розы,  нарастающей  со
стороны англо-американских  сил  на  Средиземном  море,  а  также  тех  сил,
которые, по его расчетам, сосредоточивались в  Англии  для  вторжения  через
Ла-Манш. Гитлер понял, что пришло время вновь встретиться с Муссолини, чтобы
ободрить опустившего руки союзника и наставить его на путь истинный. Встреча
была назначена на 7 апреля 1943 года в Зальцбурге, и,  хотя  дуче  прибыл  с
намерением держаться своего курса или по  меньшей  мере  своего  мнения,  он
опять поддался многословным увещеваниям фюрера.  Позднее  Гитлер  поведал  о
своем успехе Геббельсу, который сделал об этом краткую запись в дневнике:
     "Вложив всю свою энергию в эти условия, он сумел вернуть  Муссолини  на
прежние рельсы... Дуче полностью переменился... Когда по прибытии  Муссолини
вышел из вагона, фюреру  показалось,  что  он  видит  перед  собой  дряхлого
старика. Когда  же  по  прошествии  четырех  дней  он  уезжал,  то  выглядел
воодушевленным, готовым к любым действиям".
     В действительности же Муссолини не был подготовлен к событиям,  которые
вскоре последовали, быстро сменяя друг друга. Захватив в мае Тунис, союзники
осуществили 10 июля успешную высадку в Сицилии. У итальянцев не было особого
желания воевать на своей территории. И вскоре  Гитлер  получил  сообщение  о
том, что итальянская армия находится "на грани развала",  как  он  выразился
перед своими советниками в ставке.
     "Лишь жесточайшие меры, - заявил Гитлер на военном совете  17  июля,  -
подобно тем, к которым прибегал Сталин в 1941 году или  французы  в  1917-м,
способны спасти нацию. В Италии необходимо учредить нечто  вроде  трибуналов
или военно-полевых судов для устранения нежелательных элементов".
     Он вновь вызвал Муссолини, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Встреча
состоялась  19  июля  в  местечке  Фелтре  в  Северной  Италии.  По   чистой
случайности это была тринадцатая встреча диктаторов, и проходила она по тому
же образцу, что и недавние: говорил только Гитлер, Муссолини молча слушал  -
три часа обеда и два часа после. Без особого успеха фанатичный фюрер пытался
поднять подорванный дух своего больного друга и  союзника.  Они  оба  должны
продолжать борьбу на всех фронтах. Выпавшая им миссия не может быть передана
другому поколению. Голос  истории  по-прежнему  взывает  к  ним.  Сицилию  и
собственно Италию можно удержать, если итальянцы будут сражаться. На  помощь
им будут направлены свежие немецкие пополнения. Скоро вступит в строй  новая
подводная лодка и устроит англичанам "новый Сталинград".
     Несмотря на обещания и похвальбу Гитлера, на встрече, по  свидетельству
Шмидта,  царила  весьма  гнетущая   атмосфера.   Муссолини   был   настолько
переутомлен, что уже не мог следить за  тирадами  своего  друга  и  в  конце
переговоров попросил Шмидта  дать  ему  записи  беседы.  Подавленность  дуче
возросла еще более, когда в ходе  совещания  поступили  сообщения  о  мощном
воздушном налете союзников на Рим среди бела дня.
     Бенито Муссолини, изможденный и дряхлый, хотя ему  только  должно  было
исполниться  шестьдесят,  тот  самый  Муссолини,  который  в  течение   двух
десятилетий напыщенно и нагло паясничал на европейской сцене, приближался  к
своему закату. Вернувшись в Рим, он  обнаружил  нечто  гораздо  худшее,  чем
последствия мощной бомбежки. Он узнал о заговоре, организованном  некоторыми
из его приспешников в верхушке фашистской партии, в числе которых был и  его
зять  Чиано.  Заговор  фашистской  верхушки  фактически  служил  ширмой  для
заговора более широкого, нити  которого  тянулись  к  самому  королю.  Целью
заговора было свержение дуче.
     Мятежные фашистские главари во главе с Дино Гранди, Джузеппе  Боттаи  и
Чиано потребовали созыва фашистского Большого совета, который не собирался с
декабря 1939 года. Совет всегда являлся послушным органом,  которым  всецело
заправлял дуче. Совет заседал в ночь на 25 июля  1943  года,  и  впервые  за
время своей карьеры диктатора Муссолини подвергся на нем резкой  критике  за
ту катастрофу, в которую он вверг страну. Резолюция,  принятая  19  голосами
против   8,   потребовала   восстановления   конституционной   монархии    с
демократически избираемым  парламентом.  Она  призывала  также  восстановить
полное подчинение всех вооруженных сил королю.
     Фашистские  заговорщики,  за  исключением,  пожалуй,  Гранди,  едва  ли
намеревались идти в своих требованиях  дальше.  Но  вспыхнул  второй,  более
широкий мятеж  нескольких  генералов  и  короля.  Сам  Муссолини,  очевидно,
считал, что уже выдержал шторм. Во всяком случае, решения в Большом совете в
Италии принимались не большинством голосов, а самим дуче. Поэтому  для  него
было полнейшей неожиданностью, когда вечером 25 июля его вызвали во дворец к
королю, без промедления отстранили от дел и,  арестовав,  отвезли  в  карете
"скорой  помощи"  в  полицейский  участок   {"У   меня   не   было   никаких
предчувствий", - отметил позднее Муссолини, описывая свое  состояние,  когда
он направлялся во дворец. Король Виктор Эммануил, не теряя  времени,  вернул
его к действительности.
     "Мой дорогой дуче, - цитирует  Муссолини  слова  короля,  сказанные  им
вначале, - ничего  хорошего  впереди  нас  не  ждет.  Италия  развалилась...
Солдаты не хотят больше воевать... Сейчас вы - самый ненавистный  человек  в
стране..."
     "Вы  принимаете  чрезвычайно  серьезное  решение",  -  ответил,  с  его
собственных слов, Муссолини, но  он  особенно  не  пытался  убедить  монарха
изменить свое решение. В  заключение  он  пожелал  успеха  своему  преемнику
(Муссолини Б. Мемуары. 1942-1943 гг., с. 80-81). - Прим. авт.}.
     Так   бесславно   сошел   со   сцены   современный   римский    Цезарь,
воинственно-крикливый  деятель  двадцатого  столетия,  который   знал,   как
извлекать дивиденды из смятения и отчаяния этого столетия. Это был  деятель,
у которого за броской  внешностью  скрывалось  не  особенно  привлекательное
нутро. Как личность он был совсем не глуп. Он  прочитал  множество  книг  по
истории и считал, что усвоил ее уроки. Но как диктатор он  совершил  роковую
ошибку, стремясь создать великую военную империю из страны, которой остро не
хватало промышленных  ресурсов  и  народ  которой  в  отличие  от  немецкого
оказался слишком  практичен,  слишком  приземлен,  чтобы  дать  увлечь  себя
пустыми амбициями. В глубине души итальянский народ в отличие  от  немецкого
так никогда и не принял фашизма.  Он  лишь  мирился  с  фашизмом,  прекрасно
сознавая, что это преходящий период в его жизни. Муссолини, судя по всему, в
конце концов это понял. Однако, подобно всем  диктаторам,  он  был  ослеплен
властью, которая, как это неизбежно  происходит,  развратила  его,  помутила
рассудок, лишила ясности мысли. А это привело его ко второй роковой ошибке -
к тому, что он связал и свою судьбу и судьбу Италии с третьим рейхом.  Когда
по гитлеровской Германии начал звонить колокол, он начал звонить и по Италии
Муссолини, и, когда настало лето 1943  года,  итальянский  диктатор  услышал
этот звон. Но уже ничего не мог предпринять, чтобы обмануть судьбу. К  этому
времени он уже стал заложником Гитлера.
     Не раздалось ни единого выстрела даже со  стороны  фашистской  полиции,
чтобы спасти его, не раздалось ни одного голоса в его защиту.  Никого,  судя
по всему, не задела унизительная процедура его ухода - его вывели  под  руки
из приемной короля и отправили в тюрьму в карете "скорой помощи".  Напротив,
его падение вызвало всеобщее ликование. Фашизм  потерпел  крах,  как  и  его
основатель. Маршал Пьетро Бадольо сформировал беспартийное правительство,  в
которое вошли генералы и государственные служащие.  Фашистская  партия  была
распущена, ее членов сместили с ключевых постов, а антифашистов выпустили из
тюрем.
     Можно представить, как отреагировали в гитлеровской ставке на сообщение
о падении Муссолини. Впрочем, в этом нет необходимости. О том,  какова  была
реакция, свидетельствуют объемистые  директивные  документы.  Определить  ее
можно как глубокий  шок.  Даже  в  нацистском  сознании  сразу  же  возникли
аналогии. Случившееся в Риме могло стать опасным прецедентом, и это  глубоко
обеспокоило д-ра Геббельса, которого 26 июля с особой поспешностью вызвали в
ставку в Растенбурге. Первая забота министра пропаганды, о чем мы узнаем  из
его дневника, свелась к тому, как  объяснить  германскому  народу  свержение
Муссолини. "Что же все-таки мы скажем немцам?" -  задавался  он  вопросом  и
пришел наконец к выводу, что сейчас следует лишь сказать, что дуче  подал  в
отставку "по состоянию здоровья".
     "Ясно, что известие об этих событиях, - писал он в дневнике, - могло бы
натолкнуть некоторые  подрывные  элементы  в  Германии  на  мысль,  что  они
способны осуществить то же самое, что Бадольо  и  его  приспешники  в  Риме.
Фюрер приказал Гиммлеру  принять  самые  суровые  полицейские  меры  на  тот
случай, если подобная опасность окажется неминуемой здесь..."
     Однако  Гитлер,  продолжает  Геббельс,  не   считал,   что   существует
непосредственная опасность  такого  поворота  событий  в  Германии.  Министр
пропаганды в конце  концов  уверил  себя,  что  германский  народ  не  будет
"считать кризис в Риме возможным прецедентом".
     Что Муссолини сдает, фюрер заметил еще во время их встречи  две  недели
назад. Однако теперь, 25 июля, начавшие просачиваться в ставку  известия  из
Рима застали его врасплох. Сначала пришло  сообщение  о  том,  что  собрался
Большой фашистский совет, и Гитлер недоумевал почему. "Какой прок в подобных
советах? - задавал он себе вопрос. -  На  что  они  способны,  кроме  пустой
болтовни?"
     Вечером его худшие опасения подтвердились. "Дуче подал  в  отставку,  -
объявил он своим обескураженным военным советникам на совещании, созванном в
9.30 вечера. - Бадольо, наш злейший враг, возглавил правительство".
     В последний раз в ходе войны Гитлер отреагировал на сообщение с ледяным
спокойствием. Так он реагировал  на  кризисные  ситуации  в  прежние,  более
счастливые времена. Когда генерал Йодль попытался убедить Гитлера  дождаться
более полных донесений из Рима, тот резко оборвал его:
     "Разумеется, но мы по-прежнему должны разрабатывать планы  на  будущее.
Несомненно, совершив предательство,  они  провозгласят,  что  сохраняют  нам
верность, что само по себе уже является  предательством.  Конечно,  верность
нам они не сохранят... Хотя этот - как его там? - Бадольо сразу  же  заявил,
что война  будет  продолжаться,  это  не  меняет  дела.  Они  вынуждены  это
говорить, но измена остается. Мы будем вести прежнюю игру, но в то же  время
готовить все необходимое, чтобы одним ударом заменить всю команду, весь этот
сброд".
     Такова  была  первая  мысль  Гитлера:  захватить  всех,   кто   низверг
Муссолини, и вернуть ему власть.
     "Завтра, - продолжал он, - я пошлю туда человека с  приказом  командиру
3-й мотопехотной дивизии двинуться частью сил на Рим и немедленно арестовать
правительство, короля и всю компанию. Прежде всего арестовать  кронпринца  и
всю шайку, особенно Бадольо  и  весь  его  кабинет.  Проследить,  чтобы  все
сдались, а затем через два-три дня будет еще один переворот".
     Затем Гитлер повернулся к  начальнику  штаба  оперативного  руководства
верховного главнокомандования вермахта.
     Гитлер: Йодль, подготовьте приказ... обязывающий  их  войти  в  Рим  со
штурмовыми орудиями... и арестовать правительство, короля  и  весь  кабинет.
Важнее всего для  меня  захватить  кронпринца.  Кейтель:  Он  поважнее,  чем
старик.	Боденшатц (генерал ВВС): Организовать это следует  так,  чтобы  всех
захваченных посадить в самолет и перебросить по воздуху.  Гитлер:  Именно  в
самолет, и сразу в воздух. Боденшатц: Не допускайте, чтобы бамбино затерялся
на аэродроме.
     На состоявшемся после полуночи совещании возник вопрос, как поступить с
Ватиканом. На него ответил сам Гитлер:
     "Я пойду прямо в Ватикан. Вы думаете, меня смутит Ватикан? Мы  захватим
его сразу же... Там находится весь дипломатический корпус...  Этот  сброд...
Мы  вышвырнем  оттуда  это  стадо  свиней.  Позднее  можно  будет   принести
извинения..."
     В ту же ночь Гитлер отдал приказ перекрыть горные проходы в Альпах  как
между Италией и Германией, так и между Италией и Францией. С этой целью было
срочно собрано около восьми немецких дивизий из Франции  и  Южной  Германии.
Получив наименование группы армий "В", они были  переданы  под  командование
энергичного генерала Роммеля. Взорви итальянцы, как отмечал Геббельс в своем
дневнике, туннели и мосты в Альпах, немецкие войска в Италии, часть  которых
уже ввязалась в тяжелые бои против армий Эйзенхауэра в Сицилии, оказались бы
отрезаны от своих баз снабжения. И долго бы они не продержались.
     Но итальянцы не могли внезапно, за одну ночь  повернуть  оружие  против
немцев. Бадольо предстояло прежде установить  контакт  с  союзниками,  чтобы
выяснить  возможности  заключения  перемирия,  а  также  оказания  поддержки
войсками союзников в борьбе  против  дивизий  вермахта.  Гитлер  не  ошибся,
полагая, что Бадольо именно так и поступит, но он не мог  предположить,  что
это займет так много времени. Действительно, вопрос этот и стал основным  на
военном совете в ставке фюрера 27  июля,  где  присутствовала  вся  верхушка
нацистского руководства и  вооруженных  сил,  среди  них  Геринг,  Геббельс,
Гиммлер, Роммель и новый главнокомандующий  военно-морскими  силами  адмирал
Карл Дениц. Последний в январе сменил на этом  посту  впавшего  в  немилость
гросс-адмирала  Редера  {Гитлер  гневался  на  Редера,  который   командовал
немецким военно-морским  флотом  с  1928  года,  за  то,  что  тот  оказался
неспособен уничтожить караваны судов союзников, следовавших  через  Северный
Ледовитый океан в Россию, а также за тяжелые потери, понесенные там немецким
флотом. Во время  истерической  вспышки,  происшедшей  1  января,  верховный
командующий приказал немедленно вывести в  резерв  океанский  военный  флот.
Суда подлежали слому. 6 января произошла  бурная  стычка  между  Гитлером  и
Редером в ставке Вольфшанце. Фюрер обвинил флот  в  бездействии,  отсутствии
воли к борьбе и готовности к риску. В результате Редер  попросил  освободить
его от командования. Его отставка была официально принята 30 января.  Дениц,
новый главнокомандующий ВМС, ранее командовал подводным  флотом,  был  слабо
знаком с особенностями надводного флота и потому  сосредоточил  внимание  на
боевых операциях подводных лодок. - Прим. авт.}.  Большинство  генералов  во
главе с Роммелем призывали к осмотрительности, считая, что любая  намеченная
в Италии акция должна быть тщательно подготовлена и хорошо продумана. Гитлер
требовал выступить немедленно, хотя это и означало  отвод  ударных  танковых
дивизий с Восточного фронта, где русские только что  (5  июля)  начали  свое
первое  в  ходе  войны  летнее  наступление  {Советские  войска  перешли   в
наступление на Курской дуге 12 июля 1943 года. - Прим. тит. ред.}. Лишь один
раз генералам, казалось, удалось  взять  верх  и  убедить  Гитлера  отложить
операцию. Все  немецкие  войска,  которые  можно  было  собрать,  намечалось
перебросить в срочном порядке через Альпы в Италию, Геббельс не ждал  ничего
хорошего из-за нерешительности генералов.
     "Они не принимают во внимание того, - писал он в дневнике после  шумных
военных дебатов, - что намерен делать противник. Англичане,  безусловно,  не
будут ждать целую неделю, пока мы раздумываем и готовимся к операции".
     Но ни ему, ни Гитлеру  не  стоило  волноваться.  Союзники  прождали  не
неделю, а целых шесть. За это время Гитлер подготовил планы и  силы  для  их
осуществления.
     Действительно, в его  лихорадочном  мозгу  планы  созрели  как  раз  ко
времени созыва военного совещания, назначенного на 27 июля.
     Таких планов было четыре: 1) Проведение операции "Эйхе" {Дуб (нем.).} в
целях освобождения Муссолини  либо  силами  флота,  если  он  содержится  на
острове, либо парашютистами ВВС, если его обнаружат на материке; 2) Операция
"Студент", ставившая своей целью внезапный захват Рима и восстановление  там
правительства Муссолини; 3) Операция "Шварц" {Черный  (нем.).}  -  под  этим
кодовым названием значилась  военная  оккупация  всей  Италии;  4)  Операция
"Ахсе" {Ось (нем.).}, предусматривавшая захват или уничтожение  итальянского
флота. Впоследствии две  последние  операции  были  объединены  в  одну  под
кодовым названием "Ахсе".
     Два события в сентябре 1943 года послужили толчком к началу  реализации
планов фюрера. 3 сентября войска союзников высадились на  южной  оконечности
Италии, а 8  сентября  было  объявлено  о  перемирии  (тайно  подписанном  3
сентября) между Италией и западными державами.
     В этот день Гитлер вылетел на Украину, в Запорожье, с целью  попытаться
выровнять линию немецкого  фронта,  но,  как  свидетельствует  Геббельс,  им
овладело "странное чувство беспокойства" и в тот же вечер он вернулся в свою
ставку в Растенбург,  где  его  ожидало  известие  о  дезертирстве  главного
союзника. Хотя он и ожидал такого поворота событий, сам  момент  застал  его
врасплох и в  течение  нескольких  часов  в  ставке  царило  замешательство.
Впервые  немцы  узнали  о  подписании  итальянцами  перемирия  из   передачи
радиостанции Би-би-си из Лондона, и, когда Йодль  связался  по  телефону  из
Растенбурга с фельдмаршалом Кессельрингом, находившимся  во  Фраскати,  близ
Рима, чтобы получить подтверждение этому, командующий  немецкими  армиями  в
Южной Италии признался, что это и для него новость. Однако Кессельринг, штаб
которого был в это утро разрушен  в  результате  налета  союзной  авиации  и
который был занят поспешным сколачиванием группы  войск  для  отражения  еще
одной высадки  союзников  где-то  на  западном  побережье,  сумел  разобрать
кодированный сигнал "Ахсе", что означало  приведение  в  действие  плана  по
разоружению итальянской армии и оккупации страны.
     В течение одного-двух дней положение немецких  войск  в  Центральной  и
Южной Италии было критическим. В окрестностях Рима  двум  немецким  дивизиям
противостояли пять итальянских. Если бы  мощный  флот  вторжения  союзников,
появившийся на рейде Неаполя 8  сентября,  продвинулся  севернее  и  высадил
десант неподалеку от столицы, особенно при поддержке парашютного десанта, на
соседние аэродромы, чего поначалу так  опасался  Кессельринг,  ход  войны  в
Италии принял бы совсем другой оборот и окончательный  крах  третьего  рейха
мог произойти годом раньше. Позднее Кессельринг  утверждал,  что  вечером  8
сентября Гитлер и ставка списали все его силы в составе восьми  дивизий  как
"безвозвратно потерянные". Два дня спустя Гитлер сказал Геббельсу, что Южная
Италия потеряна и что необходимо создать новую  линию  фронта  к  северу  от
Рима, в Апеннинах.
     Но союзное командование не воспользовалось своим господством  на  море,
что позволяло производить  высадку  чуть  ли  не  в  любом  месте  на  обоих
побережьях Италии. Не использовало оно и своего подавляющего превосходства в
воздухе,  чего  так  опасались  немцы.  Более  того,  судя  по  всему,  штаб
Эйзенхауэра не предпринял ни малейших усилий, чтобы попытаться  использовать
крупные итальянские силы во взаимодействии со своими собственными,  особенно
пять итальянских дивизий  в  окрестностях  Рима.  Предприми  Эйзенхауэр  эти
действия - так, по крайней мере,  утверждали  Кессельринг  и  его  начальник
штаба генерал Зигфрид Вестфаль, - и без того трудное положение немцев  стало
бы безнадежным. Противостоять армиям Монтгомери, продвигавшимся  от  подковы
итальянского сапога на север  полуострова,  отразить  натиск  сил  вторжения
генерала Марка Кларка, где бы они ни высадились, да при этом отбивать  атаки
крупных итальянских формирований, стоявших бок о бок с ними или в  ближайшем
их тылу, было просто  вы