ое платье.
     Эссединекс,   вместе   с   остальными   оторопело   наблюдавший    за
происходящим, воскликнул:
     - Ну, знаешь... Немедленно прекрати, похотливый юнец!
     - Тихо! - скомандовал Фафхрд, продолжая расстегивать платье.
     Закутанные  в  одеяла  девицы  захихикали  и  тут  же  прикрыли   рты
ладошками, весело поглядывая на Эссединекса и прочих.
     Заложив свои длинные волосы за правое ухо, Фафхрд нагнулся к Влане  и
приложил его к коже между двух маленьких, словно половинки граната, грудей
с розовато-бронзовыми сосками.  Лицо  его  при  этом  сохраняло  выражение
торжественности. Девицы снова  захихикали.  Эссединекс  сипло  откашлялся,
готовясь к очередной речи.
     Фафхрд выпрямился и сказал:
     - Душа ее скоро вернется  в  тело.  К  синякам  следует  прикладывать
снеговые компрессы, меняя снег по мере его  таяния.  А  теперь  мне  нужен
кубок вашего лучшего бренди.
     - Моего лучшего бренди! - завопил возмущенный Эссединекс. -  Это  уже
слишком. Сперва ты без  спроса  раздеваешь  девушку,  теперь  тебе  выпить
захотелось! Убирайся немедленно, бесцеремонный юнец!
     - Я просто хотел... - начал было объяснять Фафхрд, в голосе  которого
появились угрожающие нотки.
     Спор прекратила сама болящая: она открыла  глаза,  покачала  головой,
поморщилась и решительно села на постели, но тут же сильно  побледнела,  а
взгляд ее несколько затуманился. Фафхрд снова уложил ее и подсунул ей  под
ноги подушку. Затем он  посмотрел  ей  в  глаза.  Девушка  с  любопытством
разглядывала его.
     Ее скуластенькое личико было миниатюрным, уже не юным, но несмотря на
шишки, отличалось какой-то  кошачьей  прелестью.  Большие  карие  глаза  с
длинными ресницами должны были по идее таять от умиления, но почему-то  не
таяли.  Это  были  глаза  одинокого  и  решительного   человека,   который
внимательно оценивает то, что видит перед собой.
     Девушка же увидела красивого светлокожего парня зим  восемнадцати  от
роду, большеголового и с вытянутой  нижней  челюстью,  словно  он  еще  не
перестал расти. Прекрасные золотисто-рыжие  волосы  падали  ему  на  щеки.
Зеленые и загадочные глаза смотрели пристально, как у  кота.  Полные  губы
были чуть сжаты, словно  служили  для  слов  дверью,  которая  открывалась
только по команде загадочных глаз.
     Взяв бутылку с низкого столика, одна из девиц налила полкубка бренди.
Фафхрд взял его и, приподняв Влане  голову,  помог  ей  сделать  несколько
маленьких глотков. Другая девица принесла немного снега в  двух  шерстяных
тряпках. Став на колени по другую сторону ложа, она наложила компрессы.
     Спросив у Фафхрда, как его зовут, и подтвердив, что  он  спас  ее  от
снежных женщин, Влана поинтересовалась:
     - Почему у тебя такой высокий голос?
     - Я беру уроки у поющего скальда, - ответил  тот.  -  Они  пользуются
только фальцетом, это подлинные скальды,  в  отличие  от  тех,  что  рычат
хриплым басом.
     - Какой награды ты хочешь за мое спасение? -  без  обиняков  спросила
Влана.
     - Никакой, - ответил Фафхрд.
     Девицы снова захихикали, но Влана взглядом заставила их замолчать.
     Фафхрд добавил:
     - Я счел своим долгом  спасти  тебя,  потому  что  у  снежных  женщин
верховодит моя  мать.  Я  обязан  не  только  уважать  ее  желания,  но  и
удерживать ее от дурных поступков.
     - Вот как. А почему ты ведешь  себя,  словно  какой-нибудь  жрец  или
знахарь? - продолжала расспросы Влана. - Это одно из желаний твоей матери?
- Влана и не подумала прикрыть грудь, однако Фафхрд не отрывал глаз от губ
и глаз актрисы.
     - Врачевание - одно  из  искусств,  необходимых  поющему  скальду,  -
ответил он. - А что касается моей матери, то я лишь исполняю свой долг  по
отношению к ней - и только.
     - Влана, вести подобные разговоры  с  этим  юнцом  неблагоразумно,  -
робко вмешался Эссединекс. - Он должен...
     - Заткнись! - бросила девушка и  вновь  обратилась  к  Фафхрду:  -  А
почему ты ходишь в белом?
     - Все снежные люди должны носить только белое. Мне не нравится  новый
обычай, когда мужчины ходят в темных или крашеных мехах. Мой  отец  всегда
носил белое.
     - Он умер?
     - Да. Когда пытался взобраться на запретную гору Белый Зуб.
     - И твоя мать хочет, чтобы ты ходил в белом, словно ты -  вернувшийся
отец?
     Услышав столь  коварный  вопрос,  Фафхрд  не  ответил,  а  неожиданно
спросил сам:
     - На  скольких  языках  ты  умеешь  разговаривать,  не  считая  этого
ломаного ланкмарского?
     Актриса наконец улыбнулась:
     - Ну и вопросик! Ну что ж, я говорю, хотя  и  не  безукоризненно,  на
мингольском,  кварчишском,  верхе-  и  нижнеланкмарском,   квармаллийском,
староупырском, на пустынном наречии и еще трех восточных языках.
     - Это здорово, - одобрил Фафхрд.
     - Но что же в этом такого?
     - Это означает, что ты цивилизованная женщина.
     - И почему же это здорово? - с кислой улыбкой осведомилась Влана.
     - Ты сама должна знать, ты ведь танцуешь в театре. Словом, меня очень
интересует цивилизация.
     - Идет! - зашипел Эссединекс, стоявший у входа. -  Влана,  этот  юнец
должен...
     - Ничего он не должен!
     - Но мне и в самом деле пора, -  вставая,  проговорил  Фафхрд.  -  Не
снимай компрессы, - посоветовал он Влане. - Отдохни до заката, потом выпей
еще бренди с горячим бульоном.
     - Почему тебе нужно идти? - приподнимаясь на локте, спросила Влана.
     - Я пообещал матери, - не оборачиваясь, объяснил Фафхрд.
     - Ох уж эта твоя мать!
     Нагнув голову, чтобы выйти, Фафхрд остановился и обернулся.
     - Перед матерью у меня много обязательств, - сказал он. - Перед тобой
пока ни одного.
     - Влана, он должен уйти. Сюда идет... - хриплым драматическим шепотом
начал Эссединекс, одновременно плечом выжимая из  шатра  Фафхрда,  однако,
несмотря на стройность молодого человека, старик с таким же успехом мог бы
пытаться вырвать с корнями дерево.
     - Ты что, боишься того, кто  сюда  идет?  -  поинтересовалась  Влана,
застегивая платье.
     Фафхрд задумчиво посмотрел на нее. Затем, так и не ответив на вопрос,
нырнул в низкую дверь, выпрямился и стал поджидать человека с разгневанным
лицом, который сквозь туман приближался к шатру.
     Ростом этот человек был с Фафхрда,  но  раза  в  два  корпулентное  и
старше, в котиковой шубе, увешанный украшениями из аметистов в серебре,  с
массивными золотыми браслетами на запястьях  и  золотой  цепью  на  шее  -
отличительным знаком вождя пиратов.
     Фафхрд почувствовал укол страха - но  вызвал  его  не  приближающийся
человек, а изморозь на шатре, слой которой стал заметно толще, чем раньше.
Мора и другие ведьмы прекрасно умели повелевать  холодом,  они  могли  без
особого  труда  заморозить  человеку  суп  или  чресла,  могли   заставить
сломаться от холода меч или лопнуть веревку для горных восхождений. Фафхрд
часто задавался вопросом: не Мора ли  и  не  ее  ли  магия  сделали  таким
холодным его сердце? А теперь холод приближался  к  танцовщице.  Нужно  ее
предупредить, только ведь она девушка цивилизованная  и  поднимет  его  на
смех.
     Рослый мужчина приблизился.
     - Досточтимый Хрингорл, - в знак приветствия мягко сказал Фафхрд.
     Вместо ответа тот смазал его тыльной стороной ладони по лицу.
     Фафхрд отпрянул, и  удар  пришелся  вскользь.  Ни  слова  не  говоря,
молодой человек пошел прочь.
     Тяжело дыша, Хрингорл еще несколько ударов сердца смотрел ему  вслед,
потом нагнулся и вошел в полукруглый шатер.
     Хрингорл без сомнения самый могущественный  человек  Снежного  клана,
думал Фафхрд, хотя и не входит в число вождей из-за своей  задиристости  и
пренебрежения к обычаям. Снежные женщины ненавидели Хрингорла,  но  ничего
не могли с ним поделать, потому что мать его давно умерла, а сам он так  и
не женился, довольствуясь наложницами, привозимыми из пиратских набегов.
     Фафхрд даже не  заметил,  как  к  нему  откуда-то  подошел  темноусый
человек в черном тюрбане.
     - Вы молодец, друг мой. И молодец, что спасли танцовщицу.
     Фафхрд бесстрастно проговорил:
     - Вы - Велликс-Хват.
     Черноусый кивнул.
     - Привез сюда из Клелг-Нара бренди на продажу.  Может,  отведаете  со
мной моего самого лучшего?
     -  Мне  очень  жаль,  -  ответил  Фафхрд,  -  но  я  уже  договорился
встретиться с матерью.
     - Тогда в другой раз, - не стал возражать Велликс.
     - Фафхрд!
     Это  был  голос  Хрингорла,  но  уже  беззлобный.  Фафхрд  обернулся.
Здоровяк постоял у шатра и,  видя,  что  Фафхрд  не  шелохнулся,  широкими
шагами  направился  к  нему.  Тем  временем  Велликс  исчез   с   той   же
непринужденностью, с какою вел разговор.
     - Извини, Фафхрд, - ворчливо проговорил Хрингорл, - я не знал, что ты
спас танцовщице жизнь. Ты оказал мне большую услугу. Держи!  -  Расстегнув
один из своих тяжелых браслетов, он протянул его Фафхрду.
     Фафхрд все так же держал руки по швам.
     - Никакая это не услуга, - ответил он.  -  Просто  я  не  дал  матери
совершить дурной поступок.
     - Да ты же плавал со мной! - внезапно заревел Хрингорл, багровея,  но
все еще стараясь улыбаться. - И будешь брать от меня подарки точно так же,
как раньше выполнял мои приказы!
     Он схватил Фафхрда за руку, положил ему в ладонь массивное украшение,
сомкнул расслабленные пальцы молодого человека и отступил назад.
     Фафхрд внезапно встал на одно колено и быстро проговорил:
     - Прости, но я не могу взять то, чего не заслужил. А теперь мне  пора
к матери.
     Он поспешно встал, повернулся и пошел прочь. Золотой  браслет  лежал,
сверкая на снежном насте.
     Фафхрд слышал рев  Хрингорла  и  сдавленное  проклятие,  но  не  стал
оборачиваться,  чтобы  посмотреть,  подобрал   ли   тот   столь   надменно
отвергнутый дар, однако с большим  трудом  удержался  от  того,  чтобы  не
втянуть голову в плечи и не  пойти  зигзагом  на  случай,  если  Хрингорлу
вздумается метнуть тяжеленный браслет ему в голову.
     Вскоре юноша уже подходил к  матери,  сидевшей  в  окружении  семерых
снежных женщин. При его появлении они встали. Не доходя примерно  ярда  до
них, Фафхрд понурил голову и, глядя в сторону, произнес:
     - Я пришел, Мора.
     - Долго же ты шел, - ответила та, - даже слишком долго. - Шесть голов
торжественно закивали. Но краем глаза Фафхрд заметил, что седьмая  снежная
женщина начала неслышно отходить назад.
     - Но я же пришел, - настаивал Фафхрд.
     - Ты не выполнил моего приказания, -  холодно  проговорила  Мора.  Ее
осунувшееся и когда-то красивое лицо выглядело бы  опечаленным,  побудь  в
нем столько гордыни и властности.
     - Но теперь-то выполнил, - возразил Фафхрд.  Он  видел,  что  седьмая
снежная женщина бесшумно бежит в развевающейся  белой  шубе  между  жилыми
шатрами в сторону дремучего леса, который прижимал Мерзлый Стан к  каньону
Пляшущих Троллей.
     - Очень хорошо,  -  сказала  Мора.  -  А  теперь  ты  без  возражений
отправишься со мной в шатер сна для ритуального очищения.
     - А я ничем не осквернен, - заявил Фафхрд. - К  тому  же  я  очищаюсь
иным способом, который тоже угоден богам.
     Ведьмы Моры неодобрительно закудахтали. Фафхрд вел  смелые  речи,  но
голову так и не поднял, чтобы видеть не их лица с завораживающими глазами,
а лишь нижние части длинных белых шуб, похожие на березовые пни.
     - Посмотри мне в глаза, - велела Мора.
     - Я выполняю все общепринятые обязанности взрослого сына,  -  ответил
Фафхрд, - от добывания пищи  до  вооруженной  охраны.  Но,  насколько  мне
известно, смотреть в глаза матери в число этих обязанностей не входит.
     - Твой отец всегда меня слушался, - зловеще проговорила Мора.
     - Стоило ему завидеть высокую гору, как он взбирался на нее, слушаясь
при этом лишь самого себя, - возразил Фафхрд.
     - Вот именно,  оттого-то  и  погиб!  -  воскликнула  Мора,  благодаря
властности сдерживая печаль и злость, но не пряча их.
     - А откуда именно  на  Белом  Зубе  взялся  тот  лютый  мороз,  из-за
которого лопнула его веревка? - твердо спросил Фафхрд.
     У ведьм, как по команде, от возмущения занялся  дух,  а  Мора  звучно
отчеканила:
     - Налагаю на тебя материнское проклятие, Фафхрд, за  неповиновение  и
дурные мысли!
     С необычайной готовностью Фафхрд ответил:
     - Покорнейше принимаю твое проклятие, матушка.
     - Проклятие относится не к тебе, а к  твоим  злобным  измышлениям,  -
пояснила Мора.
     - Все равно я сохраню его в сердце навеки, - отозвался  Фафхрд.  -  А
теперь, подчиняясь своему разуму, я ухожу до тех пор, пока демон гнева  не
оставит тебя.
     С этими словами, так и не поднимая  головы  и  глядя  в  сторону,  он
повернулся и быстро пошел к лесу, взяв немного восточнее  жилых  шатров  и
западнее широкой полосы деревьев, простирающейся почти до  Зала  Богов.  У
себя за спиною он  слышал  злобное  шипение  ведьм,  однако  его  мать  не
произнесла ни звука.  Уж  лучше  бы  она  что-нибудь  сказала,  подумалось
Фафхрду.
     У молодых людей раны заживают быстро. К тому времени, как Фафхрд,  не
задев ни одной заиндевелой веточки, вошел в  свой  любимый  лес,  все  его
чувства вновь приобрели былую остроту, к шее вернулась подвижность  и  сам
он снова был чист, как нетронутый снег, и открыт  для  новых  впечатлений.
Фафхрд выбрал самую легкую  дорогу,  миновав  покрытые  изморозью  заросли
колючего кустарника слева и громадные, скрытые за соснами гранитные  скалы
справа.
     Он видел следы птиц и белок, суточной давности следы медведя; снежные
птицы щелкали черными клювами в поисках  красных  снежных  ягод,  покрытая
мехом снежная змея зашипела на него, и он не удивился  бы,  появись  перед
ним даже дракон с заиндевелым хребтом.
     Поэтому  Фафхрд  остался  совершенно  невозмутим,  когда  от   ствола
огромной сосны отделился  кусок  коры  и  в  дупле  появилась  дриада  лет
семнадцати - улыбающаяся, голубоглазая и белокурая. Он, собственно говоря,
даже ждал ее появления с тех пор, как  увидел  убегавшую  седьмую  снежную
женщину.
     Однако в течение двух ударов сердца он притворялся изумленным. Затем,
с криком "Мара, ведьмочка моя!" бросился вперед,  оторвал  девушку  от  ее
маскировочного фона и обнял обеими руками; они стояли, словно  одна  белая
колонна, капюшон к капюшону, губы  к  губам,  на  протяжении  самое  малое
двадцати ударов сердца, ударов весьма громких и восхитительных.
     Затем Фафхрд залез ей рукой под шубу  и,  отыскав  разрез  в  длинном
платье, прижал ладонь к ее курчавому лобку.
     - Догадайся, - шепнула девушка, лизнув ему ухо.
     - Это нечто, принадлежащее девушке.  Я  думаю,  что  это...  -  начал
Фафхрд очень жизнерадостно, хотя его мысли уже бешено неслись в совершенно
ином направлении.
     - Да нет, дурачок, там кое-что принадлежит и тебе, - поправил влажный
шепот.
     Путь, которым неслись мысли Фафхрда, превратился в обледенелый склон,
ведший к печальной уверенности.  Тем  не  менее  молодой  человек  отважно
проговорил:
     - Я и надеюсь, что с другими  ты  не  проделывала  это,  хотя  имеешь
полное право. Должен сказать, что я польщен...
     - Глупая ты скотина! Я имела в виду, что там кое-что принадлежит  нам
обоим.
     Путь превратился в черный ледяной туннель  с  пропастью  в  конце.  В
соответствии с важностью  момента  сердце  Фафхрда  забилось  чаще,  и  он
машинально пробормотал:
     - Не может быть!
     - Я в этом уверена, чудовище ты этакое! У меня уже два месяца  ничего
не было.
     Губы Фафхрда сжались, выполнив свою задачу  преграждать  путь  словам
лучше, чем когда бы то ни было раньше. Когда же рот его  раскрылся,  то  и
он, и язык уже находились в полном  подчинении  у  больших  зеленых  глаз.
Посыпались радостные слова:
     - О боги! Как здорово! Я - отец! Ну и умница же ты, Мара!
     - Еще бы не умница, - согласилась девушка. - Думаешь, мне было просто
сотворить такую тонкую штуку после всех  твоих  грубостей?  А  теперь  мне
придется отплатить тебе за  твое  постыдное  предположение,  что  я  могла
проделывать это с другими.
     Задрав сзади юбку, она  положила  его  руки  на  веревки,  завязанные
замысловатым узлом на  крестце.  (Снежные  женщины  носили  шубы,  меховые
сапожки, меховые чулки, прикреплявшиеся к  поясу  на  талии,  и  одно  или
несколько меховых платьев - одежда эта была не  менее  практичной,  чем  у
мужчин Снежного клана, если не брать в расчет длинных платьев.)
     Ощупав узел, от которого  шли  три  туго  натянутые  бечевки,  Фафхрд
заметил:
     - Мара,  милая,  не  нравятся  мне  эти  пояса  целомудрия,  это  так
нецивилизованно. И кроме того, они мешают правильному кровообращению.
     - Опять ты с этой твоей цивилизацией! Ну, ничего, я буду любить  тебя
так, что ты и думать о ней забудешь. Давай, развязывай узел - сам увидишь,
что завязан он твоей рукой.
     Фафхрд подчинился и был вынужден признать, что узел и впрямь  завязан
им. Все это заняло известное время, которое Мара  провела  очень  недурно,
если судить по ее вскрикам, постанываниям, ласковым щипкам и покусываниям.
В конце концов и  у  Фафхрда  возник  интерес  к  процессу.  Когда  же  он
завершился, Фафхрд получил награду, какую получает  всякий  учтивый  лжец:
Мара любила его, потому что он лгал ей именно так, как это принято в таких
случаях, и, любя, завлекала так, что он приходил во все большее и  большее
возбуждение.
     После объятий и прочих знаков приязни  молодые  люди  упали  в  снег,
причем матрасом и одеялом им служили их меховые одежды.
     Какой-нибудь случайный прохожий мог  бы  подумать,  что  это  оживший
сугроб извивается в судорогах, давая рождение  новому  снежному  человеку,
эльфу или демону.
     Через какое-то  вреди  сугроб  затих,  и  тому  же  самому  прохожему
пришлось бы наклониться очень низко, чтобы  разобрать  доносящиеся  из-под
снега голоса.
     Мара: Угадай, о чем я думаю?
     Фафхрд: О том, что ты - королева сладострастия. Ай!
     Мара: Вот тебе и ай! А ты - король скотов! Нет, дурачок, послушай.  Я
радовалась тому, что ты покончил со своими скитаниями по югу еще до  нашей
свадьбы. Я уверена,  что  ты  изнасиловал  десятки  южных  женщин  и  даже
занимался с ними всякими извращениями - оттого-то у тебя и  появился  этот
бзик насчет цивилизации. Но я не в обиде. Я буду так любить тебя,  что  ты
позабудешь обо всем этом.
     Фафхрд: Мара, у тебя блестящий ум, но ты  явно  преувеличиваешь  все,
что касается единственного пиратского набега, в котором я  участвовал  под
началом Хрингорла, и особенно возможности, какие  у  меня  были  в  смысле
любовных приключений. Прежде всего, жители прибрежных городов, которые  мы
грабили, и в первую очередь все молодые женщины  убегали  в  горы  еще  до
того, как мы высаживались на сушу. А если каких-то женщин и насиловали, то
я как самый младший был последним в списке насильников и даже  не  пытался
заниматься этим.  По  правде  говоря,  единственными  интересными  людьми,
которых я встретил за все это скучнейшее путешествие,  были  два  старика,
захваченные нами, чтобы  получить  выкуп  -  от  них  я  научился  немного
квармаллийскому и верхнеланкмарскому языкам - да еще  один  тощий  парень,
ходивший в подмастерьях у чародея. Он очень ловко управлялся с кинжалом  и
любил разрушать легенды - в точности как я и мой отец.
     Мара: Не печалься.  Когда  мы  поженимся,  жизнь  станет  куда  более
увлекательной.
     Фафхрд: А  вот  тут  ты  не  права,  милая  Мара.  Подожди,  дай  мне
объяснить! Стоит нам пожениться, как Мора переложит на тебя всю готовку  и
работу по шатру. Она будет обращаться  с  тобой  на  семь  восьмых  как  с
рабыней и на одну восьмую - в лучшем случае - как с моей наложницей.
     Мара: Вот еще! Ну нет, Фафхрд, тебе еще предстоит  научиться  держать
собственную мать в повиновении. Но не бойся,  дорогой  мой.  Ты,  понятное
дело, еще не знаешь, каким оружием располагает молодая