся к моему  сообщению  с  пониманием",  -
телеграфировал Шуленбург в Берлин.
     17  июня  Молотов  вызвал  Шуленбурга,  чтобы   от   имени   Советского
правительства  принести  поздравления  "с  блестящим   успехом   германского
вермахта".
     У комиссара по иностранным делам было припасено  еще  кое-что,  но  это
"кое-что" для немецкого уха оказалось не особенно приятным. Молотов -  можно
при этом вообразить блеск его глаз - информировал  немецкого  посла,  как  в
"срочном порядке" телеграфировал в Берлин  последний,  о  "советских  акциях
против Прибалтийских государств", добавив, "что стало  необходимым  положить
конец всем интригам, посредством которых Англия  и  Франция  пытаются  сеять
разлад и недоверие  между  Германией  и  Советским  Союзом  в  Прибалтийских
государствах". Чтобы покончить с таким "разладом", Советское  правительство,
добавил Молотов, направило "специальных эмиссаров" в эти  три  Прибалтийские
страны: Деканозова - в Литву; Вышинского - в Латвию; Жданова  -  в  Эстонию.
Все трое слыли искуснейшими сталинскими интриганами.
     Свою миссию они выполнили с той  добросовестностью,  какой  можно  было
ожидать от этого трио, особенно от двух последних.
     Уже 14 июня,  когда  германские  войска  вступали  в  Париж,  Советское
правительство  направило  Литве  ультиматум  с   требованием   отставки   ее
правительства,  ареста  некоторых  из  его  членов  и  права  ввести   такое
количество войск Красной Армии, какое  сочтет  необходимым.  Хотя  литовское
правительство и приняло  ультиматум,  Москву  это  не  удовлетворило,  и  на
следующий день, 15 июня, советские войска оккупировали эту  единственную  из
Прибалтийских стран, граничащую с Германией. Еще через пару дней аналогичные
советские ультиматумы были направлены Латвии и Эстонии, после чего они также
были оккупированы советскими войсками.
     В данном случае Сталин мог быть столь же жестоким и беспощадным, как  и
Гитлер, и даже еще более циничным. Подавив  прессу,  арестовав  политических
лидеров и объявив все партии, за исключением коммунистических,  вне  закона,
русские устроили 14 июля инсценировку выборов  во  всех  трех  государствах.
После  того  как  таким  образом  "избранные"  парламенты  проголосовали  за
присоединение своих стран к Советскому Союзу,  Верховный  Совет  (парламент)
России принял их в свое отечество: Литву - 3 августа, Латвию  -  5  августа,
Эстонию - 6 августа.
     Адольф Гитлер был унижен, но, занятый подготовкой к вторжению в Англию,
не мог ничего поделать.  Письма  послов  этих  трех  Прибалтийских  стран  в
Берлине с протестами против русской агрессии были возвращены им по  указанию
Риббентропа. Чтобы еще сильнее унизить немцев, Молотов 11 августа  предъявил
им бесцеремонное требование ликвидировать дипломатические  представительства
в Каунасе, Риге и Таллинне в течение двух недель и закрыть консульства  к  1
сентября.
     Захват Прибалтийских государств не  удовлетворил  аппетита  Сталина.  В
результате поразительно быстрого развала англо-французских  армий  создались
благоприятные  условия,  побуждавшие  Сталина  захватить  столько,   сколько
возможно. Очевидно, он полагал, что времени терять нельзя.
     23 июня,  на  второй  день  после  официальной  капитуляции  Франции  и
подписания перемирия в Компьене, Молотов опять пригласил нацистского посла в
Москве, чтобы сообщить ему, что "решение  бессарабского  вопроса  не  терпит
более отлагательств. Советское правительство  полно  решимости  использовать
силу, если румынское правительство отклонит  мирное  соглашение".  Советское
правительство ожидает, добавил Молотов, что Германия не только не  помешает,
но и поддержит Советы в их действиях. Более того, "Советы  претендуют  также
на Буковину". Бессарабия была отторгнута от России Румынией в  конце  первой
мировой войны, но Буковина никогда ей не принадлежала. Она входила в  состав
Австро-Венгрии, пока в 1919 году ее не захватила Румыния. На  переговорах  в
Москве по поводу заключения нацистско-советского пакта Риббентроп  -  теперь
он напомнил об этом Гитлеру - был вынужден уступить русским  Бессарабию,  но
он никогда не давал согласия включить в сферу их интересов Буковину.
     В Берлине возникла определенная тревога, которая распространилась и  на
штаб ОКБ на Западе. Вермахт зависел от румынской нефти,  а  Германия,  кроме
того, получала из этой балканской страны продовольствие  и  фураж.  Все  это
будет потеряно, если Красная Армия оккупирует Румынию. Незадолго до того, 23
мая, в самый разгар сражения за Францию румынский генеральный штаб послал  в
ОКВ  сигнал  SOS,  информируя   немцев   о   том,   что   советские   войска
сосредоточиваются у румынской границы.
     На следующий день Йодль суммировал реакцию на  это  сообщение  в  штабе
Гитлера: "Обстановка на Востоке становится угрожающей  из-за  сосредоточения
русских сил у границ Бессарабии".
     В ночь на 26 июня Россия вручила Румынии ультиматум, требуя передать ей
Бессарабию и Северную Буковину. Ответ  необходимо  было  дать  на  следующий
день. Охваченный паникой Риббентроп прямо из своего поезда направил  срочные
указания своему послу в  Бухаресте:  посоветовать  румынскому  правительству
пойти на уступки, что то  и  сделало  27  июня.  А  уже  на  следующий  день
советские  войска  заняли  вновь  обретенные  территории,  а  в  Берлине   с
облегчением вздохнули,  что  по  крайней  мере  богатые  источники  нефти  и
продовольствия не были отобраны у Германии.
     Из этих действий и из секретных немецких документов очевидно, что, хотя
Сталин и стремился захватить все что можно в Восточной  Европе,  пока  немцы
были связаны по рукам и ногам на Западе, он не желал разрыва  с  Гитлером  и
даже не помышлял об этом.
     К концу июня Черчилль в личном письме пытался предостеречь  Сталина  об
опасности немецких завоеваний  для  России,  как  и  для  Англии.  Советский
диктатор даже не потрудился ответить; вероятно, он, как  и  другие,  считал,
что с Англией покончено.  И  он  выболтал  немцам  то,  что  так  беспокоило
английское правительство. Сэр Стаффорд Криппс, один из лидеров левого  крыла
лейбористской партии, которого  премьер-министр  срочно  направил  в  Москву
новым британским послом в надежде вызвать более глубокий  отклик  в  сердцах
большевиков, - безнадежное предприятие, как он позднее с горечью  признавал,
- был принят Сталиным в начале июля.  Состоялась  беседа,  которую  Черчилль
охарактеризовал как "формальную и холодную". А 13 июля Молотов  по  указанию
Сталина  вручил  немецкому  послу  памятную  записку   о   содержании   этой
конфиденциальной беседы.
     Это весьма любопытный  документ.  Он,  как  ни  один  другой  источник,
свидетельствует  об  ограниченности  холодных  внешнеполитических   расчетов
советского диктатора.  Шуленбург  срочной  шифрованной  телеграммой  тут  же
передал в Берлин  содержание  памятной  записки.  Риббентроп  был  настолько
признателен за ее содержание, что просил передать Советскому  правительству,
как "высоко он ценит полученную информацию". В памятной записке говорилось:
     "Криппс настаивал, чтобы Сталин изложил свою позицию по принципиальному
вопросу,  утверждая,  что  английское   правительство   убеждено:   Германия
стремилась к  установлению  своей  гегемонии  в  Европе...  Это  угроза  как
Советскому  Союзу,  так  и  Англии.  Поэтому  обеим  странам  следовало   бы
выработать общую политику защиты от Германии и  восстановить  баланс  сил  в
Европе..."
     Ответы Сталина приводятся в следующем виде:
     "Сталин не видит какой-либо угрозы гегемонии со  стороны  любой  страны
Европы, и еще меньше страшит его, что Европа может быть поглощена Германией.
Сталин следит за политикой  Германии  и  хорошо  знает  нескольких  деятелей
Германии. Он не  обнаружил  какого-либо  желания  с  их  стороны  проглотить
европейские  страны.  Сталин  не  считает,  что  военные   успехи   Германии
представляют угрозу для Советского Союза и  его  дружественных  отношений  с
ней..."
     Просто  поразительны  такая  самоуверенность  и  полнейшее  невежество.
Конечно, русскому тирану не было известно,  какие  тайные  замыслы  зрели  в
голове Гитлера, но поведение фюрера  в  недалеком  прошлом,  его  амбиции  и
ошеломляюще быстрые завоевания должны были  именно  теперь  стать  серьезным
предостережением о страшной угрозе, нависшей над Советским  Союзом.  Однако,
сколь это ни непостижимо, предостережением они не стали.
     Из захваченных нацистских документов и свидетельских  показаний  многих
действующих лиц этой великой драмы,  которая  разыгрывалась  в  тот  год  на
огромных пространствах Западной Европы, явствует, что в  тот  момент,  когда
Сталин  упивался  самодовольством,  Гитлер  обдумывал  планы  нападения   на
Советский Союз и его уничтожения.
     Основополагающая идея уходила в далекое прошлое,  по  меньшей  мере  на
пятнадцать лет назад, - к "Майн кампф".
     "Итак, ныне мы, национал-социалисты, - писал Гитлер, -  возвращаемся  к
тому, что было шесть столетий назад. Мы  прекращаем  бесконечное  германское
движение на юг и запад Европы и обращаем наши  взоры  в  сторону  земель  на
Востоке... Когда мы говорим сегодня о приобретении  новых  земель  и  нового
пространства в Европе, то в первую очередь думаем о России и  о  подчиненных
ей окраинных государствах. Кажется, будто сама судьба указывает  нам  дорогу
туда... Эта колоссальная империя на Востоке созрела  для  ее  ликвидации,  и
конец еврейского господства в России станет концом России как государства".
     Эта основополагающая идея не исчезла из головы Гитлера, и его  пакт  со
Сталиным вовсе не отверг ее, а только отодвинул сроки осуществления.  Однако
ненадолго.  Уже  через  два  месяца  после  подписания  пакта,  которым   он
воспользовался, чтобы уничтожить  Польшу,  фюрер  дал  указание  руководству
армии   рассматривать   захваченную   польскую   территорию    "как    район
сосредоточения для будущих немецких операций".  Это  указание  поступило  18
октября,  и  Гальдер  зафиксировал  его  в  своем  дневнике  {Гитлер   особо
подчеркнул, как необходимо содержать в порядке железные и шоссейные  дороги,
проходящие по территории Польши - "немецкому плацдарму на будущее"  (Гальдер
Ф. Военный дневник, т. 1, с. 158). - Прим. тит. ред.}.
     Пять недель спустя, когда 23 ноября он разглагольствовал в  присутствии
своих генералов, противившихся наступлению на Западе.
     Россия не выпала из его поля зрения. "Мы сможем противостоять России, -
заявил он, - лишь тогда, когда  обретем  свободу  на  Западе".  В  то  время
Гитлеру не давала покоя война на два фронта - кошмар для немецких  генералов
целого столетия, и он долго распространялся по этому поводу. Он не  повторит
ошибки бывших германских правителей; он будет следить за тем, чтобы армия  в
каждый конкретный момент воевала на одном фронте.
     И кажется вполне естественным, что именно тогда,  когда  пала  франция,
когда английская армия спаслась бегством через Ла-Манш, но  угроза  разгрома
Англии оставалась реальной, помыслы  Гитлера  снова  устремились  в  сторону
России. Ибо теперь он обрел свободу  на  Западе,  то  есть  выполнил  первое
упомянутое им в  речи  условие,  необходимое,  чтобы  суметь  "противостоять
России". Быстрота, с какой Сталин захватил в июне Прибалтийские  государства
и две румынские провинции, подтолкнула Гитлера к принятию решения.
     В настоящее время  появилась  возможность  проследить  момент  принятия
этого решения. Йодль говорит, что  "фундаментальное  решение"  было  принято
"еще во время западной кампании". Полковник Вальтер  Варлимонт,  заместитель
Йодля в ОКБ, вспоминает, что 29 июля Йодль  сообщил  на  совещании  офицеров
оперативного отдела, что "Гитлер намеревается напасть на  СССР  весной  1941
года". Несколько раньше Йодль говорил, что Гитлер  сказал  Кейтелю  о  своем
намерении "предпринять наступление против СССР осенью  1940  года".  Но  это
было слишком даже для Кейтеля, и он принялся отговаривать  фюрера,  ссылаясь
не только на осеннее ненастье, но и на трудности переброски  основной  массы
сухопутных войск с Запада на Восток, что делало наступление  невозможным.  К
моменту совещания,  по  словам  Варлимонта,  "дата  задуманного  наступления
(против России) была передвинута на весну 1941 года".
     Еще за неделю до этого, как явствует из дневника Гальдера, фюрер считал
возможным начать  кампанию  в  России  осенью  этого  года,  если  не  будет
предпринято вторжение в Англию. На военном совещании в Берлине  21  июля  он
приказал Браухичу заняться приготовлениями  к  наступлению  на  Россию.  Что
главнокомандующий сухопутными войсками и его генеральный штаб уже думали над
этой проблемой, хотя и не  слишком  долго,  видно  из  его  ответов  фюреру.
Брау-хич заверил вождя, что "кампания продлится от четырех до шести недель",
что ее целью будет "нанесение поражения русской армии или  по  крайней  мере
оккупация  достаточно  протяженной  русско