ра".
     И тем не менее, как позднее вспоминал генерал Курт Цейтцлер,  каким  бы
розовым ни представлялось тогда будущее, почти все генералы на фронтах  и  в
генеральном штабе видели недостатки  этой  приглаженной  картины.  Их  можно
суммировать следующим образом: у немцев уже не осталось ресурсов - ни людей,
ни орудий, ни  танков,  ни  самолетов,  ни  средств  транспортировки,  чтобы
достигнуть тех целей, которые ставил Гитлер. Когда  Роммель  попытался  было
объяснить это своему повелителю в отношении Египта, то Гитлер  приказал  ему
взять отпуск по болезни и отправиться в Австрийские Альпы. Когда  Гальдер  и
фельдмаршал Лист попытались объяснить  то  же  самое  в  отношении  русского
фронта, он снял их с занимаемых постов.
     Даже стратег-дилетант не мог  бы  не  увидеть,  как  по  мере  усиления
советского сопротивления на Кавказе и у Сталинграда  и  приближения  осенних
дождей над немецкими армиями  на  юге  России  нависала  угроза.  Растянутый
северный фланг 6-й армии оказался опасно оголенным по рубежу  Верхнего  Дона
на 350 миль от Сталинграда до Воронежа. Здесь  Гитлер  разместил  три  армии
своих сателлитов: венгерскую 2-ю - южнее Воронежа;  итальянскую  8-ю  -  еще
дальше на юг от Воронежа; румынскую 3-ю - правее, у излучины Дона, к  западу
от Сталинграда. Так  как  венгры  и  румыны  ожесточенно  враждовали,  то  в
промежутке между ними была размещена итальянская армия. В степях  к  югу  от
Сталинграда находилась румынская 4-я армия. Не говоря уже об их сомнительных
боевых качествах, все эти армии не были оснащены должным образом, у  них  не
хватало бронетанковых средств, тяжелой артиллерии и транспорта. Более  того,
они были сильно растянуты по фронту. Румынская 3-я армия держала  фронт  105
миль силами всего 69 батальонов. Но союзные армии - это все, что  имелось  у
Гитлера. Не хватало немецких частей, чтобы прикрыть брешь.  А  поскольку  он
считал, по свидетельству Гальдера, что с русскими покончено, то  особенно  и
не беспокоился относительно оголенного и растянутого Донского фланга.
     А между тем фланг этот являлся крайне важным  для  сохранения  как  6-й
армии и 4-й танковой армии у Сталинграда, так и группы армий "А" на Кавказе.
В случае развала этого фланга  возникала  не  только  угроза  окружения  для
немецких войск у Сталинграда, но и опасность оказаться отрезанными для войск
на Кавказе. Нацистский правитель опять вел рискованную игру. И  это  в  ходе
летней кампании случалось не впервые.
     23 июля, в самый разгар наступления, он  сделал  еще  один  рискованный
шаг. Русские отступали между Донцом и Верхним Доном,  отходя  на  восток,  к
Сталинграду, и на юг, в сторону Нижнего Дона. Нужно было принимать  решение:
следует  ли  немецким  войскам  сосредоточиться  на  захвате  Сталинграда  и
блокировании Волги или лучше нанести основной удар на Кавказе, чтобы обрести
русскую нефть? Еще в начале месяца  Гитлер  искал  ответ  на  этот  решающий
вопрос, но так и не нашел. Сначала на него сильнее  всего  действовал  запах
нефти, и 13 июля он изъял из группы армий "Б" 4-ю  танковую  армию,  которая
наступала вниз по Дону, в сторону излучины реки, и дальше к  Сталинграду,  и
бросил ее на помощь 1-й танковой армии Клейста форсировать Дон в нижнем  его
течении, у Ростова, и наступать дальше на  Кавказ,  к  нефтеносным  районам,
хотя  в  этот   момент   4-я   танковая   армия,   вероятно,   могла   почти
беспрепятственно  продвигаться  к  Сталинграду,  который  почти  некем  было
оборонять, и быстро захватить его. К тому времени, когда Гитлер осознал свою
ошибку, было уже поздно, и тогда  он  еще  больше  усугубил  ее.  Когда  4-я
танковая армия через пару недель была снова  переброшена  на  сталинградское
направление, русские пришли в себя  настолько,  что  уже  были  в  состоянии
остановить ее. Снятие  же  4-й  танковой  армии  с  кавказского  направления
слишком ослабило Клейста, чтобы успешно завершить наступление на нефтеносные
районы Грозного {Клейст подтвердил это Лиддел Гарту: "4-я танковая  армия...
могла захватить Сталинград без боя в конце июля, но  ее  отвлекли  на  юг  в
помощь мне форсировать Дон. А я не нуждался в ее помощи, и она просто забила
дороги, которыми я пользовался. Когда она через две недели  снова  повернула
на север,  русские  успели  собрать  достаточно  сил  у  Сталинграда,  чтобы
остановить ее". К тому времени Клейсту потребовались дополнительные танковые
резервы. "Мы могли выйти к нашей цели (район Грозного), если бы мои силы  не
были отвлечены - чтобы помочь наступлению на Сталинград", добавил он (Лиддел
Гарт. Говорят немецкие генералы, с. 169- 171). - Прим. авт.}.
     Переброска этого мощного танкового объединения обратно для  наступления
на Сталинград явилась результатом рокового решения,  принятого  Гитлером  23
июля. Его фанатичная решимость захватить одновременно и Сталинград и  Кавказ
вопреки советам Гальдера и других командующих войсками на  фронтах,  которые
считали это невозможным, воплотилась в Директиве  э  45,  которая  приобрела
широкую  известность.  Она  явилась  одной  из  наиболее  роковых,  изданных
Гитлером за всю войну, ибо в конечном счете не была достигнута  ни  одна  из
поставленных в ней целей, что привело к  самому  унизительному  поражению  в
истории Германии. Уж вскоре  стало  совершенно  ясно,  что  ему  никогда  не
удастся выиграть войну и что дни тысячелетнего третьего рейха сочтены.
     Генерал Гальдер  был  ошеломлен.  Последовала  бурная  сцена  в  ставке
Вервольф на Украине, возле Винницы, куда 16 июля  перебрался  Гитлер,  чтобы
находиться ближе к фронту. Начальник генерального штаба  настаивал  на  том,
что необходимо бросить все основные силы на захват  Сталинграда,  и  пытался
объяснить, что у немецкой армии недостаточно сил, чтобы  вести  две  крупные
наступательные операции на двух различных направлениях. Гитлер  сослался  на
то, что с русскими уже покончено, и  Гальдер  попытался  убедить  его,  что,
согласно разведывательным данным, которыми располагает армия,  дело  обстоит
совсем не так.
     "Всегда наблюдавшаяся недооценка возможностей противника, -  с  горечью
писал Гальдер вечером в своем дневнике, -  принимает  постепенно  гротескные
формы и становится опасной. Все  это  выше  человеческих  сил.  О  серьезной
работе теперь не  может  быть  и  речи.  Болезненная  реакция  на  различные
случайные  впечатления  и  полное   нежелание   правильно   оценить   работу
руководящего аппарата - вот что характерно для теперешнего  так  называемого
руководства".
     Позднее начальник генерального штаба, дни которого на этом  посту  были
сочтены, вернется к этой сцене и запишет:
     "Решения Гитлера перестали иметь что-либо общее с принципами  стратегии
и тактики, как их понимали прошлые поколения. Эти решения являлись продуктом
мышления  натуры  неистовой,  возникали  под  воздействием  импульсов  и  не
признавали никаких пределов возможного; эти решения  принимались  на  основе
желаемого и без учета возможностей их реализации..."
     Что касается упомянутой Гальдером "болезненной реакции"  и  "недооценки
возможностей противника" верховным главнокомандующим,  то  Гальдер  сообщает
следующее:
     "Однажды,  когда  ему  зачитывали  совершенно  объективный  доклад,  из
которого явствовало, что в 1942 году Сталин все же будет в состоянии собрать
от одного миллиона до миллиона с четвертью свежих войск  в  районе  севернее
Сталинграда и западнее Волги, не  говоря  уже  о  полумиллионном  войске  на
Кавказе, и что,  по  надежным  источникам,  выпуск  русскими  боевых  танков
достигает, по меньшей мере, 1200 единиц в  месяц,  Гитлер,  сжав  кулаки,  с
пеной в углах рта, бросился на человека, зачитывавшего  доклад,  и  запретил
ему читать дальше такую чушь".
     "Не надо обладать особым даром, - заметил Гальдер, - чтобы сказать, что
произойдет,  когда  Сталин  направит  не  полтора  миллиона   войск   против
Сталинградского и Донского фланга {Гальдер рассказывает, что на  Украине  он
совершенно случайно наткнулся на книгу о разгроме Сталиным генерала Деникина
между излучиной Дона и  Царицыном  во  время  гражданской  войны  в  России.
Тогдашняя обстановка была аналогична той, которая складывалась в 1942  году,
и Сталин мастерски использовал слабые места в обороне Деникина  на  Дону.  -
Прим. авт.}.  Я  откровенно  указал  на  это  Гитлеру.  Результатом  явилось
отстранение с поста начальника генерального штаба сухопутных войск".
     Это произошло 24 сентября. Уже 9 сентября, когда Кейтель  сообщил  ему,
что фельдмаршал Лист, командовавший войсками на кавказском направлении, снят
с этого поста, Гальдер понял, что следующим будет он. Фюрер,  говорили  ему,
пришел  к  убеждению,  что  он,  Гальдер,  "более   не   соответствует   тем
психологическим требованиям, которые предъявляет занимаемое  им  положение".
Гитлер объяснил это своему начальнику генерального штаба более подробно  при
прощальной встрече 24 сентября.
     "...Мои нервы истощены, да и он свои поистрепал; мы должны  расстаться;
необходимость  воспитания  личного  состава  генерального   штаба   в   духе
фанатической преданности идее; решимость настойчиво проводить  свои  решения
также и в сухопутных войсках".
     "Так  мог  говорить,  -  комментировал  впоследствии  Гальдер,   -   не
ответственный военачальник, а политический фанатик".
     Итак, Франц Гальдер ушел. Он не был лишен недостатков, которыми обладал
и его предшественник генерал Бек: они  заключались  в  том,  что  мысли  его
подчас  отличались  противоречивостью,  а  воля   к   действию   оказывалась
парализованной. И хотя он нередко возражал Гитлеру,  правда  безуспешно,  но
так же, как и все другие армейские офицеры высокого ранга  во  время  второй
мировой войны,  долго  оставался  соратником  фюрера,  содействуя  свершению
возмутительных  актов  агрессии  и  завоеваний.  И  тем  не  менее  у   него
сохранились добродетели, присущие  более  цивилизованному  времени.  Он  был
последним начальником генерального штаба третьего рейха из  числа  генералов
старой школы {Увольнение Гальдера явилось потерей не только для армии, но  и
для историков, исследующих историю третьего рейха, ибо его бесценный дневник
заканчивается записью от 24 сентября  1942  года.  В  конце  концов  он  был
арестован, отправлен в концентрационный лагерь Дахау, где находился рядом  с
такими  известными  заключенными,  как   Шушниг   и   Шахт,   и   освобожден
американскими войсками у Нидердорфа в Южном Тироле 28 апреля  1945  года.  С
тех пор он сотрудничал с  американской  армией  в  ряде  военно-исторических
исследований по второй мировой войне. Он  не  раз  обстоятельно  отвечал  на
вопросы автора этих строк, указывая при этом достоверные источники. -  Прим.
авт.}. Его заменил генерал Курт Цейтцлер, более молодой и совершенно иной по
характеру, бывший до этого начальником штаба у  фельдмаршала  Рундштедта  на
Западе; находясь на этом посту, который некогда, особенно  во  время  первой
мировой войны, считался самым высоким в германской армии, он  исполнял  роль
сродни мальчику на побегушках при  фюрере,  вплоть  до  покушения  на  жизнь
диктатора в июле  1944  года  {Фанатично  преданный  фюреру  генерал  Йодль,
начальник  штаба  оперативного  руководства  верховного   главнокомандования
вермахта, тоже находился  в  ставке  Гитлера,  когда  он  поднял  вопрос  об
отстранении фельдмаршала Листа и генерала Гальдера. Йодль возражал против их
увольнения, чем вызвал такую вспышку ярости у  фюрера,  что  тот  в  течение
многих месяцев не подавал руки Йодлю при встречах и не садился обедать ни  с
ним, ни с другими офицерами штаба. Гитлер настроился было  уволить  Йодля  в
конце января 1943 года и заменить его генералом Паулюсом,  но  было  слишком
поздно. Рассчитывать на Паулюса, как мы вскоре убедимся, не  приходилось.  -
Прим. авт.}.
     Замена начальника генерального штаба  не  улучшила  положения  немецкой
армии, наступление которой в двух направлениях - на Сталинград и  на  Кавказ
затормозилось в результате усилившегося  сопротивления  советских  войск.  В
самом  Сталинграде  весь  октябрь  шли  ожесточенные  уличные   бои.   Немцы
продвигались от дома к  дому,  неся  огромные  потери,  ибо  руины  большого
города, как известно каждому, кто испытал на себе тяготы современной  войны,
предоставляют большие  возможности  для  упорной  и  длительной  обороны,  и
русские, отчаянно отстаивая каждый метр развалин,  максимально  использовали
эти возможности. Хотя Гальдер, а затем его преемник  предупреждали  Гитлера,
что войска в Сталинграде изматываются, верховный главнокомандующий настаивал
на  дальнейшем  наступлении.  Он  приказал  бросить  под  Сталинград  свежие
дивизии, которые вскоре были перемолоты в этом аду.
     Из средства достижения цели - цель уже была достигнута, когда  немецкие
соединения вышли на берег Волги к северу и к югу от города, перерезав водную
транспортную артерию, - Сталинград превратился в саму цель. Для  Гитлера  же
его захват стал теперь делом личного престижа. Когда даже Цейтцлер  набрался
достаточно мужества, чтобы предложить фюреру ввиду угрозы растянутому  вдоль
Дона северному флангу отвести 6-ю армию  из  Сталинграда  к  излучине  Дона,
Гитлер пришел в ярость. "Где немецкий солдат ступит ногой, там и  остается!"
- бушевал он.
     Несмотря на крайне медленное продвижение  и  огромные  потери,  генерал
Паулюс, командующий 6-й армией, 25 октября по  радио  информировал  Гитлера,
что  овладение  Сталинградом  завершится,  самое  позднее,  к   10   ноября.
Воодушевленный этим заверением, Гитлер отдал на следующий  день  приказ  6-й
армии и 4-й танковой  армии,  сражавшимся  в  Сталинграде,  подготовиться  к
броску на север и на юг вдоль Волги, как только падет город.
     Нельзя сказать, что Гитлер не видел угрозу Донскому флангу. Из  журнала
боевых действий ОКБ явствует, что угроза эта вызывала у  него  беспокойство,
однако недостаточно серьезное, вследствие чего он не предпринял действий для
ее устранения. Действительно, он был  так  уверен,  что  ситуация  полностью
находится у него под контролем, что  в  последний  день  октября  вместе  со
штабом  ОКБ  и  генеральным  штабом  сухопутных  войск  выехал  из   ставки,
расположенной  в  Виннице,  в   ставку   Вольфшанце,   расположенную   возле
Растенбурга в Восточной  Пруссии.  Фюрер  убедил  себя,  что  если  зимой  и
начнется какое-либо советское наступление, то либо на центральном,  либо  на
северном фронте. В таком случае ему будет легче управлять войсками из ставки
в Восточной Пруссии.
     Едва он успел вернуться в  Восточную  Пруссию,  как  до  него  долетели
скверные известия с другого, более отдаленного  фронта:  Африканский  корпус
фельдмаршала Роммеля попал в тяжелое положение.

       Первый удар: Эль-Аламейн и англо-американская высадка

     Лиса Пустынь, как  называли  его  по  обе  стороны  фронта,  возобновил
наступление на Эль-Аламейн 31 августа с намерением опрокинуть английскую 8-ю
армию и двинуться дальше на Александрию  и  к  Нилу.  Ожесточенное  сражение
произошло в невыносимую жару на 40-мильном фронте, протянувшемся по  пустыне
между морем и впадиной Кваттара, но прорвать фронт Роммелю не удалось,  и  3
сентября он, прекратив сражение, перешел к обороне.  Наконец,  после  долгих
ожиданий английская армия в Египте получила сильные  подкрепления  в  людях,
орудиях, танках и самолетах (много  танков  и  самолетов  американских).  15
августа здесь появились и два новых командующих: эксцентричный, но одаренный
генерал сэр Бернард Лоу Монтгомери, который принял командование 8-й  армией,
и генерал сэр Харолд Александер, который в будущем проявит себя как  опытный
стратег и блестящий администратор, а в настоящем - как главнокомандующий  на
Среднем Востоке.
     Вскоре после этой неудачи Роммель взял отпуск по болезни  и  отправился
на горный курорт Земмеринг, чтобы подлечить воспалившийся нос и беспокоившую
его печень. Здесь днем 24 октября раздался  телефонный  звонок  от  Гитлера:
"Роммель, из Африки поступают скверные известия.  Обстановка  представляется
довольно мрачной. Никто,  по-видимому,  точно  не  знает,  что  случилось  с
генералом Штумме {Штумме,  исполнявший  обязанности  командующего  на  время
отсутствия Роммеля, умер от сердечного приступа в первую же ночь английского
наступления, убегая на своих двоих через  пустыню  от  английского  патруля,
который чуть было не захватил его в плен. - Прим. авт.}. В состоянии  ли  вы
возвратиться в Африку и снова принять на себя командование?" Больной Роммель
согласился вернуться немедленно.
     К вечеру следующего дня, когда он добрался  до  своей  штаб-квартиры  к
западу от Эль-Аламейна, сражение, начатое Монтгомери  в  21.40  23  октября,
было уже проиграно. У 8-й армии оказалось слишком  много  орудий,  танков  и
самолетов, и хотя итало-немецкие войска  еще  удерживали  фронт,  а  Роммель
предпринимал отчаянные усилия по переброске своих потрепанных дивизий, чтобы
отбивать атаки англичан на различных участках и даже  кое-где  предпринимать
контратаки, он понимал, что положение безнадежное. У него не было ни людских
резервов,  ни  танков,  ни  запасов  топлива.  Английская  авиация   впервые
полностью господствовала  в  воздухе  и  безжалостно  молотила  его  войска,
танковые части и остававшиеся склады снабжения.
     2 ноября пехота и бронетанковые части 8-й армии прорвали фронт на южном
участке и начали громить  там  итальянские  дивизии.  В  тот  вечер  Роммель
радировал в ставку Гитлера, расположенную за две  тысячи  миль  в  Восточной
Пруссии, что он не в состоянии более держаться и намерен  отойти,  пока  еще
есть такая возможность, на рубеж Фука, что проходит в 40 милях к западу.
     Он уже начал отход, когда на следующий день по радио поступила  длинная
депеша от верховного правителя:

     Фельдмаршалу Роммелю

     Я и немецкий народ внимательно следим за  героическими  оборонительными
боями в Египте, с верой  уповая  на  силу  вашего  руководства  и  храбрость
германо-итальянских войск под вашим командованием. В той ситуации,  в  какой
вы  теперь  находитесь,  не  может  быть  иного  выхода,  кроме  как  твердо
удерживать занятые рубежи, не отступать ни на  шаг,  бросать  в  бой  каждое
орудие, каждого солдата... Вы не можете показать своим войскам  иного  пути,
кроме того, который ведет к победе либо к смерти.

     Адольф Гитлер

     Этот идиотский приказ означал, что итало-германские армии  обречены  на
быстрое уничтожение, и Роммель впервые, по мнению Байерлейна, не  знал,  что
делать. После короткой борьбы со своей совестью он решил  вопреки  протестам
со стороны генерала Риттера фон Тома,  фактического  командира  Африканского
корпуса, который заявил, что будет отступать в любом  случае  {На  следующий
день, 4 ноября, заявив Байерлейну:  "Приказ  Гитлера  является  беспримерным
случаем безумия. Я не могу больше  терпеть  это",  генерал  фон  Тома  надел
чистую форму со знаками различия и орденами и встал возле горящего танка. Он
сдался подошедшему английскому подразделению и вечером ужинал с Монтгомери в
его  штабной  столовой.  -  Прим.  авт.},  подчиниться  приказу   верховного
главнокомандующего. "Я в конце концов заставил себя принять такое решение, -
писал  Роммель  в  своем  дневнике,  -   так   как   сам   всегда   требовал
беспрекословного повиновения от своих солдат..." Позднее,  как  явствует  из
записей в его дневнике, он начал прозревать.
     Роммель с неохотой отдал  приказ  приостановить  отход  и  одновременно
направил курьера самолетом к Гитлеру, чтобы попытаться объяснить тому,  что,
если не будет дано разрешение немедленно отойти, все будет потеряно.  Однако
последовавшие события  сделали  поездку  курьера  уже  ненужной.  Вечером  4
ноября, рискуя быть осужденным военным трибуналом за неповиновение,  Роммель
принял решение спасти остатки своих войск и отойти  на  рубеж  Ф