и   вынудить   их   использовать   свою   власть   для
удовлетворения его требований.
     Эту мысль подсказали Гитлеру  два  беженца  из  России  -  Розенберг  и
Шейбнер-Рихтер. Последний, взяв титул и фамилию жены, величал теперь себя не
иначе как Макс Эрвин фон Шейбнер-Рихтер. Этот весьма сомнительный тип, как и
Розенберг, провел большую часть жизни  в  прибалтийских  провинциях  России.
После войны вместе с другими беженцами он переехал в Мюнхен, где  вступил  в
нацистскую партию и сделался одним из приближенных Гитлера.
     4 ноября, в день  поминовения  павших,  в  центре  Мюнхена  должен  был
состояться военный  парад.  В  прессе  объявили,  что  не  только  кронпринц
Рупрехт, но и Кар, Лоссов и Сейсер примут парад на  трибуне,  которая  будет
установлена на узкой  улице,  идущей  от  Фельдхернхалле.  Шейбнер-Рихтер  и
Розенберг  предложили  Гитлеру  следующий  план  действий:   несколько   сот
штурмовиков с пулеметами,  доставленные  на  грузовиках,  перекрывают  узкую
улочку до появления  участвующих  в  параде  войск.  Гитлер  поднимается  на
трибуну, провозглашает революцию и под дулом  пистолета  вынуждает  почетных
гостей принять революцию и содействовать тому, чтобы он стал ее вождем. План
Гитлер с восторгом одобрил.
     Однако в назначенный день, когда Розенберг прибыл на место  планируемой
акции с целью провести рекогносцировку, то, к своему величайшему  сожалению,
обнаружил, что узкая улочка охраняется хорошо вооруженным  отрядом  полиции.
От заговора, а фактически и от революции пришлось отказаться.
     На самом деле было изменено лишь время  проведения  акции.  Разработали
новый  план,  осуществлению   которого   не   могло   помешать   присутствие
полицейского отряда, занявшего стратегически правильную позицию. В  ночь  на
11 ноября штурмовые отряды СА и другие военные формирования "Немецкого союза
борьбы" сосредоточиваются на пустоши Фреттманингер, к северу от  Мюнхена,  и
утром - в годовщину ненавистного и позорного перемирия  -  входят  в  город,
занимают стратегически важные объекты, провозглашают национальную  революцию
и ставят нерешительных Кара, Лоссова и Сейсера перед свершившимся фактом.
     Лишь одно, на первый взгляд не столь существенное, объявление заставило
Гитлера отказаться от этого плана и приступить к разработке нового. В прессе
появилось краткое сообщение, что по просьбе ряда деловых организаций Мюнхена
Кар выступит на  митинге  в  "Бюргербройкеллер",  огромном  пивном  зале  на
юго-востоке города. Эта встреча должна была состояться вечером 8 ноября.
     В  заметке  указывалось,  что  выступление  комиссара  будет  посвящено
программе  баварского  правительства.  На   митинге   предполагалось   также
присутствие  генерала  Лоссова,  полковника  Сейсера  и   других   известных
деятелей.
     Гитлер поспешно принял решение, исходя из следующих  двух  соображений:
во-первых,  он  подозревал,  что  Кар   может   использовать   встречу   для
провозглашения независимости  Баварии  и  возведения  на  баварский  престол
династии Виттельсбахов (8 ноября Гитлер потратил весь день, чтобы  увидеться
с Каром, но все было  напрасно.  Это  лишь  усилило  подозрения  нацистского
фюрера. Надо было опередить Кара.); во-вторых, встреча в  "Бюргербройкеллер"
предоставляла  возможность,  которая  не  была  использована  4  ноября,   -
захватить всех членов триумвирата и под дулом пистолета вынудить их  перейти
на сторону нацистов и совершить революционный переворот.
     Гитлер решил действовать  без  промедления.  Планы  по  мобилизации  10
ноября были отложены; штурмовые отряды приведены  в  боевую  готовность  для
выполнения операции в огромном пивном зале.

       "Пивной путч"

     8 ноября 1923 года, примерно без четверти девять вечера, после того как
Кар уже полчаса говорил  перед  трехтысячной  оравой  бюргеров,  сидящих  за
нетесаными столами и попивающих пиво из больших глиняных кружек,  штурмовики
СА окружили "Бюргербройкеллер" и Гитлер стремительно вошел в зал.  Пока  его
люди устанавливали пулемет у входа, он вскочил на  стол  и,  чтобы  привлечь
внимание, выстрелил в воздух.  Кар  прервал  свое  выступление.  Собравшиеся
обернулись узнать, в чем дело.
     Гитлер при помощи Гесса и Ульриха Графа, в  прошлом  мясника,  борца  и
скандалиста, а ныне телохранителя фюрера, стал пробираться к трибуне.  Майор
полиции попытался остановить его,  но  Гитлер  пригрозил  ему  пистолетом  и
прошел вперед. Кар, по словам очевидцев, выглядел "бледным  и  растерянным".
Он сошел с трибуны, и Гитлер занял его место.
     - Началась национальная  революция!  -  провозгласил  фюрер.  -  Здание
занято  шестьюстами  хорошо  вооруженными  бойцами.  Никому  не  разрешается
покидать зал. Если вы немедленно не успокоитесь,  я  прикажу  установить  на
балконе пулемет. Правительство Баварии и  правительство  рейха  низложены  и
сформировано временное правительство страны.  Казармы  рейхсвера  и  полиции
заняты. Отряды армии и полиции вступают в город под знаменем со свастикой.
     Последнее утверждение не  соответствовало  истинному  положению  дел  -
Гитлер просто блефовал. Однако  в  замешательстве  никто  ничего  толком  не
понимал. Пистолет у Гитлера был настоящий, и он из него стрелял.  Штурмовики
с винтовками и пулеметами были вполне  реальны.  Гитлер  отдал  распоряжение
Кару, Лоссову и Сейсеру следовать за ним в помещение, расположенное рядом со
сценой. Подталкиваемые штурмовиками три высших должностных лица Баварии  под
удивленными взорами толпы подчинились требованию Гитлера.
     Но  одновременно  в  зале  нарастало  недовольство.  Многие  бизнесмены
по-прежнему считали Гитлера  выскочкой.  Кто-то  из  присутствующих  крикнул
полиции:
     - Не будьте трусами, как в 1918 году!  Стреляйте!  Однако  полицейские,
видя, как покорно подчинилось их начальство и как штурмовики СА заняли  зал,
не оказывали какого-либо сопротивления. Гитлер устроил  так,  что  Вильгельм
Фрик, нацистский доносчик, служивший в полицейском управлении,  позвонил  по
телефону в пивную дежурному полицейскому и распорядился,  чтобы  полицейские
не вмешивались, а только информировали о происходящих событиях. Обстановка в
зале накалялась, и Геринг  счел  необходимым  подняться  на  трибуну,  чтобы
успокоить собравшихся.
     - Вам нечего бояться!  -  прокричал  он.  -  У  нас  самые  дружелюбные
намерения, поэтому вам нечего беспокоиться! Пейте на здоровье свое пиво!
     Геринг сообщил также присутствующим, что в соседней  комнате  в  данное
время формируется новое  правительство.  Формирование  проходило  под  дулом
пистолета Адольфа Гитлера.
     Как только фюрер собрал заложников в соседней комнате, он заявил:
     - Никто не выйдет отсюда живым без моего разрешения.
     Затем он сообщил, что все займут ключевые посты  либо  в  правительстве
Баварии,  либо  в  правительстве  рейха,  которое  он  сформирует  вместе  с
Людендорфом. С Людендорфом? В тот же вечер Гитлер отправил  Шейбнера-Рихтера
в Людвигсхее, чтобы незамедлительно доставить в  пивной  зал  прославленного
генерала, который понятия де имел о нацистском заговоре.
     Трое заложников вначале вообще отказывались говорить с Гитлером. Он  же
продолжал  их  уговаривать:   надо   примкнуть   к   нацистскому   движению,
провозгласить революцию и новое правительство; все трое получат  назначения,
санкционированные Гитлером, либо в случае отказа "лишатся права  на  жизнь".
Кару  было  предложено  стать  регентом   Баварии,   Лоссову   -   министром
национальной  армии,  Сейсеру  -  министром  внутренних  дел  рейха.  Однако
перспектива получить столь высокие назначения не прельстила тройку  -  никто
ничего не ответил.
     Затянувшееся молчание вывело Гитлера из  себя  -  он  стал  размахивать
перед ними пистолетом:
     - У меня тут четыре патрона: три пули - для моих соратников в случае их
предательства, последняя - для меня самого! - Приставив  пистолет  к  виску,
Гитлер кричал: - Если я не одержу победу до завтрашнего вечера, я покончу  с
собой!
     Кар не был яркой личностью, но был сильным человеком.
     - Господин Гитлер, - ответил он, - вы можете застрелить меня  или  дать
распоряжение о моем убийстве. Умру я или нет, не столь важно...
     Сейсер упрекал Гитлера в том, что фюрер нарушил данное им честное слово
не поднимать путч против полиции.
     - Да, это так, - заметил Гитлер. - Прошу меня простить, но  я  вынужден
был поступить таким образом в интересах отечества.
     Генерал фон Лоссов хранил презрительное молчание. Когда Кар стал что-то
тихонько нашептывать ему на ухо, Гитлер возмутился:
     - Прекратите! Запрещаю переговариваться без моего разрешения!
     Однако он немногого достиг  своими  уговорами.  Никто  из  трех  власть
имущих Баварии не согласился встать на его сторону даже под дулом пистолета.
Развитие путча  шло  явно  не  по  плану.  Тогда  Гитлер  решил  действовать
экспромтом. Не произнося ни слова, он  устремился  в  зал,  вскарабкался  на
трибуну и, представ перед угрюмой толпой, объявил,  что  члены  триумвирата,
находящиеся в соседней комнате, согласились образовать вместе  с  ним  новое
правительство.
     - Правительственный кабинет Баварии, - прокричал Гитлер, -  Распущен...
Правительство преступников  Ноября  и  президент  объявляются  низложенными.
Сегодня  здесь,  в   Мюнхене,   будет   провозглашено   новое   национальное
правительство.  Сразу  будет  создана   германская   национальная   армия...
Предлагаю, пока не будут сведены четы с преступниками Ноября,  доверить  мне
руководство  политикой  национального  правительства.  Людендорф   возглавит
командование  германской   национальной   армии...   В   задачу   временного
национального правительства Германии входит  организация  марша  на  Берлин,
этот грешный Вавилон, во имя спасения немецкого  народа...  Завтрашний  день
станет свидетелем торжества национального правительства Германии либо нашего
поражения и гибели!
     Не в первый и, безусловно, не в последний раз Гитлер  мастерски  прибег
ко лжи, и это сработало. Когда  присутствующие  услышали  о  том,  что  Кар,
генерал фон Лоссов и начальник полиции фон Сейсер  встали  на  его  сторону,
настроение  зала  быстро  изменилось.  Послышались   громкие   одобрительные
возгласы, которые подействовали на трех заложников, по-прежнему  запертых  в
маленькой комнате рядом со сценой. Шейбнер-Рихтер в этот момент,  словно  по
мановению волшебной  палочки,  представил  на  всеобщее  обозрение  генерала
Людендорфа. Герой  войны  был  разгневан,  поскольку  Гитлер  ни  о  чем  не
предупредил его заранее, а когда, находясь в комнате рядом со сценой, узнал,
что  не  он,  а  бывший  ефрейтор  должен  стать  диктатором  Германии,  его
возмущению не было предела. Он проигнорировал наглого молодого человека.
     Но это не очень смутило Гитлера. Людендорф поддержал своим  авторитетом
безрассудное  начинание  и  помог  перетянуть  на  сторону   нацистов   трех
несговорчивых  баварских  руководителей,  которые  до   настоящего   времени
отказывались подчиниться его домогательствам  и  угрозам.  Это  и  попытался
сделать Людендорф. Генерал заявил, что на карту поставлены  интересы  нации,
ив призвал трех  господ  к  сотрудничеству.  Под  влиянием  генерала  тройка
поддалась уговорам, хотя Лоссов впоследствии  отрицал,  будто  дал  согласие
подчиниться Людендорфу.
     Кар какое-то время настаивал на восстановлении столь дорогой его сердцу
монархии Виттельсбахов. В конце концов он заявил, что согласен  сотрудничать
в качестве "представителя короля".
     Своевременное   появление   Людендорфа   спасло   Гитлера.   Окрыленный
счастливой развязкой, он вывел на трибуну остальных руководителей, и  каждый
обратился к собравшимся с краткой речью и дал  присягу  на  верность  новому
режиму. Присутствующие в приступе восторга взобрались  на  стулья  и  столы.
Гитлер  сиял  от  удовольствия  "Лицо  его  выражало  детскую,  неподдельную
радость, которую трудно забыть", -  писал  впоследствии  известный  историк,
присутствовавший при этом.
     Вновь взойдя на трибуну,  Гитлер  обратился  к  залу  с  заключительной
речью:
     - Я хочу выполнить сейчас  клятву,  данную  пять  лет  назад,  когда  я
находился на лечении в госпитале, ослепший  после  контузии:  изо  всех  сил
бороться за низвержение преступников Ноября, пока на руинах ныне  несчастной
Германии не будет восстановлена сильная, великая,  свободная  и  совершенная
Германия.
     Собравшиеся стали расходиться. У выхода  Гесс  при  помощи  штурмовиков
задержал  ряд  членов  бывшего  баварского  правительства  и  других  видных
деятелей,  пытавшихся  скрыться  в  толпе.  Гитлер  присматривал  за  Каром,
Лоссовом и Сейсером. Тогда же пришло сообщение о стычке  штурмовиков  одного
из боевых подразделений  "Бунд  Оберланд"  с  регулярными  формированиями  в
казармах инженерно-саперных войск.  Гитлер  принял  решение  отправиться  на
место событий и лично урегулировать проблему, оставив Людендорфа  главным  в
пивном зале.
     Это решение оказалось для  Гитлера  роковым.  Первым  удалось  улизнуть
Лоссову. Он сообщил Людендорфу, что ему срочно надо попасть в свой кабинет в
штабе армии и дать  необходимые  распоряжения.  Когда  Шейбнер-Рихтер  начал
возражать, Людендорф резко прервал его:
     -  Я  запрещаю  вам  ставить  под  сомнение  слово,  данное  германским
офицером.
     Кару и Сейсеру также удалось скрыться.

     Когда Гитлер в хорошем настроении вернулся  в  "Бюргерброй-келлер",  то
обнаружил, что высокопоставленные пташки упорхнули. Это был первый  удар  за
вечер, ошеломивший фюрера. Гитлер  искренне  надеялся,  что  "министры"  его
правительства активно принялись за работу, а  Людендорф  вместе  с  Лоссовом
готовят план похода на Берлин.
     Оказалось, ничего не было сделано. Вооруженным силам не удалось  занять
даже Мюнхен. Рем,  возглавлявший  отряд  штурмовиков  боевого  подразделения
"Военное знамя рейха", занял здание штаб-квартиры сухопутных сил  в  военном
министерстве на  Шенфельд-штрассе,  однако  другие  объекты  стратегического
назначения захвачены не  были,  в  том  числе  и  здание  телеграфа,  откуда
сообщение о перевороте ушло в Берлин. Генерал фон Сект передал  в  ответ  по
телефону приказ баварской армии подавить путч.
     Не считая нескольких случаев  дезертирства  среди  младших  офицеров  и
рядовых, симпатизировавших Гитлеру и Рему, высший офицерский состав во главе
с генералом фон Даннером, командующим Мюнхенским гарнизоном, был  не  только
готов выполнить распоряжение Секта, но и сильно возмущен подобным обращением
с генералом фон Лоссовом. По неписаным армейским законам  гражданское  лицо,
угрожавшее генералу  оружием,  заслуживало  расправы  на  месте.  Из  штаба,
расположенного в казармах 19-го пехотного полка, где Лоссов присоединился  к
Даннеру,  полетели  приказы  другим  гарнизонам  о   направлении   в   город
подкреплений. К рассвету войска регулярной армии  окружили  плотным  кольцом
силы Рема в здании министерства обороны.
     Перед  этим  Гитлер  и  Людендорф  встретились   с   Ремом   в   здании
министерства, чтобы оценить сложившуюся ситуацию. Рем очень удивился, узнав,
что, кроме него, никто  не  предпринял  действий  с  целью  занять  ключевые
объекты в городе. Гитлер безуспешно пытался восстановить связь  с  Лоссовом,
Каром и Сейсером. В казармы 19-го пехотного полка  по  поручению  Людендорфа
были посланы связные,  но  они  не  вернулись.  Пенера,  бывшего  начальника
мюнхенской полиции, а теперь сторонника Гитлера, вместе с, майором Хюнлейном
и группой штурмовиков  СА  направили  занять  штаб  полиции.  Там  их  сразу
арестовали.
     А  что  в  это  время  думал  Густав  фон  Кар   -   глава   баварского
правительства? Покинув зал "Бюргербройкеллер", он быстро  пришел  в  себя  и
осмелел. Не желая вновь  подвергаться  опасности  и  становиться  заложником
Гитлера, Кар перевел  правительство  в  Регенсбург.  Однако  перед  этим  он
приказал развесить по всему Мюнхену плакаты следующего содержания:

     Предательство  и  вероломство  честолюбцев   превратили   демонстрацию,
призванную содействовать пробуждению национального  самосознания,  в  разгул
отвратительного насилия. Признания, вырванные у меня, генерала фон Лоссова и
полковника  Сейсера  под  дулом   пистолета,   не   имеют   законной   силы.
Национал-социалистскую  рабочую  партию  Германии,  а  также  боевые  отряды
"Оберланд" и "Военное знамя рейха" считать распущенными.
     фон Кар, главный комиссар земли Бавария

     С наступлением ночи стало ясно, что триумф,  который  накануне  вечером
казался Гитлеру столь близким и столь легкодостижимым, не состоялся. Исчезли
предпосылки успешного осуществления политической революции,  на  чем  всегда
настаивал Гитлер, - поддержка  действующих  институтов  власти,  таких,  как
армия, полиция, политическая группа, находящаяся у власти.  Даже  магическое
имя Людендорфа, как выяснилось, не могло привлечь на их сторону  вооруженные
силы Баварии. Гитлер высказал предположение, что ситуацию,  вероятно,  можно
исправить в том случае, если  они  с  генералом  Людендорфом  переберутся  в
сельскую местность под Розенхайм и сумеют сплотить  крестьян  в  вооруженные
отряды,  чтобы  предпринять  наступление   на   Мюнхен.   Однако   Людендорф
категорически возражал против такого решения.
     Существовал  и   иной   способ,   посредством   которого   можно   было
предотвратить катастрофу. Впервые услышав о путче, кронпринц  Рупрехт,  ярый
враг Людендорфа,  сделал  краткое  заявление,  призвав  к  его  немедленному
подавлению.  Гитлер  решил  обратиться  к  кронпринцу,  с  тем   чтобы   тот
переговорил с Лоссовом и Каром и помог  мирному  урегулированию  вопроса  на
почетных  условиях.  С  этой  деликатной  миссией  в  замок   Виттельсбахов,
расположенный  под  Берхтесгаденом,   отправили   на   рассвете   лейтенанта
Нейнцерта, друга Гитлера и Рупрехта. Не найдя машины, лейтенант вынужден был
дожидаться поезда и добрался к месту  назначения  только  после  полудня.  К
этому моменту события приняли такой оборот, которого не ожидали  ни  Гитлер,
ни Людендорф.
     Гитлер планировал путч, а не гражданскую  войну.  Несмотря  на  сильное
возбуждение, он в достаточной степени контролировал себя, чтобы понять,  что
у него нет сил справиться с полицией и армией.  Он  хотел  делать  революцию
вместе с армией, а не против нее. Хотя Гитлер и предстал кровожадным в своих
последних  выступлениях  и  в  эпизоде,  когда  угрожал   баварской   тройке
револьвером, его отпугивала  мысль,  что  люди,  объединенные  ненавистью  к
республике, начнут пускать кровь друг другу.
     Такой  же  позиции  придерживался  и  Людендорф.  Своей  жене   генерал
рассказывал, что с удовольствием вздернул бы президента Эберта и компанию  и
наблюдал бы, как они будут болтаться на виселице. Однако он был против того,
чтобы убивать полицейских и солдат, которые,  по  крайней  мере  в  Мюнхене,
верили, как и он, в национальную контрреволюцию.
     Людендорф предложил отчаявшемуся  молодому  главарю  нацистской  партии
свой собственный план, который позволил бы им добиться  победы  и  в  то  же
время избежать кровопролития. Он был уверен, что германские солдаты  и  даже
германские полицейские, в прошлом в основном  солдаты,  никогда  не  посмеют
открыть огонь по  легендарному  командиру,  которому  они  обязаны  крупными
победами  как  на  восточном,  так  и  на  западном  фронте.  При  поддержке
сторонников они с Гитлером направятся в центр города и займут его. Людендорф
считал, что полиция и армия не станут оказывать сопротивления,  перейдут  на
его сторону и будут выполнять его приказы.
     Хотя Гитлер  несколько  скептически  оценивал  план  генерала,  он  дал
согласие на его осуществление. Очевидно, другого выхода не было.  Кронпринц,
как отметил Гитлер, так и не откликнулся на его просьбу выступить в кач