секрете, назвав это "величайшей уступкой во имя мира  в  Европе,
какую только можно представить", после чего довел до сведения рейхстага, что
польское правительство отклонило это "замечательное предложение".
     "Я сожалею о  таком  непонятном  поведении  польского  правительства...
Самое худшее, что теперь Польша, как год назад Чехословакия,  под  давлением
лживой международной кампании полагает, что необходимо провести  мобилизацию
войск, хотя Германия не призвала ни одного солдата и не намерена  вынашивать
каких-либо планов против Польши. Это достойно сожаления, и потомки рассудят,
правильно ли было отвергать  мое  предложение...  этот  поистине  уникальный
компромисс..."
     Далее он заявил, что сообщение о том, что Германия  собирается  напасть
на Польшу - "чистейшая выдумка международной  прессы".  (Никто  из  десятков
миллионов, слушавших Гитлера, не знал, что за три недели до этого  он  отдал
своей армии письменный приказ быть готовой уничтожить Польшу самое позднее к
1 сентября.) Эти выдумки газетчиков, продолжал Гитлер, привели к  тому,  что
Польша  заключила  соглашение   с   Англией,   которое   "при   определенных
обстоятельствах  вынудит  Польшу   предпринять   военные   действия   против
Германии".  Польша   нарушила   польско-германский   пакт   о   ненападении.
Следовательно, пакт этот более не существует.
     Разорвав,  таким  образом,  в  одностороннем  порядке  два  официальных
договора, Гитлер заявил рейхстагу, что готов обсудить возможность их замены:
"Я не могу не приветствовать такую идею! - воскликнул он. - Я  более  других
буду рад такому повороту событий!" Это был старый трюк,  и  раньше  он,  как
известно, часто срабатывал. Однако Гитлер не мог предвидеть, что на этот раз
номер не пройдет,
     Затем он перешел к телеграмме Рузвельта. В этом месте немецкий диктатор
достиг вершин ораторского искусства. Человек непредубежденный  понимал,  что
речь его исполнена  обмана  и  лицемерия.  Но  тщательно  отобранных  членов
рейхстага и миллионы немцев сарказм и ирония этой речи приводили в  восторг.
Депутаты рейхстага покатывались со смеху, когда фюрер  принялся  насмехаться
над американским президентом, причем казалось,  насмешкам  не  будет  конца.
Гитлер зачитывал по порядку пункты телеграммы Рузвельта, потом делал  паузу,
слегка улыбался и голосом школьного учителя тихо произносил: "Ответ",  после
чего отвечал. (Я, как сейчас, вижу:  после  паузы  и  слов  Гитлера  сидящий
наверху  в  председательском  кресле  Геринг  старается  подавить   усмешку,
депутаты парламента  настороженно  прислушиваются,  чтобы  после  того,  как
прозвучит ответ, разразиться хохотом.)
     "Мистер  Рузвельт  заявляет,  будто  ему  совершенно  ясно,   что   все
международные проблемы можно решить за столом переговоров.
     Ответ:... Я был бы счастлив, если бы эти проблемы  действительно  могли
решиться за столом переговоров. Скептицизм мой основан на том,  что  Америка
сама продемонстрировала свое неверие в действенность конференций. Величайшая
конференция всех времен - Лига Наций ...  представляющая  все  народы  мира,
была  создана   по   желанию   американского   президента,   однако   первым
государством, которое вышло из этой организации, были Соединенные Штаты... Я
последовал примеру Америки только после долгих лет бесполезного членства...
     Свобода Северной Америки была завоевана не за  столом  переговоров,  не
там решался конфликт между Севером и Югом. Я уже не говорю о  многочисленных
сражениях,   предшествовавших    полному    покорению    Североамериканского
континента.
     Я упомянул обо всем этом здесь только для того, мистер Рузвельт,  чтобы
показать,  что  ваши  взгляды,   безусловно   заслуживающие   уважения,   не
подтверждаются примерами ни из  истории  вашей  собственной  страны,  ни  из
истории остального мира".
     Гитлер напомнил президенту  Рузвельту,  что  Германия  однажды  приняла
участие в конференции в Версале, но не для обсуждений,  а  для  того,  чтобы
выслушать, что ей делать, и именно там представители Германии  "подвергались
большему унижению, чем когда-то вожди племени сиу".
     Наконец Гитлер дошел до просьбы президента дать гарантии ненападения на
31 государство.
     "Ответ: Как господин Рузвельт узнал, какие нации видят для себя  угрозу
в политике Германии, а какие нет? Или, может быть, мистер Рузвельт, несмотря
на огромный объем работы, который ему приходится выполнять в  своей  стране,
имеет время вникать во внутренние проблемы других народов и их правительств?
     Наконец,  мистер  Рузвельт  просит  заверений  по  поводу   того,   что
вооруженные силы Германии не совершат нападение, более того, не вторгнутся в
пределы  и  не  будут  покушаться  на  собственность  следующих  независимых
государств..."
     Гитлер очень медленно зачитал список стран, причем с каждым словом смех
в рейхстаге нарастал. И никто из  депутатов  рейхстага  и  жителей  Берлина,
включая автора этих строк, не заметил, что фюрер опустил Польшу.
     Гитлер вытащил туза из колоды - он, по крайней мере, так полагал.
     "Ответ: Я потрудился выяснить у  перечисленных  государств,  во-первых,
считают ли они, что для них существует  угроза,  во-вторых,  был  ли  запрос
американского президента сделан по их просьбе  или  по  крайней  мере  с  их
согласия.
     Во  всех  случаях  ответ  был  отрицательным...  Правда,  от  некоторых
государств, перечисленных в  списке,  я  не  мог  получить  ответа  на  свои
вопросы, потому что в настоящее время они, как, например, Сирия, не являются
свободными,  а  оккупированы   и,   следовательно,   лишены   прав   армиями
демократических государств.
     Кроме того, все государства, граничащие  с  Германией,  получили  с  ее
стороны обязательства более четкие... чем те, о которых просит  меня  мистер
Рузвельт в своей курьезной телеграмме...
     Я вынужден обратить внимание мистера  Рузвельта  на  пару  исторических
ошибок. Он упомянул Ирландию и просит от меня  заверения,  что  Германия  не
нападет на нее. Так вот, я только что прочитал речь де  Валера,  ирландского
премьер-министра, в которой он выражает мнение, противоречащее  высказыванию
мистера Рузвельта.  Он  не  обвиняет  Германию  в  притеснении  Ирландии,  а
обвиняет Англию в постоянно совершаемой против Ирландии агрессии...
     Точно так же, вероятно, от внимания мистера  Рузвельта  ускользнул  тот
факт,  что  Палестина  в  настоящее  время  оккупирована  не  немецкими,   а
английскими войсками  и  что  свобода  этой  страны  попирается  жесточайшим
образом с помощью оружия..."
     Тем не менее Гитлер заявил, что  готов  дать  каждой  из  перечисленных
стран гарантии, как того хочет мистер  Рузвельт,  более  того...  Глаза  его
загорелись.
     "Я  не  хотел  бы  упускать  возможности  дать  помимо  всего   прочего
президенту Соединенных Штатов заверения  по  поводу  территорий,  которые  в
конечном счете должны волновать его больше всего,  -  я  имею  в  виду  сами
Соединенные Штаты и другие государства Американского континента.
     Я клятвенно заявляю, что любые бытующие  сейчас  утверждения,  так  или
иначе связанные с нападением Германии на Америку или вторжением Германии  на
ее территорию, являются чудовищной ложью. Я уже не говорю о том,  что  такие
утверждения могут быть плодом больного воображения, если взглянуть на них  с
военной точки зрения".
     Рейхстаг сотрясался от хохота, в то время как Гитлер сохранял серьезное
выражение на лице. Затем последовало резюме, еще раз подтвердившее, что  это
было самое эффектное выступление фюрера, которое мне доводилось слышать.
     "Мистер  Рузвельт!  Я  прекрасно   понимаю,   что   обширность   вашего
государства и несметность богатств вашей страны  заставляют  вас  испытывать
ответственность за историю всего мира, за историю  каждого  народа.  Сэр,  я
вращаюсь в более скромных сферах...
     Однажды я пришел к власти в стране, которая лежала в руинах, потому что
поверила  обещаниям  остального  мира  и  потому  что  ею  плохо   управляли
демократические правительства... Я  победил  хаос  в  Германии,  восстановил
порядок, резко повысил выпуск  продукции...  развил  транспорт,  организовал
строительство дорог и рытье каналов, способствовал созданию новых гигантских
заводов и в то же время  поощрял  развитее  образования  и  культуры  нашего
народа.
     Мне удалось дать работу более чем семи миллионам  безработных...  Я  не
только политически объединил немцев, я их перевооружил. Я смог  страницу  за
страницей уничтожить тот договор, все четыреста сорок восемь статей которого
содержат величайшие и самые злодейские притеснения,  с  которыми  когда-либо
приходилось мириться человеку.
     Я вернул рейху провинции, отнятые у нас в 1919 году. Я вернул на родину
миллионы немцев, которые были от нее оторваны и жили в нищете... И все  это,
мистер Рузвельт,  без  кровопролития,  не  принеся  ни  своему  народу,  ни,
следовательно, другим ужасов войны...
     Ваша задача, мистер Рузвельт, по сравнению с  моей  гораздо  проще.  Вы
стали президентом Соединенных  Штатов  в  1933  году,  когда  я  был  избран
канцлером рейха. С самого начала вы стояли во главе одной  из  крупнейших  и
богатейших стран мира... У вас в стране имеются все условия для того,  чтобы
в свободное время  вы  могли  уделить  внимание  мировым  проблемам...  Ваши
помыслы и предложения распространяются гораздо шире, чем мои, потому что мой
мир, мистер Рузвельт, в который поместило меня провидение и ради которого  я
считаю своим долгом трудиться, к сожалению, гораздо меньше, хотя для меня он
дороже всего на свете, потому что это мир моего народа!
     Я полагаю, что именно так лучше всего смогу служить всему тому,  в  чем
мы все  заинтересованы:  справедливости,  процветанию,  прогрессу,  миру  на
земле".
     С точки зрения  обмана  немецкого  народа  эта  речь  Гитлера  является
шедевром. Но, путешествуя по Европе в дни, последовавшие за этим, легко было
убедиться в том, что эта речь Гитлера в отличие от предыдущих не помогла ему
одурачить народы других стран и их правительства. Другие народы в отличие от
немцев сумели отличить правду от обмана. Они понимали, что, несмотря на  все
свое красноречие,  несмотря  на  одержанную  победу  над  Рузвельтом,  фюрер
Германии не ответил  на  основной  вопрос  президента:  возможны  ли  впредь
агрессии? нападет ли он на Польшу?
     Как  выяснилось  в  дальнейшем,  это  была  последняя   речь   Гитлера,
произнесенная им в мирное время. Бывший австрийский бродяга дошел до предела
- идти дальше, опираясь на ораторское искусство, было невозможно. Теперь ему
предстояло попытаться занять свое место в истории военным путем.

     Удаляясь на летний отдых в горную резиденцию  Берхтесгаден,  Гитлер  не
отреагировал публично на ответ, данный Польшей.  Полковник  Бек  дал  его  в
своей  речи  в  сейме  5  мая  и   в   официальном   меморандуме   польского
правительства, переданном Германии в тот же день. Ответ Польши и  речь  Бека
были выдержаны в благородных, примирительных,  но  в  то  же  время  твердых
тонах. В нем говорилось:
     "Ясно,  что  переговоры,  в  ходе  которых  одна  сторона   формулирует
требования,  а  другая  обязана  принимать  эти  требования  без  изменений,
таковыми не являются".

       Вмешательство России: I

     В своей речи в рейхстаге 28 апреля Гитлер избежал традиционных  нападок
на Советский Союз. О России вообще не было сказано ни слова.  Полковник  Бек
упомянул о  "некоторых  намеках",  сделанных  Германией,  которые  "выходили
далеко за рамки обсуждаемых тем", и оставил  за  собой  право  "вернуться  к
обсуждению этого вопроса, если это будет необходимо", - здесь явно имелись в
виду усилия Германии склонить Польшу присоединиться  к  Антикоминтерновскому
пакту, нацеленному против России. Однако Бек, как, впрочем, и Чемберлен,  не
знал, что от этого намерения в Берлине уже отказались. В Берлине и в  Москве
рождались новые идеи.
     Трудно указать точно, когда в указанных двух столицах были  предприняты
попытки достичь взаимопонимания, которые имели столь  серьезные  последствия
для всего мира. Первый намек на изменение  отношений  между  двумя  странами
прозвучал еще 3 октября 1938 года, через четыре дня после встречи в Мюнхене.
Советник германского посольства в Москве  докладывал  тогда  в  Берлин,  что
Сталин сделает определенные выводы после разрешения судетского конфликта,  к
урегулированию которого он не был привлечен, и  впредь  будет  относиться  к
Германии, вероятно, "более положительно".  Дипломат  ратовал  за  расширение
экономического сотрудничества между двумя странами, он повторил это в  своем
послании через  неделю.  В  конце  октября  посол  Германии  в  Москве  граф
Шуленбург уведомил министерство иностранных дел  Германии,  что  "намерен  в
самом  ближайшем  будущем  встретиться  с  Молотовым,  Председателем  Совета
Народных  Комиссаров,   чтобы   попытаться   решить   вопросы,   осложняющие
германо-советские  отношения".  Мало  вероятно,  что  посол  сам  пришел   к
подобному решению, учитывая недавнее враждебное отношение Гитлера к  Москве.
Скорее всего, инструкция поступила из Берлина.
     Из трофейных архивов министерства иностранных дел становится ясно,  что
так оно и  было.  Первым  шагом,  по  мнению  Германии,  должно  было  стать
улучшение  торговых  отношений   между   двумя   странами.   В   меморандуме
министерства иностранных дел от 4 ноября 1938 года говорится о  "настойчивом
требовании  из   ведомства   фельдмаршала   Геринга   хотя   бы   попытаться
реактивировать... торговлю с Россией, особенно в той части, где речь идет  о
русском сырье". Сроки советско-германских  торговых  соглашений  истекали  в
конце года, и документы с Вильгельмштрассе изобилуют материалами о взлетах и
падениях  во  время  переговоров  о  их  возобновлении.  Каждая  из   сторон
относилась к другой с большим  подозрением,  и  все-таки  они  медленно,  но
неуклонно  сближались.  22  ноября  в  Москве  состоялись  переговоры  между
представителями внешнеторговых  организаций  Советского  Союза  и  известным
немецким специалистом по  урегулированию  экономических  конфликтов  Юлиусом
Шнурре.
     Вскоре после Нового года посол  СССР  в  Берлине  Мерекалов  прибыл  на
Вильгельмштрассе, что делал нечасто, чтобы сообщить:
     "Советский Союз намерен положить начало новой эре  в  германо-советских
экономических отношениях". В течение нескольких  последующих  недель  велись
многообещающие  переговоры,  но  в  феврале  1939   года   они   практически
прекратились в основном из-за того, что стороны  не  могли  решить,  где  их
продолжать - в Москве или в Берлине. Однако подлинная причина стала ясна  из
меморандума директора отдела экономической политики министерства иностранных
дел от 11 марта 1939 года: хотя  Германии  недостает  русского  сырья,  хотя
Геринг постоянно требует его закупки, рейх просто не  в  состоянии  снабжать
Советский Союз теми товарами, которые придется поставлять в обмен.  Директор
полагал, что свертывание переговоров "крайне прискорбно для Германии с точки
зрения положения дел с сырьем".
     Хотя первая попытка установить  более  тесные  экономические  отношения
потерпела неудачу, не все еще было  потеряно.  10  марта  1939  года  Сталин
выступил с большой речью на первом заседании XVIII съезда партии. Через  три
дня внимательный Шуленбург представил отчет об этой речи в Берлин. Он считал
знаменательным тот факт, что "ирония Сталина и его критика были направлены в
гораздо  большей  степени  против  Англии,   чем   против   так   называемых
государств-агрессоров,  в  частности  Германии".  Посол  выделял   замечание
Сталина о том, что слабость демократических  держав  со  своей  очевидностью
подчеркивается тем фактом,  что  они  отказались  от  политики  коллективной
безопасности,  и  переходом  их  на  позицию  невмешательства,  на   позицию
нейтралитета.   Подоплекой   этой   политики   было   стремление   натравить
государства-агрессоры на их жертвы. Далее он цитировал советского диктатора,
который обвинял страны Запада в том, что они ведут двурушническую  политику,
"толкая немцев дальше на восток, обещая им легкую добычу и приговаривая:  вы
только начните войну с большевиками,  а  дальше  все  пойдет  хорошо.  Нужно
признать,  что  это  тоже  очень  похоже  на  подталкивание,  на   поощрение
агрессора... Похоже на то, что этот  подозрительный  шум  имел  своей  целью
поднять ярость Советского Союза против Германии... и спровоцировать конфликт
с Германией без видимых на то оснований".
     В заключение Сталин сформулировал основные принципы в  области  внешней
политики:
     "I. Проводить и впредь политику мира и  укрепления  деловых  связей  со
всеми странами;
     2. ...Не давать втянуть в конфликты  нашу  страну  провокаторам  войны,
привыкшим загребать жар чужими руками..."
     Человек,  принимавший   в   России   окончательные   решения,   открыто
предупреждал, что Советский Союз не намерен оказаться  втянутым  в  войну  с
нацистской Германией во имя спасения Англии и Франции.
     Если в Лондоне это предупреждение проигнорировали, то в Берлине на него
обратили внимание {Хотя  в  корреспонденции  Ассошиэйтед  Пресс  из  Москвы,
опубликованной в  "Нью-Йорк  Таймc"  12  марта,  говорилось,  что  заявление
Сталина о том, что Советский  Союз  не  позволит  втянуть  себя  в  войну  с
Германией,  дало  повод  для  разговоров  в  дипломатических  кругах,  будто
возможность сближения Германии и Советского  Союза  вполне  реальна,  однако
британский посол в СССР сэр Уильям Сидс, вероятно не принимавший  участия  в
подобных разговорах, в своем отчете, посланном в Лондон, не  упомянул  ни  о
них, ни о такой возможности.  Джозеф  Дэвис,  бывший  посол  США  в  Москве,
находившийся в то  время  в  Брюсселе,  сделал  правильные  выводы  из  речи
Сталина. В своем дневнике 11 марта он отметил: "Это открытое  предупреждение
правительствам Англии и Франции, что Советы устали от "нереальной" оппозиции
агрессору. Это... действительно представляет угрозу для переговоров... между
британским  Форин  оффис  и   Советским   Союзом.   Это   настоящий   сигнал
опасности..." 21 марта он писал сенатору Питтману: "... Гитлер предпринимает
отчаянные попытки настроить Сталина против Англии и Франции. Если  Англия  и
Франция не пробудятся, то, боюсь, ему это удастся". - Прим. авт.}.
     Из речи Сталина и из некоторых дипломатических  обменов,  последовавших
вскоре, явствует, что советская внешняя политика была очень  осторожной,  но
вместе с тем открытой. 15 марта, через три  дня  после  оккупации  нацистами
Чехословакии, правительство России предложило, о чем  мы  уже  рассказывали,
созвать конференцию шести держав с целью  обсудить  меры  по  предотвращению
дальнейшей агрессии. Это предложение Чемберлен назвал "преждевременным"  {19
марта, объясняя советскому послу в Лондоне Ивану  Майскому,  почему  русские
предложения  о  конференции  (желательно  в  Бухаресте)  неприемлемы,   лорд
Галифакс, в частности, сказал, что в настоящий момент ни один  из  министров
его кабинета не может поехать в Бухарест по причине занятости. Очевидно, что
желания вести дальнейшие переговоры с Англией после такого отказа у  русских
поубавилось. Позднее Майский говорил  Роберту  Бутби,  члену  парламента  от
партии консерваторов, что непринятие русских предложений было расценено  как
очередной сокрушительный удар по политике коллективной  безопасности  и  что
это решило судьбу Литвинова. - Прим. авт.}. Произошло это  18  марта.  Через
два дня в официальном коммюнике Москвы,  которое  было  спешно  передано  по
телеграфу немецким послом в Берлин, отрицался тот факт, что  Советский  Союз
предлагал Польше и Румынии  помощь  "в  случае,  если  они  станут  жертвами
агрессии". Причина: "Ни  Польша,  ни  Румыния  не  обращались  к  Советскому
правительству за помощью и не инфо