адиться  на  конвейер.  Он  сэкономит  время,
доставит нас почти до цели.
   Конвейер состоял из невидимых ленточных силовых полей и  летящих  по  ним
громадных контейнеров.  Контейнеры  неслись  вдоль  канала  пробоины.  Когда
силовое  поле  подхватило  людей,  невесомость  стала  похожа  на  свободное
падение.
   Хемпфил летел рядом с Марией, держа ее за руку.
   Лица внутри шлема не было видно.
   Конвейер стал еще одной страшной сказкой в этой жуткой магической  стране
стальных чудовищ. Постепенно  движение  успокоило  Хемпфила.  Страх  падения
постепенно перешел в подъем надежды. Я справлюсь, думал он. Я смогу. Он  нас
не видит и не слышит. Все получится.
   Когда скорость снизилась, Доброжизнь направил их в камеру  во  внутреннем
слое брони, в самом конце впадины-раны от удара ядерного копья. Камера имела
около ста ярдов в диаметре. В разные стороны по  радиусу  отходили  трещины.
Трещина, шедшая в сторону стратегического центра, была самая широкая, потому
что именно в этом направлении пыталась пробиться энергия Удара.
   Доброжизнь прижал шлем к шлему Хемпфила и сказал:
   - Эта трещина ведет к стратегическому центру. Я был  внутри  и  видел  ее
другой конец. Это всего несколько ярдов.
   Хемпфил  колебался.  Может,  послать  вперед  Доброжизнь?  Но  если   это
изощренная ловушка, какое имеет значение, кто пойдет первым?
   Он коснулся шлема Марии:
   - Следи за ним. Не отпускай одного.
   Хемпфил нырнул в трещину первым.
   К концу канал сузился, но все равно оставался достаточно  широким,  чтобы
человек в скафандре мог протиснуться.
   Он достиг внутренней шаровой камеры, святая святых берсеркера.  В  центре
амортизирующей паутины парило сложное устройство размерами с  дом.  Это  мог
быть  только  стратегический  центр.  Камеру  наполняло  мерцание  наподобие
лунного:  силовые  контакты-сенсоры  реагировали  на   хаос   радиоактивного
изотопного  распада,  намечая   следующую   жертву   берсеркера,   возможно,
пассажирскую линию или освоенную планету. Выбиралась не только жертва, но  и
тактика атаки.
   Хемпфила наполнило предвкушение победы. Он оттолкнулся и поплыл к  центру
камеры, на ходу разматывая шнур и прикрепляя его к плунжеру бомбы.
   Я выживу, подумал он. Я  еще  увижу,  как  сдохнет  эта  железная  тварь.
Прикрепим бомбу вот здесь, к этой невинного вида балочке. Потом  отлетим  на
двести футов и потянем за шнур...

   Доброжизнь выбрал место удачно.  Ему  было  хорошо  видно  стратегический
центр и Хемпфила, который возился с  бомбой.  Доброжизнь  был  доволен:  его
предположение оправдалось, они в самом деле смогли пробраться к центру через
Большое Повреждение. Обратно они пойдут другим путем. Когда  зложизнь  будет
пойман на месте диверсия, они вернутся в кабине  лифта,  которым  Доброжизнь
обычно пользовался во  время  учебных  тревог  и  упражнений  по  ремонту  и
техуходу.
   Хемпфил прикрепил бомбу. Он помахал рукой  Марии  и  Доброжизни,  которые
держались за одну балку. Хемпфил дернул шнур. Ничего  не  произошло.  Как  и
сказала машина, бомба была выведена из строя, машина в  таких  вещах  всегда
была точна.
   Мария оттолкнулась и  полетела  к  Хемпфилу,  который  все  дергал  шнур.
Доброжизнь  заскучал  и  зевнул.  Было  очень  холодно,  космическая   стужа
продиралась в скафандр в местах, где он касался балки.
   Наконец Хемпфила схватили сервомашины. Человек потянулся  за  пистолетом,
но манипуляторы были гораздо быстрее его рук.
   Едва ли это можно было назвать боем, но Доброжизнь наблюдал с  интересом.
Хемпфил напрягал мышцы до предела. Почему он сопротивляется?  Что  он  может
противопоставить  металлу  и  атомной  энергии?  Сервомашины  быстро  унесли
диверсанта к шахте лифта.  Доброжизнь  вдруг  почувствовал,  что  ему  стало
как-то не по себе.
   Мария висела неподвижно, лицом к нему. Он вдруг почувствовал  страх,  как
раньше, когда убегал от нее. Машины вернулись за женщиной и унесли ее. Мария
до конца смотрела на Доброжизнь. Он отвернулся,  но  глубоко  внутри  засела
непонятная боль, как будто его только что наказали.
   Холодное мерцание заливало стратегический центр.
   Скопление   хаотически   трансформирующихся   атомов,   сенсоры,    реле,
сервомоторы. Где та могучая машина, которая разговаривала с ним?  Повсюду  и
нигде. Во всем виновата зложизнь! Сможет ли он когда-нибудь все это  забыть?
Он пытался разобраться в своих чувствах, но не знал, с чего начать.
   Вдруг всего  в  нескольких  ярдах  Доброжизнь  заметил  нечто  инородное,
застрявшее   между   балок,   некую    выпуклость,    нарушавшую    четкость
функционального машинного интерьера. Присмотревшись, Доброжизнь  узнал  шлем
скафандра.
   Скафандр застрял между двумя балками, едва ли  прочно,  просто  здесь  не
было других сил, чтобы сдвинуть его с места.
   Доброжизнь повернул скафандр к себе. Из-за прозрачного  забрала  на  него
смотрели невидящие, но такие знакомые голубые глаза, а еще у лица за  щитком
шлема была аккуратная короткая борода.
   - П-а... - выдохнул Доброжизнь. Он тысячу  раз  видел  изображение  этого
лица в театре.
   К древнему скафандру отца было что-то пристегнуто. Его отец нашел путь  к
стратегическому центру через Большое Повреждение.
   Но старый скафандр  подвел  его,  отец  задохнулся,  пытаясь  донести  до
центра... бомбу. Это могла быть только бомба.
   Доброжизнь слышал собственный голос как бы  со  стороны,  но  не  понимал
слов. Слезы не давали видеть нормально,  он  почти  ничего  не  видел  из-за
навернувшихся слез.  Плохо  слушающимися  пальцами  он  отстегнул  бомбу  от
скафандра отца...
   Хемпфил выбился из сил и больше не сопротивлялся,  только  тяжело  дышал,
пока сервомашина тащила его из лифта в  камеру  для  пленных.  Вдруг  машина
замерла, манипуляторы выронили его на пол,  где  он  довольно  долго  лежал,
приходя в себя, а  потом  снова  набросился  на  серва.  Пистолет  отобрали,
поэтому он колотил робота бронированными кулаками до тех пор,  пока  тот  не
перевернулся. Хемпфил пнул еще разок, потом сел верхом, всхлипывая и ругаясь
одновременно.
   Только минуту спустя до них дошла вибрация взрыва,  уничтожившего  сердце
берсеркера. Пройдя по балкам и  коридорам,  она  достигла  их  камеры  почти
незаметно.
   Мария сидела на полу, смотрела на Хемпфила, одновременно испытывая любовь
и жалость.
   Успокоившись, Хемпфил хрипло сказал:
   - Это еще одна ловушка.
   Вибрация была почти неощутима, но Мария сказала:
   - Нет, не думаю.
   Обходя замершие корпуса сервомашин, Хемпфил отправился  искать  оружие  и
еду.  Он  обнаружил,  что  театр   и   изображения   уничтожены,   очевидно,
автоматически самоликвидировались. Делать здесь  больше  нечего.  Они  могли
отправляться на шлюпку.
   Но Мария не обращала на него  внимания,  все  смотрела  на  двери  лифта,
которые так и не открылись. Она тихо заплакала.

   "Словно волна, парализующий страх. перед берсеркерами распространялся  по
Галактике впереди самой наступающей армады механических  монстров.  Даже  на
планетах, не тронутых войной, появились люди, внутренне зараженные, больные,
дышащие темнотой. Мало кто теперь любовался ночным небом, звездами. Но  тень
смерти, накрывшая человечество, породила новую манию.
   Я коснулся сознания одного из этих людей, чья  душа  умерла  раньше,  чем
тело..."

   Глава 3

   ПОКРОВИТЕЛЬ ИСКУССТВ

   После нескольких часов работы  Херрон  почувствовал  усталость  и  голод.
Окинув взглядом картину, он  тут  же  представил  себе  одного  из  льстивых
критиков: "Грандиозное полотно, резкая,  жестокая  линия!  Огневое  ощущение
вселенской угрозы!" На этот раз критики  будут  в  самом  деле  превозносить
нечто стоящее, подумал Херрон.
   Отвернувшись от мольберта, который стоял у голой  стены,  Херрон  увидел,
что его страж изменил позицию. Теперь машина стояла почти за его спиной, как
простой любопытный зевака.
   Херрон усмехнулся:
   - Надеюсь, ты припас какое-нибудь банальное замечание?
   Машина, отдаленно напоминающая человека, хранила  молчание,  хотя  в  том
месте, где у людей было лицо, у нее находился громкоговоритель. Херрон пожал
плечами и пошел искать камбуз.  Берсеркер  перехватил  корабль  всего  через
несколько  часов  полета  в  сверхсветовом  режиме.  Пирс  Херрон,   рядовой
пассажир, не успел познакомиться с расположением служб.
   Это был не камбуз. Это был настоящий  салон,  где  представители  высшего
общества колонизированных  планет,  особенно  дамы,  увлеченные  искусством,
могли поболтать за чашечкой чая. "Франс Хальо был  задуман  как  передвижной
музей. Потом военные действия передвинулись в опасную близость от Солнца,  и
Бюро Культуры приняло фатальное решение: земные сокровища культуры  надлежит
переправить в систему Тау Эпсилона, где они  будут  в  безопасности.  "Франс
Хальс" был идеально приспособлен для этой миссии, но, к  сожалению,  ни  для
чего другого.
   Неожиданно Херрон увидел вход в отсек экипажа. Дверь была сорвана. Херрон
не заглянул в проем. Не потому, что боялся, повторил он сам себе. К жестоким
зрелищам он был равнодушен  так  же,  как  и  к  большинству  других  вещей,
волнующих человеческое естество. За дверью находились два космонавта экипажа
"Франса" или то, что от них осталось после попытки сопротивления  абордажной
команде берсеркера. Сомнений нет: плену они предпочли смерть.
   Херрон  не  отдавал  предпочтения  ни  первому,  ни  второму,  ни  вообще
чему-либо. Сейчас он был единственным живым существом (не считая микробов) в
радиусе  светового  года  и  был  этим  доволен,  тем  более,   как   он   с
удовлетворением заметил, ситуация не вызывала  у  него  страха.  Многолетняя
утомленность жизнью, оказывается, не была позой, самообманом.
   Металлический страж проследовал на камбуз, наблюдая, как Херрон  включает
кухонную автоматику.
   - Молчишь? - поинтересовался Херрон. -  Ничего  мне  сказать  не  хочешь?
Наверное, ты умнее, чем я предполагал.
   - Люди называют меня берсеркером. - У человекоподобной стальной громадины
оказался смешной квакающий голос. - Я взял в плен ваш корабль и буду с тобой
разговаривать через этот малый сервомеханизм. Ты понимаешь меня?
   - Настолько, насколько это меня волнует. Самого берсеркера Херрон еще  не
видел. Очевидно, корабль-крепость  дрейфовал  в  пространстве  в  нескольких
милях от "Франса". Капитан Ганус предпринял отчаянную попытку оторваться  от
погони, нырнув в облако темной туманности, где корабли  не  МОГЛИ  двигаться
быстрее света и преимущество в скорости получал корабль меньшего размера.
   Погоня шла на скоростях всего несколько тысяч миль в  секунду.  Берсеркер
не мог маневрировать среди метеоритов и газовых рукавов так  же  ловко,  как
маленький
   "Франс Хальо" с его быстродействующей радарно-компьютерной  системой.  Но
берсеркер выслал  зонд-перехватчик,  и  у  безоружного  "Франса"  шансов  не
осталось. Автоматический раздатчик поднял  на  стол  тарелки  с  горячими  и
холодными блюдами. Херрон слегка кивнул в сторону машины.
   - Не желаете присоединиться?
   - Мне не нужна органическая пища. Херрон со вздохом опустился на стул.
   - Когда-нибудь ты поймешь, что отсутствие чувства  юмора  есть  такая  же
нелепость, как смех. Ты согласен? Нет? Подождем и посмотрим, кто прав.
   Начав есть, он заметил, что далеко не  так  голоден,  как  ему  казалось.
Видимо, он все-таки боялся смерти. Этот факт его самого немного удивил.
   - Ты имеешь функции в управлении этим кораблем? - спросила машина.
   - Нет, - сказал Херрон и усилием воли заставил себя проглотить кусочек. -
Я в кнопках всегда плохо разбирался.
   Его беспокоило одно непонятное происшествие, имевшее место  за  несколько
минут до абордажа.  Когда  стало  ясно,  что  им  не  уйти,  капитан  Ганус,
примчавшись из рубки, схватил Херрона за плечо и в страшной  спешке  куда-то
потащил.
   - Херрон, если мы не уйдем... Видите? - Капитан открыл  небольшой  люк  в
стене кормового отсека. Внутри было что-то вроде туннеля с мягкими стенами.
   - Стандартная шлюпка не прорвется, но эта  -  возможно.  -  Вы  подождете
помощника,  капитан,  или  покинете  нас  прямо  сейчас?  -  Херрон   весело
захохотал. - Не тратьте зря силы.
   - Идиот! Могу ли я вам доверять? - Ганус метнулся в туннель,  его  пальцы
плясали по пульту управления  шлюпкой.  Он  вылез  обратно  и  уставился  на
Херрона пылающими глазами безумца. - Смотрите, вот это активатор. Я настроил
автопилот, и теперь шлюпка сама выйдет в сектор главных коммерческих  линий.
Автоматически  включится  сигнал  бедствия.  Почти  сто  процентов,  что  ее
подберут. Нужно нажать только вот эту кнопку...
   В этот  миг  с  ураганным  ревом  началась  атака  абордажной  команды  с
берсеркера. Свет только на несколько секунд погас, и отключилась гравитация.
Потом толчок швырнул Пирса Херрона на пол, где  он  остался  лежать,  широко
раскрыв рот, не в состоянии вздохнуть. Капитан с трудом поднялся,  захлопнул
люк и поспешил в рубку управления.
   - Почему ты здесь? - спросила машина. Херрон выронил  вилку,  на  которую
внимательно смотрел. Он ответил без колебаний:
   - Знаешь, что такое Бюро Культуры?  Это  компания  тупиц,  отвечающая  за
искусство на Земле. Некоторые из этих  дураков  -  как  и  многие  другие  -
почему-то считают меня большим художником. Они меня боготворят.  И  когда  я
захотел покинуть Землю на этом корабле, они  все  это  устроили.  Я  улетел,
потому что с Земли вывозится все стоящее. Изрядная доля ценностей сейчас  на
борту этого корабля. Что остается на планете?  Только  лишь  гнездо  жадных,
грязных животных, жрущих, множащихся, дерущихся...
   - Почему ты не пытался сопротивляться или спрятаться?
   Когда команда с берсеркера пробила воздушный шлюз,  Херрон  был  поглощен
установкой мольберта в выставочном павильоне и лишь бросил косой  взгляд  на
промаршировавших мимо незваных гостей. Один из механизмов,  тот,  через  чье
посредство с ним беседовал берсеркер, остановился  рядом,  уставив  на  него
линзы объективов, а остальные направились в отсек экипажа.
   - Херрон! - ожил интерком. - Херрон, попытайся... Прошу тебя! Ты  знаешь,
что делать!
   Стук, лязг, проклятия и выстрелы.
   Капитан, я должен что-то сделать? Да,  конечно.  Быстрая  смена  событий,
угроза немедленной смерти - все это возбудило в нем  некоторый  интерес.  Он
посмотрел на неподвижного стражника.  Металл  был  покрыт  изморозью,  влага
конденсировалась  на  его  закаленном  межзвездным  морозом  корпусе.  Потом
отвернулся к мольберту и начал рисовать берсеркера, стараясь  передать  все,
что он сейчас испытывал в себе. Смертоносную непоколебимую  бесчувственность
объективов, не выпускающих из виду  спину  Херрона.  Ощущение  было  даже  в
какой-то степени приятным, вроде холодного весеннего солнца.
   - Что есть добро? - спросила машина у Херрона, пока тот  пытался  утолить
голод, которого уже совершенно не испытывал.
   Херрон фыркнул:
   - Сам расскажи.
   Машина поняла его буквально.
   - Служить тому, что люди называют "смертью", есть добро. Уничтожать жизнь
- добро.
   Херрон вставил почти полную тарелку в гнездо мусоропровода.
   - Ты почти прав. Жизнь бесполезна, не стоит и гроша. Но если  бы  ты  был
прав абсолютно, зачем такой энтузиазм по отношению к смерти.
   Теперь его изумляли не только исчезновение  аппетита,  но  и  собственные
мысли.
   - Я абсолютно прав, - сказал берсеркер.  Несколько  секунд  Херрон  стоял
неподвижно, как будто размышляя, хотя в голове была космическая пустота.
   - Нет, - сказал он. И замер, ожидая карающего удара.
   - В чем я ошибаюсь?
   - Я сейчас покажу.
   Он покинул камбуз. Ладони вспотели, а во рту стало  сухо,  как  в  сердце
пустыни. Почему этот чертов берсеркер не может прикончить его на месте и  не
валять комедию?
   Полотна стояли рядами, стеллаж над стеллажом. На корабле места было мало,
поэтому стеллажи имели особую конструкцию.  Херрон  нашел  нужную  секцию  и
выдвинул ящик. Хранившийся внутри портрет развернулся вертикально,  зажглась
подсветка. Специальная система возрождала все богатство красок, скрытое  под
прозрачным слоем статпокрытия.
   - Вот где ты ошибаешься, - сказал Херрон. Сканер  робота  изучал  портрет
секунд пятнадцать.
   - Поясни, что ты мне показываешь?
   - Склоняю  голову!  -  воскликнул  Херрон.  -  Ты  признаешь  собственное
невежество. И даже задаешь вразумительный вопрос, хотя и несколько  широкий.
Сначала скажи, что ты видишь.
   -  Вижу  изображение  жизнеединицы,  третья  пространственная  компонента
незначительная,  изображение   двумерное.   Изображение   запечатано   между
прозрачными защитными покрытиями,  прозрачными  для  электромагнитных  волн,
видимых глазами человеков. Изображена  человеческая  жизнеединица,  мужского
пола, молодая, в хорошем физическом состоянии, судя по внешнему виду. В руке
молодой мужчина держит часть своего костюма...
   - Это молодой человек с перчаткой, -  перебил  Херрон,  которому  надоела
мрачная игра. - Картина называется "Юноша с перчаткой". Твое мнение о ней?
   Пауза в двадцать секунд.
   - Это попытка восславить жизнь, показать, что жизнь есть добро?
   Херрон, смотревший на тысячелетний шедевр Тициана, не слушал  машину.  Он
думал о собственных работах с горечью и безнадежностью.
   - Теперь ты скажи мне, что это означает, - равнодушно приказала машина.
   Ничего не ответив, Херрон отошел,  оставив  ящик  открытым.  Робот  шагал
рядом.
   - Ответь на мой вопрос или я накажу тебя.
   - Если тебе нужно время, чтобы подумать, мне оно тем более необходимо.
   Но при упоминании наказания внутри у Херрона все  сжалось.  Неужели  боль
значит больше, чем смерть? Херрон всегда презирал желудок.
   Ноги принесли его к мольберту. Глядя на негармоничные,  болезненно-рваные
линии,  которые  всего  какие-то  минуты  назад  так   ему   нравились,   он
почувствовал отвращение ко всему, что создал за последние годы.
   - Что здесь изображено? - спросил берсеркер. Херрон  раздраженно  вытирал
забытую кисть.
   - Я пытался проникнуть в твою сущность, передать ее с помощью  полотна  и
красок, как на изображении, которое ты только что  видел.  -  Он  показал  в
сторону хранилища. - Мои  попытки  провалились.  Так  бывает  у  большинства
художников.
   Еще одна пауза. Херрон затаил дыхание.
   - Ты пытался восславить меня?
   Херрон сломал испорченную кисть и швырнул на пол.
   - Называй это, как тебе нравится.
   На этот раз пауза была короткой. Потом  робот  развернулся  и  затопал  к
шлюзу. К нему присоединилось несколько металлических собратьев. Донесся шум,
кажется, работал тяжелый молот. Допрос на время был отложен.
   Херрону не хотелось думать ни о своей картине, ни о своей судьбе, поэтому
он стал думать  о  шлюпке  капитана  Гануса.  "Только  нажми  кнопку",  так,
кажется, сказал капитан.
   Херрон улыбнулся: если берсеркер в самом  деле  такой  рассеянный,  побег
может получиться.
   Но куда бежать? Писать картины он уже не сможет, и вообще, едва ли у него
есть талант. Все, что было для него  ценно,  сейчас  хранилось  здесь  и  на
других кораблях, покидающих Землю.
   Вернувшись в хранилище, он выкатил раму с "Юношей с перчаткой" и  покатил
на корму, как тележку.
   Возможно, пока жив, он еще сумеет сделать кое-что полезное.
   Статпокрытие делало картину слишком массивной, но он  попробует  уместить
ее в шлюпке...
   Но все же, что задумал  капитан  Ганус?  Едва  ли  его  волновала  судьба
Херрона...
   Возле  кормы,  уже  вне  поля  зрения  сервомашин,  Херрон  миновал   ряд
контейнеров со скульптурами. Вдруг он услышал тихий стук.
   Потребовалось  всего  несколько  минут,  чтобы  найти  и  открыть  нужный
контейнер. Когда он поднял крышку, на фоне  мягкой  обивки  возникла  голова
девушки.
   - Они ушли? - Девушка так крепко кусала  в  отчаянии  губы,  что  на  них
краснела кровь.
   - Машины еще здесь, - помолчав, сказал Херрон. Буквально дрожа от страха,
деву