ток и  дунула  в  него.  Пронзительный  свист
разорвал морозную тишину. Двое в яме услышали сигнал.
   - Это Сиф, - сказала  Афрейт,  но  Фафхрд  уже  взобрался  на  деревянную
подножку и, уцепившись крюком за край ямы, одним могучим броском выбрался на
поверхность. Она взяла  фонарь,  продела  руку  в  петлю  на  его  крышке  и
последовала за Фафхрдом, держась за деревянную обшивку шахты обеими руками и
поднимаясь по ней ногами, как по лестнице.
   Фафхрд оглянулся по сторонам  и  увидел  ярко  светящуюся  точку  посреди
заснеженного луга. Она не стояла на месте, а двигалась  туда  и  сюда,  явно
желая привлечь к себе внимание. Тогда он заглянул в обшитую  деревом  яму  и
отыскал на одной из досок ярко-желтую  охряную  метку,  которую  он  сделал,
когда был найден кинжал. Стрелка указывала  в  ту  сторону,  где  в  темноте
плясала искорка  света.  Он  со  свистом  выдохнул  и,  подняв  над  головой
принесенную Афрейт лампу, дважды взмахнул ею в  ответ.  Танцующая  искра  на
лугу тотчас исчезла.
   - Теперь все ясно, - обратился он к Афрейт, опустив  лампу.  -  Кинжал  и
маятник говорят об одном и том же. Нужно копать туннель в  том  направлении:
камень послужит полом, а стенки и потолок  укрепим  досками,  чтобы  они  не
обвалились.
   Она согласно кивнула и тут же добавила:
   - Скаллик еще  раньше  говорил,  что  Мышелов,  должно  быть,  специально
оставил кинжал лежать в таком положении, чтобы  дать  нам  понять,  куда  он
движется.
   Все сбежались, желая узнать, что  случилось.  Северянин,  поднимавший  на
поверхность ведра с землей, застыл у ворота, не сводя с Фафхрда пристального
взора.
   Тот продолжал: Ђ - Боковой проход будем делать  как  можно  ниже  и  уже,
чтобы не тратить много дерева. Доски для обшивки стен будем  пилить  на  три
части - там не обязательно толстые. Теперь работа пойдет быстрее, но все  же
нужно сохранять осторожность.
   - Но пройдет еще немало времени, прежде чем мы доберемся до  того  места,
где теперь Сиф и Пшаури, - вмешалась Афрейт.
   - Верно, - согласился он. - Как верно и то,  что  капитан  Мышелов  может
теперь находиться сколь угодно далеко отсюда, судя по  скорости,  с  которой
его затянуло под землю. Он может  быть  где  угодно.  И  все  же  мы  должны
продолжать копать в том направлении, следуя  тому  единственному  указателю,
который он оставил.  Это  гораздо  более  основательное  свидетельство,  чем
лозоходство. Нет, нужно копать дальше, иначе мы потеряем кураж и дисциплину.
Вот и сейчас мы понапрасну теряем время. Хотя я, надо признать, окончательно
потерял терпение  и  не  могу  продолжать  работать  как  надо.  Ты  и  сама
предостерегала меня, чтобы я не торопился, - обратился он к Афрейт. С  этими
словами он повернулся к стоявшему у ворота верзиле и приказал:
   - Удалл, приведи сюда Скора! Если он спит, разбуди. Попроси его - вежливо
- прийти сюда. Скажи ему, что он мне нужен. - (Удалл ушел.) - Скор  обладает
качеством, которого нет у меня - по крайней  мере  сейчас,  -  терпением.  А
именно оно сейчас нужнее всего, - пояснил он Афрейт. Голос его изменился.  -
Дорогая, прошу тебя, замени меня здесь,  пока  я  буду  отсутствовать.  Вот,
возьми мое кольцо. - Он протянул ей ладонь и растопырил пальцы. Она  стянула
кольцо с его мизинца и надела на свой палец. - А я пойду пройдусь и подумаю,
как еще можно помочь Мышелову. Ты знаешь, мне плохо  думается  среди  людей.
Мне почему-то кажется, что он сделает круг и выйдет из подземного  мира  там
же, где вошел, - через эту яму; поэтому мы и  должны  тут  копать.  Но  это,
конечно же, было бы проще всего, а есть еще и другие варианты, о которых  не
следует забывать. Моя голова в огне. Мы с Серым вместе попадали в  переделки
и похуже. Ты поможешь мне, дорогая?  -  закончил  он.  -  Просеивание  земли
можешь поручить Рилл и двоим девочкам по очереди, можно  даже  матушку  Грам
подключать время от времени.
   - Предоставь это мне, капитан, -  отвечала  она,  погладив  его  по  лицу
тыльной стороной правой ладони, на которой  теперь  серебрилась  печатка  из
двух перекрещивающихся мечей. Ее жест был полон нежности и кокетства,  но  в
фиолетовых глазах билась тревога, а голос был непреклонен, как смерть.
   Снегоход отозвался на свист Сиф так же  поспешно,  как  и  Фафхрд,  -  он
рванулся на  звук  прямо  через  снежную  целину.  Перед  Сиф,  продолжавшей
сигналить высоко поднятой лампой, он  замер  как  вкопанный,  затем  перевел
взгляд на застывшего в неудобной позе Пшаури, с  неподвижной  руки  которого
свисал странный предмет. Подозрительно его обнюхав, пес  тихо  взвизгнул  и,
опустив нос к земле, пробежал в ту сторону, куда  указывал  маятник,  еще  с
десяток ярдов. Там он остановился, поднял голову и дважды отрывисто гавкнул.
   Получив ответный сигнал Фафхрда, Сиф опустила лампу, Пшаури  обратился  к
ней:
   - Госпожа, не следует ли нам отметить то место, где остановился Снегоход?
Я думаю, нам нужно идти за ним, пока след не простыл,  и  время  от  времени
продолжать останавливаться, как и раньше.
   Пользуясь рукояткой кинжала как молотком, она вогнала в мерзлую  землю  у
ног Пшаури колышек, который они прихватили с собой, и привязала к нему  свою
серую ленту.
   - Думаю, ты прав. Хотя, пока я размахивала лампой, мне пришло  в  голову,
что внутри куба зола Локи, так что, может статься, мы идем к нему,  а  не  к
Мышелову. А уж я-то по собственному опыту знаю, что этот бог может отправить
нас туда, не знаю куда, искать того, не знаю кого.
   - Нет, госпожа моя, это сигналы капитана, - заверил ее Пшаури.  -  Я  это
чувствую. И Снегоход никогда не спутал бы его с этим злокозненным чужеземным
богом. Более того, на этот раз пес не воет,  как  прежде,  а  только  слегка
поскуливает - верный знак, что он чует живого, а не мертвеца.
   - Ты очень предан капитану, не так ли? -  заметила  Сиф.  -  Молю  Скаму,
чтобы ты оказался прав. Веди же. Остальные догонят позже.
   Она имела в виду пять силуэтов, которые отделились от кухонного костра  и
двигались в их направлении: это были Рилл, Скаллик, Гронигер, Урф и  матушка
Грам, заинтересовавшиеся происходящим. Круглый диск луны позади них коснулся
горизонта,  словно  ночное  светило  собиралось  уйти  под  землю  вслед  за
Мышеловом.

***

   Тем временем у кухонного очага Фафхрд  налил  себе  полкружки  дымящегося
вздрога, щедро сдобрил его порцией бренди, ополовинил кружку  одним  глотком
и, как и обещал Афрейт,  уселся  и  погрузился  в  серьезные  размышления  о
переделке, в которую попал Мышелов, и о способах вызволения его оттуда.
   Однако тут же обнаружил, что его мысли крутятся в  таком  бешеном  вихре,
так мечутся и бросаются из стороны в сторону, что обуздать  их  ему  не  под
силу.
   Не помогла внести порядок и логику в этот хаос и вторая половина  кружки,
выпитая одним залпом.
   Он встал и принялся мерить шагами пространство вокруг костра, то  начиная
вертеть что-нибудь в руках, то отбрасывая надоевшую вещицу, то топая  ногой,
раздражаясь  еще  больше  из-за  своей  неспособности   внести   порядок   в
собственные мысли.
   Несколько раз он проделал ладонью в воздухе пассы  у  себя  перед  носом,
точно пытаясь при помощи магии извлечь что-то прямо из воздуха.
   Внезапно настроение его переменилось, и он спросил себя, а  действительно
ли ему так уж хочется спасать Мышелова.  Пусть  сам  выбирается  как  знает.
Раньше это ему неплохо удавалось, клянусь Косом!
   Ему хотелось бы  сравнить  свои  дикие  фантазии  с  практичностью  Рилл,
непробиваемым рационализмом Гронигера, убежденным догматизмом старой  ведьмы
матушки Грам или мингольским фатализмом Урфа, но все они  ушли  смотреть  на
лозоходцев. Он сказал Афрейт, что ищет одиночества, но теперь  задавал  себе
вопрос, как можно размышлять, не сопоставляя  свою  точку  зрения  с  точкой
зрения другого? Он чувствовал, что запутался, что  в  голове  у  него  царит
полный хаос, а сам он сделался удивительно  легким,  просто  невесомым,  как
перо. Казалось, подуй сейчас ветер, и он улетит.
   Он огляделся вокруг: огонь, котел с похлебкой над ним, кучка дров  рядом,
веревка с развешенной на ней для просушки одеждой поодаль, палатка,  кровати
в ней.
   Незачем говорить с детьми, пусть спят, сказал  он  себе,  жалея,  что  не
может их разбудить.
   Но странное беспокойство нарастало. Наконец, чтобы дать ему выход, Фафхрд
взял непочатый кувшин с бренди в одну  руку,  другой  конечностью  подхватил
незажженный фонарь и отправился вслед за остальными.
   Он шел то и дело сбиваясь с пути, отклоняясь в сторону и  возвращаясь  на
правильную дорогу. Он не был уверен, что хочет догнать  остальных.  Но  идти
куда-то было необходимо, иначе он мог просто лопнуть от беспокойства.

Глава 16

   Все  время,  пока  Фафхрд  мерил  шагами  землю  у  костра,  Пальчики  не
переставала следить за ним, лежа в  теплой  уютной  постели  рядом  с  мирно
спавшей Гейл.
   Увидев, что события принимают непредвиденный  оборот,  девочка  разбудила
товарку, дернув ту за тонкие светлые волоски, недавно  начавшие  пробиваться
на бугорке пониже живота.
   - Больно же, - пискнула та, спросонья протирая глаза  кулачками.  -  Меня
еще никто так не будил.
   - Больнее всего там, где и всего приятней, - не задумываясь ответила  та,
словно повторяя давно затверженные слова. Потом продолжала более живо:
   - Я знала, что захочешь услышать  новости  о  твоем  любимом  героическом
дядюшке с непроизносимым именем, дорогая,  потому  и  разбудила  тебя  столь
бесцеремонно.
   - Фафхрд? - Гейл была вся внимание.
   - Он самый. Он выбрался из ямы, потоптался  вокруг  огня,  потом  схватил
кувшин и лампу и  побежал  следом  за  твоей  темноволосой  теткой,  которая
пытается отыскать твоего другого дядюшку при помощи лозы. По-моему,  он  был
какой-то странный, и будет лучше, если мы приглядим за ним.
   - Где наши вещи? - Гейл уже начала вылезать из теплого гнездышка.
   - Женщина с покалеченной рукой повесила их сушиться на  веревку  у  огня.
Давай, я догоню тебя.
   - Кто-нибудь увидит нас. - Гейл  попыталась  прикрыть  едва  наметившиеся
груди худенькой ручкой.
   - Если  будем  быстро  шевелиться,  то  не  заметят.  Девчонки,  хихикая,
стреканули к огню и влезли в свои поджарившиеся одежки  с  такой  скоростью,
точно они были матросами, поднятыми по тревоге. Потом, взявшись за руки, они
двинулись на восток, следуя за одиноким огоньком  Фафхрдовой  лампы.  За  их
спинами последний сегмент лунного диска прятался за холмами, а небо  впереди
уже побледнело в ожидании зари.

Глава 17

   Мышелов медленно  выплывал  из  глубокого  сна  на  поверхность.  На  это
потребовалась масса времени,  в  течение  которого  его  сознание  проходило
разные стадии сна, полусна и наконец бодрствования. Когда он начал  отдавать
себе  вполне  трезвый  отчет  в  происходящем,  то  обнаружил,  что   лежит,
растянувшись во весь рост, на спине, а его голова покоится на согнутом локте
левой руки. Ноздри его заполнял все перешибающий запах морской соли.
   На какое-то блаженное мгновение ему показалось, будто он в своей  кровати
в казарме, где и проспал всю ночь с открытым окном.
   Но  первая  же  попытка  шевельнуться  разрушила  приятную  иллюзию.  Его
последнее приключение, во время  которого  ему  пришлось  удирать  от  Боли,
костлявой сестренки Смерти, не закончилось.
   Его положение с тех пор еще ухудшилось - он утратил ту  странную  свободу
движений, которая позволяла ему хотя и без достоинства, по-крабьи, но все же
держаться на расстоянии от своей преследовательницы. По всей видимости,  это
ужас сделал его способным на такое.
   И запаха моря он раньше тоже не чувствовал. Должно  быть,  почва,  мелкие
комочки которой облепили его со всех сторон, источала этот запах. Сама почва
тоже стала ощутимо более влажной, что должно было означать близость  берега.
Возможно, бурное и суровое Крайнее море уже  катит  свои  валы  у  него  над
головой.
   Лежа в земле плашмя, он чувствовал себя еще более уязвимым,  чем  раньше,
когда, хотя и зажатый со всех  сторон  пластами  земли,  он  был  все  время
настороже и даже  научился  пользоваться  известной  свободой  в  тех  узких
пределах, что были ему отведены. В положении лежа - все равно, на спине  или
на животе - он  чувствовал  себя  не  только  беспомощным,  но  и  покорным,
смирившимся.
   "Нет, перебил он сам  себя,  -  не  преувеличивай:  хуже  всего  было  бы
оказаться погребенным в земле вверх  ногами,  И  вообще,  хватит  выдумывать
всякие ужасы, а то так бог знает до чего додуматься можно".
   И чтобы  отвлечься  от  дурных  мыслей,  он  сосредоточился  на  дыхании,
стараясь сделать вдохи как можно более мелкими и  частыми.  Одновременно  он
убедился, что его лицо  по-прежнему  излучает  свет,  а  глаза  не  утратили
волшебной способности видеть сквозь землю, хотя и не столь ясно, как прежде.
   Голова его была склонена под таким углом, что часть  кругозора  закрывали
ему собственные ноги. Хорошо  бы,  конечно,  было  видеть  побольше,  но  по
крайней мере он мог убедиться, что никакая бледно-голубая баба не гонится за
ним, извиваясь по-змеиному.
   И все же положение лежа лишало его храбрости: ему казалось,  что  вот-вот
какая-то чудовищная нога опустится на него и раздавит или столь же кошмарных
размеров рука насадит его на вилку.
   Чтобы успокоиться и не поддаваться панике, он напомнил себе,  что  ему  и
раньше  случалось  забредать  в  царство  Смерти  и  возвращаться  живым   и
невредимым. А однажды, в Ланкмаре, ему довелось попасть в лавку Пожирателей,
где, одурманенный иноземным колдовством, он бесстрашно улегся в черный  гроб
после неудачной попытки пройти сквозь зеркало, которое на поверку  оказалось
озером жидкой ртути, поддерживаемым в вертикальном положении мощными чарами.
   Но тогда его пьянили вино и желание, напомнил он  себе,  а  когда  Фафхрд
выдергивал его из серебристой  жижи,  в  которую  он  погрузился  более  чем
наполовину, он пребывал в убеждении, что ему вот-вот откроется некий  тайный
рай для героев, расположенный даже выше обиталища богов.  К  тому  же  ртуть
была на ощупь гладкой и прозрачной, а не шершавой и противной, как земля.
   Ну и что? Уж наверняка его друзья и возлюбленная трудятся сейчас  в  поте
лица, чтобы вызволить его из этой ловушки  (их  достаточно  много  даже  для
того, чтобы попытаться вырыть его отсюда, - утешил он себя). А  может  быть,
они  заняты  поиском  какого-нибудь  магического  способа  освобождения.  Не
исключено, что именно в эту минуту крошка  Сиф  пытается  использовать  силу
золотых символов острова, как она сделала в прошлом году,  когда  его  разум
вселился в тело гигантского морского чудовища,  во  всю  мощь  несущегося  к
цели.
   Или Фафхрду придет  в  голову  какая-нибудь  хорошая  идея.  Хотя,  когда
Мышелов видел его в последний раз, он не  производил  впечатления  человека,
которого часто посещают озарения.
   Но откуда им знать, в каком направлении следует копать, - ведь он столько
петлял под землей? А если он уже под морским дном, то как они вообще до него
доберутся?
   Последнее печальное соображение привело ему на память легенду, гласившую,
что в незапамятные времена симоргийцы вторглись на Льдистый,  добравшись  до
него по невероятной  длины  туннелям,  проложенным  под  морским  дном.  Это
произошло еще до того, как волны моря погребли под собой более южный остров,
а его безжалостные обитатели отрастили плавники и обзавелись жабрами.
   Все это, конечно, бредни, бабьи сказки. И все же  если  подобные  туннели
когда-либо и где-либо существовали, то именно здесь.  На  южной  оконечности
острова, и нигде больше. Может быть, хоть один удастся  отыскать.  В  ту  же
секунду на расстоянии каких-нибудь трех  ярдов  от  себя  он  увидел  слабое
зеленоватое свечение, волнообразно перемещавшееся то в  одну,  то  в  другую
сторону параллельно его телу. И все время это что-то или кто-то наблюдало за
ним  не  переставая.  Вскоре  свечение  приняло   конкретные   очертания   и
превратилось в Исисси, соблазнительную обитательницу глубин. На этот раз она
предстала перед ним в своем девичьем  обличье:  спинной  плавник  из  острых
шипов еле-еле намечался, также и перепонки у  основания  пальцев,  и  совсем
незаметные жаберные щели за ушами. Вся она была сплошь желто-зеленые  глаза,
кремовая кожа и сладкие речи.  Ах,  какой  удивительно  послушной  была  она
однажды! Ему показалась, что Исисси одета в короткую  полупрозрачную  тунику
из обрывков тех ярких лоскутьев, при помощи которых он  когда-то  оборонялся
от атак ее и ее брата Мордруга.
   На мгновение природный скептицизм одержал в нем верх,  и  он  задал  себе
вполне резонный вопрос: почему  он  решил,  что  это  именно  Исисси,  а  не
какая-нибудь рыба: в этом зыбучем королевстве одна рыба выглядит в  точности
как та, что рядом,  а  все  они  вместе  похожи  на  девушек,  сотканных  из
призрачного зеленоватого тумана. Но не успел он задать себе этот вопрос, как
видение стало более отчетливым, так что каждая черточка очаровательного лица
стала еще виднее, чем раньше. Более того, он осознал, что его  нисколько  не
пугает  встреча  с  ней  и  только  обстоятельства  этой   встречи   кажутся
необычными. Пока он следил за ее  ритмичными  успокаивающими  движениями,  к
нему снова подкрался сон. Ему даже привиделось, будто не только его  зрачки,
но и все тело движется туда и сюда вместе с нею и что теперь он находится не
вне толщи земли, а парит в воздухе в  глубине  какого-то  длинного  туннеля,
параллельного тому, в котором плавает соблазнительная женщина-рыба.
   Стоило ему на мгновение расслабиться, как опасность не замедлила  заявить
о  себе,  и  Мышелову  представилась  возможность  на   практике   проверить
истинность своего тезиса о том, что все девушки походят друг на  друга,  как
рыбы. Хотя рот Исисси оставался неподвижен,  до  его  слуха  донесся  хорошо
знакомый негромкий свист.
   Устремив взгляд на пальцы ног, он увидел, как бело-голубая сестрица  Боль
несется  на  него,  вытянув  вперед  растопыренные  пальцы  рук  с  длинными
заостренными ногтями, плотоядно ухмыляясь, в глазах горит желание помучить.
   Догадка Мышелова о подводных туннелях подтвердилась - он обнаружил, что с
бешеной скоростью несется сквозь  вязкую  плоть  морского  дна,  устремляясь
вперед одним лишь усилием воли, а преследующее его кошмарное видение  мчится
за ним так же быстро, отчего расстояние между ними нисколько не сокращается,
хотя и не увеличивается. Лицо Исисси,  мелькнув,  через  мгновение  осталось
далеко позади.
   Но все было  не  совсем  так.  В  самом  начале  погони,  как  показалось
Мышелову, его преследовательница приостановилась и ее  бледно-голубая  плоть
слилась с зеленоватой субстанцией другого  существа,  соединяя  ее  холодную
рыбью ярость с собственной безумной жаждой мучительства, а потом с удвоенной
энергией кинулась за ним.
   Во время безумной гонки под дном Крайнего моря Мышелова мучило неотвязное
желание повернуть голову и хотя бы краешком глаза  заглянуть  вперед,  чтобы
получить отдаленное представление о том, куда они движутся.  Однако  он  так
боялся, отвлекшись на маячащие  впереди  препятствия,  врезаться  головой  в
каменную глыбу, которые в изобилии то и дело проносились мимо, что так и  не
отважился это сделать. Нет, уж лучше слепо  довериться  той  силе,  которая,
по-видимому,  руководит  его  движением.  Кто  бы  за  ней  ни  стоял,  ему,
безусловно, виднее.
   Вмиг пронеслись они мимо  разверстой  пасти  темного  туннеля,  уходящего
куда-то на юг. К Симоргии? В Но-Омбрульск? Или, в обход него, прямо  к  Морю
Чудовищ? К таинственному Царству Теней, в замок самой Смерти?
   Однако  что  толку  размышлять,  если  уж  доверился   урагану?   Вопреки
ожиданиям, скорость убаюкивала. В конце концов,  быть  может,  в  эту  самую
минуту он сладко спит в уютной могиле на Льдистом острове и видит сон?  Ведь
даже у самого Вели