одушке, сделал глоток и сказал:
   - А Фуад постоянно удивляется, почему я считаю вас варварским народом.
   - Мой  брат  никогда  не  бывал  в  Хэлин-Деймиеле.  Мне  же  там  бывать
доводилось. Я верю, что вы там способны высмеять любого  мессию  и  оставить
его не у дел. Вы все - циники, и подобного рода вожди вам не требуются.
   А нам они нужны, Мегелин. Мое сердце рвется к Эль Мюриду. Он говорит  мне
именно то, чего желает мое сердце. Я хочу верить, что мы Избранные.  Я  хочу
верить, что наше призвание - править миром. Я желаю слышать нечто такое, что
наполняет смыслом пробежавшие после Падения столетия.
   Я хочу верить в то, что и само падение империи было делом рук  Властелина
Зла. Фуад жаждет верить в это. Мой двоюродный брат король был бы рад  в  это
поверить. Но к сожалению, мы достаточно стары для того, чтобы увидеть тонкую
осеннюю паутину, витающую в воздухе. Смертельную паутину.
   Этот мальчик, Мегелин, - торговец  смертью.  Он  продает  её  в  красивой
упаковке, но тем не менее это не что иное, как путь  к  очередному  Падению.
Если мы прислушаемся к нему и покинем Хаммад-аль-Накира,  чтобы  обратить  в
свою веру язычников и возродить Империю, нас уничтожат. Каждый из  тех,  кто
пересекал Сахель, понимает, что лежащий  за  ним  мир  совсем  не  тот,  что
когда-то был покорен Ильказаром.
   Мы уступаем западным королевствам числом, ресурсами, оружием и, что самое
главное, дисциплиной.
   Радетик  кивнул.  Он  понимал,  что  эти  люди  потерпят   сокрушительное
поражение в любой войне с западом. Военное искусство, как и все остальное, с
течением времени совершенствуется. Развитие  стратегии  и  тактики  у  Детей
Хаммад-аль-Накира шло в направлении, пригодном лишь для сражения в пустыне.
   - Но более всего меня приводит в ужас даже не объявленный им джихад -  до
него ещё очень долго, - продолжал Юсиф. - Меня ужасает  та  борьба,  которая
может развернуться здесь. Ему прежде всего необходимо завоевать свою страну.
А для этого ему придется вспороть брюхо Хаммад-аль-Накира. Вот  так.  Именно
поэтому я хочу сейчас вырвать у него клыки. Любым способом.
   - Да, вы живете по иным законам, - заметил Радетик (в последнее время это
стало его любимой присказкой). - Мне надо обдумать все то, что вы сказали.
   Радетик допил лимонад, поднялся, кивнул Фуаду и, выйдя из шатра, уселся в
позе медитации неподалеку от  входа.  Он  слышал,  как  Юсиф  поручил  брату
сообщить королю Абуду об открывающихся  возможностях.  Огорченный  глупостью
происходящего и возмущенный готовящейся несправедливостью, он отключился  от
всего окружающего и погрузился в себя. Королевский Сад  занимал  пять  акров
земли рядом с юго-западной стороной Святилища Мразкима - сердца  религиозной
жизни   Хаммад-аль-Накира.   Сейчас,   во   время   Дишархуна,   Сад   кишел
родственниками  короля,  искателями   монаршей   милости   и   обыкновенными
лизоблюдами. Многие военачальники, шейхи и валиги притащились в  столицу  со
всем  своим  хозяйством.  Разнообразные  торговцы  и  ремесленники,  пытаясь
получить хотя бы малейшее преимущество над своими конкурентами,  практически
держали королевские владения в осаде. В Саду постоянно появлялись  послы  из
соседних стран и представители могущественных  иностранных  торговых  домов.
Запах стоял невообразимый. Люди, животные, механизмы  и  насекомые  издавали
шумы, сливающиеся в общий всепоглощающий гул.
   А за безумным муравейником Королевского Сада раскинулся  огромный  лагерь
простых паломников. Их палатки заполонили склоны похожей на чашу  долины,  в
которой, собственно, и находились как столица, так и Святилище. В этом  году
пилигримов было значительно больше, чем обычно, так как слухи о  предстоящем
появлении на празднестве Эль Мюрида  циркулировали  уже  несколько  месяцев.
Множество  паломников  явились  только  потому,  что  не  желали  пропустить
неизбежные схватки между властями и проповедником новых идей.
   Глядя вслед торопящемуся к королевскому шатру Фуаду, Радетик подумал, что
Юсиф играет с  огнем.  Эта  монархия,  в  отличие  от  Ильказара,  не  имела
достаточно власти, чтобы править простым изданием указов. Сейчас даже  самый
отъявленный возмутитель спокойствия  имел  право  предстать  перед  судом  и
произнести там речь в свою защиту.
   Появился Гарун и, с пристыженным видом  сев  рядом  с  Радетиком,  вложил
ручонку в ладонь учителя.
   - Иногда, Гарун, твоя изобретательность тебя  губит,  -  сказал  Радетик,
впрочем, без особого укора. Жест ребенка тронул его.
   - Я поступил плохо, Мегелин?
   - На этот счет есть разные мнения. - Радетик мысленно оценил существующие
позиции. - Дело в  том,  что  ты  должен  научиться  думать,  Гарун.  Нельзя
действовать бездумно. Это - основной недостаток твоего народа. Они поступают
импульсивно, не задумываясь о возможных последствиях.
   - Я очень сожалею, Мегелин.
   - Не выдумывай! Ты жалеешь лишь о том, что тебя поймали.  Тебя  нисколько
не трогает то, что ты причинил боль этому человеку.
   - Он - наш враг.
   - Откуда тебе это известно? Ты раньше его не  видел.  Никогда  с  ним  не
говорил. Он тебя ничем не обижал.
   - Али сказал…
   - Али похож на твоего дядю Фуада. Он очень  много  болтает.  Рот  у  него
никогда не закрывается. В результате когда-нибудь кто-нибудь заткнет  глотку
Али кулаком. Часто ли он оказывается  прав?  Насколько  часто  с  его  языка
срывается очевидная глупость?
   Радетик дал волю своему отчаянию. В жизни ему  не  приходилось  встречать
ученика более неподатливого, чем Али бин Юсиф.
   - Значит, он не наш враг?
   - Этого я не говорил. Конечно, он враг. Причем самый злейший. Но вовсе не
потому, что так утверждает Али. Эль Мюрид враждебен вам  своими  идеями.  Не
думаю,  что  он  нанесет  тебе  физический  вред,  даже  получив  для  этого
возможность. Но он отнимет  у  тебя  все,  что  тебе  дорого.  Со  временем,
надеюсь, ты поймешь, какой непростительной ошибкой была твоя выходка.
   - Фуад возвращается.
   - Верно. Он похож на кота, слизывающего сливки с усов.  Аудиенция  прошла
удачно?
   - Просто превосходно, учитель. Старый Абуд оказался не так  глуп,  как  я
думал. Он мгновенно  смог  оценить  представившуюся  возможность.  -  Улыбка
исчезла с лица Фуада, и он добавил:
   - Тебя могут вызвать в качестве свидетеля.
   - Это может положить конец нашей дружбе.  Я  из  Ребсамена,  Фуад,  и  не
способен лгать.
   - Не знал, что мы были друзьями, - бросил Фуад, входя в шатер.
   По спине Радетика пробежал холодок, хотя он и не считал себя трусом.
   Мегелин испытывал к себе сильнейшее отвращение, так как знал, что солжет,
если Юсиф на него хорошенько надавит.

***

   Суд собрался, как традиционный Суд Девяти Дишархуна. Он  считался  высшим
трибуналом Хаммад-аль-Накира. Три судьи представляли Королевский дом, три  -
жречество и оставшиеся три назначались методом случайного отбора из  простых
паломников, прибывших на празднование Святой Недели.
   Исход слушания был предрешен. Восемь человек оказались против Эль  Мюрида
ещё до того, как закончили выступать основные свидетели.
   Кто-то наложил на голову Гаруна тяжелую повязку.  Его  успели  хорошенько
научить, и мальчишка врал с каменным лицом, бросая вызывающие взгляды на Эль
Мюрида и Нассефа.
   Радетик чуть  было  не  завопил  от  возмущения,  когда  суд  подавляющим
большинством отказал обвиняемому в праве на перекрестный допрос.
   Когда Гарун сошел с возвышения, показание один за  другим  начали  давать
паломники. Их свидетельства не имели ничего общего  с  истиной.  Создавалось
впечатление, что все они руководствовались своими религиозными взглядами. Ни
о духовой трубке, ни о стрелке никто даже не упомянул.
   Радетик уже хорошо знал, как действует юстиция в этой части пустыни.  Ему
приходилось присутствовать на судебных заседаниях в Эль Асваде. Решение суда
в основном зависело от  того,  какой  из  сторон  удавалось  собрать  больше
родственников, способных врать в её пользу.
   Мегелин с ужасом думал о том, что ему,  возможно,  тоже  придется  давать
показания. Совесть безжалостно держала его за горло, и он опасался,  что  не
сможет соврать.
   Однако в конечном итоге ему  удалось  избежать  душевного  кризиса.  Юсиф
шепнул нужное слово, и его не пригласили на  возвышение.  Радетик  ерзал  на
своем месте и дымился от ярости. Какая пародия на судопроизводство!  Решение
с самого начала не вызывало сомнения. Более того, оно было  принято  ещё  до
того, как судьи выслушали обвинения…
   Да а в чем, собственно, состояли обвинения? Радетик вдруг сообразил,  что
формально их не предъявляли.
   Они судили Эль Мюрида. Обвинения не играли никакой роли.
   Эль Мюрид поднялся и произнес:
   - У меня имеется просьба, милорды.
   Главный судья, один из братьев Абуда, поинтересовался с утомленным видом:
   - Ну что еще?
   - Я прошу разрешения пригласить дополнительных свидетелей.
   Председательствующий  вздохнул  и  потер  лоб  ладонью.  "Это  же   может
затянуться на весь день", - подумал он. Но публика совершенно ясно  услышала
эти слова.
   - Кого? - поинтересовался он вслух.
   - Мою жену.
   - Женщину?
   По рядам зрителей прокатился изумленный ропот.
   - Она дочь вождя. Дочь главы рода аль Хабиб, в жилах которого течет кровь
Квесани.
   - Тем не менее это женщина. Кроме того, её семья от  неё  отказалась.  Ты
издеваешься над судом. Усугубляешь свои преступления  тем,  что  превращаешь
судебное заседание в фарс. Твоя просьба отклоняется.
   Негодование Радетика достигло крайней точки. Но… к своему  изумлению,  он
увидел, что даже у сторонников Эль Мюрида (а  они  среди  зрителей  имелись)
предложение пророка вызвало отвращение.
   Мегелин печально  покачал  головой.  Да,  это  действительно  безнадежные
дикари.
   Фуад ткнул пальцем в бок Радетика и шепнул:
   - Не ерзайте, учитель!
   Главный судья поднялся со своего места, когда с момента открытия процесса
не прошло и двух  часов.  Без  каких-либо  предварительных  консультаций  со
своими коллегами, он объявил:
   - Мика аль Рами. Нассеф, в прошлом ибн Мустафа аль  Хабиб.  Суд  признает
вас виновными. В силу этого Суд Девяти приговаривает вас к изгнанию из  всех
королевских владений и протекторатов. Вы также подлежите  изгнанию  из  всех
святых мест и лишаетесь милостей Божьих до  тех  пор,  когда  Суд  Девяти  в
будущем не найдет нужным смягчить приговор или предоставить вам помилование.
   Радетик ухмыльнулся. Приговор  -  это  ничто  иное,  как  политическое  и
церковное отлучение. Но в то же время он давал Эль Мюриду  шанс.  Ему  всего
лишь следовало публично отречься от своего учения.
   Если бы обвиняемые действительно были виновны, то приговор  подвергся  бы
всеобщему осмеянию за удивительную мягкость. Эта страна знаменита  тем,  что
здесь даже за небольшие провинности отрубают руки, ноги, половые  органы,  а
чаще всего головы. Но этот приговор  отвечал  целям  короля.  Приведенный  в
исполнение  немедленно,  он  не  позволит  Эль  Мюриду  проповедовать  перед
огромной аудиторией во время Дишархуна.
   Радетик негромко фыркнул. Кто-то здесь до смерти боится этого мальчишки.
   Фуад ещё раз ткнул его в ребра.
   - Господи, чем я Тебя оскорбил? - спросил Эль Мюрид, наклонив голову.
   Это было сыграно превосходно и наверняка принесло пророку  ещё  несколько
сторонников.
   Затем он неожиданно гордо выпрямился и произнес, глядя в глаза судье:
   - О Закон, твои слуги слушают тебя и повинуются.  Разве  не  говорит  нам
Творец: "Повинуйтесь закону, ибо Я есть этот закон!" Как  только  закончится
Дишархун, Эль Мюрид тотчас удалится в пустыню.
   В толпе раздались вздохи. Создавалось  впечатление,  что  старый  порядок
одержал полную победу.
   Нассеф метнул в сторону Эль Мюрида наполненный ядом взгляд.
   Но почему, спрашивал себя Радетик, Нассеф не произнес ни одного  слова  в
их защиту? Какую игру он вел? И какую игру ведет в данный момент Эль  Мюрид?
Он, похоже, вовсе не огорчен тем, что подвергает себя дальнейшему унижению.
   - Суд Девяти  приказывает,  чтобы  приговор  был  приведен  в  исполнение
немедленно!
   Это никого не удивило. Каким другим  способом  можно  лишить  Эль  Мюрида
возможности проповедовать?
   - Через час, отсчитывая от настоящего момента, все шерифы короля  обязаны
арестовать преступников или их родственников, если те окажутся на  запретных
для них территориях.
   - Ну, это уж чересчур, - пробормотал Радетик.
   Фуад снова ткнул его в бок.
   Очень редко ученому удается  точно  определить  момент  поворота  в  ходе
истории. Радетик знал, что  сейчас  он  является  свидетелем  именно  такого
момента. Группа испуганных  людей,  заботясь  о  самозащите,  дополняла  эту
заботу мелкой злобностью.
   Они лишали Эль Мюрида священного  и  неотъемлемого  права  отца  получить
благословение своего ребенка в Святилище Мразкима во  время  Дишархуна.  Эль
Мюрид уже успел публично объявить, что проведет  обряд  во  время  Машада  -
последнего и самого важного дня празднества.
   Не  надо  быть  некромантом,  думал  Радетик,  чтобы  увидеть  отдаленные
последствия подобных действий. Самый ничтожный из жителей пустыни не мог  не
высказать своего мнения по поводу низости властей.
   Позже сторонники Эль Мюрида станут говорить, что  именно  в  этот  момент
пелена идеализма спала с глаз юноши, и перед  ним  во  всей  своей  мерзости
предстало лицемерие этого мира.
   Радетик подозревал, что это прозрение наступило значительно  раньше,  так
как молодой человек, судя  по  всему,  был  весьма  доволен  вынесенным  ему
приговором.
   Тем не менее лицо пророка залилось краской, и на шее вздулись жилы.
   - Такова воля Божья, - произнес Эль  Мюрид.  -  Позволь  мне,  Создатель,
молить, чтобы Ты вернул мне свою милость.
   Его голос звучал мягко, но в нем можно было  уловить  угрозу  и  обещание
раскола. С этого момента Королевство Покоя объявляло войну еретикам  и  всем
тем, кто пытался лишить его будущего.
   Радетик всем своим существом ощутил  запах  крови  и  почувствовал  запах
пожарищ, которым предстояло полыхать на этой земле многие  годы.  Ученый  не
мог взять в толк, как враги Эль Мюрида  не  замечают  того,  что  натворили.
Будучи прожженным циником,  Радетик,  наблюдая  за  Эль  Мюридом,  прекрасно
понимал, что тот, несмотря на искренний гнев, предвидел ход событий, и  этот
ход его вполне устраивал.
   Взглянув на Нассефа, Мегелин увидел, что  тот  почти  не  скрывал  своего
ликования.
   Эль Мюрид в полном смирении покинул Аль-Ремиш. Но Мириам объявила, что её
дочь не будет иметь имени до тех пор,  пока  не  получит  его  пред  алтарем
Святилища Мразкима.
   Услыхав об этом, Фуад расхохотался.
   - Неужели нам угрожает женщина? - спросил он. - Верблюды научатся летать,
прежде чем она снова увидит Аль-Ремиш.
   Юсиф не был в этом столь уверен. Постоянные придирки  Мегелина  вынуждали
его думать. И сейчас ему не нравились пришедшие ему на ум мысли.
   Бунт начался, когда ещё не успела осесть пыль после отъезда  Эль  Мюрида.
Погибло более сотни паломников. До окончания Дишархуна сторонники Эль Мюрида
даже успели осквернить несколько Святилищ.
   Юсиф и Фуад были потрясены.
   - Это  только  начало,  -  сказал  Мегелин  своему  работодателю.  -  Вам
следовало убить его. Тогда мятеж прекратился бы за неделю, а  через  год  об
Эль Мюриде все уже забыли бы.
   Несмотря на недавнюю речь об эмоциональной стороне дела, Юсиф был поражен
реакцией последователей Ученика. Он не понимал, за  что  его  так  ненавидят
вовсе не знающие  его  люди.  Именно  так  и  развиваются  все  человеческие
трагедии: одни не знают, почему ненавидят, а другие не могут понять,  почему
они столь ненавидимы.
   Несколько позже на той же неделе Радетик предупредил своего хозяина:
   - За всем этим стоит хорошо продуманный план. Они  предвидели  ход  ваших
действий. Вы обратили внимание, что ни один из них не пытался  по-настоящему
защищаться? Особенно Нассеф. Во время суда он  не  проронил  ни  слова.  Мне
кажется, что вам удалось создать пару мучеников. Создается впечатление,  что
именно этого они от вас и хотели.
   - Ты слушаешь, Гарун? - спросил валиг. Он держал мальчика рядом с  собой,
так как на улице его  могли  запросто  прикончить.  -  Запомни:  Нассеф.  Он
наиболее опасен.
   - Мятеж разрастается, - предсказывал Радетик. - В нем  начали  появляться
элементы классовой борьбы. Простые  люди,  ремесленники  и  мелкие  торговцы
против знати и жрецов.
   Юсиф бросил на него удивленный взгляд.
   - Может быть, я  ничего  не  смыслю  в  религии,  Юсиф.  Но  зато  хорошо
разбираюсь в политике, групповых интересах и надеждах на будущее.
   - Что они могут сделать? - вмешался Фуад. -  Горстка  людей,  объявленных
вне закона? Отдельные сторонники Маленького Дьявола? Да мы прикончим их всех
по одному, как раненых шакалов.
   - Боюсь,  Фуад,  что  Мегелин  может  оказаться  прав.  Думаю,  что  Абуд
перестарался. Он их унизил. Так с мужчинами поступать не должно.  Теперь  он
должен спасать свое лицо. Мы прогнали  их,  как  побитых  псов.  Они  просто
обязаны нанести ответный  удар.  По  крайней  мере  Нассеф.  Это  человек  с
огромным эго. Подумай, что бы ты сделал, если бы мы так поступили с тобой?
   - Теперь понимаю, - ответил не очень задумываясь Фуад.
   - Все мессии покорно принимают свою судьбу, - добавил Радетик. - Когда их
унижают, они смотрят на это как на часть своей миссии. Я начинаю думать, что
когда Эль Мюрид говорит о джихаде, то это всего лишь метафора. Однако боюсь,
что Нассеф видит это совсем по-иному.
   - Тем не менее, - не унимался  Фуад,  -  мы  можем  их  убить,  если  они
что-нибудь затеют.
   - Могу гарантировать, что  Нассеф  не  уймется,  -  сказал  Юсиф.  -  Нам
необходимо как следует оценить его силы и  быть  ко  всему  готовыми.  Ну  и
конечно, постараться его прикончить. Но я  нутром  чую,  что  он  нам  этого
сделать не позволит. Сегодня вечером у меня  аудиенция  с  Абудом.  Пожалуй,
стоит его немного расшевелить.
   Король, к сожалению, разделял образ мыслей Фуада.  Для  него  вопрос  Эль
Мюрида был закрыт.
   Юсиф и Радетик продолжали суетиться и беспокоиться. Но и они тем не менее
были ошеломлены, когда грянул гром.
   Даже они чудовищно недооценили Нассефа.

Глава 3
Мелкая свара на другой земле и в иное время

   Двадцать три воина пробивались сквозь снежный буран. Их плечи  уже  давно
стали белыми, а усы - у тех, кто их имел, - превратились в сосульки. Впереди
темными башнями высились сосны, но сейчас отряд  шел  среди  древних  дубов,
похожих на сборище искривленных болезнью, многоруких и  насквозь  промерзших
гигантов, мечтающих об очаге и кубке горячей, дымящейся  крови.  Снег  скрыл
каменный алтарь, на котором жрецы Древних Богов вырывали сердца  у  кричащих
от ужаса девственниц.  Два  очень  молодых  человека  -  Браги  и  Хаакен  -
равнодушно прошли мимо камня, втянув от холода головы в плечи.
   Самые сильные, с молчаливым  упорством,  пролагали  тропу  в  глубоком  и
рыхлом снегу. Арктический ветер тысячью ледяных кинжалов пронзал даже  самую
плотную одежду.
   Браги и Хаакен совсем недавно  сумели  обнаружить  на  своих  подбородках
намек на хилую растительность, а у некоторых  из  их  спутников  бороды  уже
давно серебрились сединой. У Харальда Половинки отсутствовала рука,  которой
обычно держат щит. На голове каждого красовался рогатый шлем. Все  они,  как
старые, так и юные, были воинами.
   Их всех объединяла одна цель.
   Ветер стонал, вторя печальному вою волка. Браги содрогнулся при  мысли  о
том, что скоро некоторые из его спутников станут волчьей сытью.
   Его отец Рагнар поднял руку. Все замерли.
   - Дым, - произнес Рагнар, известный во всей  Тролледингии  под  прозвищем
Дроконбрингский Волк.
   Из-за сосен слегка потянуло дымком. Они находились неподалеку от родового
дома Тана Хъярмла. Воины все как один присели  на  корточки,  чтобы  немного
передохнуть.
   Прошло