дание неминуемой смерти были постоянными  спутниками
этих людей. Сердца людей разрывались от предательства Ахмеда,  но  никто  из
них не испытывал боли сильнее, нежели он сам.
   Люди цеплялись за жизнь и продолжали  путь  только  потому,  что  жаждали
отомстить. Королевство было потеряно, но Королевская Кровь и Корона остались
целы, и их следовало сохранить ради будущего.
   Эти идеи не проявлялись в каких-либо связных мыслях.  Люди  были  слишком
измождены для того, чтобы размышлять. Решимость  скрывалась  у  них  внутри.
Внешне же они были заняты лишь борьбой  с  жарой,  жаждой  и  усталостью.  В
конечном итоге все желания сводились к одному - сделать следующий шаг.
   Русло исчезло,  превратившись  в  раскаленную  добела  равнину,  усеянную
скальными выступами размером с хорошую палатку.
   - Вот подходящее место, - прохрипел Ахмед.
   - Я запрещаю, - ответил Гарун. - Я теперь король. Ты уступил мне  власть,
и я запрещаю.
   Ахмед дал сигнал, и его люди заняли позиции за скалами.
   - Да поможет вам Бог, ваше величество.
   - Проклятие!
   - Гарун, - голос Радетика походил одновременно на  шепот  и  на  стон,  -
позволь человеку умереть той смертью, которую он для себя избрал.
   - Он прав, - добавил Браги и стал собирать воду у тех,  кто  оставался  в
засаде.
   Гаруна мучили сомнения. Эти люди  едва  его  знали.  И  в  том,  что  они
остаются умирать за него, он видел какую-то вопиющую несправедливость.
   - Ахмед…
   - Уходите, ваше величество. Клубы  пыли  приближаются.  Мы  умираем  ради
Королевской Крови. Таков наш выбор. Ступайте.
   Браги закончил сбор воды и спросил:
   - Гарун, ты идешь? Или прикажешь тебя тащить?
   - Хорошо, хорошо, иду, - ответил Гарун и двинулся в путь.
   Теперь их осталось шестеро, и все, кроме Мегелина,  шли  пешком.  Радетик
сидел в седле, а его  внутренности  постепенно  вытекали  на  спину  лошади,
которую вел на поводу Гарун. Браги пытался сбить в кучу остальных животных и
трех мальчишек.
   "Я - король, твердил себе Гарун. Король. Как это могло случиться?"
   Али умер. Юсиф умер. Фуад погиб, так  же  как  и  его  сыновья.  Ахмед  в
искупление своей вины избрал смерть. Таким образом, остался один  Гарун  бин
Юсиф, за которым в линии наследования шел Нассеф.
   Он не позволит Божьему Бичу захватить королевство.
   Правда, от королевства мало что осталось, размышлял он. Но даже для того,
чтобы получить эти остатки, потребуется пролить море крови и слез.  Если  он
попытается… Он оглянулся. Воинов, укрывшихся в  засаде,  видно  не  было,  и
Гарун послал Ахмеду последний молчаливый привет.
   В смертельной ситуации, в минуту наивысшего кризиса Ахмед  проявил  такой
характер, которого от него никто не ждал. В нем пробудилось мафти аль  хазид
прошлых времен - так  называемая  "гордость  смерти",  позволявшая  легионам
Ильказара стоять подобно скале, невзирая на неминуемое полное уничтожение.
   Поднятые преследователями клубы пыли были уже совсем рядом. Отряд вел сам
Нассеф. Никто иной не смог бы обеспечить столь отчаянной гонки.
   Гарун увидел, как спотыкается Браги, пытаясь вернуть норовистого верблюда
в караван. Мальчишки вот-вот были готовы уподобиться этому верблюду. Никакой
надежды не останется, если он попытается спасти весь свой отряд.
   - Все или никто. Все или никто, -  шептал  он  себе,  прогоняя  постыдную
мысль о том, что если бросить  всех  остальных,  то  он  и  Браги  могли  бы
спастись.
   Птицы - пожиратели падали, кружились в воздухе, как бы  гарантируя  своим
присутствием верную смерть. Нассеф без труда мог обнаружить беглецов,  следя
за их полетом.
   Гарун уткнулся взглядом в землю под ноги.
   - Шаг, ещё шаг… еще… - бормотал он не  переставая.  В  конце  концов  ему
удалось втянуть лошадь Радетика в тень очередной речной  долины.  Интересно,
сколько ещё до гор, спрашивал он себя. Слишком далеко. Его плоть была готова
предать волю и капитулировать перед неизбежностью.
   Покрытые трещинами губы Гаруна растянулись в слабой улыбке.  Ведь  совсем
недавно они бросились на Ученика словно бешеные волки и чуть  не  прикончили
его. Едва не убили жену и чуть было не  захватили  жемчужину  его  сераля  -
дочь, которая наконец сможет получить имя во время  празднования  Дишархуна.
Он  все  ещё  не  мог  забыть  её  яростный   взгляд   округлившихся   глаз,
преисполненных желанием спасти брата. В этом взгляде он прочитал ещё что-то,
но что именно, понять не мог.
   Гарун вспомнил о Мириам, и улыбка его стала шире. Видимо, он  зацепил  её
саблей сильнее, чем думал. Нассеф преследовал его неумолимо и без устали.  С
такой одержимостью гонятся лишь за личным врагом.  Он  убивает  своих  людей
этой гонкой.
   Рана на внешней стороне левой руки  была  не  глубокой,  но  болезненной.
Гарун ею гордился и нес окровавленную повязку как знак храбрости.
   Радетик застонал, и Гарун поднял глаза на старика. Бедный Мегелин,  такой
бледный, такой ослабевший. В поисках знания он забрался в  немыслимую  даль,
где его и предало сердце. Он полюбил Гаруна. Старику следовало  уйти  в  тот
момент, когда закончился срок его договора. Но он забыл о  своей  родине,  о
своей стране, и вот теперь должен платить жизнью за этот  проступок.  А  он,
Гарун бин Юсиф, всего за несколько часов  превратился  в  мужчину  и  воина.
Теперь ему предстояло стать вождем и королем. Но пока он брел по  незнакомой
пустыне, изнывая от жары и жажды. В этом скорбном  пути  ему  помогает  лишь
один растерянный чужеземец, а за спиной уже тявкают шакалы Эль Мюрида.
   Он должен выжить. Он должен отомстить за отца,  брата,  дядю  и  даже  за
мать. И за Мегелина, конечно. Прежде всего  за  Мегелина.  Любимый  Мегелин,
который был ему отцом больше, чем Юсиф…
   Окружающий ландшафт его не интересовал. Он плелся, следуя изгибом  долины
до тех пор, пока долина в целом шла к северу, к хребту Капенрунг  и  границе
Хаммад-аль-Накира. Браги и мальчишки плелись  позади,  вполне  полагаясь  на
своего вожака. Высокие берега бывшей реки хоть и скверно, но все же защищали
от солнца и ветра.
   Мысли Гаруна вновь обратились к дочери Эль Мюрида.  Что  же  он  все-таки
увидел в её лице? Может быть, наступит день, когда…
   Только одно обстоятельство могло подсластить горечь роялистов,  вызванную
падением Аль-Ремиша. Непобедимые понесли огромные потери,  что  не  позволит
Ученику быстро развить свой успех. Разбросанные по стране сторонники  короны
получат  время  для  того,  чтобы   перегруппироваться   и   контратаковать.
Самопожертвование Ахмеда поднимет к борьбе тысячи колеблющихся сердец.  Люди
Хаммад-аль-Накира обожали подобные жесты.
   Гарун пытался отогнать от себя жару и отчаяние тем,  что  рисовал  в  уме
картины будущего. Он размышлял о  верных  Короне  людях.  Некоторые  из  них
разойдутся по всей стране, согласно планам, разработанным давным-давно отцом
и Радетиком. Если потребуется, они смогут  перегруппироваться  за  пределами
Хаммад-аль-Накира. Ведение освободительной войны можно  будет  финансировать
золотом, хранящимся в банках Хэлин-Деймиеля.
   Если он примет вызов судьбы, если станет их  королем,  то  сможет  ли  он
сплотить их вокруг  себя  и  властвовать?  Без  Мегелина?  Старик  долго  не
продержится.
   Когда Мегелин упал, все рациональные  мысли  его  покинули.  Этот  старый
чужестранец стал для него всем. Юсиф лишь дал ему жизнь.  Мегелин  же  любил
мальчишку и развивал его ум. Мегелин слепил из него того человека, каким  он
сейчас стал.
   Гарун попытался поднять Радетика, но  тут  же  почувствовал,  что  сердце
старика остановилось.
   - Мегелин. Только не сейчас. Не сдавайся. Мы почти у  цели.  Мегелин!  Не
умирай!
   Но даже приказ короля был не способен предотвратить приход Черной Дамы.
   Смерть Мегелина явилась той последней соломинкой,  которая  ломает  спину
верблюда. Он не мог дольше сдерживать своего горя.
   - Будь ты проклят! - выкрикнул он, обращаясь лицом на юг. - Нассеф!  Мика
аль Рами! Вы умрете за это тысячью смертей! Мое мщение будет столь жестоким,
что люди не забудут его и через тысячелетие!
   Гарун продолжал и  продолжал  выкрикивать  яростные  проклятия.  Какая-то
сохранившая хладнокровие часть разума подсказывала ему, что  со  стороны  он
выглядит смешным, но юноша был не в силах остановиться.
   Спутники Гаруна не обращали на него никакого внимания. Они просто  сидели
на камнях, молча ожидая, когда накопившиеся в нем боль и ярость  выплеснутся
до  конца.  Браги,  правда,  сделал  безуспешную  попытку  утешить   Гаруна,
припомнив, какую боль он испытал после смерти отца.
   Возвращение Гаруна к жизни началось с приступа презрения к самому себе за
то, что он стал поносить Браги за его заботу. Северянин отошел и  уселся  на
обломок скалы, полностью игнорируя вопли Гаруна. Это поразило юношу в  самое
сердце, и он испытал новый  приступ  душевной  муки.  Неужели  он  настолько
обезумел, что готов оскорблять своего единственного друга?
   Когда наступали моменты тишины, до них издалека доносились звуки схватки.
Воины Ахмеда дорого продавали свои жизни. Он не имеет права допустить, чтобы
их жертва оказалась напрасной. Он должен  продолжать,  а  в  крайнем  случае
сделать так, чтобы пустыня поглотила бы его прежде, чем он  попадет  в  руки
Бича Божьего.
   Он поцеловал своего учителя в холодеющую щеку. В его глазах стояли слезы.
   - Я буду оплакивать тебя, Мегелин. Эта пустыня  не  место  для  упокоения
одного из лучших умов Ребсамена.
   Стервятники мрачными тенями сидели на окаймляющих долину скалах.
   - Но я должен оставить тебя. Ведь ты поймешь  меня,  не  так  ли?  Ты  же
всегда учил меня понимать необходимость. - Гарун выпрямился и продолжил:
   - Браги! Надо двигаться. Они  прорвутся  сквозь  засаду  через  несколько
минут.
   Звуки сражения уже стали заметно тише.
   Он повел людей дальше в ночь, понимая, что темнота не остановит  Нассефа.
Остановить его могла только сама Черная Дама. Трое мальчишек  все  больше  и
больше слабели. Лошади встали и отказывались двигаться дальше. Даже верблюды
становились все более и более несговорчивыми. Даже Браги начал  злиться.  Он
не знал, как сладить с животными.
   Гарун забил наиболее слабую лошадь, собрал её кровь и  распределил  между
беглецами. Их запасы воды давно закончились. Он обращался  к  Богу,  сам  не
зная какому, чтобы тот одарил его мужеством, указал путь  и  сотворил  чудо.
Все его королевство сейчас ограничивалось  узким  и,  возможно,  не  имеющим
конца сухим руслом, извивающимся по пустыне.
   В середине ночи долина реки растворилась в  пустыне,  залитой  серебряным
светом равнодушной луны. Если бы Гарун остановился, чтобы  прислушаться,  до
него  ясно  донеслись  бы  крики  людей  и  ржание  лошадей.  Нассеф   снова
приближался к беглецам.
   Через несколько мгновений после того, как они вышли из  долины,  Гарун  в
изумлении остановился. Перед ним возвышалась странная старинная башня. Гарун
сразу узнал тип строения. Императоры Ильказара построили сотни таких башен в
качестве укрытий для местных гарнизонов. Их руины можно было увидеть во всех
местах, где проходили Имперские легионы. Он был поражен потому, что никак не
ожидал встретить следы человеческого обитания в подобной глуши.
   - Что это? - подходя к нему, спросил Браги.
   Из башни донесся жалобный стон.
   Гарун покачал головой и оглянулся.  Мальчишки,  не  выдержав  напряжения,
рухнули.
   Стенание повторилось.
   - На животное не похоже, - сказал Браги.
   - Может быть, ветер?
   - Скорее всего какой-то дух.
   Гарун обратился к своему шестому чувству шагана.
   Оно ему ничего не сказало. Степень  его  магического  искусства  осталась
низкой, и, кроме того, он устал, ослаб и был голоден.
   - Ничего не чувствую.
   - Посмотри!
   В амбразуре возникло освещенное бледным светом лицо.
   - Это не дух.
   - Может быть, мы сумеем добыть здесь воды?
   - Скорее всего это убежище бандитов. Или гнездо демона. Не исключено, что
в башне, опасаясь гнева Эль Мюрида, скрывается какой-то колдун.
   Но в том случае, если бы здесь  присутствовали  магические  силы,  шестое
чувство шагана должно было предупредить его об этом.
   Гарун прислушался. Где-то вдали, на грани зоны слышимости уже можно  было
различить голоса людей и ржание лошадей.
   - Я намерен посмотреть.
   - Нассеф чересчур близко.
   - Может быть, удастся найти что-то полезное. Воду, например.
   - Да, воду…
   - Пошли.
   Было очень трудно заставить себя снова двигаться. Мышцы и суставы  молили
об отдыхе. Рана то и дело давала о себе знать, а боль уже расползалась и  на
плечо. Он опасался, что рана воспалится. Однако в  любом  случае,  для  того
чтобы очистить и прижечь её, следует как можно дальше оторваться от Нассефа.
   Браги силком поднял лошадей, верблюдов и мальчишек и,  не  жалея  ударов,
заставил их возобновить путь. Гарун обнажил  зазубренный  меч  и  в  поисках
входа побрел на налитых свинцом ногах вокруг башни.
   - Нашел что-нибудь? - спросил Браги.
   - Нет.
   - И что же собираешься делать?
   - Попробовать ещё раз. Оставайтесь на месте.
   - А как же Нассеф?
   - Я быстро.
   Он снова отправился вокруг башни. На сей раз  на  стороне,  обращенной  к
югу, он увидел какое-то углубление. Гарун был  поражен.  Когда  он  проходил
здесь в первый раз, никакого входа  здесь  не  было.  Присутствия  магии  он
по-прежнему не ощущал. Неужели он настолько  устал,  что  полностью  лишился
шестого чувства шагана?
   Стенания возобновились. Перед мысленным  взором  Гаруна  возникли  образы
множества оплакивающих что-то людей.  Это  видение  пробудило  в  нем  массу
эмоций, и в первую очередь сочувствие.
   От неожиданности Гарун открыл рот.
   В проеме стены стоял ребенок. А может быть, бесенок или херувим. Он стоял
обнаженным, упершись кулачками в бедра и с наглой улыбкой на физиономии.
   - Эй, Претендент, и чего же ты больше всего боишься?
   Исходя из сложившийся ситуации, ответ напрашивался сам собой.  Но  Гарун,
подозревая, что бесенок имеет в виду нечто более глубинное, воззвал к  жизни
самые мрачные образы, из тех, что таились в глубинах его  души.  Со  змеями,
пауками, Эль Мюридом и Бичом Божьим можно было совладать  при  помощи  сапог
или клинков. Демоны души несли в себе гораздо большую опасность.
   В итоге он так и не смог найти достойного ответа.
   Он оглянулся на своих спутников. Те погрузились в сон, в том  месте,  где
остановились.  Даже  животные  от  изнеможения   легли   на   землю.   Гарун
прислушался. Преследователи, как ему показалось, не приблизились.
   Бесенок пожал плечами, ухмыльнулся и, отступив  назад,  исчез  в  черноте
проема. Гарун ничего не мог  понять.  Здесь,  вне  сомнения,  присутствовала
магия, но чувства шагана не могли её  обнаружить.  Он  отправился  вслед  за
бесенком…
   Темнота взорвалась событиями сразу за порогом. Вначале перед ним предстал
помаргивающий от удивления и не знающий как поступить лев. Зверь, так  и  не
успев оценить ситуацию, погиб от клинка Гаруна. За львом последовали летучие
мыши-вампиры. Они порвали его плоть в дюжине мест, прежде чем он покончил  с
последней. Затем пришел черед змей, скорпионов и пауков.
   О  бегстве  он  не  помышлял.  Он  поражал  очередную  волну  нападавших,
обратившись к запасам энергии, гнева и отваги,  о  существовании  которых  в
себе он и не подозревал.
   Лишь после этого перед ним возникло  призрачное  нечто,  подлинный  враг,
постоянно меняющий форму. Именно этот ужас он  узрел  в  глубине  души,  ища
ответ на вопрос дитя-дьяволенка. Это нечто  постоянно  выбрасывало  из  себя
части своей сущности, которые пытались  напасть  на  него  сзади.  Нападения
призрака сопровождались злобным шепотом и горькими  стенаниями,  бившими  по
его и без того напряженным нервам.
   Он отступил на шаг и поднял израненную левую руку,  чтобы  защититься.  С
громовым зловещим кудахтаньем чудище вдруг удвоилось в  размере.  Гарун,  не
глядя, взмахнул мечом. Хотя клинок встретил лишь пустоту, раздался вопль,  в
котором слышалась боль.
   От усталости он едва не падал. Боль в ране стала невыносимой. Гарун знал,
что обречен. Однако вопль показал ему, что его единственный шанс  уцелеть  -
нападать и нападать без остановки. Он, спотыкаясь, двинулся вперед, рассекая
мечом темноту ночи.
   И здесь Тьма  приняла  его  в  свои  нежные  объятия.  На  мгновение  ему
почудилось, что к нему приближается  незнакомая  рыдающая  красавица.  Гарун
понял,  что  он  заглянул  в  лицо  самой  Смерти.  Затем  наступил   момент
неуверенности и колебания - он вдруг вспомнил, что Бич Божий мчится  по  его
следу. После этого наступило Ничто.
   Гарун пробудился в теплом свете дня с ощущением, что все  прекрасно.  Над
ним, внимательно изучая его рану, склонился горбатый старец. Дитя-дьяволенок
наблюдал из дверного проема.
   Юноша  находился  внутри  башни,  интерьер  которой  оказался  вовсе   не
развалинами. Он попытался подняться, но старик его остановил.
   - Позволь мне закончить, - сказал старец.
   Гарун с трудом понимал его произношение. Печальный тон его слов вступал в
противоречие с ободряющей улыбкой.
   - Который час? Сколько времени я здесь нахожусь?
   - Три дня. Ты нуждался в отдыхе.
   Гарун рванулся, чтобы вскочить, но старец надавил на его грудь  рукой,  в
которой, казалось, сосредоточилась тяжесть всего мира.
   - Мои люди…
   - Они, так же как и ты, в полной безопасности. Отдыхают и исцеляют раны у
подножия башни. Твои враги не узрят их. Дитя!
   Дитя-дьяволенок   притащил   медное   зеркало,    поверхность    которого
затуманилась от времени.
   - Взгляни прямо  себе  в  глаза,  -  сказал  старик,  производя  пальцами
какие-то странные действия.
   В первое мгновение Гарун был потрясен тем,  что  увидел.  От  его  юности
ничего не осталось. Смуглая кожа ещё более потемнела. Его  удлиненное  сухое
лицо стало похоже на маску смерти. Ястребиный нос вырос,  и  горбинка  стала
более заметной. Глаза, казалось, стали  глазами  загнанного  зверя.  На  лбу
залегли глубокие складки, порожденные яростью и болью.
   Затем в омутах своих глаз он увидел тех, кто охотился за ним. Бич Божий и
примерно сорок Непобедимых неумолимо шли по следу.
   Но с  ними  явно  что-то  происходило.  Взоры  их  были  полны  безумием.
Преследователи находились не более чем в  миле  от  башни,  но  ни  разу  не
взглянули в её сторону.
   - Они кружат по собственному следу  вокруг  Твердыни,  -  сказал  старик,
сопровождая свои слова хихиканьем.
   Гарун поднял на него взгляд и увидел на лице  старца  злобное  выражение,
которое тут же сменилось сочувствием.
   - Четыре сотни зим,  наполненных  отчаянием,  -  произнес  его  спаситель
голосом, неожиданно ставшим каким-то замогильным. - И вот наконец ты явился.
Надеюсь, что это  ты.  Возношу  молитвы,  чтобы  ты  оказался  единственным.
Возложенная на меня задача утомила меня, и я давно уже стремлюсь  в  объятия
Черной Дамы.
   Гарун ощущал себя  аудиторией,  состоящей  из  одного  человека.  В  речи
старика он улавливал какую-то фальшь.
   - Где я? - спросил он.
   - Место это имени не имеет. Просто  сторожевая  башня.  Когда-то  у  нее,
видимо, был номер, но я его запамятовал.
   - Кто вы?
   Старик, казалось, не услышал вопроса.
   - Почему вы мне помогаете? Если помогаете, конечно.
   - Потому, что ты принадлежишь к Крови. Потому, что ты - Претендент.
   - Претендент? Претендент на что?
   - На обладание Невидимой Короной.
   С каждым ответом старца недоумение Гаруна только возрастало.
   - Почему вы  здесь  прячетесь?  Ведь  это  наименее  исследованная  часть
Хаммад-аль-Накира. - Любознательность и  скептицизм,  унаследованные  им  от
Радетика, не позволяли Гаруну принимать ответы старца за чистую монету.
   - Почему бы вам не рассказать мне все связно и  с  самого  начала?  Пока,
старик, я услышал лишь бессмысленный вздор. Я не имею  права  терять  время,
мне надо торопиться к границе.
   Старец, казалось, был удивл