за все, что я тогда сказала. Я должна была  понимать
тебя лучше. Я прошу прощения.
   - Чепуха, все нормально, - неловко проговорил Деррон: ему было  неудобно,
что Лиза так расстроена. - В самом деле, Лиза...  ты  и  я...  у  нас  может
что-то получиться. Что-то хорошее.
   Она посмотрела в сторону, нахмурилась.
   - Я так думала о Матте. Но такого чувства мне всегда будет мало.  Слишком
мало... Деррон поспешно добавил:
   - Если ты о чем-то большом, постоянном, как жизнь, то я уже пробовал один
раз, всего один. И до сих пор не выбрался из-под  обвала.  Ты  сама  видишь.
Извини, нужно бежать.
   Он выпрыгнул из кресла и поспешил к Амлингу и остальным. Его уже ждали.
   В день запуска костюмеры нарядили Деррона в немного поношенную, но вполне
приличную одежду. В дорожный  мешок  положили  умеренный  запас  еды,  флягу
коньяка. В кошелек - небольшое  количество  серебряных  и  золотых  монет  и
поддельное письмо о кредите подателя  в  банке  Имперского  Города.  Большая
сумма Деррону не понадобится - так надеялись в Секторе, а посещение  Святого
Города в планы не входило. Но лучше застраховаться от случайностей.
   Чану Амлингу досталась засаленная серая ряса и больше почти  ничего  -  в
соответствии с ролью нищего монаха-пилигрима. Почти всерьез он попросил дать
игральные кости, доказывая, что он не первый монах в истории,  экипированный
таким образом, но Сектор в просьбе отказал.
   Оба - и Деррон, и Чан, - повесили на шеи  топорно  вырезанные  из  дерева
символы-клинья. Каждый скрывал миниатюрный коммуникатор, а вид у клиньев был
дешевый: на них бы никто не позарился.
   Из арсенала Третьего  Уровня  агентам  выдали  крепкие  дорожные  посохи.
Посохи немного отличались друг от друга мелкими деталями,  но  были  гораздо
более мощным оружием, чем казались на первый  взгляд:  все  агенты  имели  в
качестве оружия такие посохи или другие абсолютно невинного  вида  предметы.
Запуск делался с интервалами в полминуты, а прибыть они должны были в разные
моменты прошлого и в разные места.
   Во время подготовки они  даже  не  успели  хорошо  познакомиться  друг  с
другом. И только в последние минуты  люди  из  похожей  на  маскарад  группы
начали шутить, желая друг другу удачи и хорошей охоты на берсеркеров.
   Деррон почувствовал эту перемену в  атмосфере.  Промелькнула  мысль,  что
теперь  у  него  тоже  есть  друзья  среди  живых.  Агенты  стали  цепочкой,
приготовились к запуску. Деррон стоял позади Амлинга,  глядя  поверх  серого
капюшона монашеского плаща.
   Амлинг чуть повернул голову.
   - Пять против десяти, - шепотом предложил он. - Я  приземлюсь  в  грязюке
вот по это место, и в миле от дороги!
   - Не пойдет, - автоматически отказался  Деррон,  и  тут  начался  отсчет.
Очередь быстро пошла вперед, агенты один за другим исчезали.  Амлинг  что-то
сказал. Деррон не расслышал. И в следующий миг Амлинга не стало.
   Теперь была очередь Деррона. Он занес ногу в сапоге над ртутно  блестящим
пусковым кругом, опустил ее...
   Он стоял в темноте. Он остро  чувствовал  запах  открытого  пространства,
свежего воздуха. Его ни с чем нельзя спутать. Шепот ветерка, звук дождика  -
и полная тишина, великое одиночество, в котором возникновение Деррона должно
было пройти незамеченным. Отлично!
   - Досточтимый брат, - сказал он в темноту тихо, на языке эпохи  Винченто,
конечно. Ответа на было. Амлинг вполне мог  тонуть  сейчас  в  грязевой  яме
вдали от обочины. Он всегда получал то, на что спорил,  такое  у  него  было
свойство.
   Глаза Деррона привыкли к темноте, и он увидел под  ногами  плиты  старого
имперского тракта, проходившего  через  Оибог.  Что  же,  по  крайней  мере,
половина лары высажена Сектором на кончик иглы, прямо в десятку. Но точность
запуска во времени предстояло выяснить.
   Перейдя на субвокал, Деррон попробовал  связаться  с  Сектором,  провести
стандартную  сверку  готовности,  но  коммуникатор  молчал,   как   мертвый.
Наверное, связь блокировала какая-то парадокс-петля. Время от времени  такое
случалось. Оставалось надеяться, что помеха не продлится долго.
   Он выждал несколько условленных минут, - не появился ли Амлинг  -  открыл
посох, сверился с компасом внутри. Еще раз безуспешно позвал достопочтенного
брата и зашагал вперед. Подошвы сапог крепко били в  плиты  древней  дороги.
Вдалеке полыхали зарницы. Деррон глубоко вдыхал омытый грозой воздух.
   Он не успел далеко уйти, когда сигнал передатчика уколол за ухом.
   - Одегард, слышите меня? - Голос был мужской, усталый.
   - Говорит полковник Одегард. Слышу вас.
   - Полковник! - Деррон почувствовал прилив энергии. - Есть контакт, сэр! -
Снова в микрофон. - Полковник, у нас прошло двое суток и три часа с  момента
запуска. Смещение временной шкалы.
   - Понял. - Деррон продолжал говорить в субвокале. - У меня  -  плюс  пять
минут с момента прибытия.  Я  на  дороге,  ночь,  идет  небольшой  дождь.  С
Амлингом связи нет.
   - Одегард, вы уже мигаете на экранах. - Это был Командующий  Сектором.  -
Но вы дальше от собора, чем мы планировали, примерно на границе  двухмильной
зоны. Быстрее подтягивайтесь к  Винченто,  в  защищенную  зону.  Только  что
вернулась первая группа. С Винченто все в порядке. Амлинга не видно?
   - Нет. - Деррон прибавил шагу, постукивая  посохом  перед  собой,  чтобы,
потеряв дорогу, не влезть в грязь.
   - Мы его тоже пока не нашли. Идет мерцание, не видно его линий. Наверное,
блокировка парадокса-петлей и скольжение временной шкалы.
   Прямо впереди вспыхнула молния, и Деррон успел отметить, что дорога  идет
прямо, без поворотов, в направлении шпиля собора,  но  до  собора  было  еще
далеко: мили три, прикинул Деррон.
   Он доложил Сектору, и тут вспышка новой молнии привлекла его  внимание  к
предмету посреди дороги, который тускло блеснул в свете вспышки.
   - Я уже рядом... Кажется, это...
   Посох наткнулся на что-то мягкое. Деррон подождал новой молнии, и  та  на
заставила себя ждать.
   - С Амлингом вам уже не связаться.
   Амлинг был мертв и без одежды. Сколько он здесь лежал - день, час? Деррон
постарался описать ситуацию как  можно  подробнее.  Грабители  могли  унести
посох, даже дешевый нагрудный клин, но зачем срывать с монаха плащ и рясу?
   Он нагнулся, провел пальцем по глубокой  борозде,  процарапавшей  дорогу.
Нет, ни один средневековый инструмент не провел бы в камне такую ровную, как
по линейке, черту. Она была сделана с той же  кибернетической  точностью,  с
какой сплющила ударом затылок Амлинга.
   - Сектор, по-моему берсеркер отметил границу зоны безопасности. Чтобы  мы
поняли - он знает.
   -  Да,  да,  наверное,  вы  правы.  Об  этом   потом.   Одегард,   скорее
подтягивайтесь к Винченто и будьте осторожны.
   Деррон уже и сам пятился, держа  посох  как  винтовку,  напрягая  слух  и
зрение, вслушиваясь и  всматриваясь  сквозь  темноту  дождливой  ночи  в  ту
сторону, откуда сам только что пришел.
   Тянулись секунды - и он все еще был жив. Через сотню шагов он  успокоился
и дальше зашагал нормально. Берсеркер совершил убийство, нагло оставил  знак
и умчался заниматься прямым заданием.
   К тому времени, когда  Деррон  добрался  до  крутого  поворота  влево,  к
смытому мосту, вспышки молний ушли за горизонт. Он скорее почувствовал,  чем
увидел, собор. Ближе к дороге заметил высокие стены монастыря, упавшие камни
арки ворот и остатки створок. Во дворе  посреди  лужи  он  разглядел  экипаж
Винченто. Деррон остановился на секунду, вслушался  во  вздохи  тягунов  под
укрытием аркады, потом зашлепал по мокрой траве дворика к входу в  здание  -
приземистому, одноэтажному дому.
   Он не старался подойти незаметно и вскоре из темного прямоугольника двери
его окликнули:
   - Кто идет? Назови свое имя!
   Диалект был как раз тот, который Деррон ожидал встретить. Он остановился,
мерцающий луч фонаря упал на него и тогда только он сказал:
   - Я Валзай  Моснарский,  математикус  и  философ.  Судя  по  экипажу,  вы
достойные люди. Мне необходим ночлег.
   - Ступай вперед, - с подозрением сказал мужчина. Дверь скрипнула,  фонарь
пропал внутри.
   Деррон подошел без спешки, показывая,  что  руки  его  пусты,  не  считая
невинного посоха. Когда он вошел под крышу, дверь за ним закрыли и прибавили
огня в фонаре. Деррон увидел  помещение,  ранее,  должно  быть,  общую  залу
монастыря. Двое стоявших перед ним солдат были вооружены, один  -  неуклюжим
пистолетом, второй - коротким клинком. Судя по пестрым мундирам они  служили
в торговой компании, которые росли в этой опустошенной  войной  стране,  как
грибы после дождя.
   Рассмотрев получше пристойный костюм Деррона, солдаты подобрели и  начали
вести себя повежливее.
   - Итак, сэр, как же вы оказались ночью на дороге? Деррон хмуро выругался,
выжимая воду из плаща. Он рассказал солдатам легенду о  норовистых  тягунах,
испуганных вспышкой молнии, которые понесли и исчезли вместе  с  его  легкой
двуколкой. Чума забери тупых тварей! Если утром он их поймает, то спустит  с
них шкуры, готов биться об заклад! Он яростно стряхнул  воду  с  широкополой
шляпы.
   У Деррона был дар актера: роль играл  он  непринужденно,  а  рассказ  был
крепко вызубрен и  отрепетирован.  Солдаты  засмеялись  и  сообщили,  что  в
монастыре полно места: монахи давно отсюда сбежали. Жаль,  конечно,  это  не
таверна с девками и пивом, но крыша не протекает. Да,  они  служат  в  одной
торговой компании,  она  подписала  договор  со  Святым  Храмом.  Капитан  и
остальные солдаты сейчас за рекой, в Оибоге.
   - Наш кап  только  и  может,  что  ручкой  нам  помахать.  Так  чего  нам
волноваться, верно? Что скажешь?
   Несмотря на болтливость, они сохраняли профессиональную  подозрительность
- путник ведь мог оказаться лазутчиком банды разбойников. Поэтому Деррону не
сказали, сколько солдат отрезаны за рекой наводнением и когда  рухнул  мост,
который они охраняли. Деррон, конечно,  прямо  спрашивать  не  стал,  но  по
косвенным признакам понял, что солдат немного.
   В ответ на другой вопрос солдат сообщил:
   - Нет, никого, только один старый господин - это его экипаж, -  и  слуги.
Слуга правит. И еще пара монахов. Полно  пустых  келий,  сэр,  выбирайте  по
вкусу. Первая такая же промозглая, как все остальные!
   Деррон невнятно  поблагодарил,  а  потом,  с  помощью  солдата,  несущего
фонарь, пробрался по коридору со сводчатым потолком.  Вдоль  стены  шел  ряд
келий. Он вошел в ту, что показалась ему свободной. У дальней  стены  стояла
рама деревянной койки - ее еще не  разрубили  на  дрова.  На  нее  и  присел
Деррон, стащил  хлюпающие  сапоги,  а  солдат  с  фонарем  ушел  обратно  по
коридору, и свет пропал.
   Деррон перевернул сапоги, чтобы высыхали, и растянулся на койке, подложив
вместо подушки мешок и укрывшись сухой одеждой.  Посох  поставил  поближе  к
кровати. Он все-таки не достиг цели и не вернулся в тот, собственный, Оибог.
Смерть Амлинга казалась нереальной. И так же трудно  было  представить,  что
сам Винченто, во плоти, находился всего в десятке метров  от  Деррона,  что,
может быть, там храпел сейчас - из коридора слабо слышался  чей-то  храп,  -
сам основоположник науки Современности.
   Устроившись поудобнее на жесткой койке,  Деррон  послал  рапорт  Сектору,
доложил о последних событиях. Потом, в самом деле утомленный,  почувствовал,
как волнами наплывает сон. Шум дождя баюкал, до утра увидеть Винченто нечего
и пытаться. И уже на грани сна он был поражен, осознав, что мысли его заняты
отнюдь не заданием Сектора, и не умопомрачительным прыжком во времени, и  не
потерей Амлинга или опасностью берсеркера. Думал он о затихающем шуме дождя,
о бесконечной чистой атмосфере... Это было словно возрождение...
   Он едва заснул, как  пульсация  вызова  Сектора  вырвала  его  обратно  в
реальность. Он проснулся сразу и полностью, подтянул клин к подбородку.
   - Одегард,  мы  кое-что  разобрали  сквозь  помехи.  Внутри  и  в  районе
монастыря четырнадцать жизнелиний. Одна - твоя. Другая - Винченто. Еще  одна
пунктирная, наверное, неродившийся младенец, ты знаешь, как они  выходят  на
экране.
   Деррон шевельнулся, рама заскрипела. Ему было почему-то уютно  и  хорошо,
за окном с крыши падали редко капли. Он просубвокалировал, размышляя:
   - Посмотрим. Я, Винченто, двое слуг, двое солдат, которых я видел. Шесть.
Еще, сказали солдаты,  двое  монахов.  Восемь.  Остается  шесть  жизнелиний.
Вероятно, еще четыре солдата и их полевая спутница, она-то и является  вашей
пунктирной линией. Погодите, солдат говорил, что в округе нет девок.  Как  я
понимаю, идея в том, что один из присутствующих может быть  без  жизнелиний,
что означает - он или она и есть гипотетический берсеркер-андроид.
   - Мы так предполагаем.
   - Завтра посчитаю всех и... Погодите.
   В проеме входа в келью шевельнулась фигура, темнее, чем сама ночь.  Монах
с капюшоном на голове, безликий во мраке. Монах сделал  полшага  в  келью  и
замер.
   Деррон окаменел, вспомнив  плащ  с  капюшоном,  которого  лишился  убитый
Амлинг. Рука судорожно сжала посох. Но он не знал, кто  стоит  в  дверях.  И
если бы это был берсеркер, на таком расстоянии он всегда  успел  бы  вырвать
посох и сломать его до того, как Деррон успел бы прицелиться...
   Прошла секунда, потом монах - если это был монах! -  что-то  пробормотал,
может, извинение за вторжение в занятую келью, и  канул  в  темноту  так  же
бесшумно, как и появился.
   Деррон полулежал, опираясь  на  локоть,  сжимая  бесполезное  оружие.  Он
доложил Сектору о том, что произошло.
   - Помни, он не осмелился убить тебя. Стреляй только наверняка.
   - Понял. - Деррон снова лег и вытянулся во весь  рост.  Но  чувство  уюта
ушло  с  последними  каплями  дождя  и  надежда  на  возрождение   оказалась
неправдой...

   Чья-то рука разбудила Винченто. Он увидел голые стены, влажную солому, на
которой спал, и  почувствовал  тошнотворный  приступ  ужаса.  Он  в  темнице
Защитников Веры - случилось худшее! Стало  еще  страшнее,  когда  он  увидел
монаха в капюшоне. В окошко сочился свет луны... видно, дождь кончился...
   Дождь? Ну да, он еще в пути, едет в Святой Город, суд еще не начался!  От
облегчения Винченто даже не рассердился за то, что его разбудили.
   - Что вам нужно? - пробормотал он и сел на  узкой,  как  полка,  кровати,
поплотнее закутался в дорожное одеяло. Слуга  Вилл  храпел,  свернувшись  на
полу.
   Из-за капюшона лица ночного гостя не было видно.
   Голос его был как погребальный шепот.
   - Мессир Винченто, завтра  вы  должны  один  прийти  в  собор  утром.  На
пересечении нефа и трансепта вы получите добрую весть от  высокопоставленных
друзей.
   Винченто не понимал, что это может значить. Неужели Набур или,  возможно,
Белам, посылают ему знак  снисхождения?  Это  не  исключено.  Но  вероятнее,
очередная хитрость Защитников Веры. Человек, вызванный на трибунал, не  имел
права обсуждать трибунал с посторонним.
   - Хорошая новость, мессир. Приходите и будьте  терпеливы,  если  придется
обождать. Пересечение нефа и трансепта. И не  пытайтесь  узнать,  кто  я  по
имени или в лицо.
   Винченто хранил молчание, решив себя не выдавать.
   А посетитель передав послание, растворился в ночи.
   Во второй раз Винченто проснулся, прервав приятный сон. Ему снилось,  что
он вернулся в поместье, которым его некогда одарил сенатор  родного  города,
что он лежит в безопасной теплой кровати и  его  согревает  тело  любовницы,
уютно устроившийся рядом. На самом  деле  этой  женщины  давно  нет  с  ним,
женщины вообще не имели уже  особого  значения  для  Винченто,  но  поместье
оставалось на старом месте. Если бы ему только разрешили с  миром  вернуться
домой!
   На  этот  раз  его  разбудило  прикосновение  солнечных   лучей,   пучком
пробившихся в келью сквозь высокое узкое оконце в  стене  коридора  напротив
кельи. Он лежал, вспоминая ночного гостя, - не сон ли это был? - а солнечный
сноп постепенно переместился в другое место и стал  вдруг  золотым  кинжалом
утонченной пытки, и тогда все другие мысли покинули Винченто.
   Он оказался перед маятником выбора. Его ум мог качнуться - "тик" - в одну
сторону и прозреть позор проглоченной правды, унижение отречения. Но  качнув
мысль в другую сторону, - "так"  -  он  наталкивался  на  агонию  мучений  в
"сапоге" или на "полке", или медленного гниения в подземном мешке.
   Не прошло и десяти лет с  тех  пор,  как  Защитники  Веры  живьем  сожгли
Онадроига на Большой площади Святого Города. Конечно,  Онадроиг  был  больше
поэтом и философом, чем ученым. Многие ученые считали его еще и сумасшедшим,
фанатиком, взошедшим на костер, но не отрекшимся от своих  теорий!  И  какие
теории владели им!
   Он верил, что Святейший был всего-навсего волшебником,  что  когда-нибудь
глава дьяволов будет спасен, что в космосе бесконечное число миров,  что  на
самих звездах живут люди.
   Ни в писаниях, ни в природе  не  было  ни  малейшего  подтверждения  этих
абсурдных идей. Белам и остальные спорили  с  еретиком  семь  лет,  пытались
переубедить Онадроига, но напрасно.
   Для Винченто грубая телесная пытка была пока лишь  далекой  угрозой.  Ему
нужно  выказывать  слишком  продолжительную  и  наглую  непокорность,  чтобы
спровоцировать Защитников Веры на пытку. Но угроза витает в  воздухе,  и  на
трибунале его припугнут, покажут инструменты. Все это ритуал, не  более,  но
может перейти и в нечто большее, чем ритуал: они с искренней грустью скажут,
что обвиняемый отказался уступить мягким средствам убеждения  и  вынудил  их
прибегнуть к более суровым мерам, во благо его  бессмертной  души  и  защиты
Веры.
   Итак... маятника выбора на самом  деле  не  существовало.  Не  оставалось
ничего другого, как отречься. Пусть солнце  движется,  как  угодно,  -  даже
вокруг  шара  планеты  по   безумной   годовой   спирали,   к   удовольствию
самодовольных недоумков, уверенных,  что  на  нескольких  пыльных  страницах
Писания они уже открыли все секреты Вселенной.
   Лежа на спине,  Винченто  поднял  навстречу  золотому  солнечному  лезвию
старую, с жилами толстых вен, руку. Но руке не остановить  движения  солнца.
Светило снова посмеялось над ним,  превратило  старые  пальцы  в  прозрачный
розовый воск.
   На полу зашевелился Вилл. Винченто рявкнул на слугу, погнал наружу будить
кучера Рудца - тот спал рядом с тягунами - и  посмотреть,  как  там  вода  в
реке. Виллу надлежало  приготовить  завтрак  и  чай:  Винченто  благоразумно
запасся большим количеством провизии на дорогу.
   Оставшись  в  одиночестве,  Винченто  начал  болезненную  и  унизительную
процедуру - приводить старые суставы в готовность к новому дню, каким бы  он
ни оказался, трудным или легким. В последние годы  здоровье  пошатнулось,  и
теперь каждый день начинался с такой процедуры:  он  не  был  болен,  просто
стар. И, конечно же, сильно напуган.
   Вернулся Вилл, сообщил, что огонь разожжен в общей комнате, Винченто ждет
горячий чай. С некоторым удивлением в общей комнате Винченто  обнаружил  еще
одного путника, молодого человека по имени Валзай из далекой страны Моснор.
   Валзай, по его собственному выражению, скромно подвизался на ниве  ученой
деятельности. Винченто внимательно посмотрел на молодчика.  Удивительно,  но
тот держался  с  подобающим  почтением,  проявляя  даже  некоторую  робость,
искреннюю, хотя и скрываемую. Даже в его далекой родной стране, бормотал он,
хорошо знают и высоко ценят открытия Винченто.
   Винченто принял комплименты любезными кивками, прихлебывая утренний чай и
прикидывая, не мог ли юнец быть ночным  гостем  или  тем  добрым  вестником,
которого Винченто должен сегодня услышать в соборе. Неужели Набур послал ему
надежду? Винченто нахмурился. Нет, он не станет, как вассал, ждать  милостей
от сюзерена, даже от  самого  Викария  Святейшего.  Винченто  выпрямился.  К
собору он немедленно бежать не станет.
   Пришел Рудд. Река успокаивается, сообщил он, вода больше не прибывает, но
в