х пустых кабинок.
     Единственным, кто весьма пристально наблюдал за ними, был серый  глаз
над  узкой  полоской   бледной   щеки,   обрамленной   темными   волосами,
выглядывавший из-за занавески самой дальней кабинки.
     После того как были  зажжены  толстые  настольные  свечи,  поставлены
кружки и кувшин с крепленым вином,  подброшен  уголь  в  тлеющую  красными
зернышками жаровню на  краю  стола.  Мышелов  поставил  перед  собой  свой
плоский ящичек и, ухмыляясь, сказал:
     - Все в порядке.  Драгоценности  прошли  испытание  Очами  -  лакомый
кусочек эта девочка; потом о ней расскажу. Я получу деньги завтра  вечером
- все, что я запросил! Но тебя, мой дорогой друг,  я  и  не  чаял  увидеть
живым. Давай же выпьем! Я так понимаю, тебе удалось уйти  с  дивана  Немии
целым и невредимым по части органов и конечностей -  впрочем,  тебе  лучше
знать. Но твои драгоценности?
     - Им тоже удалось уйти, -  ответил  Фафхрд,  позволяя  кошелю  слегка
высунуться из рукава и тут же пряча его обратно. - И я получу свои  деньги
завтра вечером... полностью все, что я запросил, как и ты.
     По мере того как он перечислил эти совпадения, его глаза  становились
все более задумчивыми.
     Они оставались такими, пока он делал два больших глотка вина. Мышелов
наблюдал за ним с любопытством.
     -  Был  момент,  -  наконец  медленно  сказал  Фафхрд,  -  когда  мне
показалось, что она пытается проделать старый трюк с заменой моего  кошеля
на абсолютно такой же, но заполненный всякой ерундой. Поскольку она видела
кошель при нашей первой  встрече,  она  спокойно  могла  заказать  другой,
похожий, вместе с цепью и браслетом.
     - Ну, и как?.. - спросил Мышелов.
     - О нет, оказалось, что это было нечто совершенно  иное,  -  беспечно
сказал Фафхрд, хотя какая-то мысль  не  давала  разгладиться  двум  легким
вертикальным морщинкам у него на лбу.
     - Странно, - заметил Мышелов. - Был момент, всего один, имей в  виду,
когда Очи  Ого,  если  бы  она  действовала  невероятно  быстро,  ловко  и
бесшумно, могла бы подменить мой ящичек.
     Фафхрд приподнял брови.
     Мышелов быстро продолжал:
     - Я хочу сказать, если бы мой ящичек был закрыт. Но он был открыт,  и
воспроизвести в темноте разноцветное сверкание драгоценностей нельзя  было
никаким способом. Фосфор или светящееся дерево? Слишком  тусклые.  Горячие
угольки? Нет, я бы почувствовал тепло.  Кроме  того,  как  получить  таким
образом чистое белое сияние бриллианта? Совершенно невозможно.
     Фафхрд согласно кивнул, однако продолжал глазеть в точку  над  плечом
Мышелова.
     Мышелов протянул было руку к своему ящичку, но вместо этого  с  тихим
смешком, выражающим презрение к самому себе, поднял  кувшин  и  осторожно,
тонкой струйкой, стал наливать себе новую порцию вина.
     Фафхрд наконец пожал плечами,  тыльной  стороной  руки  пододвинул  к
Мышелову свою собственную пустую оловянную кружку  и  мощно  зевнул,  чуть
отклоняясь назад и в то же время вытягивая руки с растопыренными  пальцами
через весь стол, словно отталкивая от себя все мелкие сомнения и вопросы.
     Пальцы его левой руки коснулись ящичка Мышелова.
     На его лице появилось озадаченное выражение.  Он  посмотрел  на  свою
руку и на ящичек.
     Затем, к великому изумлению Мышелова, который как раз начал наполнять
кружку Фафхрда, Северянин нагнулся вперед и прижался к ящичку ухом.
     - Мышелов, - сказал он тихо, - твой ящичек жужжит.
     Кружка Фафхрда уже была  полной,  но  Мышелов  продолжал  лить  вино,
издающее тяжелый аромат, собралось в лужицу, а  потом  потекло  в  сторону
пылающей жаровни.
     - Когда я  коснулся  ящичка,  то  почувствовал  дрожь,  -  недоуменно
продолжал Фафхрд. - Он жужжит. Он все еще жужжит.
     Мышелов с приглушенным рычанием грохнул кувшином по столу и  выхватил
ящичек из-под уха Фафхрда. Вино достигло горячего дна жаровни и зашипело.
     Мышелов рванул крышку ящичка,  выхватил  покрывающую  его  содержимое
сетку, и они с Фафхрдом уставились внутрь.
     Свет свечей  ослаблял,  но  не  мог  совсем  погасить  блеск  желтых,
фиолетовых, красноватых и белых огоньков, мерцающих в различных точках  на
черном бархатном дне.
     Но свет свечей был также  достаточно  ярким,  чтобы  увидеть,  что  в
каждой такой точке сияет  соответствующим  цветом  жук-огонек,  светящаяся
оса, ночная пчела или алмазная мушка: все насекомые были живыми, и  каждое
было осторожно прикреплено к днищу ящичка тонкой серебряной  нитью.  Время
от времени  крылья  или  надкрылья  некоторых  из  них  начинали  издавать
жужжание.
     Фафхрд без  колебаний  расстегнул  у  себя  на  запястье  браслет  из
вороненой стали, распустил завязки и брякнул содержимое на стол.
     Драгоценные  камни  разного  размера,  все  превосходно   ограненные,
образовали приличную кучку.
     Но все они были абсолютно черными.
     Фафхрд поднял большой камень, поцарапал его  ногтем,  потом  выхватил
свой охотничий нож и острием без труда оставил на камне царапину.
     Северянин осторожно уронил камень в  пылающий  центр  жаровни.  Через
мгновение он вспыхнул желто-синим пламенем.
     - Уголь, - сказал Фафхрд.
     Мышелов вцепился, словно когтями, в свой слабо мерцающий ящичек,  как
будто хотел поднять его и метнуть сквозь стену и через Внутреннее Море.
     Вместо этого он разжал пальцы и картинно уронил руки по бокам.
     - Я ухожу, - тихо, но очень четко объявил он и так и сделал.
     Фафхрд не поднял глаз. Он опускал в жаровню второй черный камешек.
     Северянин снял браслет, подаренный ему Немией, и поднес его поближе к
глазам; потом он сказал: "Медь... стекло", разжал пальцы и уронил  браслет
в разлитое на столе вино. После того как Мышелов ушел, Фафхрд осушил  свою
переполненную кружку; затем осушил кружку Мышелова, вновь  наполнил  ее  и
продолжал отхлебывать  вино,  опуская  один  черный  камень  за  другим  в
пылающую жаровню.


     Немия и Очи Ого уютно сидели рядышком на роскошном диване. Обе были в
пеньюарах. Несколько горящих свечей создавали желтоватый полумрак.
     На низком, отражающем свет столе стояли хрупкие  графины  с  вином  и
ликерами,  хрустальные  бокалы  с  тонкими  ножками,  золотые   блюда   со
сладостями и деликатесами, а в  самом  центре  лежали  две  одинаковые  по
размеру кучки драгоценных камней, сверкающих всеми цветами радуги.
     - До чего же жуткие зануды эти варвары, - заметила  Немия,  деликатно
подавляя зевак, - хотя изредка они и могут приятно пощекотать  чувства.  У
этого было чуть побольше мозгов, чем у всех прочих. Я  думаю,  он  мог  бы
догадаться, в чем тут дело, если бы только я не совместила настолько точно
два щелчка, когда застегивала на его запястье браслет с фальшивым  кошелем
и  одновременно   -   мой   медный   подарок.   Удивительно,   как   легко
загипнотизировать варваров медью с любыми кусочками  стекла,  похожими  по
цвету на рубины  и  сапфиры  -  я  думаю,  что  эти  три  первичных  цвета
парализуют их примитивные мозги.
     -  Умница,  умница  Немия,  -  ворковала  Очи   Ого,   нежно   лаская
собеседницу. - Мой малыш тоже чуть было не догадался, в чем дело, когда  я
подменила ящичек, но потом он начал угрожать мне  своим  ножом  и  увлекся
этим. Он даже уколол меня между  грудей.  Я  думаю,  что  у  него  грязное
воображение.
     - Дай я сотру поцелуем эту  кровь  с  твоей  груди,  дорогая  Очи,  -
предложила Немия. - О, как это ужасно... как ужасно.
     Вздрагивая от  целительных  процедур  Немии,  у  которой  был  слегка
шершавый язык. Очи сказала:
     - Почему-то он очень нервничал насчет Ого.
     Ее  лицо  утратило  всякое   выражение,   выпяченные   губки   слегка
приоткрылись.
     Богато задрапированная стена напротив издала торопливый звук шагов, а
затем прокаркала сухим, хриплым голосом:
     - Открой свой ящичек. Серый Мышелов. А теперь  закрой  его.  Девочки,
девочки! Прекратите свои сладострастные игры!
     Немия и Очи, смеясь,  прижались  друг  к  другу.  Очи  сказала  своим
естественным голосом, если таковой у нее был:
     - И он ушел, все еще думая, что Ого существует. Я совершенно  уверена
в этом. Боже, ну и бесятся же они, наверное, сейчас!
     Немия откинулась назад и заметила:
     -  Я  думаю,  нам  придется  принять   кое-какие   специальные   меры
предосторожности, чтобы они не  могли  вломиться  к  нам  и  забрать  свои
драгоценности.
     Очи пожала плечами.
     - У меня есть пять мингольских наемников.
     Немия ответила:
     - А у меня есть три с половиной душителя из Клеша.
     - С половиной? - переспросила Очи.
     - Я посчитала Икси. Нет, серьезно!
     Очи нахмурилась на время, которое  занимает  половина  удара  сердца,
потом решительно тряхнула головой.
     - Я не думаю, что нам стоит беспокоиться о том, что  Фафхрд  и  Серый
Мышелов могут напасть на нас. Их гордость  будет  уязвлена  тем,  что  мы,
девушки, надули их, и они немного посердятся, а  потом  бросятся  на  край
света в погоню за каким-нибудь приключением.
     - Приключения!  -  сказала  Немия  таким  же  тоном,  каким  говорят:
"Выгребные ямы и уборные!"
     -  Понимаешь,  на  самом  деле  они  слабаки,   -   продолжала   Очи,
воодушевляясь. - У них совершенно нет желаний, амбиций, настоящей  страсти
к деньгам. К тому же, будь они у них, - и не проведи они столько времени в
мрачных местах вдали от Ланкмара - то им  было  бы  известно,  что  король
Илтхмара воспылал страстью к драгоценностям,  которые  невидимы  днем,  но
сверкают ночью, и предложил  за  мешок  звездных  камней  половину  своего
королевства. И тогда им бы и в голову не могла прийти такая глупость,  как
пытаться продать их нам.
     - Как ты думаешь, что он с ними будет делать? Король, я имею в виду.
     Очи пожала плечами.
     - Не знаю. Построит планетарий. Или съест их.
     Она на мгновение задумалась.
     - Если как следует подумать, то нам было бы лучше  уехать  отсюда  на
несколько недель. Мы заслужили отдых.
     Немия кивнула, закрывая глаза.
     - Это должно быть место, совершенно не похожее на то,  где  Фафхрд  и
Мышелов ввяжутся в свое очередное - уф! - приключение!
     Очи тоже кивнула и мечтательно произнесла:
     - Голубое небо и рябь на воде, безукоризненный  пляж,  теплый  ветер,
цветы и повсюду стройные рабыни...
     - Я всегда мечтала о таком месте, где не было бы серых будней, а одно
только совершенство, - сказала Немия. - Ты не  знаешь,  в  какой  половине
илтхмарского королевства меньше всего серых будней?
     - Моя дорогая Немия, - пробормотала Очи. - Ты настолько образована. И
такая умница. Ты,  без  сомнения,  лучший  вор  во  всем  Ланкмаре,  после
кое-кого другого.
     - А кто этот другой? - заинтересовалась Немия.
     - Конечно же, я, - скромно ответила Очи.
     Немия подняла руку и ущипнула подругу за ухо - не  очень  больно,  но
достаточно сильно.
     - Если бы от этого зависели хоть какие-нибудь деньги, - спокойно,  но
твердо сказала она, - я бы показала тебе,  что  все  совсем  наоборот.  Но
поскольку это просто разговор...
     - Дражайшая Немия.
     - Прелестнейшая Очи.
     Две девушки обнялись и крепко поцеловали друг друга.


     Мышелов, плотно сжав губы, сидел  в  отделенной  от  зала  занавеской
кабинке "Золотой Миноги",  таверны,  во  многом  похожей  на  "Серебряного
Угря", и свирепо глядел через стол.
     Постукивая по столу  кончиком  пальца  и  сотрясая  душистый  спертый
воздух своим голосом, он говорил:
     - Удвой эти двадцать золотых монет, и я проделаю этот путь и выслушаю
предложение принца Гваэя.
     Очень бледный человек, сидящий напротив него и щурящийся, словно даже
пламя свечей было для него невыносимо ярким, тихо ответил:
     - Двадцать пять - и  ты  будешь  служить  ему  еще  один  день  после
прибытия.
     - Ты что, считаешь меня ослом? -  угрожающе  спросил  Мышелов.  -  Я,
может быть, и улажу все его неприятности за один день  -  обычно  мне  это
удается - а что потом? Нет, никаких предварительно обговоренных  услуг.  Я
только выслушаю его предложение. И... тридцать пять золотых монет вперед.
     - Ну хорошо, тридцать золотых монет - и ты возвратишь двадцать,  если
откажешься служить моему хозяину, хотя, предупреждаю тебя, это будет очень
рискованный шаг с твоей стороны.
     - С риском я не расстаюсь даже в постели, - резко ответил Мышелов.  -
Я верну только десять монет.
     Его собеседник кивнул и начал медленно отсчитывать деньги.
     - Десять сейчас, -  сказал  он.  -  Десять,  когда  завтра  утром  ты
присоединишься к нашему каравану у  Хлебных  Ворот.  И  десять,  когда  мы
достигнем Квармалла.
     - Как  только  мы  увидим  шпили  Квармалла,  -  настойчиво  повторил
Мышелов.
     Собеседник кивнул.
     Мышелов угрюмо схватил  со  стола  золотые  монеты  и  встал.  Монеты
занимали в кулаке очень мало места. Какое-то мгновение Серый думал о  том,
чтобы вернуться к Фафхрду и вместе с ним разработать планы  против  Ого  и
Немии.
     Нет, никогда!  Мышелов  осознал,  что  в  своем  жалком  состоянии  и
направленной на самого себя ярости он не вынесет даже мысли о  том,  чтобы
взглянуть на Фафхрда.
     Кроме того. Северянин наверняка будет пьян.
     А две или, самое большее три монеты позволят ему купить некие сносные
и  даже  забавные  удовольствия,  чтобы  заполнить  часы,  оставшиеся   до
рассвета, который принесет избавление от этого ненавистного города.


     Фафхрд действительно был пьян, поскольку допивал уже  третий  кувшин.
Он  сжег  все  свои  черные  "драгоценности",  а   теперь   с   величайшей
заботливостью и осторожностью  освобождал  привязанных  серебряной  ниткой
жуков-огоньков, светящихся ос, ночных пчел и алмазных мушек,  стараясь  не
повредить их тонким, как игла, кончиком своего ножа.  Выпущенные  на  волю
насекомые, жужжа, хаотично летали по таверне.
     Два виночерпия и вышибала стояли около Фафхрда и высказывали ему все,
что они о нем думали, а теперь к ним присоединился и сам Слевьяс, который,
потирая свой толстый затылок, заявил, что насекомые уже укусили его и  еще
одного клиента. Самого Фафхрда тоже ужалили два  раза,  но  он,  казалось,
даже не заметил этого. Не обращал он ни малейшего внимания и  на  четверых
людей, обращавшихся к нему с разгневанными речами.
     Последняя ночная пчела была освобождена. Она с шумом спикировала мимо
шеи Слевьяса, и тот с проклятием  отдернул  голову.  Фафхрд  откинулся  на
стуле. Его лицо внезапно стало очень несчастным. Хозяин "Серебряного Угря"
и трое его служащих,  пожимая  плечами,  разошлись;  один  из  виночерпиев
размахивал руками, отгоняя насекомых.
     Фафхрд подбросил в воздух нож, который упал острием вниз, но не  смог
воткнуться в стол. Северянин с  трудом  запихнул  клинок  в  ножны,  потом
заставил себя сделать маленький глоток вина.
     В самой дальней кабинке зашевелились тяжелые занавески, словно кто-то
собирался выйти оттуда; на эти занавески, как и  на  все  остальные,  были
нашиты металлические пластинки и тяжелая цепь, так чтобы один гость не мог
сквозь них заколоть другого, если только ему не помогут удача и  тончайший
из всех стилетов.
     Но в этот момент очень бледный человек, который  держал  перед  лицом
плащ, чтобы защитить глаза от света свечей, вошел через  боковую  дверь  и
направился к столу Фафхрда.
     - Я пришел за ответом, Северянин, - сказал  он  мягким,  но  зловещим
голосом, взглянув на перевернутые кувшины и разлитое вино. - Конечно, если
ты помнишь мое предложение.
     -  Сядь,  -  предложил  Фафхрд.  -  Выпей.  Осторожно,  здесь   полно
светящихся ос - они очень злые.
     И затем добавил презрительно:
     - Помню! Принц Хасьярл  из  Марквалла...  Квармалла.  Путешествие  на
корабле. Гора золотых монет. Помню!
     Собеседник, не присаживаясь, поправил:
     - Двадцать пять рильков. При условии, что ты немедленно  взойдешь  со
мной на корабль и пообещаешь после прибытия  один  день  прослужить  моему
принцу. А дальше какое уж соглашение вы с ним заключите.
     Он сложил на столе маленькую золотую  башню  из  заранее  сосчитанных
монет.
     - Какая щедрость! - воскликнул Фафхрд, сгреб деньги  и,  пошатываясь,
встал на ноги. Потом он положил пять монет на  стол,  ссыпал  остальные  в
свой кошель, не считая трех, которые с мелодичным  звоном  рассыпались  по
полу, заткнул пробкой третий кувшин вина  и  положил  его  в  свой  мешок.
Выходя из-за стола, он сказал: "Веди, приятель", мощной  рукой  подтолкнул
щурящегося незнакомца в сторону боковой двери и,  шатаясь,  последовал  за
ним.
     В  дальней  кабинке  Аликс-Отмычка  поджала  губы  и   неодобрительно
покачала головой.



                         4. ВЛАСТИТЕЛИ КВАРМАЛЛА

     В комнате было темно,  почти  умопомрачительно  темно  для  человека,
привыкшего к яркому свету и жгучему солнцу. Несколько  настенных  факелов,
служивших здесь единственным освещением, горели бледным и слабым пламенем:
скорее блуждающие огоньки, чем настоящий огонь, но, по крайней  мере,  они
издавали приятный фимиам.  Создавалось  впечатление,  что  обитатели  этих
краев не признавали свет и только ради чужестранцев выносили его.
     Несмотря на обширные размеры,  комната  была  полностью  вырублена  в
темном прочном камне - гладкий  пол,  отполированные  изгибающиеся  стены,
потолок  в  виде  купола  -  пещера,  либо  естественная,  доведенная   до
совершенства человеком, либо выбитая в скале и отполированная  единственно
усилиями людей, хотя в последнем случае мысль о труде, который  необходимо
было на это затратить, была почти невыносимой. В  многочисленных  глубоких
нишах между факелами сверкали темным  блеском  металлические  статуэтки  и
маски, а также украшенные драгоценными камнями предметы.
     Через комнату, отклоняя в сторону слабое голубоватое  пламя  факелов,
проходил постоянный поток холодного воздуха, несущий с собой кислые запахи
влажной земли и мокрого камня; сладкий пряный запах факелов никак  не  мог
перебить запахи полностью.
     Единственным  звуком  был  шорох  камня,  передвигаемого  по  дереву,
раздававшийся время от времени с противоположного  конца  длинного  стола,
где шла игра черными и белыми каменными шашками, - это, и еще  доносящееся
из-за стен помещения тяжелое гудение огромных вентиляторов, гнавших свежий
воздух, проходящий  здесь  последнюю  часть  своего  пути  из  отдаленного
верхнего мира в эту преисподнюю.  И  постоянный  мягкий  топот  босых  ног
рабов, которые приводили в движение эти огромные  деревянные  вентиляторы,
шагая по тяжелым кожаным приводным ремням... и очень слабое,  затрудненное
дыхание самих рабов.
     После того как человек проводил в этих краях несколько дней, или даже
всего несколько часов, ему  начинало  казаться,  что  гудение  вентиляции,
мягкий топот ног, и тяжелое дыхание измученных легких монотонно  повторяют
название этого места, снова и снова.
     "Квармалл...  -  казалось,  поют  они.  -  Квармалл...   Все   это  -
Квармалл..."
     Серый Мышелов, сквозь чувства и мозг которого потоком проносились эти
ощущения и образы, был невысоким человеком с крепкими мускулами. Одетый  в
серые, неровно вытканные  шелковые  одежды  с  небольшими  пучками  ниток,
торчащими тут и там, он казался беспокойным, как рысь, и таким же опасным.
     Он презрительно выбрал с поставленного перед ним большого  подноса  с
грибами странных форм и расцветок, заменявшими  здесь  сладости,  наиболее
нормальный с виду, серого цвета, и осторожно надкусил  его.  Пряный  вкус,
скрывающий горечь, показался ему неприятным, и он тайком выплюнул гриб  на
ладонь, уронил руку под стол и стряхнул мокрые изжеванные кусочки на  пол.
Потом раздраженно втянул щеки, и пальцы его рук начали играть с рукоятками
Скальпеля и Кошачьего Когтя, так же медленно и нервно, как его ум играл со
скукой и мрачными думами.
     Вдоль каждой стороны длинного узкого стола стояло по шесть  просторно
расставленн