предполагаемые  союзники)
не пожелали избавить его от изнурительной предвыборной  борьбы,  он  решился
вновь выдвинуть свою кандидатуру. Однако  его  возмутили  не  только  партии
националистов, но и сам Брюнинг, испортивший, как считал президент, все дело
и втянувший его в острый конфликт с теми самыми националистическими  силами,
которые помогли ему в 1925 году одержать верх  над  либерально-марксистскими
кандидатами. Его отношение к канцлеру, которого  он  не  так  давно  называл
"лучшим после Бисмарка", стало заметно прохладнее.
     Охладел к Брюнингу и генерал, выдвинувший его в свое время в  канцлеры.
Этот аскетического склада католический лидер не оправдал ожиданий  Шлейхера,
оказавшись самым непопулярным в истории республики главой правительства.  Он
не смог заручиться поддержкой большинства  населения  страны;  не  сумел  ни
обуздать нацистов, ни привлечь их на  свою  сторону;  не  решил  вопроса  об
оставлении Гинденбурга на посту президента. Поэтому он должен уйти, а с  ним
вместе, пожалуй, и обожаемый Шлейхером шеф  -  генерал  Гренер,  потерявший,
судя  по  всему,  перспективу,  перспективу,  которая  рисовалась  Шлейхеру.
Впрочем, этот интриган  в  генеральском  мундире  не  торопился.  Во  всяком
случае,  пока  Гинденбурга  не  переизбрали,  эти  двое  сильных   людей   в
правительстве должны оставаться на  своих  местах.  Без  их  помощи  старому
фельдмаршалу не победить. Ну а после выборов надобность в них отпадет.

       Гитлер против Гинденбурга

     В жизни Адольфа Гитлера бывали моменты, когда, оказавшись перед трудным
выбором, он как будто не мог ни на что решиться. Именно  так  обстояло  дело
сейчас. Вопрос стоял так: выставлять или не выставлять  свою  кандидатуру  в
президенты? Победить Гинденбурга, казалось, невозможно.  Этого  легендарного
героя поддерживали не только многие правые элементы,  но  и  демократические
партии, которые в 1925 году выступали против него, а  теперь  видели  в  нем
спасителя  республики.  Противостоять  кандидатуре  фельдмаршала   и   почти
наверняка,  как  полагал  Гитлер,  потерпеть  поражение  значило   рисковать
репутацией партии, окружившей себя ореолом  непобедимости.  Добившись  столь
эффектной победы на всегерманских выборах 1930 года, нацисты начали  шаг  за
шагом завоевывать популярность и на последующих земельных  выборах.  А  если
отказаться от борьбы, не будет ли  это  истолковано  как  признак  слабости,
отсутствия веры в то, что национал-социализм стоит на пороге власти? Было  и
еще одно обстоятельство:
     Гитлер  не  имел  в  то  время  юридического  права   выставлять   свою
кандидатуру - он не был гражданином Германии.
     Йозеф Геббельс тем не менее советовал ему  баллотироваться.  19  января
они вместе отправились в Мюнхен, и в тот же вечер Геббельс записал  в  своем
дневнике: "Обсуждался вопрос о президентстве фюрера. Решение еще не принято.
Я настойчиво рекомендовал ему выставить  свою  кандидатуру".  На  протяжении
последующего  месяца  дневник  Геббельса  показывает,  как  резко   менялось
настроение Гитлера. 31 января: "Решение будет принято в  среду.  Дольше  уже
нельзя колебаться". 2 февраля казалось, что  он  окончательно  решился:  "Он
склонен баллотироваться". Но тут же Геббельс добавил, что решение  не  будет
обнародовано до тех пор, пока не выяснятся намерения  социал-демократов.  На
следующий день лидеры партии съехались в Мюнхен, чтобы узнать, что же  решил
Гитлер. "Они ждут, а ответа все нет, - жаловался Геббельс. - Все  нервничают
и устали от напряжения". В тот вечер  маленький  шеф  пропаганды  в  поисках
отдохновения незаметно исчезает, чтобы посмотреть кинофильм с участием Греты
Гарбо. "Я взволнован и потрясен, -  записывает  он,  -  величайшей  из  ныне
живущих актрис". А поздним вечером к  нему  "пришли  некоторые  товарищи  по
партии. Они в унынии от того, что решения до сих пор нет. Сетуют, что  фюрер
слишком долго выжидает".
     Возможно, ждали они действительно слишком долго, но это не значило, что
Гитлер  стал  меньше  верить  в  свою  окончательную  победу.  В  одной   из
дневниковых записей говорится, что однажды вечером фюрер  долго  обсуждал  с
Геббельсом вопрос о том, какой пост ему, Геббельсу,  лучше  всего  занять  в
третьем рейхе.  По  словам  Геббельса,  фюрер  имел  в  виду  назначить  его
"министром  народного  образования,  который  будет  ведать   кино,   радио,
изобразительным искусством, культурой и пропагандой". Продолжительную беседу
имел Гитлер и со  своим  архитектором  профессором  Трестом  о  "грандиозной
реконструкции германской  столицы".  А  Геббельс  добавляет:  "Планы  фюрера
сложились окончательно. Он говорит, действует чувствует себя так, словно уже
у власти".
     Однако в словах Гитлера нет намека на то, что  он  жаждет  сразиться  с
Гинденбургом на выборах. 9  февраля  Геббельс  записывает:  "Фюрер  снова  в
Берлине. Опять дискуссии в "Кайзерхофе" о президентских выборах. Еще  ничего
не решено". Тремя днями позже Геббельс вместе с фюрером  прикинул  возможное
соотношение голосов и пришел к выводу: "Риск есть, но на  него  надо  идти".
Гитлер, пообещав еще раз подумать, возвращается в Мюнхен.
     Вопрос этот в  конце  концов  решил  за  него  Гинденбург.  15  февраля
престарелый президент объявил о своем  намерении  баллотироваться.  Геббельс
торжествует: "Теперь у нас развязаны руки. Мы можем уже не  скрывать  своего
решения". Но Гитлер продолжал скрывать его. Лишь 22 февраля на  совещании  в
"Кайзерхофе" фюрер, к радости Геббельса, разрешил объявить вечером во Дворце
спорта, что он выставляет свою кандидатуру.
     Это была крикливая, сумбурная кампания. В  рейхстаге  Геббельс  обозвал
Гинденбурга  "кандидатом  партии  дезертиров"  и  был  удален  из  зала   за
оскорбление  президента.   Берлинская   националистическая   газета   "Дойче
цайтунг", выступавшая на выборах 1925 года в поддержку  Гинденбурга,  теперь
злобно  обрушилась  на  него,  заявив:  "Вопрос  нынче  в  том,  удастся  ли
международным предателям и пацифистским  свиньям,  поощряемым  Гинденбургом,
довести Германию до окончательного развала".
     В суматохе и в пылу  предвыборной  борьбы  смешались  все  классовые  и
партийные пристрастия. У Гинденбурга, протестанта, пруссака, консерватора  и
монархиста, нашлись союзники из  среды  социалистов,  профсоюзных  деятелей,
католиков из партии "Центр" во главе с  Брюнингом  и  остатков  либеральных,
демократических  партий  среднего  сословия.   Вокруг   Гитлера,   католика,
австрийца, бывшего босяка, национал-социалиста, лидера мелкобуржуазных масс,
сплотились кроме его  ближайших  приспешников  протестанты  -  представители
крупной  буржуазии  Севера,  консервативные   юнкера-аграрии   и   некоторые
монархисты, в том числе сам  бывший  наследный  принц  (он  присоединился  в
последнюю минуту). Сумбур усугубило вступление в борьбу еще двух кандидатов;
ни тот, ни другой не могли рассчитывать на победу, но не исключалось, что за
обоих проголосует достаточно избирателей, чтобы помешать любому  из  главных
соперников собрать необходимое большинство голосов.  Националисты  выдвинули
Теодора  Дюстерберга  -   бывшего   подполковника,   заместителя   командира
"Стального  шлема"  (почетным  командиром  был  Гинденбург)   и   заурядного
политика, которого нацисты к великой их радости,  вскоре  "разоблачили"  как
праправнука еврея. Коммунисты, громогласно  обвинившие  социал-демократов  в
том, что своей  поддержкой  Гинденбурга  они  "предают  рабочих",  выдвинули
кандидатуру лидера партии Эрнста Тельмана. Это был не первый и не  последний
случай, когда коммунисты по приказу из  Москвы  рискованно  играли  на  руку
нацистам.
     Перед  началом  предвыборной  кампании  Гитлер  решил  проблему  своего
гражданства. 25 февраля было объявлено, что  нацистский  министр  внутренних
дел  Брауншвейга  назначил  герра  Гитлера  атташе   при   представительстве
Брауншвейга в Берлине. С помощью этого сомнительного, уместного разве что  в
комической  опере,   маневра   фюрер   нацистов   автоматически   становился
гражданином Брауншвейга,  а  следовательно,  и  Германии  и  потому  получал
юридическое  право  баллотироваться  в  президенты  германского   рейха.   С
легкостью преодолев это маленькое  препятствие,  Гитлер  рьяно  включился  в
кампанию, колеся по стране, выступая на  многочисленных  массовых  сборищах,
доводя до неистовства толпу. Не отставали  от  него  и  два  других  трибуна
партии - Геббельс и Штрассер. Но это было не все. Они  развернули  небывалую
по масштабам пропагандистскую кампанию; расклеили в больших и малых  городах
множество  крикливых  цветных  плакатов,  распространили  восемь   миллионов
брошюр, двенадцать миллионов экземпляров  дополнительного  тиража  партийных
газет. По три тысячи митингов в день - больше, чем когда-либо,  -  проводили
они, сопровождая речи показом кинофильмов, передавали грамзаписи  с  помощью
громкоговорителей, установленных на грузовиках.
     Брюнинг в свою очередь не уставал трудиться во имя победы  престарелого
президента. На этот раз он не был столь щепетилен в выборе средств,  поэтому
предоставил своим сторонникам, к неудовольствию Гитлера, все  контролируемое
правительством время на радио. Сам Гинденбург выступил всего один раз -  его
речь была предварительно записана и передана по  радио  10  марта,  в  самый
канун выборов. Это было впечатляющее  выступление,  подобных  ему  во  время
кампании было немного.
     "Избрание партийного деятеля, крайние, односторонние  взгляды  которого
восстановили бы против него  большинство  народа,  ввергнет  нашу  родину  в
беспорядки с непредсказуемыми последствиями. Чувство  долга  повелевает  мне
этому помешать... Если я потерплю поражение, то по крайней мере  не  навлеку
на себя упреков, что в час кризиса добровольно оставил  свой  пост...  Я  не
выпрашиваю голоса у тех, кто не хотел бы за меня голосовать".
     Тех,  кто  голосовал  за  него,  оказалось  на  0,4   процента   меньше
необходимого  абсолютного   большинства.   13   марта   1932   года,   когда
избирательные пункты закрылись, результаты были следующие:

     Гинденбург 18 651 497 49,6 процента

     Гитлер 11 339 446 30,1 процента

     Тельман 4 983 341 13,2 процента

     Дюстерберг 2 557 729 6,8 процента

     Результаты выборов разочаровали обе стороны. Хотя  старый  президент  и
определил нацистского демагога на семь с лишним миллионов голосов,  добиться
абсолютного большинства он не сумел; требовалось  повторное  голосование,  в
результате  которого   избранным   будет   считаться   кандидат,   набравший
относительное большинство голосов.
     За Гитлера было  подано  по  сравнению  с  1930  годом  почти  на  пять
миллионов голосов (приблизительно на 86 процентов) больше, но  и  это  число
было намного меньше, чем у Гинденбурга. В  доме  Геббельса  в  Берлине,  где
поздно вечером собрались у радиоприемника многие  партийные  главари,  чтобы
узнать  результаты  голосования,  царило  уныние.  "Нас  побили,  -  записал
Геббельс в тот вечер в дневнике.  -  Перспективы  мрачные.  Партийные  круги
сильно разочарованы и удручены... Спасти нас может лишь какой-нибудь  ловкий
ход".
     Но на следующее утро Гитлер заявил  в  "Фелькишер  беобахтер"!  "Первая
избирательная кампания закончилась. Сегодня началась вторая. Я ее поведу". И
он действительно включился в нее  с  прежней  энергией.  Наняв  пассажирский
самолет "юнкерс", он летал из одного конца Германии в другой -  в  то  время
такой способ передвижения кандидатов считался новшеством  -  и  выступал  на
массовых собраниях по три-четыре раза в день, по разу в каждом городе. Чтобы
собрать побольше голосов, он применил  хитрую  тактику.  Если  перед  первым
голосованием он упирал в своих речах на бедственное положение  народа  и  на
беспомощность республики, то теперь обещал, если  его  изберут  президентом,
счастливое будущее для всех немцев: рабочим -  работу,  крестьянам  -  более
высокие доходы, дельцам - большую  деловую  активность,  военным  -  большую
армию. А выступая в Берлине, в Люстгартене, заверял: "В третьем рейхе каждая
девушка найдет себе жениха".
     Националисты вывели Дюстерберга из борьбы и призвали своих  сторонников
отдать голоса Гитлеру. Даже  беспутный  наследный  принц  Фридрих  Вильгельм
занял прежнюю позицию и объявил:
     "Я буду голосовать за Гитлера".
     Погода 10 апреля 1932 года, в  день  повторного  голосования,  выдалась
пасмурная, дождливая, и на избирательные  пункты  пришло  людей  на  миллион
меньше. Результаты, объявленные поздно вечером, были следующие:

     Гинденбург 19 359 983 53,0 процента

     Гитлер 13 418 547 36,8 процента

     Тельман 3 706 759 10,2 процента

     Несмотря на то что Гитлер получил дополнительно два миллиона голосов, а
Гинденбург только миллион, было ясно, что на стороне  президента  абсолютное
большинство. Таким образом, более половины  населения  Германии  подтвердило
свою веру в демократическую республику; народ решительно отверг как  правых,
так и левых. Или так ему казалось.
     Гитлеру  было  над  чем  задуматься.  С  одной  стороны,   он   добился
впечатляющего  успеха:  за  два  года  число  избирателей,  голосовавших  за
нацистов,  удвоилось.  С  другой  -  рушились  его  надежды   на   поддержку
большинства населения и на  обретение  политической  власти.  Следовательно,
путь, избранный им, ни к чему  не  привел?  Во  время  партийных  дискуссий,
последовавших за выборами 10  апреля,  Штрассер  откровенно  доказывал,  что
Гитлер именно так и считал. Штрассер настоятельно советовал пойти на  сделку
с людьми, стоявшими у власти: с президентом, с  правительством  Брюнинга,  с
генералом Гренером, с армией. Гитлер не доверял своему главному сподвижнику,
но его совет без внимания не оставил.  Он  не  забыл  об  одном  из  уроков,
усвоенных в годы жизни в Вене: если хочешь добиться власти, ищи поддержки  у
существующих "могущественных институтов".
     Но  не  успел  он  решиться  на  следующий  шаг,  как  один   из   этих
"могущественных институтов" - правительство республики - нанес ему удар.

     Более года правительство рейха и  правительства  ряда  земель  собирали
документы, доказывавшие, что несколько нацистских главарей, в первую очередь
из СА, готовились силой захватить власть и  обрушить  террор  на  страну.  В
канун первого этапа голосования отряды СА, насчитывавшие к тому времени  400
тысяч человек, были полностью мобилизованы и взяли  Берлин  в  кольцо.  Хотя
капитан Рем, шеф СА, и заверил генерала фон Шлейхера,  что  это  всего  лишь
мера   предосторожности,   прусская   полиция   обнаружила   в    берлинской
штаб-квартире  нацистов  документы,   ясно   свидетельствовавшие,   что   СА
намеревались  в  случае  избрания  Гитлера  президентом  совершить   вечером
следующего дня  государственный  переворот.  Таково  было  нетерпение  Рема.
Дневниковая запись Геббельса, сделанная вечером 11 марта, подтверждает,  что
какие-то приготовления действительно велись: "Разговаривал с командирами  СА
и СС об  инструкциях.  Всюду  глубокое  брожение.  Слово  "путч"  носится  в
воздухе".
     Как общегерманское, так и земельные правительства были  встревожены.  5
апреля делегация нескольких земель во  главе  с  представителями  Пруссии  и
Баварии (крупнейших в  стране  земель)  потребовала  от  центральной  власти
пресечь деятельность СА, пригрозив, что в противном  случае  местные  власти
сделают это сами. Канцлер  Брюнинг  находился  в  предвыборной  агитационной
поездке, но Гренер, министр  обороны,  встречавшийся  с  делегацией,  обещал
принять меры, как только вернется в Берлин Брюнинг, то  есть  10  апреля,  в
день повторного голосования. Брюнинг и  Гренер  считали,  что  имеют  полное
основание запретить СА. Эта мера помогла бы ликвидировать угрозу гражданской
войны и послужила бы прелюдией к устранению Гитлера с авансцены политической
жизни  Германии.  Они  не  сомневались,  что  на  этот  раз  за  Гинденбурга
проголосует абсолютное большинство избирателей, предоставив, таким  образом,
правительству полномочия на  защиту  республики  от  угрозы  насильственного
захвата власти  нацистами,  поэтому  пришли  к  выводу,  что  настало  время
применить силу против силы. Если действовать нерешительно, полагали они,  то
можно потерять поддержку социал-демократов и профсоюзов, то есть  тех  самых
сил, которые представляли основную часть избирателей, отдавших  свои  голоса
Гинденбургу, и которые служили основной гарантией  того,  что  правительство
Брюнинга останется у власти.
     10 апреля,  в  самый  разгар  выборов,  состоялось  заседание  кабинета
министров, на котором  было  решено  немедленно  распустить  личные  военные
формирования Гитлера. Однако  Гинденбург  не  сразу  подписал  этот  декрет.
Затруднение возникло из-за Шлейхера, который  сперва  выступил  за  принятие
декрета, а  потом  вдруг  начал  шептаться  с  президентом,  высказывая  ему
какие-то возражения. Но в конце концов 13  апреля  Гинденбург  поставил-таки
свою подпись, а 14 апреля декрет был обнародован.
     Удар по нацистам был  ошеломляющим.  Рем  и  некоторые  другие  горячие
головы в  партии  призвали  к  сопротивлению,  но  Гитлер  предусмотрительно
распорядился подчиниться. Время вооруженного  выступления  еще  не  настало.
Кроме того, стали известны любопытные сведения о Шлейхере. В тот самый день,
14 апреля, Геббельс записал  в  дневнике:  "Нам  сообщили,  что  Шлейхер  не
одобряв действий генерала...  Телефонный  звонок  от  одной  известной  дамы
близкого друга Шлейхера сообщает, что генерал намерен подан в отставку".
     Геббельс  отнесся  к  этой  информации  с  интересом,  но  недоверчиво.
"Допускаю, - заключил он, - что это лишь  маневр".  Ни  он,  ни  Гитлер,  ни
кто-либо еще, не говоря уже о  Брюнинге  и  Гренере,  которому  Шлейхер  был
обязан своей стремительной карьерой в армии и положением  в  государственных
ведомствах, не знали о невероятной склонности этого генерала от  политики  к
предательству. Но скоро они об этом узнают.
     Еще  до  объявления   о   санкциях   против   СА   Шлейхер,   пользуясь
попустительством  туповатого   генерала   фон   Хаммерштейна,   командующего
рейхсвером, конфиденциально информировал начальников семи  военных  округов,
что руководство армии не одобряет декрет. Затем 16 апреля  по  его  наущению
Гинденбург послал Гренеру колючее письмо, потребовав объяснить, почему  тот,
наложив  запрет  на  СА,  не  поступил  также  в  отношении  рейхсбаннера  -
полувоенной организации социал-демократов. Шлейхер пошел и еще на один шаг в
целях  дискредитации  своего  шефа:  спровоцировал  злобную   клеветническую
кампанию, пустив слух, будто генерал Гренер по состоянию здоровья  не  может
занимать свою  должность,  будто  он  начал  исповедовать  марксизм  и  даже
пацифизм и опозорил армию тем, что у него родился ребенок через пять месяцев
после женитьбы. В кругу военных, как он доложил Гинденбургу,  этого  ребенка
прозвали  Нурми  -  по  имени  знаменитого   финского   бегуна,   победителя
Олимпийских игр.
     Одновременно Шлейхер возобновил контакты с СА и имел беседы с  Ремом  и
шефом СА в Берлине графом фон Гелльдорфом.
     26 апреля Геббельс записал, что в беседе с Гелльдорфом Шлейхер заявил о
намерении "изменить курс". А спустя два дня  состоялась  беседа  Шлейхера  с
Гитлером и Геббельс отмечал: "Встреча прошла хорошо".
     Даже на этой стадии игры было ясно, что Рем и Шлейхер сговариваются  за
спиной Гитлера, найдя общий язык в вопросе включения СА на правах милиции  в
состав армии. Но именно против такого шага неизменно возражал фюрер. На этой
почве у Гитлера часто  возникали  споры  с  начальником  штаба  СА,  который
рассматривал отряды штурмовиков как потенциальный военный оплот страны, в то
время  как  Гитлер  считал   их   чисто   политической   силой,   призванной
терроризировать политиче