Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
он словно услышал приятный мелодичный звук колокола, которым на
таких кораблях отмечают ход времени, и сразу понял, что там, наверху,
находится его бывшая возлюбленная и подруга Фрикс. Он немедленно решил во
что бы то ни стало подняться к ней. Всякое беспокойство о судьбе Мышелова и
о том, чего ожидают от него Афрейт и его люди, тут же покинуло его. Не
волновало его больше и присутствие девчонок, кравшихся за ним по пятам. Шаги
его стали легки и беззаботны, как в юности, когда он ходил на утреннюю охоту
в холодных снегах Пустоши. Он отхлебнул еще бренди и весело продолжал путь.
Все женщины, которых Фафхрд когда-либо серьезно любил (а он редко любил
по-другому), делились на две категории: к одной принадлежали
любовницы-подруги, к другой - просто любимые. Первые были бесстрашны, мудры,
загадочны и иногда жестоки; вторые отличались робостью, обожали его, были
милы и бесконечно преданны - иной раз даже чрезмерно. И те, и другие были -
увы, иначе и быть не могло - молоды и красивы или, по крайней мере, казались
такими. Любовницы-подруги, как правило, превосходили в этом простушек.
Но, как ни странно, именно последние оказывались в итоге лучшими
подругами, деля с ними повседневные происшествия, приятные или не очень, а
также периоды вынужденного бездействия и скуки. Отчего же тогда первые
оставляли впечатление большей духовной близости? Задав себе этот вопрос -
чего с ним раньше не случалось, - он пришел к выводу, что все дело в
присущих им логике и здравом смысле. Они думали как мужчины, по крайней мере
как он сам. В общем это было хорошо, хотя, случалось, они заходили так
далеко, что привносили реализм и логику в личные отношения, а это устраивало
его уже меньше. Именно этим объяснялась и присущая им жестокость.
Кроме того, любовницы-подруги обладали, как правило, некими
сверхъестественными способностями или могли похвастаться сверхчеловеческим
происхождением. В их жилах текла кровь либо богов, либо демонов.
Первой возлюбленной Фафхрда была Мара, его подруга детства. Их роман
закончился печально: Фафхрд обрюхатил ее и сбежал со своей первой
любовницей-подругой, бродячей актрисой и воровкой-неудачницей Вланой. В ней,
кстати, не было ничего сверхъестественного: единственное, что выделяло ее
среди других, - были актерские способности и преступные наклонности.
Любовницами божественного или сверхъестественного происхождения были
воительница-вампир Крешкра - неизъяснимой красоты скелет, облеченный
прозрачной плотью, и принцесса Хирриви Стардокская - та была абсолютно
невидимой (за исключением тех случаев, когда покрывала свое тело краской или
окуналась в воду перед тем, как любовник осыпал ее лепестками роз).
Возлюбленными девушками в разное время были Лессния из Ланкмара,
очаровательная мошенница Немия из Даска (не все его обычные подруги были
законопослушны) и робкая Фриска, которую он спас от жестокостей Квармалла -
отчасти против ее воли. Услышав о том, как он собирается вытащить ее оттуда,
она сказала: "Отведи меня назад в камеру пыток".
Однако из всех любовниц милее всех его сердцу была бывшая рабыня и
телохранительница Хисвет, высокая темноволосая и абсолютно восхитительная
Фрикс, теперь снова королева Арилии Фриксифракс, хотя она и была слишком
высокой и худощавой. (Он знал также, что сама Хисвет, бессердечная и
жестокая, была милее всех сердцу Мышелова.) Прежде всего, как любовница
Фрикс отличалась удивительным тактом; кроме того, даже в минуты наивысшего
наслаждения или наибольшей опасности она умела оставаться бесстрастной и
бесстрашной, словно все происходящее вокруг было не более чем мелодрамой, и
порой заходила так далеко, что, словно режиссер какого-то безумного
сценического действа, раздавала указания участникам оргии или потасовки.
Разумеется, все сказанное выше не касалось Афрейт, лучшей из его
любовниц-подруг, превосходившей его в искусстве стрельбы из лука, любящей и
мудрой, - короче, во всех отношениях восхитительной женщине, которая к тому
же научилась ладить с Мышеловом.
Но, как бы щедро ни одарила Афрейт природа, она была всего лишь смертной
женщиной, тогда как Фрикс блистала мыслимыми и немыслимыми совершенствами
небожительницы. Не успел он об этом подумать, как увидел ее. Она стояла,
точно вырезанная из слоновой кости фигура, украшающая нос корабля, и в
приветственном жесте протягивала к нему руки. Это волшебное видение
пробудило в нем воспоминание об одном свидании, которое Фрикс назначила ему
на самом верху горного замка: сначала они из укрытия наблюдали, как две дамы
из свиты Фрикс, высокие и длинноногие, как и она сама, нежно ласкали друг
друга, а потом присоединились к ним.
Белоснежное видение на носу облачного корабля и пробужденные им
воспоминания заставили его почувствовать себя легче воздуха, шаги его стали
длинными и скользящими, точно он шел на лыжах: первый шаг погрузил его в
туман по колено, второй - по пояс, третий перешел в бесконечность. Он на
лету отхлебнул еще бренди, и пустой кувшин полетел в одну сторону, лампа - в
другую, а сам он, мощно отталкиваясь руками, поплыл сквозь туман вверх,
навстречу облачной флотилии.
Вскоре он оказался на поверхности тумана. Решительно запретив себе
смотреть вниз, он плыл, не сводя взгляда с чудесного корабля, всецело
отдавшись ритму движения. Он почувствовал, как напряглись и распластались
мышцы его рук, превратившихся в крылья. Теперь он уже не плыл, а летел.
Поднимаясь, он начал отклоняться влево, поскольку крюком, служившим ему
вместо левой ладони, было не так уж удобно опираться о воздух; но, заметив
это, Фафхрд не стал пытаться выровнять курс, зная, что, описав в воздухе
круг, снова увидит свою цель.
Так оно и случилось. Он продолжал подъем, двигаясь по спирали. Откуда-то
появились пять белоснежных морских чаек и, расположившись на равном от него
расстоянии, так что он оказался в центре образованного ими пятиугольника,
сопровождали его в полете.
Он уже вошел в пятый круг своей спирали и ожидал, что вот-вот увидит
облачный корабль, вынырнувший у нега из-за спины. Солнце припекало так, что
лучи его жгли кожу даже через одежду. Он уже начал подбирать слова, чтобы
должным образом поприветствовать свою заоблачную возлюбленную, как вдруг
что-то твердое пребольно ударило его сзади по затылку, да так, что у него
искры из глаз посыпались и мысли сразу разбежались в разные стороны.
Непредвиденное нападение заставило его оглянуться.
Прямо над ним, чуть сзади, висел продолговатый жемчужно-серый корпус
воздушного корабля. До него и впрямь было рукой подать, в чем Фафхрд и
убедился, когда, протянув обе руки, зацепился за судно крюком и здоровой
рукой одновременно. Воздушное течение медленно сносило корабль в сторону.
Итак, он наткнулся прямо на корму того самого корабля, который искал.
А потом, когда черные пятна перестали мелькать у него перед глазами, он
сделал то, чего делать заведомо не следовало.
Далеко внизу, так далеко, что у него неприятно засосало под ложечкой, был
виден весь юго-западный угол Льдистого острова: вот сквозь редеющее
покрывало тумана показались красные крыши домов Соленой Гавани и тонкие, как
зубочистки, мачты кораблей в порту; на западе бухту защищали от порывов
ветра скалистые утесы, на востоке вход в нее прикрывал узкий длинный мыс,
выдававшийся далеко в море. К северу от мыса Большой Мальстрем уже во всю
мощь крутил свою безумную убийственную карусель.
От этой картины все нутро у Фафхрда похолодело. Самым правильным сейчас
для него было бы взмахнуть руками-крыльями, забить ногами-плавниками,
взлететь еще выше, приземлиться легко, точно перышко, на палубу заоблачного
корабля и отвесить Фрикс учтивый поклон. Но удар о твердую и неподатливую
корму выбил у него из головы все мысли о полетах, точно их там и не бывало
никогда; в доли секунды пьянящий полет фантазии превратился в заурядное
похмелье, от которого трещала голова и выворачивались наизнанку
внутренности. Он уже не чувствовал себя больше в небе как дома, напротив,
ему стало казаться, будто чья-то рука неуклюже и ненадежно приклеила его к
небесному своду наспех сляпанными магическими заклятиями, так что малейшее
неловкое движение, слово или даже мысль могли порвать тоненькую нить,
удерживающую его на этой головокружительной высоте, и тогда он начнет
стремительно падать вниз, вниз, вниз и вниз!
Инстинкт моряка подсказал ему, что нужно во что бы то ни стало облегчить
корабль. То, что может спасти судно от верной гибели в морской пучине,
может, наверное, и предотвратить падение с большой высоты. Бесконечно
медленно и осторожно начал он приводить свои руки в соприкосновение с
ногами, талией, шеей и другими частями тела, чтобы скинуть лишний груз,
заботясь, однако, о том, чтобы ни одним резким или необдуманным движением не
нарушить хрупкого равновесия и не низвергнуться с немыслимой высоты.
Мудрость избранного им пути заключалась еще и в том, что, занятый своим
телом и пространством вокруг, он не испытывал желания и потребности смотреть
вниз и не страдал, таким образом, от головокружения.
Избавляясь поочередно от левого и правого сапога, топора, кинжала, ножен
и ремня с металлическими заклепками, он заметил, что расстояние примерно в
рост человека они пролетали очень медленно, точно нехотя, а потом стремглав
падали вниз, точно чья-то рука дергала их за веревочку. Это заставило его
предположить, что его окружает какая-то магическая защитная сфера.
Но он не чувствовал к ней доверия.
Пока он избавлялся от относительно твердых и неподатливых предметов, его
крылатые спутники продолжали парить на равном расстоянии от него, но, когда
он принялся скидывать одежду (а при сложившихся обстоятельствах ему было не
до полумер), они нарушили свой строй и (не то привлеченные мягкими тряпками,
не то возмущенные его бесстыдством) начали нападать на каждую сброшенную им
вещь, громко и хрипло крича, а потом, зажав ее в когтях, победоносно
удалялись.
Фафхрд не обращал никакого внимания на странное поведение пернатых
компаньонов, занятый только тем, как бы нечаянно не сделать резкое движение.
Наконец он разделся догола, оставив на себе лишь одну вещь искусственного
происхождения, а именно свой крюк.
Это доказывает, насколько он привык воспринимать его как естественную
принадлежность своего тела.
Но еще до того, как он остался совсем голым, ему в голову пришел еще один
способ "облегчить судно", и он обильно помочился. Занятый созерцанием мощной
золотистой струи, бившей высоко в воздух и скрывавшейся из поля зрения
(сначала она ударила ему в глаз, но он быстро исправил дело), он и не
заметил, как выплыл из-под кормы воздушного корабля и поднялся над ним.
Солнечные лучи приятно припекали, спасая его от холода, который в противном
случае неминуемо пробрал бы его до костей на такой высоте за отсутствием
одежды.
Но куда же подевался арилийский воздушный корабль? Оглядевшись, он
наконец увидел его узкую палубу на расстоянии целого корпуса у себя под
ногами. Сам же он продолжал медленно, но верно подниматься вверх с
наветренной стороны от его полупрозрачной мачты. На снастях сидели те самые
чайки, что утащили его одежду, и, разражаясь время от времени злобными
презрительными воплями, раздирали эту самую одежду на клочки острыми когтями
и клювами. Теперь они больше походили на фрегатов, чем на чаек.
И тут Фафхрда обуял страх совершенно иного рода: а что если его полет
вверх не кончится никогда и он так и будет лететь, лететь и лететь, пока
весь мир не исчезнет из виду, а сам он не потеряется в пустоте или не
замерзнет насмерть, достигнув вечно заснеженных горных вершин (как все-таки
глупо было с его стороны напугаться до такой степени, чтобы скинуть всю
одежду и остаться голышом!); а может, его пожрут чудовища, обитающие в
воздухе, - он узнал об этих невидимых воздушных хищниках, когда поднимался
на Стардок; а может быть, он даже достигнет далеких таинственных звезд
(если, конечно, не умрет от голода и жажды до этого), и они ослепят его
нестерпимым блеском, который не в силах перенести взгляд ни одного
смертного.
Но не исключено, что счастье не изменит ему и его полет прервется
где-нибудь на луне или в тайном (невидимом?) Королевстве Арилия, если,
разумеется, оно представляет собой нечто большее, чем просто флотилия
кораблей-облаков.
Тут он вспомнил, что один такой корабль (на который он возлагал большие
надежды, пока бренди не умерло в нем) как раз должен быть где-то поблизости.
Чудесного корабля нигде не было видно, и он испугался, что тот
бессердечно покинул его или попросту растаял в воздухе (слишком уж
призрачными выглядели верхушки его мачт и снасти); однако мгновение спустя
Фафхрд с облегчением вздохнул, увидев, что призрачный галеон все еще маячит
под ним, теперь уже футов на тридцать ниже, чем раньше, - как минимум такое
же расстояние отделяло его от верхушки мачты, на которой пятерка чаек
продолжала рвать его одежду в клочки, хотя теперь уже и не столь злобно.
Он обшарил глазами все судно в поисках Фрикс, но этой высокомерной
неуловимой красавицы нигде не было видно - ни на носу, где она любила стоять
в позе обворожительно-прекрасной носовой фигуры, ни на корме, ни где-либо в
другом месте; а может, ее и вовсе не было, а его подогретое неумеренным
количеством бренди воображение сыграло с ним злую шутку, угрюмо подумал он.
Но, видимо, сам корабль все-таки не был плодом его разгулявшейся
фантазии, поскольку в этот момент он заметил хрупкую женскую фигурку. Широко
раскинув руки, она висела на вантах неподалеку от негодующих чаек и,
казалось, загорала, повернувшись к нему спиной. Она была одета в короткую
кружевную сорочку, ноги ее были босы, через плечо переброшен изогнутый
серебряный рог. Это явно была не Фрикс - слишком маленькая, да еще и
блондинка, тогда как у той были волосы цвета воронова крыла.
Фафхрд позвал:
- Эгей! - не то чтобы тихо, но и не очень громко, поскольку, несмотря на
новый страх, что его полет может оказаться бесконечным, прежнее опасение
нарушить загадочное равновесие и низвергнуться с небес каким-нибудь
чрезмерно резким словом или жестом еще жило в нем.
Наслаждавшаяся солнечными лучами девушка никак не отреагировала на его
крик.
- Эгей!! - повторил Фафхрд, на этот раз значительно громче, и вновь не
получил никакого ответа, если не считать смачного зевка.
- Эгей!!! - заорал Фафхрд, позабыв об осторожности.
На этот раз она медленно повернула голову и взглянула на него. Ничего
больше.
- Облачная девушка, - обратился к ней Фафхрд дружелюбно, но немного
слишком повелительно, - позови свою госпожу. Я ее старый друг.
Она продолжала смотреть, ни словом, ни жестом не давая понять, что слышит
и собирается исполнить то, о чем он ее просит, - лишь чуть насмешливо
изогнула бровь.
Фафхрд продолжал, теперь значительно суше:
- Я Фафхрд, капитан "Морского Ястреба". Как ты видишь, мне нужна помощь.
Скажи об этом своему капитану. Не беспокойся, мы с ней хорошо знакомы.
Поглядев на него еще немножко, жительница небес согласно кивнула и
неторопливо спустилась на палубу. Там, бросив на него еще один взгляд, она
не спеша отправилась к корме.
Фафхрд разозлился:
- Пошевеливайся, девчонка, а если тебе нужны формальности, то передай
королеве Арилии, что один старый друг почтительно просит ее аудиенции.
У дверей кормовой каюты она остановилась и пронзительным нахальным
голосом крикнула:
- Так это ты из почтительности пописал на наш корабль? - после чего
приподняла край своей сорочки и скользнула вниз.
Фафхрд с достоинством откашлялся, хотя демонстрировать негодование было
абсолютно некому - вокруг не было ни одной живой души, за исключением чаек.
Осмелев, он решил спуститься поближе к верхушкам мачт. Однако для этого ему
пришлось нырнуть головой вниз, а любые резкие движения по-прежнему вызывали
у него страх падения. Все же попробовать стоило, и он нацелился прямо на
корабельные снасти, полагая, что если случится самое худшее, то, по крайней
мере, реи и ванты смогут задержать его падение.
Сопя от напряжения, он одолел примерно четверть пути, когда нахальная
девчонка вновь появилась на палубе. На этот раз за ней следовала
(наконец-то!) и сама Фрикс, похожая на предводительницу амазонок-пираток. На
ней было надето что-то вроде формы из белого кружева с серебристой отделкой,
высокие, до колен, сапоги из белой замши, широкополая шляпа из того же
материала, украшенная страусовым пером, и пояс из змеиной кожи со
многочисленными серебряными украшениями. Одежда подчеркивала грациозность
фигуры, белизна оттеняла черные как смоль волосы и бронзовый загар. С пояса
прекрасной амазонки свисала длинная узкая сабля в украшенных серебром
ножнах.
Увидев голого Фафхрда, который, пыхтя и отдуваясь, медленно спускался к
ней по воздуху, стараясь не делать при этом резких движений, королева небес
резко что-то приказала своей одетой в кружевную сорочку спутнице; та
поднесла серебряный рог к губам, дунула в него, и до ушей Северянина донесся
сладкий, волнующий душу звук.
Вслед за этим на палубе возникли еще шесть высоких гибких женщин, похожих
на Фрикс фигурой и одетых как приличествовало рядовым такого капитана,
только с их поясов свисали не мечи, а предметы, которые Фафхрд определил как
небольшой кинжал, крохотный кисет и маленькую цилиндрическую фляжку. На
коротко стриженных головках подчиненных Фрикс красовались разноцветные
форменные шапочки: нежно-розовая, ярко-зеленая, желтая, кроваво-красная,
голубая и золотисто-коричневая - именно в таком порядке выстроились они на
палубе. За ними шла еще одна девушка, как две капли воды похожая на
трубачку, только за плечами у нее висел не горн, а самострел, с которого
свисала серебристая веревочная петля. Фрикс что-то сказала ей, указывая
наверх. Та опустилась на одно колено, выгнула спину и, положив петлю на
палубу, прицелилась в Фафхрда из самострела.
К счастью, он угадал ее намерения и потому остался совершенно спокоен,
когда девушка выстрелила.
Посланный ею снаряд со свистом рассек воздух. Привязанная к нему веревка
распрямилась, не сделав при этом ни одного узла. Стрела с тупым наконечником
была на расстоянии одного фута от лица Фафхрда, когда веревка закончилась.
Гигант безбоязненно поймал стрелу, точно осу без жала. Шестеро высоких
деликатного сложения морячек ухватились за противоположный конец веревки и
принялись тянуть. Фафхрд почувствовал, как веревка напряглась и стала
сокращаться, таща его за собой. В ту же самую секунду он почувствовал
умиротворение, которое можно испытать лишь в объятиях истинно любящего и
верного человека.
Дыхание его выровнялось, напряженные мускулы расслабились, он вдруг
почувствовал себя столь же гибким (разумеется, настолько, насколько это
пристало мужчине, уверил он себя), как и его шесть восхитительных
спасительниц. Подрыгав ногами и взмахнув левой рукой, он предоставил им
заканчивать эту необременительную работу. Он хотел даже закрыть глаза, так
хорошо ему было, однако ему все же захотелось внимательно рассмотреть
корабль, к кото