ях сентября
1938 года, с которым автор имел возможность ознакомиться. - Прим. авт.}.
     Генерал Гальдер поддерживал тесные контакты с полковником Остером и его
шефом  в  абвере  адмиралом  Канарисом,  который  сообщал   ему   обо   всех
предпринимаемых Гитлером в  области  политики  шагах,  а  также  знакомил  с
донесениями разведки. Как известно, заговорщики предупредили Лондон  о  том,
что Гитлер намерен напасть на  Чехословакию  в  конце  сентября,  и  просили
правительство Британии недвусмысленно дать понять, что  в  случае  нападения
Германии  на  Чехословакию  Англия  совместно  с  Францией  откроют  военные
действия. В течение нескольких месяцев  генерал  фон  Вицлебен,  командующий
Берлинским  военным  округом,  который  должен  был  выделить   войска   для
переворота, испытывал некоторые колебания. Он подозревал, что Лондон и Париж
тайно предоставили Гитлеру свободу действий на Востоке и, следовательно,  не
вступят в войну за Чехословакию, - точка зрения, которую разделяли некоторые
генералы и усиленно пропагандировали Гитлер с Риббентропом.  Если  это  было
правдой, то, с  точки  зрения  таких  генералов,  как  Вицлебен  и  Гальдер,
переворот с целью свержения Гитлера терял всякий смысл. На данном этапе  они
стремились свергнуть фюрера,  чтобы  избежать  участия  Германии  в  большой
войне, которую она была не в состоянии выиграть.  Однако  опасности  большой
войны уже не существовало, если Чемберлен собирался отдать Гитлеру  то,  что
он требовал от Чехословакии, без войны. Отпадала  и  необходимость  свергать
фюрера.
     Чтобы разобраться  в  позиции  Англии  и  Франции,  полковник  Остер  и
Гизевиус организовали встречу Гальдера и фон Вицлебена с Шахтом,  который  в
военных верхах не только высоко  котировался  как  человек,  финансировавший
перевооружение Германии, и до  сих  пор  оставался  членом  кабинета,  но  и
считался  помимо  всего  прочего  специалистом  по   Англии.   Шахт   уверил
собравшихся, что Англия будет воевать, если  Гитлер  предпримет  вооруженное
нападение на Чехословакию.
     Эрих Кордт, один из заговорщиков,  сотрудник  министерства  иностранных
дел, поздно вечером 13  сентября  узнал,  что  Чемберлен  готов  "немедленно
прибыть самолетом"  для  поисков  мирного  способа  урегулирования  чешского
кризиса. Это сообщение посеяло ужас в среде заговорщиков. Они полагали,  что
с партийного съезда в Нюрнберге Гитлер  вернется  в  Берлин,  и  планировали
организовать путч тогда же или  на  другой  день.  Но  фюрер  в  столицу  не
вернулся {Ни историки, ни заговорщики не могут точно указать, где  находился
Гитлер 13 и 14  сентября.  Черчилль,  основываясь  на  меморандуме  генерала
Гальдера, утверждает, что фюрер прибыл в Берлин из  Берхтесгадена  утром  14
сентября и что Гальдер и Вицлебен, узнав об этом, "решили выступить в восемь
вечера в тот же день". Они отменили операцию, согласно их показаниям,  когда
в четыре часа дня узнали, что Чемберлен летит в  Берхтесгаден  (Черчилль  У.
Надвигающаяся буря). Но  в  воспоминания  Гальдера,  а  следовательно,  и  в
утверждение  Черчилля  вкралась  ошибка.  Дневник   Гитлера   с   ежедневным
расписанием, хранящийся сейчас в библиотеке  Конгресса,  содержит  несколько
записей, из которых явствует, что 13 и 14 сентября Гитлер провел в  Мюнхене,
где помимо всего прочего встречался с Риббентропом на квартире у  Бормана  и
посетил  кабаре  "Зонненвинкель".   Вечером   14   сентября   он   уехал   в
Оберзальцберг. - Прим. авт.}. Вместо этого он уехал в Мюнхен,  а  оттуда  14
сентября в Берхтесгаден, где ждал британского  премьера,  который  собирался
прибыть на следующий день.
     В ужас заговорщиков повергли два обстоятельства. Во-первых, их план мог
быть реализован только при условии, если бы Гитлер находился в Берлине.  Они
были уверены, что  после  партийного  съезда.  в  Нюрнберге  чешский  кризис
обострится и  фюрер  сразу  же  вернется  в  столицу.  Во-вторых,  некоторые
заговорщики, как и англичане, полагали, что Чемберлен летит в Берхтесгаден с
целью предупредить  Гитлера,  чтобы  он  не  повторял  той  ошибки,  которую
совершил Вильгельм II в 1914 году, и чтобы сообщить, как поступит  Англия  в
случае германской агрессии. Но  Кордт  знал  кое-что  еще.  Он  видел  текст
срочного послания Чемберлена Гитлеру, в  котором  премьер-министр  объяснял,
что хочет увидеться с Гитлером,  "чтобы  постараться  найти  мирные  способы
решения проблемы". Более того, он  видел  телеграмму  своего  брата  Теодора
Кордта, советника немецкого посольства в Лондоне, датированную тем же  днем,
в которой тот заверял, что премьер готов поддержать все  требования  Гитлера
относительно Судетской области.
     "Это нанесло, - пишет Кордт, - сокрушительный  удар  по  нашим  планам.
Было бы абсурдно устраивать путч и свергать  Гитлера  в  тот  момент,  когда
британский премьер прибывал в Германию, чтобы обсудить с ним проблему  "мира
во всем мире".
     Между тем вечером 15 сентября,  согласно  воспоминаниям  Эриха  Кордта,
Пауль  Шмидт,  тоже  участник  заговора,  который,  как  известно,  исполнял
обязанности переводчика и  был  единственным  очевидцем  встречи  Гитлера  с
Чемберленом, сообщил Кордту о намерении фюрера захватить всю Чехословакию  и
о выдвинутых им Чемберлену непомерных требованиях в надежде, что "они  будут
отклонены". После такого сообщения настроение у  заговорщиков  поднялось.  В
тот же вечер Кордт поведал об этом полковнику Остеру, после чего было решено
привести план в исполнение, как только Гитлер приедет в Берлин. "Но  прежде,
- сказал Остер, - необходимо заполучить птичку в берлинскую клетку".
     Птичка прилетела в "клетку"  из  Годесберга  по  окончании  переговоров
вечером 24 сентября. К утру "черной среды" (28 сентября) Гитлер находился  в
Берлине уже около четырех дней. 26-го он сжег  все  мосты  во  время  своего
выступления в Шпортпаласте, а 27 сентября отправил Вильсона назад в Лондон с
пустыми руками. Британское правительство отреагировало мобилизацией флота  и
предупреждением, посланным в  Прагу,  о  близящемся  нападении  Германии.  В
течение этого дня, как известно,  он  отдал  приказ  ударным  частям  занять
рубежи на чешской границе и быть готовым к действиям 30  сентября,  то  есть
через три дня.
     Чего же ждали заговорщики? Все  условия,  которые  они  сами  для  себя
определили, были соблюдены. Гитлер прибыл в Берлин.  Он  намеревался  начать
войну. Он назвал дату нападения на Чехословакию - 30  сентября.  Нужно  было
немедленно организовать путч, иначе свергать диктатора и предотвращать войну
оказалось бы поздно.
     Кордт заявляет, что 27  сентября  заговорщики  определили  точную  дату
действий - 29 сентября. Гизевиус в своих показаниях, данных в  Нюрнберге,  а
позднее в своей книге утверждает, что генералы  Гальдер  и  Вицлебен  хотели
действовать немедленно, то  есть  28  сентября,  после  того,  как  накануне
вечером получили "высокомерное письмо"  Гитлера,  в  котором  он  предъявлял
"оскорбительные требования" Чемберлену.
     "Остер получил копию  этого  высокомерного  письма  поздно  вечером  27
сентября, - пишет Гизевиус, - а  утром  28  сентября  отнес  его  Вицлебену.
Вицлебен  отправился  с  письмом  к  Галъдеру.  Теперь   наконец   начальник
генерального  штаба  имел  желаемое  доказательство  того,  что  Гитлер   не
блефовал, а действительно стремился к войне.
     По щекам Гальдера текли слезы негодования...  Вицлебен  настаивал,  что
пришло время действовать. Он  уговорил  Гальдера  встретиться  с  Браухичем.
Вскоре Гальдер вернулся и сказал, что у него хорошие новости: Браухич  также
возмущен и, вероятно, присоединится к путчу".
     Напрашивается предположение, что в письме при  переписывании  появились
добавления или генералы неверно поняли его смысл, ведь составлено оно было в
таких умеренных тонах,  изобиловало  обещаниями  "вступить  в  переговоры  с
Чехословакией относительно  деталей"  -  даже  предоставить  ей  "формальные
гарантии",  казалось,  дышало  жаждой  примирения,  побуждая  Чемберлена  не
оставлять своих  попыток,  что  премьер-министр  немедленно  дал  телеграмму
Гитлеру с предложением созвать конференцию  великих  держав  для  обсуждения
деталей и одновременно Муссолини с просьбой поддержать это предложение.
     Об этой попытке умиротворения, сделанной в последнюю  минуту,  генералы
могли и не знать,  но  фон  Браухич,  будучи  главнокомандующим  сухопутными
войсками, вероятно,  о  чем-то  догадывался.  Согласно  Гизевиусу,  Вицлебен
позвонил Браухичу из кабинета Гальдера, сообщил, что все  готово,  и  просил
его возглавить восстание. Но  главнокомандующий  дал  уклончивый  ответ.  Он
сказал Гальдеру и Вицлебену, что сначала поедет в канцелярию  фюрера,  чтобы
убедиться, верно ли разобрались в ситуации  генералы.  Гизевиус  пишет,  что
Вицлебен поспешил в свой штаб. "Гизевиус, -  взволнованно  прокричал  он,  -
время пришло!"

     В одиннадцать утра 28 сентября на столе у  Кордта  зазвенел  телефон  -
звонил Чиано из Рима, он хотел срочно переговорить с  министром  иностранных
дел  Германии.  Риббентропа  на  месте  не  оказалось  -  он   находился   в
рейхсканцелярии, - и итальянский министр иностранных дел попросил  соединить
его с послом Бернардо Аттолико. Немцы подслушали этот разговор  и  записали.
Оказалось, что говорить собирался не зять Муссолини, а сам Муссолини.
     Муссолини: Это говорит дуче. Вы слышите меня?
     Аттолико: Да, я вас слышу.
     Муссолини: Просите канцлера немедленно вас принять. Передайте ему,  что
британское правительство через лорда Перта {Британский посол В Риме. - Прим.
авт.}  просило  меня  быть  посредником  в   решении   судетского   вопроса.
Разногласия очень незначительны. Передайте  канцлеру,  что  я  и  фашистская
Италия на его стороне. Конечно, он сам будет принимать решение,  но  скажите
ему, что я за то, чтобы принять предложение англичан. Вы слышите меня?
     Аттолико: Да, я вас слышу.
     Муссолини: Поторопитесь!
     Задыхаясь, с  красным  от  волнения  лицом  (так  описывает  эту  сцену
переводчик Шмидт), посол Аттолико прибыл в  канцелярию,  где  узнал,  что  у
Гитлера в кабинете уже  находится  посол  Франции.  Господину  Франсуа-Понсе
нелегко было туда пробиться. Накануне, поздно  вечером,  Бонне,  французский
министр  иностранных  дел,  вознамерившись  превзойти  Чемберлена,  позвонил
своему послу в Берлине и  приказал  при  первой  возможности  встретиться  с
Гитлером и предложить французский план оккупации Судетской области,  который
был  гораздо  щедрее  английского.  Если  в  предложениях  премьер-министра,
переданных Гитлеру в одиннадцать вечера 27 сентября, оккупации до 1  октября
подлежала зона I - территория крошечного анклава, то по  французскому  плану
до 1 октября оккупации подле жали три большие зоны - почти все территории, о
которых шла речь.
     Это было заманчивое предложение, но французскому послу  стоило  больших
трудов довести его до сведения Гитлера. 28 сентября,  в  8  часов  утра,  он
попросил по телефону аудиенции у канцлера.  Не  получив  до  10  часов  утра
ответа, он спешно направил к  немецким  генералам  своего  военного  атташе,
чтобы тот сообщил им о предложении, которое никак не мог передать сам посол.
Он даже призвал на помощь английского посла. Сэр Невилл  Гендерсон,  готовый
услужить  всем,  кто  стремился  предотвратить  войну,   позвонил   Герингу.
Фельдмаршал пообещал, что постарается  организовать  встречу.  Гендерсон,  в
общем-то, старался для себя, так как ему  было  велено  представить  Гитлеру
"окончательное обращение  премьер-министра",  то  самое,  которое  Чемберлен
составил накануне вечером. В нем он уверял Гитлера, что тот сможет  добиться
всего, чего хочет, "очень быстро и не прибегая к войне", и предлагал созвать
конференцию великих держав для разработки деталей.
     Гитлер принял Франсуа-Понсе  в  11.15  утра.  Канцлер  был  напряжен  и
нервничал. Французский посол склонял его  принять  французские  предложения,
чтобы спасти Европу от войны.  При  этом  он  размахивал  картой,  где  были
отмечены  большие  куски  чешской  территории,  которую   главная   союзница
Чехословакии преподносила Гитлеру на блюдечке. Несмотря на отрицательные, по
словам Франсуа-Понсе, комментарии Риббентропа, Гитлер был  приятно  поражен,
особенно, как отмечает Шмидт, картой,  на  которой  были  обозначены  щедрые
подношения.
     В 11.40 встреча неожиданно прервалась.  Вошел  курьер  и  сообщил,  что
прибыл посол Аттолико со срочным посланием  от  Муссолини.  Гитлер  и  Шмидт
вышли из кабинета, чтобы встретиться с запыхавшимся итальянцем.
     - У меня для вас срочное послание от дуче! - прокричал Аттолико хриплым
голосом, едва войдя в комнату. Вручая послание, он передал, что дуче умоляет
Гитлера повременить с мобилизацией.
     По рассказам Шмидта, единственного оставшегося в  живых  очевидца  этой
встречи, именно тогда было принято решение о мире.  Наступил  полдень  -  до
истечения срока ультиматума, предъявленного чехам, оставалось два часа.
     - Передайте дуче, - отвечил Гитлер Аттолико с заметным  облегчением,  -
что я принимаю его предложение.
     Напряжение начало спадать. Вслед за Аттолико и Франсуа-Понсе к  Гитлеру
прибыл посол Гендерсон.
     - По  просьбе  моего  друга  и  союзника  Муссолини,  -  сказал  Гитлер
Гендерсону, - я отложил мобилизацию на двадцать четыре часа  {Как  известно,
Гитлер уже мобилизовал все наличные войска. - Прим. авт.}.
     Свое решение по другим  вопросам,  в  частности  по  вопросу  о  созыве
конференции держав, он  обещал  сообщить  после  того,  как  посоветуется  с
Муссолини.
     Начались продолжительные телефонные переговоры между Римом и  Берлином.
Шмидт уверяет, что однажды два фашистских  диктатора  вели  непосредственные
переговоры. За несколько минут до истечения срока ультиматума Гитлер  принял
решение и распорядился  быстро  разослать  приглашения  главам  правительств
Англии, Франции и Италии встретиться с ним в Мюнхене завтра  в  полдень  для
обсуждения чешского вопроса. Ни в Прагу, ни в Москву приглашения не послали.
Посчитали, что Россию, одного из гарантов целостности Чехословакии в  случае
нападения  на  нее  Германии,  допускать  на  конференцию   нецелесообразно.
Чехословакию не  пригласили  присутствовать  даже  во  время  подписания  ей
смертного приговора.
     В своих воспоминаниях Невилл Чемберлен  главную  роль  в  умиротворении
отводит Муссолини. В этом его поддерживают большинство историков, писавших о
данном  периоде  истории  Европы  {Аллан  Буллок  в  своей  книге   "Гитлер.
Исследование тирании" пишет "Несомненно, что именно вмешательство  Муссолини
перевесило чашу весов". - Прим. авт.}. Это явное преувеличение. Италия  была
самой слабой из великих держав, а ее военная мощь  настолько  незначительна,
что немецкие генералы, как видно из документов, относились к ней  с  юмором.
Германия принимала в расчет только Англию и  Францию.  И  именно  британский
премьер-министр с самого начала вознамерился убедить Гитлера в том,  что  он
сможет получить Судетскую область, не прибегая  к  войне.  Чемберлен,  а  не
Муссолини сделал  возможным  Мюнхен,  сохранив  такой  ценой  мир  ровно  на
одиннадцать месяцев. Во что обошелся этот его  подвиг  стране,  союзникам  и
друзьям - мы выясним позднее, но с любой точки зрения последствия  оказались
ужасающими.

     Без пяти три в "черную среду", которая уже не  казалась  такой  черной,
как утром, британский премьер-министр в палате  общин  начал  свою  речь,  в
которой давал детальный отчет  о  чешском  кризисе,  о  своей  роли  и  роли
правительства в его урегулировании. Положение, которое он обрисовал, все еще
оставалось неустойчивым, но улучшилось. Муссолини, сказал он, смог уговорить
Гитлера  отложить  мобилизацию  на  двадцать  четыре  часа.  В  4.15,  когда
Чемберлен, проговорив час и двадцать минут, готовился закончить  свою  речь,
его прервали. Сэр  Джон  Саймон,  лорд  казначейства,  вручил  ему  записку,
которая была  передана  на  переднюю  скамью  министров  лордом  Галифаксом,
занимавшим место на галерее пэров.
     "Какое бы мнение благородные члены палаты не имели о синьоре Муссолини,
- говорил Чемберлен, - я верю, что каждый приветствует его мирный жест..."
     Здесь премьер-министр остановился, заглянул в записку и улыбнулся:
     "Это не все. У меня  есть  еще  что  сказать  палате.  Господин  Гитлер
приглашает меня встретиться с ним в Мюнхене завтра утром. Он пригласил также
синьора Муссолини и месье Даладье. Синьор Муссолини приглашение  принял.  Не
сомневаюсь, что и месье Даладье его примет. Излишне  говорить,  каков  будет
мой ответ..."
     Действительно, об этом излишне было говорить.  Древнее  здание  "матери
парламентов" сотряслось от  массовой  истерии,  которую  в  этих  стенах  не
приходилось наблюдать за всю историю его существования.  Собравшиеся  громко
кричали, подбрасывали в воздух свои бумаги, многие плакали. И в этот момент,
перекрывая весь этот шум, раздался чей-то голос: "Благодарим тебя, боже,  за
нашего премьер-министра!"
     Ян Масарик, чешский посол,  сын  основателя  Чехословацкой  республики,
наблюдал за всем этим из дипломатической  галереи  и  не  верил  собственным
глазам. Позднее он нанес визит премьер-министру и министру  иностранных  дел
на Даунинг-стрит, чтобы узнать, будут ли приглашены в  Мюнхен  представители
его страны, приносящей такую жертву. Чемберлен и Галифакс ответили,  что  не
будут, так как Гитлер этого не потерпит.
     Масарик смотрел на двух благочестивых англичан  и  с  трудом  сдерживал
себя. "Если вы принесли в жертву мой народ, чтобы сохранить мир, - сказал он
наконец, - то я первый буду аплодировать вам. Но если нет,  джентльмены,  то
пусть бог спасет ваши души!"

     А что же заговорщики - генерал Гальдер,  генерал  фон  Вицлебен,  Шахт,
Гизевиус, Кордт и другие? Ведь еще до полудня  того  рокового  дня  они,  по
словам Вицлебена, считали, что время настало. Ответить можно их же  словами,
правда сказанными гораздо позднее, когда все было кончено и  они  стремились
доказать всему миру, будто всегда выступали против Гитлера  и  его  безумной
политики, способствовавшей превращению  Германии  после  долгой  и  жестокой
войны  в  руины.  Они  заявляли,  что  Невилл  Чемберлен   просто   негодяй:
согласившись приехать в Мюнхен, он заставил их в последнюю  минуту  отменить
план свержения Гитлера и нацистского режима!
     25 февраля 1946 года, когда долгий Нюрнбергский процесс уже близился  к
концу, генерала Гальдера допрашивал в частном порядке  капитан  Сэм  Харрис,
молодой  юрист  из  Нью-Йорка,  работавший  тогда  в  составе  американского
обвинения.
     "Планировалось,  -  рассказывал  Гальдер,   -   занять   силами   войск
рейхсканцелярию и те правительственные учреждения, в частности министерства,
которыми руководили нацисты и сторонники Гитлера. Мы были намерены  избежать
кровопролития; потом арестованные должны были предстать  перед  судом  всего
немецкого народа.
     ...В тот день  (28  сентября),  в  полдень,  ко  мне  в  кабинет  зашел
Вицлебен. Мы  обсудили  положение  дел.  Он  хотел,  чтобы  я  отдал  приказ
действовать. Мы обсудили, сколько ему понадобится времени и т. д.  Во  время
нашего разговора пришло известие о том,  что  британский  премьер-министр  и
французский  премьер  согласились  приехать   к   Гитлеру   для   дальнейших
переговоров. Это произошло в присутствии, Вицлебена. Тогда я отменил приказ,
так как полученные новости ль шали наш план всякого смысла...
     Мы были абсолютно уверены в успехе. Но вот приехал господин Чемберлен и
одним махом ликвидировал опасность возникновения войны... Час для применения
силы так и не настал... Оставалось ждать более подходящего случая..."
     "Если я правильно вас понял, вы утверждаете, что, не прилети  Чемберлен
в Мюнхен, вы бы привели свой план в исполнение и Гитлер был  б