широким взмахом отвел занавеску в сторону.
     - Не бойся, - сказала женщина.  -  Мои  воздушные  кости  сделаны  из
материала, который прочнее, чем сталь. Это загадка, недоступная  разумению
всех ваших философов, и относящаяся к невидимости моей расы и животных, от
которых она произошла. Подумай о том, каким прочным может быть  закаленное
стекло; однако свет проходит сквозь него. Мой  проклятый  братец  Фарумфар
силен, как медведь, несмотря на всю свою худобу, а мой  отец  Умфорафор  -
истинный лев, несмотря  на  прожитые  им  века.  Схватка  твоего  друга  с
Фарумфаром не была окончательным испытанием - хотя он и взвыл после  этого
- отец был в ярости - и к тому же есть еще двоюродные братья.  Как  только
закончится эта ночь - но  это  будет  еще  не  скоро,  любимый;  луна  еще
поднимается - ты должен спуститься со Звездной Пристани. Пообещай мне это.
У меня холодеет сердце при мысли об опасностях, которые тебе уже  пришлось
испытать - и за последние три дня оно не знаю сколько раз просто леденело!
     - И все-таки ты нас не предупредила, - задумчиво сказал Северянин.  -
Ты заманила меня сюда.
     - И ты сомневаешься в том, почему? -  спросила  она.  В  этот  момент
Фафхрд как раз касался ее вздернутого носа и круглых, как яблоки, щек, так
что он почувствовал и то, как она улыбается.  -  Или,  возможно,  тебе  не
нравится то, что я позволила тебе немного рискнуть жизнью, чтобы  наградой
стало это ложе?
     Фафхрд  запечатлел  страстный  поцелуй  на  ее  полных  губах,  чтобы
показать ей, как ошибочны были ее мысли, но через мгновение она оттолкнула
его.
     - Подожди, Фаффи, любимый, - воскликнула она. - Нет,  я  же  сказала,
подожди! Я знаю, что ты жаден и нетерпелив, но ты можешь подождать хотя бы
до тех пор, пока луна передвинется на небе на ширину звезды.  Я  попросила
тебя пообещать мне, что ты спустишься со Звездной Пристани на рассвете.
     В темноте наступило довольно долгое молчание.
     - Ну? Что же держит закрытым твой рот?  -  нетерпеливо  спросила  она
наконец. - Кое в чем другом ты не проявлял подобной нерешительности. Время
проходит, луна поднимается.
     - Хирриви, - тихо сказал Фафхрд. - Я  должен  подняться  на  Звездную
Пристань.
     - Почему? - звенящим  голосом  спросила  она.  -  Пророчество  стихов
исполнилось. Ты получил свою награду. Если ты пойдешь дальше,  тебя  будут
ждать лишь бесплодные опасности. Если ты вернешься, я буду охранять тебя с
воздуха - да, и твоего приятеля тоже - до самой Пустоши.
     Ее нежный голос слегка задрожал.
     - О Фаффи,  неужели  тебе  недостаточно  меня,  чтобы  отказаться  от
завоевания жестокой горы? Кроме всего прочего,  я  люблю  тебя  -  если  я
правильно понимаю, как смертные употребляют это слово.
     -  Нет,  -  торжественно  ответил   в   темноте   Северянин.   -   Ты
замечательная, самая замечательная из всех девушек, что я знал - и я люблю
тебя, а это слово я не бросаю по пустякам, - однако от этого  мое  желание
покорить Звездную Пристань только разгорается. Можешь ли ты понять это?
     Теперь на некоторое время замолкла сама Хирриви.
     - Ну что ж, - сказала она наконец, - ты сам себе хозяин,  и  делаешь,
что захочешь. Я тебя предупредила. Я могла бы сказать и  больше,  привести
доводы против, спорить с тобой и дальше, но я  знаю,  что  и  после  всего
этого мне не удастся преодолеть твое упрямство - а время бежит. Мы  должны
оседлать наших лошадок и догнать луну. Поцелуй меня еще раз. Медленно. Вот
так...


     Мышелов  лежал  поперек  ложа,  в  ногах,  под  янтарными  шарами,  и
разглядывал растянувшуюся Крешкру;  ее  хрупкие  яблочно-зеленые  плечи  и
спокойное спящее лицо тонули во множестве подушек.
     Мышелов смочил уголок простыни вином из чаши, стоящей у его колена, и
потер им тонкую правую щиколотку Крешкры - так  осторожно,  что  медленный
подъем и падение ее узкой грудной клетки не изменили своего ритма.  Вскоре
он стер всю зеленоватую мазь с участка величиной в половину своей ладони и
уставился на дело рук своих во все глаза. Он был уверен в том, что на этот
раз увидит тело или,  по  меньшей  мере,  зеленое  притирание  с  обратной
стороны ноги; но нет, все, что Мышелов увидел сквозь вытертый им маленький
неправильный треугольник, - это  косматое  покрывало  кровати,  отражающее
льющийся сверху янтарный свет. Это была невероятно захватывающая и немного
пугающая тайна.
     Мышелов вопросительно глянул на  Хриссу,  которая  теперь  лежала  на
низком  столике,  окруженная  фантастическими  бутылочками  из  тончайшего
стекла  и,  положив  белый  косматый  подбородок   на   скрещенные   лапы,
разглядывала лежащих на ложе людей. Мышелову показалось, что кошка  глядит
на  него  с  неодобрением,  так  что  он  торопливо  размазал   притирание
равномерно по всей ноге Крешкры, пока проделанный им глазок не  был  снова
покрыт зеленой краской.
     Послышался тихий смешок. Крешкра, приподнявшись на  локтях,  смотрела
на Мышелова прищуренными глазами из-под длинных, густых ресниц.
     - У нас, невидимок, - сказала она насмешливым голосом,  который  был,
или казался, сонным - видима  только  внешняя  сторона  любого  грима  или
притирания, нанесенного на тело. Это тайна, недоступная нашим провидцам.
     - Ты - воплощение самой королевы-Тайны,  шествующей  средь  звезд,  -
провозгласил Мышелов, легко поглаживая зеленые пальчики ее ног. -  А  я  -
самый везучий из всех людей. Только вот  боюсь,  что  это  все  сон,  и  я
проснусь на холодных карнизах Звездной Пристани. Как вышло, что я здесь?
     -  Наша  раса  вымирает,  -  сказала  она.  -  Наши   мужчины   стали
бесплодными. Хирриви и я - единственные  оставшиеся  принцессы.  Наш  брат
Фарумфар горячо желал быть нашим консортом - он хвастается,  что  все  еще
мужчина, - это с ним ты дрался - но наш отец Умфорафор сказал: "Нам  нужна
новая кровь - кровь героев". Так что нашим двоюродным братьям и  Фарумфару
- к крайнему неудовольствию последнего -  пришлось  летать  там  и  сям  и
оставлять эти маленькие рифмованные приманки, написанные на пергаменте  из
козьей шкуры, в опасных,  пустынных  местах,  которые  могли  бы  привлечь
героев.
     - Но как могут невидимые существа сходиться с видимыми? - спросил он.
     Она довольно рассмеялась.
     - Неужели твоя память настолько коротка, Мышонок?
     - Я хотел  сказать,  иметь  потомство,  -  поправился  Серый,  слегка
раздраженный тем, что она нечаянно угадала его детское прозвище. - И кроме
того, разве  такой  ребенок  не  будет  полупрозрачным,  туманным,  смесью
видимого и невидимого?
     Зеленая маска Крешкры чуть покачалась из стороны в сторону.
     - Мой отец думает, что такой союз принесет плоды, и  что  дети  будут
рождаться только  невидимыми  -  потому  что  невидимость  доминирует  над
видимостью - и в то же время во всем другом будут обладать преимуществами,
даруемыми примесью горячей крови героев.
     - Значит, это твой отец приказал тебе переспать со  мной?  -  спросил
немного разочарованный Мышелов.
     - Ни в коем случае, Мышонок, - уверила девушка. - Он был бы  взбешен,
если бы ему могло прийти в голову, что ты здесь, а Фарумфар  просто  сошел
бы с ума. Нет, ты понравился мне - так  же  как  Хирриви  понравился  твой
приятель - когда я впервые увидела тебя в Холодной Пустоши; и для тебя это
было большой удачей, потому что если  бы  вы  дошли  до  вершины  Звездной
Пристани, то мой отец  получил  бы  ваше  семя  совершенно  иным  образом.
Кстати, это напомнило мне:  Мышонок,  ты  должен  пообещать  мне,  что  на
рассвете спустишься со Звездной Пристани.
     - Подобное обещание не так-то легко дать, - сказал Мышелов. - Я знаю,
что Фафхрд заупрямится. И кроме  того,  у  нас  есть  еще  одно  небольшое
дельце,  которое  касается  мешка  с  бриллиантами,  если  это   то,   что
подразумевается под "кошелем, полным звезд" - о, я знаю, что это безделица
по сравнению с объятиями восхитительной девушки... и все же...
     - Но если я скажу, что люблю тебя - а это чистая правда!
     - О Принцесса, - вздохнул Мышелов, скользя рукой по ее ноге к колену.
- Как могу я оставить тебя на рассвете? Всего одна ночь...
     - Как, Мышонок, - прервала его Крешкра, шаловливо улыбаясь  и  слегка
выгибаясь всем телом, -  разве  ты  не  знаешь,  что  каждая  ночь  -  это
вечность? Неужели ни одна девушка не научила еще тебя этому,  Мышонок?  Ты
меня удивляешь. Подумай, у нас осталась еще половина вечности - и это тоже
вечность, как твой учитель геометрии, будь он старцем с седой бородой  или
девой с нежной грудью, должен был бы рассказать тебе.
     - Но если я должен зачать множество детей... - начал Мышелов.
     - Хирриви и я кое  в  чем  похожи  на  пчелиных  маток,  -  объяснила
Крешкра, - но не думай об этом. Сегодня мы обладаем вечностью, это так, но
только в том случае, если сами сумеем сделать ее вечностью. Иди  ближе  ко
мне...
     Чуть позже Мышелов, в чем-то повторяя самого себя, сказал:
     - Единственное, что плохо в восхождении в гору, - это то,  что  самые
лучшие участки кончаются чересчур быстро.
     - Они могут длиться вечность,  -  выдохнула  Крешкра  ему  в  ухо.  -
Заставь их продолжаться бесконечно, Мышонок.


     Фафхрд проснулся, трясясь от холода.  Розовые  шары,  ставшие  теперь
серыми, раскачивались в порывах ледяного ветра из открытой двери.  На  его
одежде и вещах, разбросанных по полу, собрался снег, и снег лежал сугробом
высотой  в  несколько  дюймов  у  порога,  из-за   которого   исходило   и
единственное освещение - свинцово-серый свет дня.
     Великая радость, кипящая внутри Фафхрда, вступила  в  борьбу  с  этим
мрачным серым зрелищем и победила его.
     Однако Фафхрд был раздет и весь дрожал. Он вскочил, выбил свои вещи о
кровать и натянул на себя заледеневшую, твердую, как доска, одежду.
     Застегивая пояс с топором, он вспомнил, что беспомощный Мышелов сидит
внизу, в камине. Каким-то образом Фафхрд не думал об этом всю  ночь,  даже
когда он говорил Хирриви о Мышелове.
     Северянин схватил свой мешок и выскочил  на  уступ,  заметив  уголком
глаза какое-то движение у себя за спиной. Это закрылась массивная дверь.
     Мощный  порыв  ветра  ударил  Фафхрда  снежным   кулаком.   Северянин
ухватился за шершавый каменный столб, к которому прошлой  ночью  собирался
привязать веревку, и крепко обхватил его. Да помогут боги  сидящему  внизу
Мышелову! Кто-то, пыхтя, проскользил под напором ветра и снега по  уступу,
и уцепился за столб внизу.
     Ветер затих. Фафхрд поискал взглядом дверь.  От  нее  не  осталось  и
следа. Ветер снова нанес сугробы. Крепко держась одной рукой  за  столб  и
мешок, он ощупал другой рукой  шершавую  стену.  Кончики  пальцев,  как  и
глаза, не смогли обнаружить ни малейшей трещины.
     - Значит, тебя тоже выпихнули? - весело  спросил  знакомый  голос.  -
Лично меня вышвырнули Ледяные Гномы, к твоему сведению.
     - Мышелов! - воскликнул Фафхрд. - Значит, ты не?.. Я думал...
     - Насколько я тебя знаю, ты ни разу не подумал обо мне за всю ночь, -
сказал Мышелов. - Крешкра заверила меня, что  ты  в  безопасности  и  даже
более того. Хирриви сказала бы тебе то же самое обо мне,  если  бы  ты  ее
спросил. Но, конечно же, ты этого не сделал.
     - Значит, ты тоже?.. - спросил Фафхрд, ухмыляясь с довольным видом.
     - Да, Принц-Родственник, - ответил ему Мышелов, ухмыляясь в ответ.
     Они немного потузили друг друга (не отрываясь,  однако,  от  столба),
чтобы разогнать холод, но еще и просто от хорошего настроения.
     - Хрисса? - спросил Фафхрд.
     - Эта умница сидит внутри, в тепле. Они здесь не  выгоняют  на  улицу
кошек, только людей. Однако я кое о чем подумал... Тебе  не  кажется,  что
Хрисса  изначально  принадлежала  Крешкре  и  что  Крешкра  предвидела   и
задумала...
     Его голос постепенно затихал и наконец умолк.
     Ветер перестал налетать. Снегопад был таким легким, что друзья  могли
видеть почти на лигу над собой - до самой Шапки над заснеженными  уступами
Лика - и под собой, туда, где исчезала вдали Лестница.
     И вновь их разум был заполнен, почти  захлестнут,  громадой  Звездной
Пристани и их собственной участью: двух полузамерзших песчинок,  ненадежно
висящих посреди замерзшего вертикального мира, лишь отдаленно связанного с
Невоном.
     В небе на юге виднелся бледный серебристый диск  -  солнце.  Приятели
проспали до полудня.
     -  Гораздо  легче  превратить  в  вечность   ночь,   которая   длится
восемнадцать часов, - заметил Мышелов.
     - Мы скакали за луной  сквозь  глубины  моря,  -  задумчиво  произнес
Фафхрд.
     - Твоя девушка пыталась заставить тебя спуститься  вниз?  -  внезапно
спросил Мышелов.
     Фафхрд кивнул.
     - Пыталась.
     - Моя тоже. А это не такая уж плохая идея. По ее словам, эта  вершина
дурно попахивает. Однако похоже, что камин забит снегом. Подержи  меня  за
ноги, пока я свешусь и посмотрю. Да, плотно забит до самого низа. Итак?..
     - Мышелов, - почти мрачно сказал Фафхрд, - существует путь  вниз  или
нет, я должен подняться на Звездную Пристань.
     - Ты знаешь, - ответил Мышелов, - я сам начинаю  находить  кое-что  в
этом безумии. И кроме того, на восточной  стене  Звездной  Пристани  может
быть легкий путь к этой роскошной на вид Долине  Разлома.  Так  что  давай
использовать на полную катушку те жалкие семь часов дневного света, что  у
нас остались. День - это явно  не  та  штука,  из  которой  можно  сделать
вечность.


     Подъем на уступы Лика был одновременно и самым легким и самым тяжелым
из всех восхождений. Уступы были широкими, но  некоторые  из  них,  сильно
скошенные наружу,  усыпали  обломки  сланца,  при  малейшем  прикосновении
сыпавшиеся в  бездну.  То  тут,  то  там  попадались  короткие  поперечные
расселины, которые приходилось преодолевать, цепляясь изо всех сил за края
тонких трещин, причем иногда приятели видели только на руках.
     К тому же усталость, и  холод,  и  даже  головокружительная  слабость
наступали на  этой  высоте  гораздо  быстрее.  Друзьям  часто  приходилось
останавливаться, чтобы перевести дух и согреться. У  задней  стены  одного
широкого уступа - по мнению Фафхрда, правого  глаза  Звездной  Пристани  -
путникам  пришлось  потратить  некоторое  время  и  сжечь  в  жаровне  все
оставшиеся смоляные шарики, частично  для  того,  чтобы  разогреть  еду  и
питье, но в основном чтобы согреться.
     Время от времени им казалось, что усилия прошлой ночи  тоже  ослабили
их выносливость, но затем воспоминания  об  этих  усилиях  возвращались  и
рождали в друзьях новые силы.
     А еще были внезапные предательские порывы ветра и непрерывный, хотя и
меняющий свою силу, снегопад, который то скрывал вершину, то позволял ясно
ее видеть на фоне серебристого неба; широкий, белый,  выгибающийся  наружу
край Шапки теперь угрожающе нависал над самыми головами - такой  же  точно
снежный карниз, как был в седловине, только теперь  путники  находились  с
другой, опасной его стороны.
     Иллюзия того, что Звездная Пристань - это мир, существующий  отдельно
от Невона в заполненном снегом пространстве, становилась все сильнее.
     Потом небо сделалось голубым, и приятели  почувствовали,  как  солнце
пригревает им спины - они наконец поднялись  над  снегопадом  -  и  Фафхрд
указал на крошечную щелку яркой синевы у края  Шапки  -  щелочку,  которая
едва  виднелась  над  следующим  скалистым  бугром,  украшенным   снежными
разводами, - и воскликнул:
     - Это верхняя часть Игольного Ушка!
     При этих словах что-то упало в  сугроб  рядом  с  ним,  и  послышался
приглушенный звон металла о камень, а в снегу осталось вертикально торчать
подрезанное под тетиву и оперенное древко стрелы.
     Мышелов и Фафхрд нырнули под защиту ближайшего выступа как раз в  тот
момент, когда вторая и третья стрела со звоном ударились о  голый  камень,
на котором друзья только что стояли.
     - Гнарфи и Кранарх опередили нас,  черт  бы  их  подрал,  -  прошипел
Фафхрд, - и устроили нам  засаду  в  Игольном  Ушке  -  место  само  собой
напрашивалось. Мы должны обойти вокруг и подняться выше них.
     - А разве именно этого они от нас и не ждут?
     - Они, как идиоты, слишком рано выдали свою засаду. Кроме того, у нас
нет другого выхода.
     Так что друзья начали подниматься к югу, все выше и  выше,  постоянно
стараясь держаться за камнями или  сугробами  между  своей  тропой  и  тем
местом, где, по их мнению, было Игольное Ушко. Наконец, когда  солнце  уже
склонялось к западу, путешественники повернули снова на север и продолжали
подниматься, вырубая теперь ступеньки во все более  крутом  снежном  валу,
который выгибался над головами, образуя поля Шапки, скрывавшей теперь  две
трети неба, словно зловещая крыша. Друзья то обливались потом, то дрожали,
да еще им  приходилось  бороться  с  непрерывными  приступами  слабости  и
головокружения, однако при этом передвигаться так  бесшумно  и  осторожно,
как они только могли.
     Наконец они обогнули еще один гигантский  сугроб  и  обнаружили,  что
смотрят сверху вниз на огромный обнаженный каменистый участок  склона,  по
которому обычно проносился ветер, дующий сквозь Игольное Ушко и наметающий
Малый Вымпел.
     На противоположном краю открытого  каменного  пространства  виднелись
два человека, оба в  коричневых  кожаных  одеждах,  сильно  потрепанных  и
кое-где  продранных.  Сквозь  дырки  виднелся   меховой   подбой.   Тощий,
чернобородый,  с  лицом,  похожим  на  лосиную   морду,   Кранарх   стоял,
крест-накрест хлопая себя руками по бокам, чтобы согреться.  Рядом  с  ним
лежал лук с надетой тетивой и несколько  стрел.  Приземистый,  с  кабаньим
рылом, Гнарфи стоял на коленях, заглядывая вниз через край. Фафхрд подумал
о том, куда делась пара их здоровенных слуг в коричневом.
     Мышелов сунул руку в свой  мешок.  В  тот  же  самый  момент  Кранарх
заметил приятелей и схватился за оружие, хотя и значительно медленнее, чем
он  сделал  бы  это  в  менее   разреженном   воздухе.   С   подобной   же
медлительностью Мышелов  вытащил  камень  размером  с  кулак,  который  он
подобрал на одном из карнизов внизу как раз для такого случая.
     Стрела Кранарха просвистела между головами обоих приятелей. Мгновение
спустя камень Мышелова с налета удалился прямо  в  левое  плечо  Кранарха.
Оружие выпало из его пальцев, и рука беспомощно повисла.  Тогда  Фафхрд  и
Мышелов сломя голову бросились вниз по снежному  склону;  первый  потрясал
отвязанным от пояса топором, второй вытаскивал Скальпель.
     Кранарх и Гнарфи встретили противников мечами, а  у  Гнарфи  в  левой
руке был еще и кинжал. Схватка разыгралась, как и обмен стрелой и  камнем,
словно во сне. Сначала натиск Фафхрда  и  Мышелова  дал  им  преимущество.
Затем огромная  сила  Кранарха  и  Гнарфи  -  или,  скорее,  то,  что  они
отдохнули, - взяла свое, и они чуть было не сбросили своих  противников  в
пропасть. Фафхрд получил скользящий удар по ребрам, который  прорезал  его
прочную тунику из волчьей шкуры, распорол мышцы и проскрипел по кости.
     Но затем, как это всегда и бывает, верх одержало мастерство, и двое в
коричневом, получившие уже несколько ран, внезапно повернулись и  побежали
под огромную белую треугольную арку Игольного Ушка. Гнарфи на бегу орал:
     - Граа! Крук!
     - Без сомнения, они зовут  своих  слуг  или  носильщиков  в  косматой
одежде, - тяжело дыша, высказал предположение почти совершенно  вымотанный
Мышелов, опуская руку с мечом на колено. - Они были похожи на  крестьян  -
толстые деревенские парни, вряд ли приученные носить оружие. Я  думаю,  мы
можем их не бояться, даже если они прибегут на зов Гнарфи.
     Фафхрд кивнул; он тоже задыхался.
     -  Однако  они  поднялись  на  Звездную  Пристань,  -  добавил  он  с
сомнением.
     И как раз в эту минуту, передвигаясь на задних ногах,  когти  которых
стучали по выметенному ветром камню, широко разинув красные паст