о немецкого нападения, Молотов принял в своем
кабинете в Кремле германского посла и вручил  ему,  по  выражению  Черчилля,
свою "последнюю глупость". Упомянув о  новых  нарушениях  границы  немецкими
самолетами, на что он дал  указание  советскому  послу  в  Берлине  обратить
внимание Риббентропа, Молотов перешел к другому вопросу, о чем  Шуленбург  в
тот же вечер сообщил срочной телеграммой в Берлин.
     "Имеется ряд признаков, -  говорил  Молотов  послу,  -  что  германское
правительство недовольно Советским правительством.  Даже  ходят  слухи,  что
нависает угроза  войны  между  Германией  и  Советским  Союзом...  Советское
правительство  оказалось  не  в  состоянии   понять   причины   недовольства
правительства Германии... Он был бы признателен, если бы я мог ему  сказать,
что привело к нынешнему состоянию германо-советских отношений.
     Я возразил,  что  не  смогу  ответить  на  его  вопросы,  поскольку  не
располагаю соответствующей информацией".
     Вскоре он получит эту информацию, ибо уже  в  то  время  из  Берлина  в
Москву для него передавалось по  радио  длинное  зашифрованное  указание  от
Риббентопа, датированное 21 июня 1941 года, с пометкой  "совершенно  срочно,
государственная тайна, послу лично":
     "С получением этой телеграммы все материалы по шифрованию  должны  быть
уничтожены. Рацию необходимо вывести из строя.
     Пожалуйста,  немедленно  информируйте  господина  Молотова,   что   вам
необходимо сделать ему срочное сообщение... Затем, пожалуйста, сделайте  ему
следующее заявление..."
     Это было  уже  знакомое  заявление,  полное  всякого  рода  затасканных
измышлений и лжи, в составлении которых Гитлер и Риббентроп набили руку и  к
которым  они  прибегали  каждый   раз,   чтобы   оправдать   очередной   акт
неспровоцированной агрессии. Однако данное  заявление  -  такое,  во  всяком
случае, создалось впечатление автора этих строк при повторном его  прочтении
- превосходило все предыдущие по абсолютному бесстыдству и  лживости.  В  то
время как Германия  неукоснительно  соблюдала  условия  нацистско-советского
пакта,  говорилось  в  заявлении,  Россия  неоднократно  нарушала  их.  СССР
осуществлял "подрывную деятельность, терроризм и шпионаж"  против  Германии;
он "боролся против усилий Германии установить стабильный порядок в  Европе".
Он вступил в сговор с Англией, чтобы осуществить  "нападение  на  германские
войска в Румынии и Болгарии". Сосредоточивая "все наличные русские  силы  на
протяженном фронте от Балтики до Черного моря", он "угрожал" рейху. Далее  в
заявлении говорилось:
     Донесения, полученные за  последние  несколько  дней,  исключают  любые
сомнения относительно агрессивного характера такого  сосредоточения  русских
войск... Кроме того, имеются донесения из Англии о переговорах посла Криппса
по более тесному политическому и военному  сотрудничеству  между  Англией  и
Советским Союзом.
     Резюмируя вышесказанное, правительство рейха в связи с  этим  заявляет,
что Советское правительство вопреки принятым им обязательствам:
     1) не только продолжало, но и усилило свои попытки подорвать Германию и
Европу;
     2) проводило все более и более антигерманскую внешнюю политику;
     3) сосредоточило все свои силы в готовности на границе с Германией. Тем
самым  Советское  правительство  разорвало  свои  договоры  с  Германией   и
собирается напасть на нее с тыла. В связи с этим фюрер  приказал  германским
вооруженным силам противодействовать  этой  угрозе  всеми  имеющимися  в  их
распоряжении средствами.
     "Пожалуйста, не вступайте ни в какое  обсуждение  этого  сообщения",  -
предупреждал Риббентроп своего посла в конце  телеграммы.  Что  мог  сказать
потрясенный и разочарованный Шуленбург, посвятивший лучшие годы своей  жизни
налаживанию германо-русских отношений и твердо  знавший,  что  нападение  на
Советский Союз ничем не спровоцировано и не имеет оправдания?  Вернувшись  в
Кремль перед самым рассветом, он ограничился прочтением немецкого заявления.
Молотов, потрясенный, молча выслушал посла до конца  и  затем  сказал:  "Это
война. Считаете ли вы, что  мы  это  заслужили?"  {Так  закончилась  карьера
посла, дипломата старой школы. Возвратившись в  Германию,  он  вынужден  был
подать в отставку, а затем присоединился к оппозиции,  возглавляемой  Беком,
Герделером, Хасселем и другими. Одно время его кандидатура  даже  намечалась
на пост министра иностранных  дел.  Как  утверждает  Хассель,  в  1943  году
Шуленбург  был  готов  пересечь  линию  русско-германского   фронта,   чтобы
договориться со Сталиным о заключении мира с  антинацистским  правительством
Германии. После июльского заговора 1944 года против  Гитлера  Шуленбург  был
арестован, заключен в тюрьму и 10 ноября казнен гестапо. - Прим. авт.}
     В  тот  же  предрассветный  час  аналогичная   сцена   происходила   на
Вильгельмштрассе в Берлине. Всю вторую половину дня 21 июня советский  посол
Владимир Деканозов  звонил  по  телефону  в  министерство  иностранных  дел,
добиваясь  приема  у  Риббентропа,  чтобы  вручить  ему  протест  по  поводу
продолжающихся нарушений границы немецкими  самолетами.  Ему  отвечали,  что
министра иностранных дел нет в городе. Наконец в 2 часа  ночи  22  июня  ему
сообщили, что Риббентроп примет его в 4 часа утра в министерстве иностранных
дел.  Там  посол,  являвшийся   одновременно   заместителем   комиссара   по
иностранным делам, палачом и порученцем Сталина,  был,  подобно  Молотову  в
Москве, просто сражен услышанным. Доктор Шмидт, присутствовавший  при  этом,
описывает эту сцену следующим образом:
     "Я никогда не видел Риббентропа столь возбужденным, как за  пять  минут
до прибытия Деканозова. Он нервно ходил туда и обратно по  своему  кабинету,
подобно загнанному в клетку зверю...
     Деканозова ввели в кабинет, и он, вероятно ни  о  чем  не  догадываясь,
некстати протянул Риббентропу руку. Мы  сели  и...  Деканозов  по  поручению
своего  правительства  начал  излагать   конкретные   вопросы,   требовавшие
разъяснения. Однако едва он заговорил, как Риббентроп  с  окаменевшим  лицом
прервал его: "Теперь это неважно..."
     После этого надменный  нацистский  министр  иностранных  дел  объяснил,
какой вопрос теперь самый важный, вручил послу  копию  меморандума,  который
Шуленбург в это время зачитывал в Москве Молотову, и сообщил, что  в  данный
момент  немецкие  войска  предпринимают  "военные  контрмеры"  на  советской
границе. Ошеломленный советский посол, по словам Шмидта, "быстро взял себя в
руки и выразил глубокое сожаление" по поводу такого оборота событий, за  что
он возложил всю вину на Германию. Затем "он  встал,  небрежно  поклонился  и
покинул комнату, не подав руки".
     Нацистско-советский медовый месяц закончился. 22 июня  1941  года  в  3
часа 30 минут утра, за полчаса до завершения дипломатических формальностей в
Кремле  и  на  Вильгельмштрассе,  грохот  нацистских   орудий   по   фронту,
протянувшемуся на сотни миль, развеял иллюзии Москвы относительно  дружбы  с
нацистской Германией.
     Этой канонаде предшествовала еще одна дипломатическая прелюдия. Днем 21
июня Гитлер сел за свой рабочий стол в новой  подземной  ставке  Вольфшанце,
расположенной в Восточной Пруссии,  в  мрачном  лесу  возле  Растенбурга,  и
продиктовал длинное письмо Муссолини.  Как  и  при  подготовке  всех  других
агрессий, он не доверял другу и основному союзнику до такой  степени,  чтобы
посвящать в свои секреты,  и  ставил  в  известность  о  них  лишь  в  самый
последний момент. Теперь пришла пора это сделать. Письмо представляет  собой
наиболее яркое свидетельство  о  причинах,  побудивших  его  пойти  на  этот
роковой шаг, который так долго оставался не  совсем  понятным  для  внешнего
мира и который привел к гибели как самого фюрера,  так  и  возглавляемый  им
третий  рейх.  Разумеется,  его  письмо,  как  обычно,  изобилует  ложью   и
увертками, которые он пытается навязать даже своим друзьям. Однако за  этими
увертками и ложью просматриваются подлинные  причины  и  его  личная,  пусть
ошибочная, оценка внешнеполитической обстановки в мире в  начале  лета  1941
года, второго военного лета.

     Дуче!
     Я пишу Вам это письмо в тот момент, когда месяцы тревожных  размышлений
и постоянного нервного ожидания завершаются принятием мною  самого  трудного
за всю мою жизнь решения.
     Обстановка:  Англия  эту  войну  проиграла.  Подобно  утопающему,   она
хватается за любую соломинку. Тем не менее некоторые из ее надежд не  лишены
определенных   оснований...   Разгром   Франции...    заставил    английских
поджигателей войны обратить свои взгляды туда, откуда  они  пытались  начать
войну: к Советскому Союзу.
     Обе  страны  -  Советская  Россия  и  Англия   -   в   равной   степени
заинтересованы в Европе... обессиленной длительной войной.  За  этими  двумя
странами стоят Соединенные штаты Америки, подстрекающие их...

     Далее Гитлер объясняет, что при наличии крупных советских военных сил в
его тылу он никогда не  сможет  собрать  необходимые  силы,  в  частности  в
воздухе,  чтобы  осуществить  массированное,  с  применением  всех   средств
наступление на Англию и поставить ее на колени.

     В самом деле, все наличные силы русских находятся  у  нашей  границы...
Если обстоятельства заставят меня развернуть немецкие военно-воздушные  силы
против Англии, то существует опасность, что Россия в таком случае  прибегнет
к стратегии шантажа и я буду вынужден молча уступить из-за ее  превосходства
в воздухе... Англия еще меньше будет готова к  заключению  мира,  ибо  тогда
появится возможность связать свои надежды с русским партнером. Эти  надежды,
само собой разумеется, будут  усиливаться  по  мере  наращивания  готовности
русских вооруженных сил. А за всем этим стоят массированные поставки военных
материалов из Америки, которые они надеются получить в 1942 году...
     Поэтому после долгих и мучительных раздумий я  наконец  принял  решение
разрубить узел, пока он не затянулся.
     ...Мои взгляды в настоящее время заключаются в следующем:
     1) Франции, как всегда, доверять нельзя.
     2) Северная Африка, насколько это  касается  ваших  колоний,  дуче,  до
осени, вероятно, будет вне опасности.
     3) Испания проявляет нерешительность и, боюсь, примет чью-либо  сторону
только тогда, когда станет очевиден исход войны...
     5) Нападение на Египет до осени исключается...
     6) Вступит или не вступит Америка в войну - безразлично, поскольку  она
поддерживает нашего противника всеми силами, какие в состоянии мобилизовать.
     7) Обстановка в самой Англии плохая; снабжение продовольствием и сырьем
все более затрудняется.  Настроение  продолжать  войну  сохраняется  главным
образом лишь в мечтах. Эти мечты основаны на  двух  предпосылках:  Россия  и
Америка. У нас нет никаких шансов  устранить  Америку,  но  в  нашей  власти
устранить Россию. Устранение России явится одновременно огромным облегчением
для Японии в  Восточной  Азии,  что  создаст  куда  более  серьезную  угрозу
американской деятельности посредством японского вмешательства.
     Учитывая  эти  обстоятельства,  я  решил  положить   конец   лицемерным
действиям Кремля.
     Германии, писал Гитлер, не потребуются какие-либо итальянские войска  в
России. (Он не  собирался  делиться  славой  завоевателя  России  в  большей
степени, чем славой победителя Франции.) Однако  Италия,  развивал  он  свою
мысль, могла бы "оказать решающую помощь" посредством усилия своих  войск  в
Северной Африке и готовности "вступить во  Францию,  если  французы  нарушат
условия договора". Это была хорошая приманка для  жадного  до  чужих  земель
дуче.
     Что касается воздушной войны против Англии, то мы пока будем находиться
в обороне...
     Что касается войны на Востоке, дуче, то она наверняка будет трудной, но
я ни на минуту не сомневаюсь в огромном успехе. Я прежде всего надеюсь,  что
мы сможем получить  общую  базу  продовольственного  снабжения  на  Украине,
которая обеспечит нас такими дополнительными  поставками,  какие  нам  могут
понадобиться в будущем.
     Затем последовали извинения за то, что  он  держал  своего  партнера  в
неведении до последнего момента.
     И  если  я  медлил  до  настоящего  момента,  дуче,  с  отправкой  этой
информации, то это потому, что окончательное решение  не  будет  принято  до
семи часов вечера сегодня.
     Что бы ни  случилось,  дуче,  наше  положение  не  может  ухудшиться  в
результате этого шага, оно может только улучшиться... Если же Англия тем  не
менее не извлечет для себя уроков из происходящего, тогда мы сможем, укрепив
наш тыл и собрав все силы, расправиться с нашим противником.
     В конце письма Гитлер  сообщает  об  огромном  облегчении,  которое  он
испытал после принятия окончательного решения.

     ...Позвольте мне, дуче, высказать еще одну вещь. С тех пор как я принял
это трудное решение, я вновь чувствую себя морально свободным. Партнерство с
Советским  Союзом,  несмотря  на  искренность   наших   желаний   прийти   к
окончательному примирению, оказалось для меня тем не менее нестерпимым,  ибо
так или иначе оно неприемлемо  для  меня  из-за  моего  происхождения,  моих
концепций и моих прошлых обязательств. И теперь я счастлив,  избавившись  от
этих душевных мук.
     С сердечным и дружеским приветом

     Ваш Адольф Гитлер

     В три часа утра 22 июня, всего за полчаса до немецкого нападения, посол
фон Бисмарк разбудил в Риме  Чиано,  чтобы  вручить  ему  длинное  послание,
содержание которого итальянский министр иностранных  дел  затем  передал  по
телефону Муссолини, отдыхавшему в своей летней  неофициальной  резиденции  в
Риччионе. Не впервые дуче поднимали с  постели  среди  ночи  донесениями  от
партнера по оси, и он начал возмущаться.' "Ночью  я  не  тревожу  даже  моих
слуг, - раздраженно говорил он Чиано, - а немцы заставляют меня вскакивать с
постели в любой час, совершенно не считаясь ни с  чем".  Тем  не  менее  как
только он протер глаза, то сразу же отдал приказ  о  немедленном  объявлении
войны Советскому Союзу. Теперь он окончательно стал  заложником  немцев.  Он
сознавал это, и это его возмущало. "Я надеюсь только на одно, -  говорил  он
Чиано, - что в этой войне на Востоке немцы потеряют много перьев". И все  же
он понимал, что его  собственное  будущее  полностью  зависит  от  немецкого
оружия. Он был уверен, что немцы победят в России, но надеялся, что там,  по
меньшей мере, им пустят кровь из носа. Не мог он предвидеть,  как  никто  на
Западе, что немцам придется гораздо хуже. Воскресным утром 22 июня, в  день,
когда Наполеон в 1812 году отдал приказ о нашествии на Россию, а ровно через
год страна Наполеона капитулировала в Компьене, танковые,  механизированные,
до сего времени непобедимые армии Адольфа Гитлера, преодолев Неман и  другие
реки, быстро углубляясь,  потоком  хлынули  в  Россию.  Для  Красной  Армии,
несмотря  на  все  предостережения,  как  писал  Гальдер  в   первый   день,
"наступление... явилось... на всем фронте полной тактической неожиданностью"
{В дневникой записи за первый  день  войны  у  Гальдера  имеется  любопытное
замечание. Упомянув, что в полдень русские радиостанции вновь вышли в  эфир,
он пишет:  "Они  (русские)  обратились  к  Японии  с  просьбой  представлять
интересы России по вопросам политических  и  экономических  отношений  между
Россией и Германией и ведут оживленные  переговоры  по  радио  с  германским
министерством иностранных дел". Неужели Сталин  спустя  девять  часов  после
нападения верил, что сумеет каким-то образом добиться его  отмены?  -  Прим.
авт.}.
     В первые дни все мосты были захвачены исправными.  Фактически,  говорит
Гальдер, почти повсеместно вдоль границы русские не были даже развернуты для
боевых действий и их смяли прежде,  чем  они  успели  организовать  оборону.
Сотни советских самолетов  были  уничтожены  прямо  на  аэродромах  {Генерал
Гюнтер Блюментрит, начальник штаба 4-й армии,  впоследствии  вспоминал,  что
вскоре после полуночи 21 июня, когда немецкая армия уже нацелилась  на  свои
объекты, экспресс Берлин - Москва прошел через немецкие  рубежи  на  Буге  и
через реку в Брест-Литовск без  задержки.  Это  показалось  ему  чрезвычайно
странным. Почти столь же странным показалось ему, что русская артиллерия  не
отвечала даже тогда, когда началось вторжение. "Русские, - писал он позднее,
- были полностью застигнуты врасплох на нашем фронте". На рассвете  немецкие
связисты перехватили радиопереговоры Красной Армии: "Нас  обстреливают.  Что
делать?" Блюментрит цитирует ответ из вышестоящего штаба:  "Вы  что,  с  ума
сошли? Почему ведете передачу открытым текстом?" - Прим.  авт.}.  В  течение
нескольких дней были захвачены десятки тысяч пленных; в  окружение  попадали
целые армии. Все выглядело так же, как в польском походе.
     "...Не  будет  преувеличением  сказать,  -  записал  обычно  осторожный
Гальдер в  своем  дневнике  3  июля,  ознакомившись  с  последними  сводками
генерального штаба, - что кампания  против  России  выиграна  в  течение  14
дней...  -  И  добавил:  -  Огромная  протяженность  территории  и   упорное
сопротивление противника... будут сковывать наши силы еще в  течение  многих
недель".

     - 24 -

СОБЫТИЯ ПРИНИМАЮТ ИНОЙ ОБОРОТ

     К началу осени 1941 года Гитлер полагал, что с Россией покончено.
     За  три  недели  кампании  группа  армий  "Центр"   под   командованием
фельдмаршала фон Бока в составе 30 пехотных и 15 танковых или моторизованных
дивизий продвинулась на  450  миль  от  Белостока  к  Смоленску.  До  Москвы
оставалось примерно 200 миль {Генерал Гюнтер Блюментрит, начальник штаба 4-й
армии, впоследствии вспоминал, что вскоре  после  полуночи  21  июня,  когда
немецкая армия уже нацелилась на свои  объекты,  экспресс  Берлин  -  Москва
прошел через немецкие рубежи на  Буге  и  через  реку  в  Брест-Литовск  без
задержки. Это показалось ему чрезвычайно странным. Почти столь  же  странным
показалось ему,  что  русская  артиллерия  не  отвечала  даже  тогда,  когда
началось  вторжение.  "Русские,  -  писал  он  позднее,  -  были   полностью
застигнуты  врасплох  на  нашем  фронте".  На  рассвете  немецкие   связисты
перехватили радиопереговоры Красной Армии: "Нас обстреливают.  Что  делать?"
Блюментрит цитирует ответ из вышестоящего  штаба:  "Вы  что,  с  ума  сошли?
Почему ведете передачу открытым текстом?" - Прим.  авт.}  вдоль  дороги,  по
которой наступал в 1812 году Наполеон. Севернее наступала под  командованием
фельдмаршала фон Лееба группа армий в  составе  21  пехотной  и  6  танковых
дивизий;  она  быстро  продвигалась  через   Прибалтийские   государства   в
направлении Ленинграда. Южнее группа армий  фельдмаршала  фон  Рундштедта  в
составе 25 пехотных,  4  моторизованных,  4  горных  и  5  танковых  дивизий
наступала на Киев, столицу  плодородной  Украины,  овладеть  которой  жаждал
Гитлер.
     Таким образом, как говорилось в очередной сводке  ОКБ,  немецкие  армии
продвигались согласно плану по всему фронту от Балтики до  Черного  моря,  и
нацистский  диктатор  настолько  уверовал,  что  темпы   наступления   будут
ускоряться по мере того, как советские армии одна за другой  будут  окружены
или разбиты, что 14 июля, спустя три недели после  начала  вторжения,  издал
директиву, в которой говорилось, что количество вооруженных сил  может  быть
"значительно сокращено в ближайшем будущем", а производство вооружения будет
сведено к строительству военно-морских кораблей и самолетов  для  люфтваффе,
особенно самолетов для ведения войны против последнего врага рейха -  Англии
и, "если возникнет необходимость, против Америки". К концу сентября  он  дал
указание   главному   командованию   сухопутных   войск   подготовиться    к
расформированию  40  пехотных  дивизий,  с  тем   чтобы   использовать   эту
дополнительную рабочую силу в про