х тварей.
   В таверне сидели и тихо выпивали полдюжины моряков с разных  кораблей,  и
еще более тихо передвигали по шахматной доске пузатые каменные фигурки  двое
молодых островитян. Мышелов вспомнил, что видел нынче утром того, кто  играл
черными, рядом с Гронигером.
   Без лишних слов  он  направился  к  задней  комнате,  в  дверях  которой,
загораживая проход  наполовину  своим  телом,  сидела  на  низком  стульчике
могучая, с бородавками на лице, старая ведьма, с виду - прародительница всех
уродов-великанов и прочих чудищ.
   Рядом с Мышеловом появился хозяин-илтхмарец и тихо сказал,  вытирая  руки
полотенцем, которое служило ему передником:
   - "Огненное логово"  нынче  вечером  занято  -  частная  пирушка.  Только
наживете себе неприятностей с матушкой Грам. Что вам подать?
   Мышелов одарил его хмурым взглядом и молча шагнул к двери.  Матушка  Грам
сердито глянула на него из-под  косматых  бровей.  Он  ответил  ей  тем  же.
Илхтмарец пожал плечами.
   Матушка Грам встала со стула и пропустила его в заднюю  комнату.  Проходя
мимо ведьмы, Мышелов обернулся и с холодным высокомерием  коротко  улыбнулся
илтхмарцу. Один из островитян поднял черную ладью и, не поднимая  склоненной
над доской головы, словно бы пребывая в глубокой задумчивости, бросил  в  их
сторону внимательный взгляд.
   В задней комнате горел огонь, его света едва хватало, чтобы видеть,  куда
идешь. Большой очаг - каменная плита по пояс высотой - располагался в  самом
ее центре. В низкий потолок над ним был вделан огромный медный дымоход  -  с
днища какого только корабля была снята эта медь, подумал Мышелов, -  куда  и
утекала,  извиваясь,  тонкая  струйка  дыма.  В  комнате  стояли   несколько
маленьких, исцарапанных столов, стулья, в стене виднелась еще одна дверь.
   Боком к нему на краю очага сидели рядышком две женщины,  привлекательные,
но имевшие несколько потасканный вид. Одну из них Мышелов уже видел  днем  и
принял за проститутку. Таковое  его  мнение  вполне  подтвердили  сейчас  их
вызывающие наряды и красные чулки на одной из девиц.
   Мышелов подошел к столу в сторонке от них, бросил плащ на один стул и сел
на  другой,  так,  чтобы  видны  были  обе  двери.  И,  сплетя  пальцы  рук,
невозмутимо уставился в огонь.
   Матушка Грам, повернувшись ко всем троим спиной, вернулась на свое  место
в дверях.
   Одна из веселых девиц следила за огнем, время от  времени  подбрасывая  в
него плавник, отчего пламя  начинало  гудеть  и  становилось  то  синим,  то
зеленым, и колючие черные ветки, которые вспыхивали жарко-оранжевым цветом и
с треском стреляли искрами.  Вторая  девица,  растопырив  пальцы,  плела  из
черного шнурка кошачью колыбельку. Мышелов то  и  дело  посматривал,  отводя
взгляд от огня, на ее незатейливое рукоделье.
   Женщины как будто не обращали на него внимания, но через некоторое  время
та, что следила за огнем, встала, принесла на его стол кувшин и две  кружки,
налила в одну из них вина и выжидательно посмотрела на Мышелова.
   Он взял кружку, попробовал вино, затем сделал  небольшой  глоток,  кружку
поставил и, не глядя на женщину, коротко кивнул.
   Она  вернулась  к  прежнему  занятию.  А  Мышелов   принялся   потихоньку
потягивать вино, глядя в огонь и слушая его песню. В  этой  маленькой  тихой
комнате треск и  гудение  пламени  казались  весьма  громкими  и  напоминали
звучание человеческого голоса - молодого, страстного, быстрого, то веселого,
то сердитого. Мышелов готов был поклясться, что слышит порой слова  и  целые
фразы.
   Постепенно он начал различать в пламени лица, вернее, одно лицо,  которое
все время меняло выражение, - лицо молодое, красивое, с подвижным  ртом,  то
открытое и дружелюбное, то перекошенное завистью и злобой (в  те  мгновения,
когда пламя зеленело), то  искаженное  до  неузнаваемости,  словно  размытое
потоками нагретого огнем воздуха. Мышелову даже померещилось раза  два,  что
по  ту  сторону  очага  и  впрямь  сидит  какой-то   человек,   который   то
приподнимется, чтобы взглянуть на него сквозь пламя,  то  снова  сядет.  Его
подмывало встать и посмотреть, так ли это, но он сдержался.
   Странно, но лицо это казалось Мышелову знакомым, хотя, как  он  ни  ломал
голову, вспомнить его не смог. В конце концов он оставил эти попытки и вновь
начал слушать голос огня, стараясь совместить движения губ пляшущего в  огне
лица с воображаемыми словами.
   Тут матушка Грам вновь встала и, поклонившись, попятилась. В дверь  вошла
леди, нижняя половина лица которой была прикрыта  красно-коричневым  плащом,
но Мышелов узнал переливающиеся золотом зеленые глаза и встал.  Сиф  кивнула
матушке Грам и двум шлюхам, подошла к  столу  Мышелова,  бросила  свой  плащ
поверх его плаща и села на третий стул. Он  налил  ей  вина,  наполнил  свою
кружку и тоже сел. Они выпили. Некоторое время она молча смотрела на него.
   А потом...
   - Вы видели лицо в огне, слышали голос? - спросила она.
   Глаза Мышелова расширились, и он, напряженно глядя на нее, кивнул.
   - А догадались ли вы, почему лицо кажется  знакомым?  Он  быстро  покачал
головой и, весьма заинтригованный, подался вперед с выжидательным выражением
в глазах.
   - Оно похоже на ваше, - уверенно сказала она.
   У Мышелова отвисла челюсть. А ведь и  правда!  Это  лицо  напоминало  его
собственное - только моложе, гораздо моложе. Порой он и  теперь  видел  себя
таким в зеркале - когда бывал в состоянии самовлюбленности и  самодовольства
и не замечал следов возраста.
   - А почему это так, вы знаете? - спросила она, тоже напрягшись.
   Он покачал головой. Сиф расслабилась.
   - И я не знаю, - сказала она. - Думала, вдруг вы... Я  заметила  сходство
сразу, когда увидела вас в "Серебряном Угре", но откуда оно - это  тайна  из
тайн, которой нам пока не разгадать.
   - Льдистый мне кажется просто гнездилищем тайн, - веско сказал Мышелов, -
и не последняя из них - ваше отречение от нас с Фафхрдом.
   Она кивнула, выпрямилась и сказала:
   - В таком случае, думаю, сейчас самое время рассказать вам, почему Афрейт
и я так уверены, что  вторжение  минголов  на  Льдистый  состоится,  а  весь
остальной совет в это не верит. Не так ли?
   Он энергично кивнул и улыбнулся.
   - Однажды, почти год назад, - сказала она, - мы с Афрейт прогуливались  в
холмах к северу от города, как повелось у нас с детства. Мы горевали о былой
славе Льдистого и ушедших или забытых людьми богах  и  высказывали  желание,
чтобы  они  вернулись  и  остров  наш  обрел  надежных  защитников,  умеющих
предвидеть  опасности.  Был  конец  весны,  время  неустойчивой   погоды   и
переменчивых ветров, когда солнце то блещет, то скрывается за  облаками.  И,
поднявшись на отлогий склон, мы увидели вдруг в вересковых  зарослях  юношу,
который лежал на спине с закрытыми глазами и  запрокинутой  головой,  то  ли
мертвого, то ли умирающего от истощения, - как будто его выбросило на  берег
гигантской волной какого-то невообразимо сильного шторма.
   На нем была простая домотканая туника,  весьма  поношенная,  на  ногах  -
грубые стоптанные сандалии с  истрепанными  ремешками,  старенький  пояс  на
талии с изображениями каких-то чудовищ, но я с первого  взгляда  догадалась,
что это - бог.
   Я поняла это по трем признакам. По иллюзорности его плоти  -  тело  можно
было  потрогать  рукой,  но  сквозь  него  слегка  просвечивал  вереск.   По
божественной  красоте  -  лицо  его  было..,  сама  страсть,   невзирая   на
спокойствие смерти в чертах. И по  чувству  преклонения,  которое  вспыхнуло
вдруг в моем сердце.
   Поняла я это также и  по  поведению  Афрейт,  которая,  как  и  я,  сразу
опустилась рядом с ним  на  колени,  только  с  другой  стороны,  -  правда,
двигалась она как-то неестественно, для чего, как выяснилось потом,  имелась
самая поразительная причина. Но это мы поняли гораздо позже.
   Говорят, что боги умирают, когда их покидают все, кто  в  них  верил,  вы
слышали об этом? Так вот, этот бог выглядел так, словно умер его последний в
Невоне почитатель. Или же - на  что  было  больше  похоже  -  словно  в  его
собственном мире умерли все его почитатели, и он вылетел наугад в  неведомые
пространства между мирами, откуда случай забросил его в некий новый мир, где
он мог утонуть или выплыть, умереть или выжить, в зависимости от  того,  как
его там примут. Я думаю, боги  обладают  способностью  путешествовать  между
мирами - как по-вашему? - иногда  путешествуя  по  собственному  желанию,  а
когда и невольно. И  кто  знает,  какие  ураганы  могут  бушевать  там,  где
пролегают их пути?
   Но в тот день чудес, год назад, я не тратила времени  на  размышления.  Я
растирала ему запястья и грудь, прижималась  к  его  холодному  лицу  своими
горячими щеками, раздвигала языком его губы (челюсти его были  расслаблены),
зажимала ему пальцами нос и, примкнув устами к устам, вдыхала в  его  легкие
воздух, одновременно пылко молясь про себя, хотя и говорят, что боги  слышат
только наши слова, а не мысли. Какой-нибудь прохожий при виде нас решил  бы,
что мы не раз уже предались любви и  теперь  я  пытаюсь  вновь  разжечь  его
угасший пыл.
   Афрейт тем временем трудилась так же, как и  я,  только  с  другого  бока
юноши, но - снова эта странность, о коей я уже говорила, - всю работу тем не
менее делала я. Объяснилось все несколько позднее.
   Бог  наконец  подал  признаки  жизни.  Ресницы  его  затрепетали,   грудь
приподнялась, и я ощутила, как губы его ответили на мой поцелуй.
   Я вынула серебряную флягу и начала капать понемногу  ему  в  рот  бренди,
перемежая питье поцелуями и нежными, ободряющими словами.
   Он открыл глаза - карие с золотым отливом, как у вас - и, подняв  с  моей
помощью голову, пробормотал что-то на незнакомом языке: Я  отвечала  ему  на
всех языках, какие знаю, но он только хмурился, качая головой.  Потому  я  и
поняла, что это не невонский бог - не кажется ли  вам  вполне  естественным,
что  бог,  всеведущий  в  своем  мире,  попав  в  чужой,  будет  поначалу  в
затруднении? Ему нужно время, чтобы освоиться.
   Наконец он улыбнулся и с  вопрошающим  видом  указал  на  меня  рукой.  Я
назвала свое имя. Он кивнул и  шевельнул  губами,  повторив  его.  Затем  он
коснулся своей груди и сказал: "Локи".
   При звуке этого имени Мышелова посетили те же  мысли  и  чувства,  что  и
Фафхрда, услышавшего имя Один, - воспоминания о других  жизнях  и  мирах,  о
языке  Карла  Тройхерца   и   о   его   маленьком   ланкмаркско-немецком   и
немецко-ланкмарском словаре, который он дал Фафхрду. В тот же миг,  на  одно
краткое мгновение, он вновь увидел в пламени  лицо,  столь  похожее  на  его
собственное, и лицо это ему  как  будто  подмигнуло.  Он  удивленно  сдвинул
брови.
   Сиф продолжала:
   - После чего я покормила его припасами из своего дорожного мешка,  но  ел
он мало, больше пил бренди,  а  тем  временем  я  учила  его  новым  словам,
показывая на разные предметы. В тот день Мрачный сильно дымил  и  выбрасывал
языки  пламени,  весьма  заинтересовавшего  бога,  когда  я  произнесла  его
название. Тогда я вынула из мешка кремень и кресало, высекла искры  и  вновь
сказала: "Огонь". Он  так  радовался,  словно  черпал  силы  из  этих  искр,
затлевшей соломы и из самого слова. Огня он касался  без  всякого  для  себя
вреда. Это меня пугало.
   Так прошел день - я была всецело поглощена богом, забыв обо  всем,  кроме
того, что  его  в  данный  момент  интересовало.  Он  оказался  на  редкость
способным  учеником.  Я  называла  ему  предметы  на  нашем,  островном,   и
нижнеланкмарском языках, полагая, что это ему пригодится, когда  в  видениях
ему будут открываться земли за Льдистым.
   Вечер близился к концу. Я помогла богу подняться на  ноги.  В  сумеречном
свете бледная плоть его казалась еще прозрачней.
   Я повернулась к Соленой  Гавани,  показывая,  что  нам  туда.  Он  охотно
согласился (должно быть, его манил дым над трубами  и  тянуло  к  огню,  его
стихии), оперся на мое плечо, и мы тронулись в путь.
   Тут-то и открылась тайна Афрейт. Она не собиралась идти  с  нами!  Только
сейчас я разглядела, хотя и очень смутно, того, кому помогала она, кого  она
выхаживала и учила весь день, как  я  Локи,  -  то  был  изможденный  старый
человек (то есть бог), бородатый и одноглазый, который с самого начала лежал
бок о бок с Локи, но мне позволено было видеть одного из них, а ей другого!
   - Воистину необыкновенная история, - заметил Мышелов. - Видимо,  подобное
притянулось к подобному и таким образом себя и обнаружило. Второй бог  часом
не похож на Фафхрда? Не считая, конечно, его одноглазости.
   Она горячо закивала.
   - Да, только он старше, каким  бы  мог  быть  отец  Фафхрда.  Афрейт  это
заметила. О, значит, вы все-таки что-то знаете об этой тайне?
   Мышелов покачал головой.
   - Просто догадался. - И спросил:
   - Как его имя - старого бога?
   - Один.
   - Ну, и что было дальше?
   - Мы разделились. Я повела бога Локи, опиравшегося на мою руку, в Соленую
Гавань. Он был еще совсем слаб. Похоже, довольно  и  одного  почитателя  для
того, чтобы бог не умирал и оставался видимым, а на силу его разума число их
не влияет - ибо к этому времени Локи уже сам называл мне различные  предметы
(отмечая их  свойства  и  назначение),  причем  не  только  на  островном  и
нижнеланкмарском, но и на верхнем!  -  что  несомненно  свидетельствовало  о
божественности его интеллекта.
   В то же время он, невзирая на слабость, начал проявлять все  возраставший
интерес ко мне - к моей внешности, я имею в виду, - и вскоре я утратила  все
сомнения относительно того, как именно мне предстоит его ублажать, когда  мы
доберемся до дома. Я была счастлива, что  заполучила  для  Льдистого  нового
бога. И согласна была всячески ему  поклоняться,  лишь  бы  он  оставался  в
живых. Но пускать его в свою постель мне совсем не хотелось,  независимо  от
того,  насколько  призрачно-нематериальной   оказалась   бы   при   любовном
соприкосновении его плоть - если она вообще осталась бы такою!
   О, я, скорее всего, покорилась бы, дойди дело до этого; все-таки  в  том,
чтобы спать с богом, есть что-то - великая честь, конечно; но  вот  уж  чего
точно от него  не  дождешься,  так  это  верности  -  только  не  от  такого
капризного, лукавого и озорного бога, каким казался этот Локи!  Кроме  того,
мне, чтобы хорошенько обдумать пророчества о  судьбе  Льдистого,  которые  я
надеялась от него услышать, хотелось иметь ясную голову - а не  затуманенную
плотской страстью,  мечтами  и  страхами,  кои  неизбежно  влечет  за  собой
влюбленность.
   Но вышло так, что решение принимать мне не пришлось. Когда  мы  проходили
мимо этой таверны, он заметил красные отсветы огня и  шмыгнул  внутрь,  чего
никто, кроме меня, не заметил, ибо для всех он был  еще  невидимым.  Я  тоже
вошла - меня, почтенную советницу, проводили взглядами несколько человек - и
поспешила за ним, а он устремился в эту вот  заднюю  комнату,  где  пировала
шумная непристойная компания и в очаге пылало жаркое пламя. У меня на глазах
он нырнул в огонь и растворился в нем!
   Пирующие были несколько ошарашены  моим  нежданным  вторжением,  но  я  с
улыбкой  посмотрела  на  них  и  тут  же  вышла,  помахав  рукой  и  сказав:
"Веселитесь!" - это относилось и к Локи. Я поняла, что он попал  туда,  куда
ему и хотелось.
   И она помахала пламени, пляшущему  в  очаге,  а  потом  с  улыбкой  снова
повернулась к Мышелову. Он, удивленно покачав головой, улыбнулся в ответ.
   Сиф продолжала:
   - И я, вполне довольная, отправилась домой, но  сначала  сняла  "Огненное
логово" (так называлось это место, как я потом узнала) на следующий вечер.
   Назавтра я наняла двух проституток - для ублажения Локи - и матушку  Грам
в качестве стража, дабы обеспечить нам уединение.
   Вечер прошел, как  я  и  предполагала.  Локи  и  впрямь  поселился  здесь
навсегда, и вскоре я уже могла разговаривать с ним и получать ответы на свои
вопросы, хотя до недавнего времени  пользы  для  Льдистого  в  них  не  было
никакой. С илхтмарцем я договорилась, что  один  вечер  в  неделю  "Огненное
логово" остается за мной, и плачу Хильзе и Рилл за то, что  они  приходят  в
эти вечера сюда и развлекают бога, не давая ему заскучать.  Хильза,  сегодня
бог был с тобою? - окликнула она женщину в красных чулках, что  поддерживала
огонь.
   - Дважды, - прозаично ответила  та  сипловатым  голосом,  -  Выскальзывал
невидимкой из огня и возвращался обратно. Он доволен.
   - Прошу прощения, леди Сиф, - встрял Мышелов, - но мне любопытно знать  -
как эти профессионалки находят столь близкое общение с невидимым  богом?  На
что это похоже?
   Сиф посмотрела в сторону очага, где сидели женщины.
   - Словно мышка пробегает под юбкой, - ответила с коротким смешком Хильза,
покачивая красной ногой.
   - Или жаба, - поправила ее товарка. - Хоть он и живет в огне, но  тело  у
него холодное.
   Рилл отложила кошачью  колыбельку,  подняла  руки  и  принялась  сплетать
пальцы то так, то эдак, отчего на стене появлялись тени в  виде  исполинских
вервольфов с  остроконечными  ушами,  огромных  морских  змеев,  драконов  и
длинноносых ведьм с загнутыми кверху подбородками.
   - Ему эти пугала нравятся, - объяснила  она.  Мышелов  задумчиво  кивнул,
разглядывая тени, затем снова перевел взгляд на огонь.
   Сиф продолжала:
   - Вскоре бог, как я заметила, стал узнавать и понимать Невон  все  лучше,
проникая мыслью до дальних пределов нашего мира, и прорицания  его  делались
все глубже. Афрейт, с которой я встречалась ежедневно,  тем  временем  точно
так же заботилась об  Одине,  оставшемся  в  холмах,  -  только  она,  чтобы
ублажать его, призвала девочек, а не взрослых женщин, ибо  он  старик,  -  в
ожидании важных для нас пророчеств.
   Локи первый предупредил нас, что минголы зашевелились  и  снаряжают  свои
конные  корабли,  собираясь  напасть  на  Льдистый,  и  что  именно   Кхахкт
способствует всплеску безумия в них. Афрейт затем спросила об этом у  Одина,
и тот подтвердил - рассказы богов совпали в каждой мелочи.
   Когда  мы  спросили,  что  нам  делать,  оба  посоветовали  -  опять-таки
независимо друг от друга - отыскать в Ланкмаре  неких  двух  героев  с  тем,
чтобы те явились со своими дружинами на защиту Льдистого. Они  назвали  ваши
имена и весьма подробно описали места, где вы любите бывать, сказав, что  вы
- их последователи, даже если в этой жизни  не  знаете  того,  и,  когда  мы
переспрашивали, повторяли в точности то же самое.  Так  скажите  мне,  Серый
Мышелов, знали ли вы прежде бога Локи? Только честно.
   - Слово чести, не знал, леди Сиф, - отвечал тот, - и не больше,  чем  вы,
способен объяснить тайну нашего сходства. Хотя есть нечто странно знакомое в
этом имени, да и в имени Одина тоже, словно я слышал их когда-то во сне.  Но
сколько ни ломаю голову, вспомнить ничего не могу.
   - Что ж, - сказала она после паузы, - так вот, оба бога  все  настаивали,
веля нам вас найти, и потому полгода назад мы с Афрейт  сели  на  корабль  и
приплыли по Хлалу в Ланкмар.., остальное вам известно.
   - А скажите мне, леди Сиф, - встрепенувшись  и  отведя  взгляд  от  огня,
воскликнул Мышелов, - как же вы и  высокочтимая  Афрейт  попали  обратно  на
Льдистый после того, как колдовской буран Кхахкта вынес вас из  "Серебряного
Угря"?
   - Буран кончился так же быстро, как мы вернулись, - сказала она. -  Всего
мгновение мы задыхались в его ледяных объятиях, ослепленные снежным вихрем и
оглушенные громовым хохотом. В следующий же миг нас подхватили  два  летучих
женственных создания и с головокружительной  скоростью  перенесли  в  теплую
пещеру, где и оставили  приходить  в  себя.  Они  представились  как  дочери
горного короля.
   - Хирриви и Кейайра, не иначе! - воскликнул Мышелов. - Они  наверняка  на
нашей стороне.
   - Кто это такие? - спросила Сиф.
   - Горные принцессы, с которыми мы с Фафхрдом  были  некогда  дружны.  Они
невидимы, как