и наш почтенный огненный обитатель,  -  он  кивнул  в  сторону
очага. - Их отец властвует над гордой Звездной Пристанью.
   - Я слыхала об этом пике и страшном Умфорафоре, его короле,  который,  по
слухам, вместе со своим сыном Фарумфаром является союзником Кхахкта.  Дочери
против отца и брата.., вполне естественно. Так вот, отдышавшись, мы с Афрейт
подошли к выходу из пещеры и обнаружили, что смотрим на Льдистый  и  Соленую
Гавань откуда-то с середины склона Мрачного вулкана. Мы спустились,  не  без
некоторых трудностей, на ледник и добрались до дома.
   - Вулкан, - задумчиво сказал Мышелов. - Опять Локи и огонь, - и он  вновь
обратил взгляд в сторону завораживающего пламени.
   Сиф кивнула.
   - Все это время Локи и Один постоянно рассказывали нам  о  продвижении  к
Льдистому минголов и о вашем плавании. Четыре дня назад Локи начал описывать
ваши стычки с ледяными чудовищами Кхахкта. И описывал так живо,  словно  сам
вел один из кораблей. Мне  удалось  снять  "Огненное  логово"  на  несколько
вечеров подряд - оно, кстати, остается за мной еще  три  дня  и  ночи,  -  и
потому мы могли следить за всеми перипетиями вашего долгого не  то  бегства,
не то погони - что, по правде говоря, стало под конец скучновато.
   - Вас там не было, - проворчал Мышелов.
   - Благодаря Локи все равно что были.
   - Вообще-то, странно,  -  небрежно  сказал  Мышелов,  -  что  вы  снимали
"Огненное логово" не каждый вечер с тех пор, как тут поселился ваш бог.
   - Я не из золота сделана, - объяснила она без обиды. - Кроме  того,  Локи
любит разнообразие. Его развлекают попойки и драки, которые тут случаются, -
что и притянуло его сюда изначально. Да и Совет, пожалуй, не понял бы, что я
здесь делаю.
   Мышелов кивнул.
   - Мне  показалось,  что  в  зале  играет  в  шахматы  один  из  приятелей
Гронигера.
   - Помолчите, - попросила она вдруг. - Я должна посоветоваться с богом.
   Голос Сиф, пока она вела свой рассказ,  звучал  все  более  монотонно,  и
монотонность эта усилилась, когда она без всякого перехода воззвала:
   - А сейчас, о бог Локи, расскажи нам о наших врагах в море  и  в  ледяных
королевствах. Расскажи нам о безжалостном Кхахкте, об Идумире, вожде  идущих
против солнца минголов, и о Гонове, идущем по солнцу. Хильза и Рилл,  спойте
со мною для бога.
   И она запела построенную всего на  двух  нотах,  убаюкивающую  песню  без
слов, и к  голосу  ее  присоединились  сипловатый  голос  Хильзы,  несколько
пронзительный Рилл и еще какое-то тихое рычание (каковое, как понял  Мышелов
немного погодя, исходило от матушки Грам), созвучные голосу огня,  пылавшего
в очаге.
   Мышелов, словно под действием некой  сонной  магии,  совершенно  забылся,
вслушиваясь в пение женщин и огня, а песня меж  тем  становилась  все  более
внятной, и в ней начали проскакивать слова  на  нижнеланкмарском,  столь  же
странно тревожившие его, как и само имя бога:
   - Тучи - гуще, ветер - злей. Льдистый тонет в  черной  мгле.  Ночь  родит
чудовищ строй - нисс и никор, дрок  и  тролль.  -  (Последние  четыре  слова
показались Мышелову весьма странными, особенно звучное, как  удар  колокола,
"тролль".) - Бей тревогу - только три  ждать  врага  осталось  дня.  Мчат  с
востока корабли, люди-звери на конях.  Хитрость  -  вот  твое  спасенье,  их
поглотит вод круженье, коль заманишь их туда. Море - друг, а тролль -  беда!
Мингол должен умереть -  там,  внизу,  в  аду  кромешном,  там,  где  злится
круговерть, задыхаться будет вечно, муки адские терпеть, в  смерти  призывая
смерть. Нет безумию конца! Не вернется мир в сердца!
   Завершилась песня огня таким треском,  что  сонная  магия  нарушилась,  и
Мышелов, вздрогнув и мгновенно очнувшись, вскочил на ноги. Он  посмотрел  на
огонь, быстро обошел кругом очага, вгляделся в пламя с другой стороны, затем
обшарил взглядом всю комнату. Никого! Он уставился на Хильзу  и  Рилл.  Они,
мягко улыбнувшись, сказали хором:
   - Это говорил бог.
   Однако ощущение чьего-то присутствия исчезло из пламени, равно как  и  из
комнаты, не оставив и намека, куда этот кто-то мог подеваться - если только,
вдруг подумал Мышелов, бог не удалился в него самого, что могло бы объяснить
вдруг накативший на него прилив энергии и горячность, завладевшую разумом, в
коем снова и снова звучали сейчас строки, пророчащие минголам гибель. "Может
быть такое? - спросил он себя и ответил без колебаний:
   - Да!"
   Он вернулся к Сиф, которая тоже встала на ноги.
   - У нас есть три дня, - сказала она.
   - Кажется, так, - сказал он. - Вы знаете что-нибудь о  троллях?  Что  это
такое?
   - Я собиралась вас спросить, - ответила она. - Для меня это  слово  столь
же необычно, как, по-видимому, и для вас.
   - А про водовороты знаете? - Мысли Мышелова неслись вскачь.  -  Есть  они
возле острова? Может, моряки рассказывали...
   - О, да - у восточного скалистого побережья, где  быстрые,  предательские
течения  и  мудреная  система  приливов,  есть  Большой  водоворот,  который
поставляет на остров все  дерево,  какое  у  нас  есть,  выбрасывая  его  на
Костяной берег. Он закручивается там каждый день, в одно и то же время. Наши
моряки хорошо его знают и избегают пуще любой другой напасти.
   - Хорошо! Тогда мне нужно выйти  в  море,  найти  его,  вызнать  все  его
хитрости. Необходимо небольшое парусное судно, пока "Бродяга"  в  ремонте..,
времени совсем мало. Да, еще мне нужны деньги - серебро для моих людей.
   - Зачем вам в море? - спросила  она,  затаив  дыхание.  -  Для  чего  вам
подвергаться такой опасности?
   Но в ее глазах, как заметил Мышелов, уже забрезжило понимание.
   - Да чтобы победить ваших врагов, - сказал он звенящим голосом.  -  Разве
вы  не  слышали  пророчества?  Мы  исполним  его.  Утопим  хотя   бы   часть
мингольского войска и не дадим им ступить на землю Льдистого! И если  Фафхрд
и Афрейт с помощью Одина смогут столь  же  ловко  расправиться  с  западными
минголами, наша задача решена!
   И в ее глазах появилось такое же, как у него, ликующее выражение.
   Когда Фафхрд и двенадцать его берсерков двинулись  на  север  от  Соленой
Гавани, высоко на небосклоне с юго-западной стороны еще стояла луна  и  ярко
сияли звезды, но на востоке небо уже начинало светлеть. Воины оделись тепло,
зная, что на пути лежит ледник, и каждый имел при себе большой лук,  колчан,
запасные стрелы, топор за поясом и  мешок  с  едой.  Замыкал  шествие  Скор,
строго следя, как повелел ему Фафхрд, за соблюдением полной тишины, пока они
шли по городу, дабы никто не заметил этого нарушения портовых правил. Как ни
странно, их ни разу не окликнули. Видимо, жители Льдистого,  засаливая  свой
неслыханный улов, так  устали  -  последние  суда  вернулись  в  гавань  уже
затемно, - что крепко спали и ничего не слышали.
   С берсерками шли девушки Мэй и  Мара,  в  мягких  башмачках  и  плащах  с
капюшонами,  -  первая  несла  богу  Одину  кувшин  свеженадоенного  молока,
последняя  же  должна  была  служить  экспедиции  проводником  через   центр
Льдистого к Холодной Гавани, поскольку, по словам Афрейт,  "родилась  в  тех
краях, знает дорогу и вполне в состоянии угнаться за любым мужчиной".
   Фафхрд, услышав это, с сомнением покивал головой. Ему не  хотелось  брать
на  себя  ответственность  за  девочку,  которая  носила  имя   его   первой
возлюбленной. Не хотелось ему также  бросать  все  дела  в  Соленой  Гавани,
которых было так много, на Мышелова и двух женщин,  особенно  сейчас,  когда
Мышелову предстояло еще исследовать Большой водоворот, что отнимет у него по
меньшей мере  день  да  и  по  плечу  скорее  Фафхрду,  как  более  опытному
мореплавателю. Но, посовещавшись вчетвером в полночь на "Бродяге" и  обсудив
пророчества обоих богов, они решили разделить свои дела именно так.
   Мышелов  собирался  выйти  в  море   на   маленьком   рыболовном   судне,
принадлежавшем дамам, взяв с собой Урфа, хранителя древней морской мудрости,
и Миккиду, чтобы тот попрактиковался. Пшаури было ведено следить за ремонтом
"Бродяги" и "Морского Ястреба" под  присмотром  остальных  трех  минголов  и
создавать видимость, что берсерки Фафхрда на месте. Сиф и Афрейт должны были
по очереди дежурить в доках, чтобы ответить, в  случае  чего,  на  расспросы
Гронигера и разобраться с возникшими вдруг осложнениями.
   Что ж, может, все и получится, сказал себе Фафхрд, учитывая, сколь  тупы,
бесчувственны, непрошибаемы и наивны  эти  островитяне.  Мышелов-то  казался
вполне уверенным в этом - глаза у него блестели, он что-то напевал себе  под
нос и был непоседлив и напорист.
   Небо  на  востоке  быстро  розовело.   Фафхрд,   который   шел   впереди,
прислушиваясь к басистым голосам своих солдат и звонкому  щебетанью  девушек
за спиною, вел своих людей по вересковым холмам. Оглянувшись через плечо, он
увидел, что шагают они сомкнутым строем, а Мэй  и  Мара  идут  сразу  позади
него.
   Слева показался Висельный  холм,  и  среди  солдат  раздались  досадливые
восклицания. Кое-кто сплюнул против дурного знака.
   - Передай богу от меня привет, Мэй, - услышал Фафхрд голос Мары.
   - Если он, напившись молока, не заснет раньше, - ответила Мэй,  отходя  в
сторону от отряда и направляясь  со  своим  кувшином  сквозь  предрассветные
сумерки к холму.
   Увидев это, несколько мужчин  опять  выругались,  и  Скор  призвал  их  к
молчанию.
   Мара тихо сказала Фафхрду:
   - Теперь мы возьмем  немного  левее,  чтобы  обойти  ледник  Мрачного,  и
пройдем через центр острова туда, где он сходится с ледником Адовой горы.
   Фафхрд  подивился  тому,  какие  веселенькие  названия  предпочитают  эти
островитяне, и пристально вгляделся вперед. Заросли вереска и  утесника  там
постепенно редели, сменяясь сланцевыми пустошами, где рос только лишайник.
   - А как называется эта часть Льдистого? - спросил он у девочки.
   - Гибельные земли, - ответила она.
   Ну вот, еще одно, подумал он. Что ж, это подходящее название,  во  всяком
случае, для безумных минголов, стремящихся к смерти, да и  для  бога  Одина,
любителя виселиц, тоже.

***

   Из четырех жилистых коротышек, ожидавших на краю  пристани,  Мышелов  был
самым высоким. Рядом с ним стоял Пшаури, собранный и предупредительный, хотя
еще несколько  бледный,  на  лбу  его  чистая  повязка.  Урф  же  и  Миккиду
напоминали двух обезьян: одна - морщинистая и мудрая,  вторая  -  молодая  и
довольно унылая.
   Солнце,  еще  скрытое  соляной  скалой   на   востоке,   играло   на   ее
кристаллической вершине, озаряя дальнюю сторону пристани и выходившую в море
рыболовную флотилию. Мышелов задумчиво смотрел вслед маленьким суденышкам  -
островитяне, которые, уж казалось бы, должны были удовлетвориться  небывалым
вчерашним уловом, сегодня как будто еще больше спешили  в  море,  словно  им
предстояло снабдить рыбой весь Невон или же их подгоняла та  же  будоражащая
песенка, что и сейчас звучала в ушах Мышелова: "Мингол должен умереть - там,
внизу, в аду кромешном" - да уж, самое место этим минголам! А время идет,  и
где же Сиф?
   Ответ на  это  вопрос  он  получил,  завидев  медленно  приближающийся  к
пристани  ялик,  на  корме  которого  восседала   матушка   Грам,   загребая
единственным веслом то с одной стороны, то с другой,  словно  рыба  хвостом.
Когда сидевшая в лодке Сиф встала, голова ее оказалась  на  уровне  причала.
Мышелов протянул руку, и, ухватившись за нее, девушка поднялась на пристань.
   - Несколько слов, - сказала она. - Матушка Грам отвезет вас на "Фею", - и
передала Мышелову кошелек. Тот заглянул в него,  и  она  добавила,  наморщив
нос:
   - Только серебро.
   Мышелов передал кошелек Пшаури.
   - По две монеты каждому, если я не вернусь  к  ночи,  -  приказал  он.  -
Следи, чтобы работали как следует. Хорошо бы, "Бродяга"  завтра  в  полдень,
самое позднее, был на ходу. Ступай.
   Пшаури отсалютовал и убежал.
   Мышелов повернулся к остальным:
   - Спускайтесь в ялик.
   Они повиновались - Урф с невозмутимым видом, Миккиду же бросил на мрачную
лодочницу  испуганный  косой  взгляд.  Сиф  коснулась  руки   Мышелова.   Он
повернулся к ней.
   Она заглянула ему в глаза.
   - Водоворот опасен, - сказала. - Если вдруг он  вас  захватит,  возможно,
его остановит вот эта штука. Будет  нужда,  бросьте  ее  в  самую  середину.
Только не потеряйте и никому не показывайте.
   Мышелов, удивленный тяжестью маленького кубического предмета, который она
вложила ему в руку, незаметно покосился на него.
   - Золото? - с некоторым удивлением выдохнул он.  То  был  кубик,  гранями
которого являлись квадраты, составленные  из  двенадцати  толстых,  блещущих
золотом полос.
   - Да, - сказала она без колебаний. - Жизнь дороже.
   - Есть какое-то поверье?..
   - Да, - коротко отрубила она.
   Он кивнул, бережно положил кубик в кошель  и  без  дальнейших  разговоров
спустился в ялик. Матушка Грам тут же заработала веслом,  направляя  ялик  в
сторону единственного оставшегося в гавани маленького рыболовного судна.
   Сиф смотрела, как они выплывают на озаренное солнцем пространство. Вскоре
и ее головы коснулось солнце, под лучами которого, как она хорошо  знала,  в
темных ее волосах вспыхнули золотые искорки. Мышелов ни разу  не  оглянулся.
Она и не ждала от него этого. Ялик подошел к "Фее", и трое  мужчин  проворно
вскарабкались на борт.
   Сиф могла поклясться, что рядом никого  нет,  но  в  следующее  мгновение
услышала, как кто-то поблизости прочистил горло.  Выждав  несколько  секунд,
она обернулась.
   - Мастер Гронигер, - кивнула она в знак приветствия.
   - Госпожа Сиф, - столь же  вежливо  ответствовал  тот.  По  его  виду  не
сказать было, что он за нею следил.
   - Вы послали чужестранцев с каким-то поручением? - поинтересовался он.
   Она медленно покачала головой.
   - Я  сдала  им  наш  с  леди  Афрейт  корабль.  Наверное,  они  собрались
порыбачить, - и пожала плечами. - Я, как и всякий на нашем острове,  пытаюсь
заработать при каждом удобном случае,  и  рыбная  ловля  -  не  единственный
способ. А вы сегодня не выходите в море, мастер?
   Он в свою очередь покачал головой.
   - Как у главы порта,  на  первом  месте  у  меня  служебные  обязанности,
госпожа. Второго чужестранца сегодня еще никто не видел. И его людей тоже...
   - Да? - вынуждена была спросить она, ибо он сделал паузу.
   - ..Хотя под палубой его вельбота слышится шум работ.
   Она кивнула и повернулась взглянуть на "Фею", направлявшуюся к выходу  из
гавани, и на плывущий к берегу ялик, на борту  которого  виднелась  одинокая
приземистая фигурка с косматой головой.
   - На вечер назначено собрание Совета, - сказал  Гронигер,  словно  только
что об этом вспомнив. Она, не оборачиваясь, кивнула. И он пояснил  небрежным
тоном:
   - Ждем отчета, госпожа казначей, о находящихся в вашем ведении деньгах  и
прочих сокровищах - золотой стреле правды, золотых кругах согласия,  золотом
кубике справедливости...
   Она снова кивнула, затем поднесла ко рту руку.  Он  услышал  приглушенный
зевок. В волосах ее ярко горело солнце.

***

   К середине дня  отряд  Фафхрда  далеко  углубился  в  Гибельные  земли  и
передвигался по полосе темного камня, усеянной  валунами  и  являвшей  собой
нечто вроде широкого прохода меж двух  ледяных  стен,  ближняя  из  которых,
левая, находилась на расстоянии полета  стрелы.  Ползущее  на  запад  солнце
припекало, но ветер был холодный. Голубое небо казалось низким.
   Впереди отряда, в качестве дозорного, шел без  оружия  самый  молодой  из
берсерков. (Безоружный человек не привлекает к себе внимания врага, которого
на самом деле высматривает.) Ярдах в сорока позади него шагал Маннимарк, как
прикрытие,  следом  -  возглавляемый  Фафхрдом  и  Марой   основной   отряд,
замыкающим был по-прежнему Скор.
   Из своего убежища на дорогу выскочил вдруг большой белый заяц  и,  обходя
людей, помчался прочь огромными прыжками, похоже, вспугнутый кем-то.  Фафхрд
помахал шедшим впереди и устроил засаду,  оставив  под  надежным  прикрытием
камней две трети  своего  войска  и  командиром  их  назначив  Скора,  коему
приказал удерживать эту позицию  и  встречать  любого  появившегося  в  поле
зрения врага стрелами, но ни в коем случае не атаковать. Затем быстро  повел
остальных окольным путем вверх на ближайший ледник.  С  ним  пошли  Скаллик,
Мара и еще трое. Девочка до сих пор вела себя спокойно  и  уверенно,  как  и
говорила Афрейт, и хлопот не причиняла.
   Они осторожно выбрались на  лед,  и  тут  безмолвие  горных  вершин  было
нарушено пением тетивы, вслед за чем  раздались  громкие  крики  впереди  на
дороге и там, где осталась засада.
   Отсюда Фафхрду видны были и его люди в засаде, и отряд человек из  сорока
на расстоянии примерно полета стрелы от них - минголы в  меховых  одеждах  и
шапках, с изогнутыми луками в руках. Берсерки и  минголы  обменялись  градом
стрел. Один мингол упал,  вражеские  командиры  как  будто  начали  спорить.
Фафхрд быстро натянул лук, приказав своим спутникам сделать  то  же,  и  они
осыпали врага стрелами с боковой позиции. Пал еще один мингол - из тех,  кто
спорил. Полдюжины их начали стрелять в ответ, но до позиции  Фафхрда  стрелы
не долетали. Остальные минголы укрылись.  Один  заскакал  на  месте,  словно
пришел в бешенство, но соратники утащили его за камни. Через некоторое время
мингольский отряд двинулся,  насколько  мог  судить  Фафхрд,  обратно  туда,
откуда пришел, унося с собой раненых.
   - Догоним и перебьем их? - свирепо ухмыляясь, предложил Скаллик. В глазах
Мары читалось горячее желание того же.
   - Чтобы они увидели, что нас всего дюжина? Только  за  молодость  тебя  и
прощаю, - ответил Фафхрд, нарочитой резкостью остужая пыл Скаллика.  -  Нет,
мы осторожненько пойдем за ними следом до их корабля или до Холодной Гавани,
где там у них лагерь. Лучший враг - тот, что бежит. - И  он  отправил  гонца
уведомить Скора о своем решении, а сам задумался тем  временем,  почему  эти
степняки в мехах повели себя совсем не так неистово и  безрассудно,  как  он
ожидал. Не  было  ли  это  хитростью  с  их  стороны?  А  еще  он  попытался
представить, что подумал бы о его решении  бог  Один,  приказавший  минголов
"уничтожить". Ответ на сей вопрос он видел, кажется, в устремленных на  него
глазах Мары, в коих читалось теперь нечто весьма похожее на разочарование.

***

   Мышелов сидел на носу "Феи",  уперевшись  спиной  в  мачту,  а  ногами  в
основание  бушприта,  и  смотрел  на  Льдистый  остров,   к   которому   они
приближались снова, но уже с северо-востока. Впереди по  курсу  должно  было
находиться место, где зарождался водоворот, и начало отлива  указывало,  что
близится нужное время - если только он рассчитал все правильно и верны  были
сведения, полученные от Сиф и Урфа. Старик-мингол у  него  за  спиной  ловко
управлялся с румпелем на  корме  и  треугольным  косым  парусом,  а  Миккиду
присматривал за единственным узким кливером.
   Мышелов расстегнул висевший на поясе  небольшой,  но  глубокий  кошель  и
посмотрел на  покоившийся  внутри  тяжелый,  тускло  отблескивавший  золотом
"усмиритель  водоворотов"  (как  назывался  сей  предмет,  Сиф  не  сказала,
оставалось только гадать). И ему  не  в  первый  раз  подумалось,  насколько
по-благородному расточительно (равно и как глупо)  делать  из  золота  вещь,
которая  должна  пропасть  безвозвратно.  Что  ж,   вера   и   расчетливость
несовместимы... Хотя, может, и совместимы.
   - Миккиду! - громко позвал он.
   - Да, сэр? - откликнулся тот - мгновенно, покорно и несколько испуганно.
   - Ты видел под крышкой люка моток тонкого шнура? Прочного  такого,  вроде
того, на каком ты спускаешь из окна добычу сообщнику, а то и сам спускаешься
при нужде? Им еще некоторые душители пользуются.
   - Да, сэр!
   - Хорошо. Принеси его мне.
   Шнур оказался именно таким, как Мышелов его описал, и, насколько  он  мог
судить, не менее ста ярдов длиной. И пока он привязывал один конец  шнура  к
усмири