оводу того,  что  наблюдения  Чемберлена  не  получили
широкого развития во времена второго рейха.
     Чемберлен был одним из первых интеллектуалов Германии,  кто  предсказал
Гитлеру большое будущее, а также новые  перспективы  для  немцев,  если  они
последуют за ним. Гитлер познакомился с Чемберленом в Байрейте в 1923  году.
Хотя философ был болен и  наполовину  парализован,  к  тому  же  разочарован
поражением Германии и крахом империи Гогенцоллернов,  -  крушение  всех  его
надежд и прогнозов! - его буквально потрясло красноречие молодого австрийца.
     "Вам предстоят великие свершения, - написал  он  Гитлеру  на  следующий
день. - ...Моя вера в германизм не  поколебалась  ни  на  минуту,  хотя  мои
надежды,  признаюсь,  почти  разбились.  В  одно   мгновение   Вам   удалось
перевернуть мне душу. То, что в суровый час испытаний Германия произвела  на
свет Гитлера, свидетельствует о ее  жизнеспособности;  это  же  подтверждает
исходящее от Вас влияние; ибо  эти  два  явления  -  личность  и  влияние  -
неразделимы... Да благословит Вас господь!"
     В то время  большинство  немцев  по-прежнему  не  воспринимали  всерьез
Адольфа Гитлера с его усиками, наподобие Чарли Чаплина, с грубыми манерами и
оголтелым экстремизмом.
     У него было немного последователей. Но  гипнотическая  притягательность
личности Гитлера очаровала престарелого философа И вновь вселила в него веру
в нацию, избранную и прославляемую им.
       Чемберлен вступил в нацистскую партию, которая неуклонно
росла, и по мере сил и возможностей стал писать для пока
малоизвестных печатных партийных органов.
     В одной из своих статей, опубликованных в 1924 году восхвалял  Гитлера,
который находился тогда в тюрьме, называя его избранником божьим, призванным
повести за собой германскую нацию. Судьба благоволила к Вильгельму II, но он
не оправдал надежд, и вот теперь на арене истории появился Адольф Гитлер.
     Семидесятилетие незаурядного англичанина  5  сентября  1925  года  было
отмечено  многословным  панегириком,  напечатанным   в   нацистской   газете
"Фелькишер беобахтер", где "Основы" Чемберлена приравнивались  к  "евангелию
нацистского движения". Спустя почти  полтора  года,  11  января  1927  года,
Чемберлен  скончался,  искренне  веря   в   осуществление   того,   что   он
проповедовал, под мудрым руководством новоявленного германского мессии.
     Помимо наследного принца, представлявшего Вильгельма II который не  мог
вернуться на немецкую землю, Гитлер был единственным  общественным  деятелем
на похоронах Чемберлена. Сообщая о кончине английского философа,  "Фелькишер
беобахтер" писала, что германский народ потерял "одного из великих  мастеров
оружейного дела, чье оружие в наши дни не нашло пока своего применения".
     Ни наполовину парализованный, умирающий старец, ни Гитлер, никто другой
в Германии не мог предположить в тот холодный день января 1927  года,  когда
нацистская партия переживала свой самый трудный  период,  как  скоро,  очень
скоро оружие, выкованное бывшим англичанином, будет применено в полной  мере
и к каким страшным последствиям это приведет.

     Тем не  менее  в  те  дни,  а  может,  и  раньше  Адольф  Гитлер  начал
таинственным  образом  постигать   свое   предназначение   на   земле.   "Из
миллионов... - писал  он  в  "Майн  кампф",  -  шаг  вперед  должен  сделать
один-единственный... кто силой убеждения из зыбкого идеализма  широких  масс
сформулирует твердые принципы и возглавит борьбу во  имя  торжества  правого
дела, пока из набегающих волн праздного мира  не  появится  гранитный  утес,
отлитый из нерушимого единства веры и воли".
     Гитлер со всей определенностью давал понять своим читателям, что всегда
рассматривал себя в качестве  этого  единственного  человека.  "Майн  кампф"
изобилует отступлениями о роли  гения,  которому  само  провидение  доверяет
повести за собой великий народ, хотя сначала не  все  из-за  своих  мелочных
забот смогут понять этого человека и осознать  выпавшую  ему  роль  великого
лидера. Читатель отдает себе отчет в том,  что  Гитлер  писал  о  себе  и  о
нынешнем своем положении. Он не получил пока всемирного признания в качестве
того, кем на самом деле являлся; однако так обычно и  складывается  поначалу
судьба гениев.
     "Всегда необходим определенный стимул, чтобы талантливый обрел себя,  -
писал Гитлер. - Весь  мир  сопротивляется  этому  и  не  хочет  верить,  что
незаурядная личность вдруг стала именно такой; подобный процесс  повторяется
с каждым выдающимся сыном человечества... Искры гениальности присутствуют  в
подлинно творческой личности с  момента  ее  появления  на  свет.  Подлинный
творец всегда таков от природы, его никогда нельзя  искусственно  взрастить,
тем более нельзя обучить этому".
     Великие  люди,  творцы  истории,  в  частности,  по   мнению   Гитлера,
объединяют в себе  качества  политиков-практиков  и  мыслителей.  На  долгую
историю человечества политики лишь изредка обладали  паром  теоретиков.  Чем
глубже было это внутреннее единство, тем больше препятствий вставало на пути
политического деятеля. Он уже не просто добивался того, что было  без  труда
понятно простому лавочнику, а шел к достижению целей, которые  могли  понять
лишь немногие. Поэтому в жизни он разрывался  между  любовью  и  ненавистью.
Настоящее, не способное понять его, боролось против будущего, ради  которого
он трудился. Чем больше деяний совершает человек ради будущего,  тем  меньше
настоящее способно оценить их, тем тяжелее борьба..."
     Эти  строки  написаны  в  1924  году,  когда  немногие  понимали,   что
намеревался осуществить человек, находившийся  в  тюрьме  и  покрывший  себя
позором после провала марионеточного путча. Гитлер же в себе не  сомневался.
Можно спорить, читал он труды Гегеля или нет. Однако из работ Гитлера и  его
выступлений ясно, что с идеями философа он был знаком, возможно, правда,  из
бесед со своими первыми наставниками Розенбергом, Экартом и Гессом. Так  или
иначе, знаменитые лекции Гегеля в Берлинском университете привлекли внимание
Гитлера, впрочем, как и многие афоризмы Ницше. Мы вкратце  уже  упоминали  о
том,  что  Гегель  развил  теорию   "героя"   (личности),   которая   весьма
импонировала немецкому духу. В  одной  из  своих  берлинских  лекций  Гегель
рассматривал, как "воля  мирового  духа"  воплощается  в  жизнь  "отдельными
историческими личностями".
     Гегель считал, что их можно именовать героями в той же  мере,  в  какой
они избирают свои цели и определяют свое назначение  не  в  тихом  заурядном
бытии, а отыскивают их  в  скрытых  резервах  с  помощью  внутреннего  духа,
скрытого от внешнего взора, который обрушивается  на  внешний  мир,  как  на
некую скорлупу, и  разбивает  его  на  мелкие  осколки.  К  таким  личностям
относятся Александр Македонский,  Цезарь,  Наполеон.  Они  были  практичными
политиками. В то же  время  они  являлись  мыслителями,  хорошо  понимающими
требования времени - необходимость изменений. В  этом  подлинная  правда  их
века, их мира... Им дано понять зарождавшиеся принципы, потребные в то время
для преодоления последующей ступени  развития;  определить  это  в  качестве
своей  главной  цели  и  направить  всю  свою  энергию  на  ее   достижение.
Исторические личности мирового  масштаба  -  героев  эпохи  -  надо  поэтому
рассматривать  как  ясновидцев,  их  поступки,   их   мысли   полнее   всего
олицетворяют то время.
     Невольно возникает аналогия между приведенным  высказыванием  Гегеля  и
упоминавшейся выше цитатой из "Майн кампф" Единство политика и  мыслителя  -
вот  что  создает  героя,   "историческую   личность   мирового   масштаба":
македонских, цезарей, наполеонов. Если в себе  самом,  как  уверовал  теперь
Гитлер, он нашел такое единство, разве не мог он встать в один ряд с ними?
     В высказываниях Гитлера сквозит мысль,  что  лидер,  наделенный  высшей
властью, выше морали ординарной личности.  Тех  же  взглядов  придерживались
Гегель и Ницше. Мы приводили уже довод Гегеля, что  "личная  добродетель"  и
"неуместные моральные устои" не должны стоять на пути великих  правителей  и
никого не должно коробить,  если  герои,  выполняя  свой  долг,  сомнут  или
"раздавят" множество невинных цветков. Ницше с  присущим  ему  выразительным
преувеличением идет дальше: "Сильных людей, владык в душе обуревают  чувства
хищных зверей; радость переполняет чудовище, когда приходится сталкиваться с
убийством, поджогом, насилием и пытками, и это вселяет в сердца  не  меньшую
радость, а в души - не  меньшее  удовлетворение,  чем  обычная  студенческая
шутка... Если человек способен командовать, если он  от  природы  "хозяин  и
владыка", если он неистов в своих поступках и жестах, что  значат  для  него
писаные законы?.. Чтобы правильно оценить мораль,  ее  надо  заменить  двумя
понятиями, заимствованными из  зоологии:  укрощение  животного  и  выведение
особой породы".
     Подобные  учения,  доведенные  до   крайности   Ницше   и   восторженно
встреченные многими немцами, судя  по  всему,  оказали  сильное  влияние  на
Гитлера. Гений, выполняющий предназначенную ему миссию, выше закона; его  не
может связывать "буржуазная" мораль.  Таким  образом,  когда  настало  время
активных действий, Гитлер уже знал, чем оправдать такие жестокие,  леденящие
кровь деяния, как подавление  свободы  личности,  грубая  практика  рабского
труда,  ужасы  концентрационных  лагерей,  кровавая  расправа   над   своими
сторонниками в июне 1934 года, убийства военнопленных и массовое истребление
евреев.

     Когда Гитлер вышел из тюрьмы в  крепости  Ландсберг  за  пять  дней  до
рождества 1924 года, он оказался в ситуации,  которая  заставила  бы  любого
другого навсегда отойти от политики. Нацистская партия и ее печатные  органы
были запрещены; бывшие лидеры погрязли в  междоусобных  распрях  или  вообще
отошли от дел. Гитлеру не разрешалось выступать публично. Но самым  страшным
было то, что ему грозила депортация  в  родную  Австрию.  Баварская  полиция
настоятельно  рекомендовала  поступить  таким  образом   в   своем   отчете,
направленном в министерство внутренних дел.
     Даже многие из старых товарищей придерживались мнения,  что  Гитлер  не
состоялся  как  лидер  и  о  нем  скоро   забудут,   как   забывали   многих
провинциальных политически деятелей, которым  удавалось  на  какое-то  время
привлечь к себе внимание общественности в те бурные  годы,  когда  казалось,
что республика вот-вот пошатнется {Позднее, в 1929  году,  профессор  М.  А.
Геротволь, редактор дневников лорда Д'Абернона дополняя воспоминания посла о
"пивном путче" сноской, в которой после упоминания о  заключении  Гитлера  в
тюрьму писал:  "Через  полгода  его  выпустили  на  свободу  с  ограниченной
возможностью передвижения до конца полученного срока, а затем о  нем  просто
забыли".
     Лорд Д'Абернон являлся послом Великобритании в Германии с 1920 по  1926
год Приложил немало усилий, чтобы поддержать Веймарскую республику. -  Прим.
авт.}.
     Однако республика, выдержав все невзгоды, процветала. В то время  когда
Гитлер находился в тюрьме, в целях стабилизации валютного положения Германии
был приглашен финансовый гений др. Яльмар Шахт,  которому  удалось  добиться
определенных  успехов.  Гибельная  инфляция   была   приостановлена.   Бремя
репараций смягчено посредством плана  Дауэса.  Начался  приток  капиталов  0
Америки. Экономика быстро возрождалась.
     Штреземану  удавалось  проводить  политику  примирения  с   союзниками.
Французские войска постепенно выводились из Рурской  области.  Правительства
приступили к обсуждению гарантийного пакта, который  призван  был  проложить
путь  к  общеевропейскому  соглашению  (Локарнские  договоры)  и  вступлению
Германии в Лигу Наций. Впервые со времени поражения в войне после шести  лет
напряженности, беспорядков и депрессии  германский  народ  зажил  нормальной
жизнью.
     За две недели до выхода Гитлера из тюрьмы  социал-демократы,  названные
им преступниками Ноября, в ходе всеобщих выборов, на которых республике была
оказана поддержка, укрепили свои  позиции  -  за  них  проголосовало  на  30
процентов больше избирателей, то есть почти восемь миллионов человек.  Число
голосов,  отданных  за  нацистов,   которые   объединились   с   расистскими
группировками  Севера  в   "национал-социалистское   движение   за   свободу
Германии", значительно сократилось (почти два миллиона в  мае  1924  года  и
менее миллиона в декабре того же  года).  Казалось,  нацизму  пришел  конец.
Нацистское движение достигло успехов в  период,  когда  на  страну  сыпались
несчастья, теперь же, когда перспективы развития нации резко улучшились, оно
теряло  авторитет.  По  крайней  мере,  так  считали  большинство  немцев  и
иностранных наблюдателей.
     Адольф  Гитлер  думал  по-иному.  Его  не  так  легко  было   заставить
разувериться, и он умел ждать. Размышляя над своей жизнью  в  зимние  месяцы
1925 года в небольшой двухкомнатной квартире на верхнем этаже дома номер  45
по Тирштрассе в Мюнхене и позднее, когда наступило лето и он  жил  в  разных
гостиницах в окрестностях Оберзальцберга под Берхтесгаденом, Гитлер пришел к
выводу, что неудачи  недалекого  прошлого  и  превратности  настоящего  лишь
укрепили его решимость.
     В тюрьме у Гитлера было достаточно времени, чтобы не  только  разложить
по полочкам свое прошлое, свои победы и ошибки, но и хорошенько поразмыслить
о бурном прошлом германской нации, ее триумфах и поражениях. Теперь он  имел
более ясное представление об этом.
     У  Гитлера   вновь   появилось   острое   ощущение   как   собственного
предназначения, так и предназначения Германии в целом, и  здесь  у  него  не
было ни малейшего сомнения.
     Находясь в состоянии душевного подъема, он  закончил  диктовку  первого
тома  "Майн  кампф"  и  сразу  же  приступил  к  работе  над  вторым  томом.
Предначертания того, к чему всевышний призвал  Гитлера  в  полном  катастроф
мире, и мировоззрение, на которое он опирался, были изложены им  на  бумаге,
увидели свет и могли по достоинству быть оценены всеми. Эта философия, какой
бы сумасбродной она ни казалась,  уходила,  как  уже  отмечалось,  глубокими
корнями в историю Германии. Большинству современников живших в XX веке, даже
немцам, изложенная Гитлером программа представлялась нелепой. Однако  в  ней
прослеживалась  определенная  последовательность,   были   намечены   четкие
перспективы. Программа предлагала, хотя лишь немногие  в  ту  пору  понимали
это, продолжение германской  истории.  Она  предсказывала  Германии  славное
будущее.

КНИГА ВТОРАЯ - ТРИУМФ И КОНСОЛИДАЦИЯ СИЛ

     - 5 -

ПУТЬ К ВЛАСТИ: 1925-1931 ГОДЫ

     Период между 1925 годом и  началом  экономического  кризиса  1929  года
оказался неблагоприятным для нацистского движения и Адольфа Гитлера,  но  он
хотел проявить себя человеком, который никогда не отчаивается  и  не  теряет
уверенности. Несмотря на  повышенную  возбудимость,  нередко  приводившую  к
припадкам истерии, он умел терпеливо ждать  и  был  достаточно  умен,  чтобы
понимать,  что  политический  климат,  сложившийся  в  те  годы  в  Германии
вследствие   экономического   подъема   и   ослабления   напряженности,   не
способствует достижению поставленных им целей.
     Он был убежден, что  хорошие  времена  для  Германии  рано  или  поздно
кончатся. Ее благополучие, как говорил он, зависело  не  от  ее  собственной
силы, а от силы других, прежде всего Америки, из переполненной казны которой
текли займы,  призванные  обеспечить  Германии  стабильное  процветание.  За
период с 1924 по 1930 год она получила в виде займов около  семи  миллиардов
долларов - по большей части от американских финансистов, мало задумывавшихся
над тем, каким образом она сумеет расплатиться  с  долгами.  Сами  же  немцы
думали об этом и того меньше.
     Займы, получаемые республикой,  шли  на  платежи  по  репарациям  и  на
расширение дорогостоящей социальной  сферы,  служившей  образцом  для  всего
мира. Правители земель, муниципалитеты расхватывали занятые деньги не только
на благоустройство городов,  но  и  на  строительство  аэродромов,  театров,
стадионов и модных плавательных  бассейнов.  Промышленность,  долги  которой
обесценивались вследствие инфляции, получала миллиардные кредиты  на  замену
оборудования и  модернизацию  производства.  Объем  промышленной  продукции,
составлявший в 1923 году 55 процентов Уровня 1913 года, к 1927  году  возрос
до  122  процентов.  Впервые  за  послевоенное  время  уровень   безработицы
опустился ниже миллионной черты, и в 1928 году число безработных  составляло
650 тысяч человек. Розничный товарооборот увеличился в том  же  году  на  20
процентов по сравнению с 1925 годом, а реальная заработная плата спустя  год
возросла по сравнению с четырьмя предшествующими  годами  на  10  процентов.
Плодами экономического подъема отчасти пользовались и низшие слои общества -
многомиллионная масса лавочников и мелких  служащих,  на  поддержку  которых
Гитлер рассчитывал.
     Как раз в эти годы и состоялось мое знакомство с Германией. Париж,  где
я проживал в то время, и Лондон,  куда  периодически  наведывался,  способны
были очаровать такого молодого американца, как я,  которому  посчастливилось
вырваться из затхлой, бездуховной атмосферы, господствовавшей  в  Америке  в
годы президентства Калвина Кулиджа, и все  же  впечатление  от  этих  столиц
тускнело, когда я  приезжал  в  Берлин  или  Мюнхен.  Казалось,  в  Германии
действует какой-то чудесный фермент. Люди жили там  более  свободной,  более
современной, более увлекательной жизнью, чем в любой другой из знакомых  мне
стран. Нигде искусства, интеллектуальная жизнь не были столь активны, как  в
Германии. В литературе живописи, архитектуре, музыке, театре возникали новые
школы, рождались талантливые  произведения.  И  в  центре  всего  находилась
молодежь.
     Бывало, целые ночи проходили в нескончаемых беседах  о  жизни  в  кругу
моих ровесников, собиравшихся  в  кафе,  в  фешенебельных  барах,  в  местах
отдыха, на палубах пароходов в Рейнской области или в прокуренных мастерских
художников. Пышущие здоровьем,  беззаботные  солнцепоклонники,  они  жаждали
полнокровной жизни в условиях полной  свободы.  Гнетущий  дух  пруссачества,
казалось,  исчез  без  следа.  Большинство  немцев  -  политики,   писатели,
редакторы, художники, профессора, студенты,  деловые  люди,  рабочие  лидеры
поражали своим демократизмом, либеральными или  пацифистскими  взглядами.  О
Гитлере, о нацистах почти не вспоминали,  разве  что  в  шутку,  когда  речь
заходила о "пивном путче". На выборах 20 мая  1928  года  нацистская  партия
набрала всего 810 тысяч голосов из 31 миллиона и получила в рейхстаге  около
десятка мест из общего числа 491. Консервативные националисты  тоже  понесли
большие  потери:  если  в  1924  году  за  них  голосовало  шесть  миллионов
избирателей, то  в  1928  году  только  четыре  миллиона,  а  число  мест  в
парламенте сократилось со 103 до 73. Социал-демократы, напротив, получили на
миллион с четвертью голосов больше (всего за них проголосовало более  девяти
миллионов человек), обеспечив себе 153 места  в  рейхстаге.  Таким  образом,
социал-демократическая  партия  оказалась  самой   влиятельной   партией   в
Германии. Наконец-то, спустя десять лет после  окончания  войны,  Германская
республика прочно встала на ноги.
     В том юбилейном, 1928 году  национал-социалистская  партия  насчитывала
108 тысяч членов. Число небольшое, и росло оно медленно. В конце 1924  года,
через две недели после выхода из тюрьмы, Гитлер добился аудиенции у  Генриха
Хольда - министра-президента и  руководителя  католической  народной  партии
Баварии. В ответ на клятвенное обещание Гитлера вести  себя  прилично  Хольд
снял запрет с нацистской партии и ее печатного органа. "Бестия  обуздана,  -
со