мышленности.
     Гитлер  полагал,  что  два   крупнейших   города   России:   Ленинград,
построенный Петром Великим в качестве столицы на Балтике, и Москва,  древний
город, а теперь столица большевистского государства - вот-вот падут. Поэтому
18 сентября он отдал строжайший приказ: "Капитуляцию Ленинграда  или  Москвы
не принимать, даже если она будет предложена".  О  том,  какая  судьба  была
уготована этим городам, он дал понять своим командующим в  директиве  от  29
сентября:
     Фюрер принял решение стереть с лица земли Санкт-Петербург  (Ленинград).
Дальнейшее существование этого крупного  города  не  представляет  интереса,
поскольку будет повержена Советская Россия ...
     Цель состоит в том, чтобы подойти к городу и разрушить его до основания
посредством артиллерии и непрерывных атак с воздуха...
     Просьбы о капитуляции будут отклонены, ибо проблемы выживания населения
и его снабжения продовольствием не могут и не должны решаться нами.  В  этой
войне  за  существование  мы  не  заинтересованы  в  сохранении  даже  части
населения этого большого города  {Несколько  недель  спустя  Геринг  говорил
Чиано: "В этом году в России умрет от голода от 20 до 30 миллионов  человек.
Пожалуй,  хорошо,  что  так  случится,  ибо  некоторые  народы  должны  быть
истреблены. Но даже если они не должны быть истреблены,  тут  ничего  нельзя
поделать. Совершенно очевидно, что если человечество  обречено  на  голодную
смерть, то последними умирать от этого будут наши два  народа...  В  лагерях
для русских военнопленных  они  начали  есть  друг  друга"  (Дипломатические
документы Чиано, с. 464-465). - Прим. авт.}.
     3 октября Гитлер вернулся в Берлин и  в  своем  обращении  к  немецкому
народу объявил о полном  крахе  Советского  Союза.  "Сегодня  я  заявляю,  и
заявляю без каких-либо оговорок, - сказал он, - что враг на Востоке повержен
и никогда не восстанет вновь... Позади наших войск территория,  в  два  раза
превышающая размеры германского рейха к моменту моего  прихода  к  власти  в
1933 году".
     Когда 8 октября пал Орел,  ключевой  город  к  югу  от  Москвы,  Гитлер
направил самолетом в Берлин  руководителя  прессы  Отто  Дитриха,  чтобы  на
следующий день он сообщил корреспондентам ведущих газет мира, что  последние
армии Тимошенко, оборонявшие Москву, оказались в окружении в  двух  огромных
котлах; что южные армии маршала Буденного уничтожены или рассеяны; что от 60
до 70 дивизий армии маршала  Ворошилова  окружены  в  Ленинграде.  "Со  всех
военных точек зрения, - самодовольно закончил Дитрих, - с Советской  Россией
покончено. Английская мечта о войне на два фронта похоронена".
     Это публичное хвастовство Гитлера и Дитриха  оказалось,  мягко  говоря,
преждевременным {Однако не настолько  преждевременным,  как  предостережения
американского   генерального   штаба,   который   в   июле   конфиденциально
информировал  американских  редакторов  и   корреспондентов,   что   падение
Советского  Союза  теперь  вопрос  нескольких  недель.  Неудивительно,   что
заявления  Гитлера  и  Дитриха,  сделанные  в  начале  октября  1941   года,
принимались на веру в Соединенных Штатах и Англии,  а  также  в  Германии  и
других странах. - Прим.  авт.}.  В  действительности  русские,  несмотря  на
внезапность нападения 22 июня и последовавшие затем тяжелые потери  в  живой
силе и технике, стремительное отступление и окружение  их  лучших  армий,  в
июле начали оказывать такое сопротивление, какого вермахт никогда раньше  не
встречал. Дневник Гальдера  и  донесения  таких  фронтовых  командиров,  как
генерал Гудериан, который возглавлял крупную танковую группу на  Центральном
фронте, запестрели,  а  затем  и  заполнились  сообщениями  об  ожесточенных
сражениях, об отчаянной обороне русских, об их контратаках и тяжелых потерях
как у них, так и у немцев.
     "Поведение русских войск, - писал генерал  Блюментрит  впоследствии,  -
даже в этом первом сражении (за Минск) поразительно отличалось от  поведения
поляков и  войск  западных  союзников  в  условиях  поражения.  Даже  будучи
окруженными, русские не отступали со своих рубежей". Причем  их  становилось
все больше и оснащены они были лучше,  чем  полагал  Адольф  Гитлер.  Свежие
советские  дивизии,  о  существовании  которых  немецкая  разведка  даже  не
подозревала, непрерывно вводились в бои. "Общая обстановка все  очевиднее  и
яснее  показывает,  -  писал  Гальдер  в  дневнике   11   августа,   -   что
колосс-Россия, который  сознательно  готовился  к  войне,  несмотря  на  все
затруднения... был нами недооценен. Это утверждение можно распространить  на
все хозяйственные и организационные стороны,  на  средства  сообщения  и,  в
особенности, на чисто военные возможности русских. К началу войны  мы  имели
против себя около 200 дивизий противника.  Теперь  мы  насчитываем  уже  360
дивизий противника. И даже если мы разобьем дюжину  таких  дивизий,  русские
сформируют новую дюжину. Русские еще и потому выигрывают во времени, что они
сидят на своих базах, а мы от своих все более отдаляемся.  Таким  образом  и
получается, что наши войска, страшно растянутые  и  разобщенные,  все  время
подвергаются  атакам  противника.  И  противник  потому  одерживает  местами
успехи..."
     Когда после войны союзники допрашивали Рундштедта, то он прямо  заявил:
"Вскоре после начала наступления я понял, что все,  что  было  написано  про
Россию, просто вздор".
     Несколько генералов, в том числе Гудериан, Блюментрит и Зепп Дитрих,  с
удивлением писали, о русском танке Т-34, о котором, раньше ничего не слышали
и который имел такую прочную броню,  что  снаряды  немецких  противотанковых
орудий отскакивали от нее,  не  причиняя  никакого  вреда.  Появление  этого
танка,  как  говорил  позднее  Блюментрит,   ознаменовало   зарождение   так
называемой танкобоязни.
     Кроме  того,  впервые  в  ходе  войны  немцы  не   имели   подавляющего
превосходства в воздухе  для  защиты  наземных  войск  и  дальней  разведки.
Несмотря на тяжелые потери, понесенные авиацией на земле в первый день войны
и в первых воздушных боях, советские  истребители,  как  и  свежие  дивизии,
продолжали  появляться  ниоткуда.  Более   того,   в   результате   быстрого
продвижения   и   нехватки   подходящих   аэродромов   в   России   немецкая
истребительная авиация осталась слишком далеко  позади,  чтобы  обеспечивать
эффективное прикрытие своих наземных войск на фронте. "На различных  стадиях
наступления, - докладывал позднее генерал фон Клейст, -  мои  танковые  силы
сталкивались с осложнениями из-за отсутствия прикрытия с воздуха".
     Выявился и другой просчет немцев относительно русских, о котором Клейст
упомянул Лиддел Гарту и который, разумеется, разделяло большинство людей  на
Западе в то лето. "Надежды  на  победу,  -  говорил  Клейст,  -  в  основном
опирались  на  мнение,  что  вторжение  вызовет  политический  переворот   в
России... Очень большие надежды возлагались на то, что Сталин будет свергнут
собственным народом, если потерпит на фронте  тяжелое  поражение.  Эту  веру
лелеяли политические советники фюрера".
     И действительно, Гитлер не раз говорил Йодлю, что "нужно только ударить
ногой в дверь, как вся прогнившая структура с треском развалится".
     Возможность "ударить ногой в дверь" представлялась фюреру реальной  уже
в июле, когда в немецком  верховном  командовании  возникли  первые  крупные
разногласия по поводу дальнейшей  стратегии,  что  побудило  фюрера  вопреки
протестам со стороны  высшего  генералитета  принять  решение,  которое,  по
мнению Гальдера, явилось  "крупнейшей  стратегической  ошибкой  в  восточной
кампании". Вопрос был простой, но фундаментальный: следует ли  группе  армий
"Центр" фон Бока, самой мощной и пока что наиболее  успешно  действующей  из
трех основных  немецких  групп  армий,  продолжать  наступление  на  Москву,
находившуюся в 200 милях от Смоленска, к которому она  вышла  16  июля,  или
лучше придерживаться  первоначального  плана,  изложенного  Гитлером  в  его
директиве от 18 декабря, которая предусматривала нанесение главных ударов на
южном и северном флангах? Иными словами, что является главной целью - Москва
или Ленинград и Украина?
     Высшее  командование  сухопутных  войск,  возглавляемое   Браухичем   и
Гальдером и поддерживаемое фон Боком, чья группа  армий  продвигалась  вдоль
главной шоссейной дороги на Москву, и Гудерианом, чьи  танки  шли  во  главе
войск  фон  Бока,  настаивало  на  массированном  наступлении  на  советскую
столицу. Их доводы основывались на большем, чем значение  с  психологической
точки зрения захвата вражеской  столицы.  Москва,  доказывали  они  Гитлеру,
является важным центром производства вооружения  и,  что  еще  более  важно,
центром транспортной системы и главным узлом связи России.
     Забери это у Советов, и они не только будут лишены  главного  источника
вооружений, но и окажутся не в состоянии доставлять  войска  и  обеспечивать
материально-техническое снабжение отдаленных фронтов, которые  сразу  начнут
слабеть и разваливаться.
     Однако у генералов имелся и последний,  заключительный  довод,  который
они выдвигали бывшему ефрейтору, ставшему  их  верховным  главнокомандующим.
Разведывательные донесения  свидетельствовали,  что  основные  русские  силы
сосредоточились   перед   Москвой   для    организации    мощной    обороны.
Непосредственно к  востоку  от  Смоленска  советская  полумиллионная  армия,
вырвавшаяся из двойного окружения войск Бока, окапывалась,  чтобы  задержать
дальнейшее продвижение немцев в сторону столицы.
     "Центр  притяжения  русских  сил,  -  писал  Гальдер  в  докладной  для
союзников сразу по окончании войны, - находился  поэтому  на  фронте  против
группы армий "Центр"...
     Генеральный штаб выдвигал идею, согласно которой целью операции  должно
быть нанесение поражения военной мощи противника, поэтому  считал  следующей
наиболее неотложной задачей разгром  войск  Тимошенко  путем  сосредоточения
всех наличных сил в группе армий "Центр" для наступления на Москву,  захвата
этого  центра  управления  вражеским  сопротивлением  и  уничтожения   новых
соединений врага. Сосредоточение сил  для  такого  наступления  должно  было
осуществляться как можно скорее, так как приближался зимний  период.  Группе
армий "Север" между тем предстояло выполнить свою  первоначальную  задачу  и
попытаться установить контакт с  финнами.  Группа  армий  "Юг"  должна  была
наступать дальше на восток, приковав к себе  максимальные  силы  противника.
...После того как устное обсуждение этого вопроса между генеральным штабом и
верховным   командованием   не   привело   стороны   к    единому    мнению,
главнокомандующий  сухопутными   войсками   (Браухич)   представил   Гитлеру
подготовленный генеральным штабом меморандум".
     Это произошло, как явствует из дневника Гальдера, 18  августа.  "Эффект
был подобен взрыву", - указывает он. Гитлер  не  отводил  голодных  глаз  от
продовольственного  пояса  и  промышленных  районов  Украины  и  нефтеносных
районов на Кавказе. Кроме того,  он  считал,  что  представилась  счастливая
возможность поймать в западню армии Буденного, дислоцированные к востоку  от
Днепра, за Киевом, который все  еще  удерживал  противник.  Он  хотел  также
овладеть Ленинградом и соединиться с финнами на севере.,  Для  осуществления
этих целей несколько пехотных и танковых дивизий необходимо  было  взять  из
группы армий "Центр" и перебросить на север и в группу  армий  "Юг".  Москва
может подождать.
     21 августа Гитлер издал новую директиву  взбунтовавшемуся  генеральному
штабу. На следующий день Гальдер переписал ее слово в слово в свой дневник.
     Предложение главного командования сухопутных сил от 18.8 о  продолжении
операций на Востоке расходится с моими планами.
     1. Важнейшей задачей до наступления зимы является не захват  Москвы,  а
захват Крыма, промышленных и угольных районов на реке Донец  и  блокирование
путей подвоза русскими нефти с Кавказа. На  севере  такой  задачей  является
окружение Ленинграда и соединение с финскими войсками.
     Вот уже несколько дней  Гитлера  раздражало  упорное  сопротивление  на
Днепре  советской  5-й  армии.  Предстояло  полностью  ее  уничтожить,   как
указывалось в  директиве,  оккупировать  Украину  и  Крым,  взять  в  кольцо
Ленинград и соединиться с финскими  войсками.  Только  тогда  будут  созданы
условия для наступления на армии Тимошенко и их успешного разгрома.
     "Таким образом, - с горечью комментировал Гальдер, -  задача  решающего
поражения русских армий перед Москвой была отложена,  поскольку  возобладало
желание овладеть важным промышленным районом  и  предпринять  наступление  в
направлении нефтеносных районов..."
     Гитлер был одержим идеей захватить как Ленинград, так и Сталинград, ибо
убедил себя, что если падут эти два "священных оплота коммунизма", то Россия
развалится.
     Стремясь  нанести  новые  оскорбления  фельдмаршалам  и  генералам,  не
оценившим  его  стратегической  гениальности,  Гитлер  направил,  по  словам
Гальдера, "контрмеморандум" (в ответ на меморандум  армии  от  18  августа),
который   начальник   генерального   штаба   охарактеризовал   как   "полный
оскорблений", таких, например, как утверждение, что  верховное  командование
сухопутных войск страдает "окаменелыми взглядами из устаревших теорий".
     "Невыносимо! Неслыханно! Довольно!" - с возмущением записал  Гальдер  в
своем дневнике. Весь день  и  вечер  он  совещался  с  Браухичем  по  поводу
"нетерпимого" вмешательства фюрера  в  дела  высшего  командования  армии  и
генерального штаба и в конце  концов  предложил  главкому  вместе  подать  в
отставку. "Он (Браухич) отклонил это мое предложение, - отмечает Гальдер,  -
так как практически дело до этого еще не дошло и  такое  решение  ничего  не
изменит". Слабовольный фельдмаршал, как  и  во  многих  случаях  в  прошлом,
капитулировал перед бывшим ефрейтором.
     Когда на следующий день, 23 августа, генерал Гудериан прибыл  в  ставку
фюрера, Гальдер попытался подбить его повлиять на  катастрофическое  решение
фюрера, хотя этот несгибаемый  танковый  генерал  в  уговорах  не  нуждался.
Однако Браухич, встретившись с  ним,  запретил  поднимать  этот  вопрос.  "Я
запрещаю вам упоминать у фюрера о Москве, - сказал ему главком. -  Приказано
проводить операции на южном направлении. Сейчас вопрос сводится лишь к тому,
как выполнить этот приказ. Обсуждать что-либо бессмысленно".
     Тем не менее, когда Гудериана пригласили к Гитлеру  -  ни  Браухич,  ни
Гальдер его не сопровождали, - он вопреки  приказам  принялся  с  жаром,  на
какой  только  был  способен,   доказывать   целесообразность   немедленного
наступления на Москву.
     "Гитлер позволил мне высказаться, - писал  позднее  Гудериан.  -  Затем
подробно изложил свои соображения, которые  привели  его  к  принятию  иного
решения.  Он  сказал,  что  сырьевые  ресурсы   и   продовольствие   Украины
потребуются  для  будущего  ведения  войны.  Он  говорил   о   необходимости
нейтрализовать Крым, "этот  советский  авианосец  для  нанесения  ударов  по
румынским нефтеразработкам". Впервые я услышал от него фразу: "Мои  генералы
ничего не знают об экономических аспектах войны". ...Он отдал строгий приказ
осуществлять наступление на Киев как непосредственную стратегическую  задачу
и все действия проводить, памятуя об этом. Здесь  я  впервые  стал  зрителем
спектакля,  который  впоследствии  мне  доводилось  видеть   не   раз:   все
присутствующие - Кейтель, Йодль и другие -  кивали  в  знак  согласия  после
каждой произнесенной Гитлером фразы, в то время как  я  остался  наедине  со
своей точкой зрения...
     Однако Гальдер в ходе обсуждений не кивнул в знак согласия ни по одному
пункту. Когда Гудериан встретил его на следующий  день  и  сообщил  о  своих
безуспешных усилиях отговорить Гитлера от принятого им  решения,  начальника
генерального штаба, как утверждает Гудериан, "к  моему  удивлению,  охватило
такое нервное возбуждение, что он начал высказывать обвинения и  измышления,
которые были совершенно необоснованны" {Гальдер в дневниковой записи  от  24
августа   дает   совершенно   иную   версию.   Он   обвиняет   Гудериана   в
безответственной измене своим взглядам после встречи с Гитлером и размышляет
над тем, что бесполезно пытаться изменить характер человека. Если  его,  как
утверждает Гудериан, охватило нервное возбуждение,  то  из  его  педантичных
записей очевидно, что он быстро вышел из такого состояния. - Прим. авт.}.
     Это был самый серьезный кризис среди немецкого верховного  командования
со времени начала войны. Но худшее было еще впереди.
     Наступление  Рундштедта  в  южном   направлении,   предпринятое   после
получения подкреплений в  виде  танковых  соединений  Гудериана  и  пехотных
дивизий, изъятых  с  Центрального  фронта,  явилось,  по  словам  Гудериана,
крупной тактической победой. Киев пал 19 сентября, однако немецкие  части  к
этому времени продвинулись на 150 миль на  восток  и  26  сентября  сражение
закончилось, согласно утверждениям немцев, окружением и пленением 665  тысяч
русских солдат и офицеров. Гитлер расценил это как  "величайшее  сражение  в
мировой истории",  и  хотя  это  было  необычное  достижение,  некоторые  из
генералов более скептически оценивали его стратегическое значение.  Лишенная
танковых  сил,  группа  армий  фон  Бока,   действовавшая   на   центральном
направлении, была вынуждена в течение  двух  месяцев  топтаться  вдоль  реки
Десна за Смоленском. Но уже приближались осенние дожди, способные превратить
русские дороги в трясину. А после них - зима, холодная и снежная.

       Крупное наступление на Москву

     С большой неохотой уступая настояниям Браухича, Гальдера и Бока, Гитлер
согласился возобновить наступление на Москву. Увы, слишком  поздно!  Гальдер
увидел его в полдень 5 сентября. Теперь,  приняв  решение,  фюрер  стремился
поскорее попасть в Кремль. "На  Центральном  фронте  наступление  начать  по
возможности    через    восемь-десять    дней,    -    приказал    верховный
главнокомандующий.  ("Это  невозможно!"  -  воскликнул   Гальдер   в   своем
дневнике.) Задача -  окружить  и  уничтожить  русских",  -  добавил  Гитлер,
пообещав  перебросить  группе  армий  "Центр"  танковую  дивизию  Гудериана,
которая все  еще  вела  тяжелые  бои  на  Украине,  и  танковый  корпус  под
командованием Рейнхардта, действовавший  в  районе  Ленинграда.  Но  вернуть
танковые соединения на Центральный фронт, перевооружить их и  подготовить  к
наступлению можно было не раньше начала октября. Наконец, 2 октября началось
крупномасштабное   наступление   под   кодовым    наименованием    "Тайфун".
Предусматривалось, что  мощный  ураган  налетит  на  русских,  уничтожит  их
последние войска, обороняющие Москву, и приведет к развалу Советского Союза.
     Однако и на  сей  раз  нацистский  диктатор  стал  жертвой  собственной
мегаломании. Захватить русскую столицу  до  наступления  зимы  ему  казалось
недостаточно. Он отдал приказ фельдмаршалу фон Леебу в это  же  самое  время
захватить Ленинград, соединиться с финнами и, продвигаясь дальше  на  север,
перерезать Мурманскую железную дорогу.  Рундштедту  предписывалось  очистить
Черноморское побережье, захватить Ростов, нефтеносные районы Майкопа и выйти
к Сталинграду на Волге, перерезав тем самым последнюю  артерию,  связывающую
Россию  с  Кавказом.  Когда  Рундштедт  попытался  было  объяснить  Гитлеру,
насколько опасно продвинуться более чем на 400 миль к востоку от Днепра  при
открытом левом фланге, верховный главнокомандующий заявил, что  русские  уже
не в достоянии оказать  серьезного  сопротивления  на  юге.  По  утверждению
Рундштедта, выслушав приказы, он "громко рассмеялся над  их  нелепостью,  но
вскоре ему пришлось убедиться, что они вовсе не лишены смыс