я  армия,
невиданная в истории войн по своей численности, концентрации боевой техники,
мобильности и ударной мощи, которая начала продвижение от  немецкой  границы
еще 10 мая,  тремя  колоннами,  растянувшись  на  сотни  километров,  теперь
прорвалась через французские 9-ю и  2-ю  армии  и  устремилась  к  Ла-Маншу,
оставив союзные войска в Бельгии. Это  была  грозная,  неумолимая  сила.  Ее
появлению  предшествовали  следовавшие  одна  за  другой  атаки   пикирующих
бомбардировщиков, которые обрабатывали французские оборонительные рубежи; на
месте переправ  через  реки  и  каналы  кишмя  кишели  саперы  и  понтонеры,
ставившие на воду резиновые лодки и наводившие  понтонные  мосты;  у  каждой
танковой дивизии имелась своя  самоходная  артиллерия  и  по  одной  бригаде
мотопехоты;  а  непосредственно   за   танковыми   корпусами   шли   дивизии
моторизованной пехоты с целью закрепиться на позициях, захваченных танковыми
частями, - такую махину из стали и  огня  невозможно  было  остановить  теми
средствами, которыми располагали ошеломленные обороняющиеся. По обе  стороны
от Динана на Маасе французы не выдержали  натиска  15-го  танкового  корпуса
генерала Германа Гота, в котором одной из двух танковых  дивизий  командовал
молодой энергичный бригадный генерал Эрвин Роммель. Далее на юг  вдоль  реки
возле Монтерме танковый корпус генерала Георга Рейнхардта тоже прорвал двумя
танковыми дивизиями оборону французов.
     Однако самый главный удар по союзникам был нанесен у Седана, который  в
памяти французов всегда ассоциировался  с  катастрофой.  Утром  14  мая  две
танковые дивизии из 19-го танкового корпуса генерала Гейнца Гудериана быстро
проскочили по наскоро наведенному через Маас понтонному мосту и нанесли удар
в западном направлении. Хотя французские  бронетанковые  силы  и  английские
бомбардировщики предпринимали отчаянные усилия, чтобы  разрушить  этот  мост
(только в ходе одного налета 40 (из  71)  английских  самолетов  было  сбито
огнем зенитной артиллерии и уничтожено 70 французских танков), им не удалось
даже повредить его. К вечеру немецкий плацдарм у  Седана  составлял  уже  30
миль в ширину и 15 в глубину, а французские войска  на  центральном  участке
обороны союзников оказались разгромлены. Те же, кто не попал в окружение или
в плен, в беспорядке отступали. Над франко-английскими армиями на севере,  а
также  22  бельгийскими  дивизиями   нависла   зловещая   угроза   оказаться
отрезанными.
     Первые два дня для союзников прошли довольно хорошо - так,  по  крайней
мере, они думали. Для Черчилля, только что окунувшегося в водоворот  событий
в новом для него качестве премьер-министра, до вечера 12 мая, как  писал  он
впоследствии, "не было никаких оснований считать, что  операции  развиваются
плохо" {Два танковых корпуса  Рейнхардта  и  Гудериана  составляли  танковую
группу  генерала  фон  Клейста,  в  которую  входили  пять  танковых  и  три
моторизованные пехотные дивизии. - Прим. авт.} .  Гамелен,  "генералиссимус"
союзных вооруженных сил, был тоже доволен сложившейся обстановкой.  Накануне
вечером лучшая и главная часть французских войск - 1, 7 и 9-я армии - вместе
с  английскими  экспедиционными  силами  в  составе   девяти   дивизий   под
командованием лорда Горта соединились с бельгийцами, как и предусматривалось
планом, на мощном оборонительном рубеже по реке  Диль  от  Антверпена  через
Левен к Вавру и далее через Жамблу и  Намюр  вдоль  Мааса  на  Седан.  Между
мощными бельгийскими крепостями Намюр и Антверпен на фронте 60 миль союзники
фактически превосходили по численности приближавшихся немцев, располагая  36
дивизиями против 20, входивших в состав 6-й армии генерала Рейхенау.
     Несмотря на то что бельгийцы  довольно  успешно  действовали  на  своем
участке фронта, они не смогли задержать противника на такое  время,  которое
было предусмотрено планом. Как и голландцы, они  оказались  не  в  состоянии
противодействовать  совершенно  новой  тактике  вермахта.  Здесь,  как  и  в
Голландии, немцы захватили важнейшие мосты при помощи  специально  обученных
штурмовых подразделений, которые на рассвете были бесшумно  доставлены  сюда
на планерах. Они устранили охрану двух или трех мостов через  Альберт-канал,
прежде чем та сумела привести в действие взрывные устройства.
     Еще более крупного успеха добился противник, захватив форт Эбен-Эмаэль,
господствовавший над районом пересечения реки  Маас  и  Альберт-канала.  Эту
современную, очень важную в стратегическом отношении крепость как  союзники,
так и немцы считали самым  мощным  фортификационным  сооружением  в  Европе,
которое превосходило все, что создали, французы на линии Мажино, а немцы  на
Западном валу. Форт состоял из  серии  казематов,  сооруженных  из  стали  и
бетона глубоко под землей, с орудийными башнями, защищенными мощной  броней,
с гарнизоном в 1200 человек. Считалось, что  такой  форт  может  выдерживать
удары самых мощных авиационных бомб  и  артиллерийских  снарядов  в  течение
неопределенно  долгого  времени.  А  между  тем  80  немецких   солдат   под
командованием унтер-офицера за 30 часов вынудили гарнизон  крепости  сложить
оружие. Операцию по обезвреживанию крепости немцы начали с того, что  на  ее
крышу высадили вышеупомянутых 80 солдат. Потери нападающей стороны составили
шесть убитых и девятнадцать раненых. В Берлине,  помнится,  ОКВ  представило
дело в самом таинственном свете, сообщив в специальном коммюнике вечером  11
мая,  что  форт  Эбен-Эмаэль  взят  "новым  методом".   Сообщение   породило
различного  рода  слухи,  будто  у  немцев  появилось   новое   смертоносное
"секретное   оружие",   вероятно   нервно-паралитический   газ,   на   время
парализующий противника; и доктор  Геббельс  с  удовольствием  раздувал  эти
слухи.
     Однако правда была куда более прозаичной. С присущим немцам педантизмом
зимой 1939/40 года они воздвигли в Хильдесхайме макет форта и  мостов  через
Альберт-канал и тренировали на них около 400 солдат,  которых  доставляли  к
объектам захвата на планерах. Три группы должны были  захватить  три  моста,
четвертая группа  -  овладеть  фортом.  Эта  группа  в  составе  80  человек
высадилась с планеров на крышу форта,  заложила  в  бронированные  орудийные
башни специально приготовленную взрывчатку,  с  помощью  которой  не  только
вывела из строя крепостную артиллерию, но и вызвала пожары и распространение
газа в расположенных ниже казематах. Используя портативные огнеметы, немцы в
течение какого-то часа проникли в верхние казематы, вывели из строя легкие и
тяжелые орудия и  пункты  наблюдения.  Бельгийская  пехота  тщетно  пыталась
выбить небольшой отряд  немцев  из  крепости,  но  ее  отогнали  прилетевшие
пикирующие бомбардировщики и подоспевшие подкрепления парашютистов.  К  утру
11 мая здесь  появились  головные  части  наступавших  танковых  соединений,
которые по двум исправным  мостам  двинулись  на  север;  они  окружили  еще
сопротивлявшийся форт, последовали новые бомбовые удары с воздуха,  и  после
рукопашных схваток в самих казематах в полдень 11 мая над крепостью поднялся
белый флаг и 1200 ошеломленных бельгийских защитников крепости вышли из  нее
и сложили оружие.
     Такое мастерство немецких солдат наряду с  захватом  мостов  и  яростью
наступательных действий  6-й  армии  генерала  Рейхенау,  поддержанных  16-м
танковым  корпусом  генерала  Гепнера  в  составе  двух  танковых  и   одной
механизированной дивизий, убедило  высшее  военное  командование  союзников,
что, как и в 1914 году, главный удар  немецкого  наступления  осуществляется
правым крылом  войск  противника  и  что  они,  западные  союзники,  приняли
соответствующие  контрмеры,  чтобы  остановить  его.  И  действительно,  еще
вечером  15  мая  бельгийские,  английские  и  французские   войска   прочно
удерживали фронт по линии Даль - Антверпен - Намюр.
     Именно этого и добивалось немецкое верховное командование.  Теперь  ему
представился случай применить план Манштейна и нанести ошеломляющий  удар  в
центре. Генерал Гальдер,  начальник  генерального  штаба  сухопутных  войск,
хорошо понимал возможности сложившейся обстановки. Вечером 13 мая он записал
в своем дневнике:
     "Следует   предполагать,   что   севернее   Намюра   будет    закончено
сосредоточение войск в количестве примерно 24 англо-французских и  около  15
бельгийских дивизий. Им противостоят 15 дивизий  нашей  6-й  армии  и  6  из
резерва... Если противник перейдет в  контрнаступление,  мы  сумеем  создать
достаточно прочную оборону. Развертывать новые силы не нужно... Южнее Намюра
противник уступает нам в численности. Соотношение сил 2:1. Исход наступления
на Маасе решит, где и когда мы сможем  использовать  это  превосходство.  На
этом  участке  фронта  никакими  крупными  подвижными  силами  противник  не
располагает..."
     Никакими крупными силами противник не располагает  на  участке  фронта,
который на следующий день был прорван?
     16  мая  премьер-министр  Черчилль  вылетел  в  Париж   для   выяснения
обстановки. К полудню, когда он направлялся в министерство  иностранных  дел
на встречу с премьером Рейно и генералом Гамеленом, передовые немецкие части
уже находились в 60 милях западнее Седана  и  стремительно  продвигались  по
открытой местности, не встречая никакого сопротивления. Между ними и Парижем
или между ними и Ла-Маншем не было никаких значительных сил, однако Черчилль
еще не знал об этом. "Где стратегические резервы? - обратился он к  Гамелену
и, переходя на  французский,  спросил:  -  А  есть  ли  силы  для  маневра?"
Командующий союзными  армиями  повернулся  к  нему  и,  отрицательно  качнув
головой и  пожав  плечами,  ответил:  "Нет  никаких"  {После  войны  Гамелен
утверждал, что ответил не "Нет никаких", а "Больше  нет  никаких".  -  Прим.
авт.}.
     "Я был поражен, - писал впоследствии Черчилль. - Это  было  неслыханно,
чтобы великая армия, подвергнувшаяся нападению, не держала никаких  войск  в
резерве. Я признался, что это одна из самых больших  неожиданностей  в  моей
жизни".
     Едва  ли  это  вызвало  меньшее  удивление   у   немецкого   верховного
командования, по крайней мере, у фюрера и его генералов в  ОКВ,  если  не  у
Гальдера. Гитлер дважды заколебался во время  кампании  на  Западе,  которой
руководил сам лично.
     Первый раз он заколебался 17 мая,  когда  нервное  напряжение  достигло
наивысшей точки. В то утро Гудериан, танковый корпус  которого  шел  третьим
клином на Ла-Манш, получил приказ остановиться там, где его застанет приказ.
По данным воздушной разведки, проведенной люфтваффе, французы  предпринимали
крупное  контрнаступление  с  целью  отрезать  танковые   немецкие   клинья,
вытянувшиеся в западном направлении от Седана. В связи с  этим  Гитлер  стал
поспешно совещаться с главнокомандующим  сухопутными  войсками  Браухичем  и
Гальдером.  Он  был  уверен,  что  серьезная  угроза  со  стороны  французов
нарастает с юга. Генерал Рундштедт, командующий группой армий  "А",  которая
составляла основную силу, осуществившую прорыв на Маасе,  поддержал  фюрера,
когда они обсуждали этот вопрос позднее. Он заметил, что  ожидает  "крупного
внезапного контрнаступления французов со стороны Вердена и Шалон-сюр-Марн".
     В лихорадочном мозгу Гитлера возникал призрак второй Марны {В  сентябре
1914 года на реке  Марна  англо-французские  войска  остановили  наступление
германской армии. - Прим. тит. ред.}. "Я пристально слежу за этим,  -  писал
он на следующий день Муссолини. -  Чудо  на  Марне,  как  в  1914  году,  не
повторится!"
     "Безрадостный день, - записал в своем дневнике Гальдер вечером 17  мая.
- Фюрер ужасно нервничает. Он боится собственного  успеха,  не  хочет  ничем
рисковать и охотнее всего задержал бы наше дальнейшее продвижение. Предлог -
озабоченность  левым  флангом!  Переговоры...  вызвали  лишь  недоумение   и
сомнения".
     Настроение у нацистского главаря не улучшилось  и  на  следующий  день,
несмотря на поток сообщений, свидетельствовавших о крахе французов.  18  мая
Гальдер зафиксировал в  своем  дневнике  кризисное  состояние  в  настроении
фюрера:
     "Фюрер, непонятно  почему,  озабочен  южным  флангом.  Он  беснуется  и
кричит, что можно погубить всю  операцию  и  поставить  себя  перед  угрозой
поражения.  Он  и  слушать  не  хочет  о  продолжении  операции  в  западном
направлении,  не  говоря  уже  о  юго-западном,  и  все  еще  одержим  идеей
наступления  на  северо-запад.  Это  явилось  предметом  в  высшей   степени
неприятной полемики между фюрером, с одной стороны, и главкомом и мной  -  с
другой..."
     Генерал Йодль из ОКВ, для которого фюрер почти всегда был  прав,  также
отмечал разногласия на самом высшем уровне военного руководства.
     "День огромного напряжения, - писал  он  18  мая.  -  Главнокомандующий
сухопутными войсками (Браухич) не претворил  в  жизнь  намерение  как  можно
быстрее наращивать силы на новой  фланговой  позиции  к  югу...  Немедленный
вызов Браухича и Гальдера, и они получают категорический  приказ  немедленно
принять необходимые меры".
     Однако Гальдер оказался прав:  у  французов  не  было  резервов,  чтобы
предпринять контрнаступление  с  юга.  И  хотя  танковые  дивизии,  проявляя
нетерпение, рвались в бой, полученные  приказы  предписывали  ограничиваться
"разведкой боем" - именно это  и  было  нужно,  чтобы  продолжать  оттеснять
противника в сторону Ла-Манша. К утру 19 мая  мощный  клин  в  составе  семи
танковых дивизий, безостановочно продвигаясь от реки  Соммы  на  север  мимо
знаменитых  полей  сражения  времен  первой  мировой  войны,  находился  уже
примерно в 50 милях от Ла-Манша. Вечером 10 мая, к удивлению штаба  Гитлера,
2-я танковая дивизия вышла к Абвилю у  устья  Соммы.  Бельгийцы,  английские
экспедиционные силы и три французские армии оказались в западне.
     "Фюрер вне себя от радости, - записал в  тот  вечер  в  своем  дневнике
Йодль. - Самой высокой похвалы достойны немецкая  армия  и  ее  руководство.
Фюрер работает над проектом мирного договора, не упуская  из  вида  основную
мысль: возвращение территорий, которые были отняты  у  немецкого  народа  на
протяжении последних 400 лет, и других ценностей..."
     В архивных документах хранится специальный меморандум,  зафиксировавший
взволнованные слова фюрера, которому главнокомандующий сухопутными  войсками
по  телефону  доложил  о  захвате  Абвиля.  У  армий  союзников   оставалась
единственная надежда выйти из окружения и избежать катастрофы  -  немедленно
повернуть на юго-запад, оторваться от немецкой 6-й армии,  которая  наседала
на них, пробиться через немецкий танковый клин, протянувшийся через Северную
Францию  к   морю,   и   соединиться   со   свежими   французскими   силами,
направлявшимися от Соммы на север. По существу к  этому  и  сводился  приказ
Гамелена, отданный им утром 19 мая,  но  в  тот  же  вечер  он  был  замещен
генералом Максимом Вейганом, который тут  же  отменил  его  приказ.  Генерал
Вейган, приобретший огромный военный авторитет еще в первую  мировую  войну,
хотел посоветоваться с союзными командующими в Бельгии, прежде чем принимать
какие-либо решения. В результате, пока Вейган пришел к тому решению, которое
уже принял его предшественник, было потеряно три дня.  Задержка  эта  дорого
обошлась  союзникам.  На  севере  имелось  40  французских,   английских   и
бельгийских дивизий, получивших боевой опыт, и если бы они ударили  в  южном
направлении через немецкий танковый клин 19 мая, как  приказал  Гамелен,  то
могли бы вырваться из западни. К тому  же  времени,  когда  они  предприняли
попытку действовать, связь между  штабами  союзных  войск  нарушилась,  и  в
условиях  сильного  давления  со  стороны  противника  удары  союзных  армий
оказались  несогласованными.  Во  всяком  случае,   план   Вейгана   остался
существовать в его голове. В действительности французские  войска,  стоявшие
на Сомме, не двинулись с места.
     Между тем немецкое верховное командование  бросило  все  оказавшиеся  в
наличии пехотные соединения, чтобы расширить брешь,  проделанную  в  войсках
союзников танковым клином. К  24  мая  танки  Гудериана,  двигавшиеся  вдоль
Ла-Манша от Абвиля, захватили Булонь и окружили Кале, два главных  порта,  и
вышли к Гравлину, расположенному примерно в 20 милях от Дюнкерка. В  Бельгии
фронт перемещался в юго-западном  направлении  по  мере  того,  как  союзные
войска пытались оторваться от противника. И к 24 мая английские, французские
и бельгийские армии на севере оказались загнанными в относительно  небольшой
треугольник, основание которого составляло  побережье  Ла-Манша,  а  вершина
находилась где-то в районе Валансьена, примерно в  70  милях  от  побережья.
Теперь у союзников уже не было надежды вырваться  из  окружения.  Оставалась
лишь надежда, и та слишком слабая, что удастся осуществить  эвакуацию  морем
из Дюнкерка.
     Именно в этот момент, 24 мая, когда немецкие танки  уже  находились  на
ближних подступах  к  Дюнкерку,  готовясь  нанести  завершающий  удар  вдоль
Аа-канала между Гравлином и  Сент-Омером,  был  получен  странный  -  а  для
наступавших  солдат  просто  необъяснимый  -  приказ  прекратить  дальнейшее
наступление.  Это  была  первая  во  второй  мировой  войне  крупная  ошибка
немецкого верховного командования, ставшая  предметом  острейших  споров  не
только для немецких генералов,  но  и  для  военных  историков,  старавшихся
выяснить, кто ответствен за такой приказ и почему  он  был  отдан.  К  этому
вопросу мы еще  вернемся  и  попытаемся  разобраться  в  потоке  материалов,
которые в настоящее время стали доступны для исследователей.  Каковы  бы  ни
были причины, побудившие отдать  такой  приказ,  он  предоставил  союзникам,
особенно англичанам, отсрочку, приведшую к чуду Дюнкерка.  Но  это  чудо  не
спасло бельгийцев.

       Капитуляция короля Леопольда

     Король Бельгии Леопольд III сдался рано утром 28 мая.  Молодой  упрямый
правитель, разорвавший  альянс  с  Францией  и  Англией  во  имя  абсурдного
нейтралитета, отказывавшийся восстановить  этот  альянс  даже  тогда,  когда
стало  известно,  что  немцы   готовят   массированное   наступление   через
бельгийскую границу, в самый последний момент, когда Гитлер уже нанес  удар,
обратившийся к французам и англичанам за военной помощью  и  получивший  ее,
теперь, в час отчаяния, дезертировал и бросил  их,  открыв  дорогу  немецким
дивизиям, которые ринулись во фланг оказавшимся в западне  англо-французским
войскам. Более того, он сделал  это,  как  заявил  в  палате  общин  4  июня
Черчилль, "без предварительной консультации,  без  какого-либо  уведомления,
без  учета  мнения  министров  его   правительства,   поступив   по   своему
усмотрению".
     Практически он сделал  это  вопреки  единодушному  мнению  бельгийского
правительства, указаниям которого согласно конституции обязан был следовать.
25 мая, в 5 часов пополудни, у короля состоялся откровенный обмен мнениями с
тремя членами кабинета, включая премьер-министра и министра иностранных дел,
по поводу складывавшейся обстановки;  все  участники  совещания  настаивали,
чтобы король не сдавался в плен немцам, ибо в противном случае "его унизят и
заставят играть ту же роль, что  играл  чешский  президент  Гаха".  Министры
также напомнили ему, что  он  является  главой  государства  и  одновременно
главнокомандующим и что в худшем  случае  до  победы  союзников  он  мог  бы
выполнять функции главы государства в изгнании,  как  королева  Голландии  и
король Норвегии. "Я принял решение  остаться,  -  заявил  Леопольд.  -  Дело
союзников проиграно".
     27 мая, в 5 часов, он направил генерала Деруссо, заместителя начальника
бельгийского генерального штаба, к немцам с просьбой о перемирии. В 10 часов
вечера генерал вернулся с немецкими условиями: "Фюрер требует сложить оружие
безоговорочно"