творения],  в  которых  он,  впрочем,  не  верил,  -  друзья
добрались до Песчаных Гребней и  Великих  Песчаных  Воронок  и,  со  всеми
предосторожностями  миновав  их,  пока  они  вращались  довольно   лениво,
забрались на Скалистый Остров. Как  человек  городской  Мышелов  заклеймил
Нингобля за то, что  тот  обитает  в  такой  "богом  забытой  дыре",  хотя
предполагал, что Торговец. Новостями  и  его  подручные  пользуются  более
удобной дорогой, чем та, что предназначена для посетителей, и так же,  как
и Фафхрд, знал наверняка, что Ловец  Слухов  (в  особенности  ложных,  как
наиболее ценных) должен обитать одинаково близко как к Индии и  бескрайним
садам Желтого Племени, так и к варварской Британии и  воинственному  Риму,
как к дышащим испарениями трансэфиопским джунглям, так  и  к  таинственным
пустынным равнинам и достающим до звезд пикам за Каспийским морем.
     Переполняемые надеждой друзья стреножили верблюдов,  взяли  факелы  и
безбоязненно вступили в Бездонные Пещеры: опасность заключалась не в самом
визите к Нингоблю, а в мучительной притягательности его  советов,  которая
была столь велика, что человек следовал им независимо от последствий.
     Тем не менее Фафхрд заметил:
     - Земля разверзлась и поглотила дом Нингобля, но он застрял у  нее  в
глотке. Только бы у нее не началась икота.
     Проходя по Дрожащему Мосту,  перекинутому  через  Хлябь  Элементарной
Истины, которая могла поглотить свет десяти тысяч факелов и не стала бы от
этого менее  черной,  приятели  повстречали  и  молча  проскользнули  мимо
невозмутимого типа в шлеме, признав в нем пришедшего издалека мингола.  Их
очень озадачил вопрос: был ли мингол посетителем Нингобля или его  шпионом
- Фафхрд ни на грош не верил  в  силу  ясновидения  семи  глаз  Сплетника,
утверждая, что это все мошенничество для слабоумных, и что  Нинг  собирает
сведения с помощью целого сонма  разносчиков,  сводников,  рабов,  уличных
мальчишек, евнухов и повитух, которые числом превосходят армии  двенадцати
царей.
     С облегчением добравшись до другого берега  пропасти,  они  двинулись
мимо устьев множества туннелей, которые Мышелов изучал весьма пристально.
     - Может, зайдем в какой-нибудь наудачу, - пробормотал он, - и  поищем
другой мир? Ахура ведь не Афродита и даже не Астарта.
     - Не посоветовавшись с Нингоблем? - возмутился Фафхрд. -  И  унеся  с
собой наше проклятие? Давай-ка поторапливайся.
     Наконец на свешивающихся с потолка  сталактитах  они  увидели  слабый
отраженный свет и вскоре уже лезли к его источнику по Лестнице Заблуждений
- нагромождению громадных камней. Фафхрд,  высоко  задирая  длинные  ноги,
шагал с камня на камень, Мышелов двигался прыжками, словно кот. На пути им
все чаще попадались мелкие твари, которые сновали под ногами,  задевали  в
медленном полете друзей за плечи или просто сверкали любопытными  глазками
из трещин и с уступов - приятели явно приближались к Архисоглядатаю.
     Они решили не терять время на рекогносцировку  и  вскоре  уже  стояли
перед  большими  воротами,  верхние  прутья  которых  терялись  во  мраке,
несмотря на горевший перед ними костерок. Однако  друзей  интересовали  не
ворота, а привратник - невероятно пузатое существо, сидевшее на полу подле
груды глиняных черепков совершенно неподвижно,  если  не  считать  легкого
движения, напоминавшего потирания рук. Руки - или что там у  него  было  -
скрывались под поношенным, но весьма просторным плащом,  капюшон  которого
был наброшен на голову существа. Чуть пониже капюшона с плаща  свешивались
две громадные летучие мыши.
     Фафхрд откашлялся.
     Шевеление под плащом прекратилось.
     Затем из-под капюшона выползло нечто, что можно было  бы  принять  за
змею, если бы вместо головы у нее не  находился  переливчатый  драгоценный
камень с темным пятнышком посредине. И все  же  необычный  отросток  более
всего походил бы на змею, не напоминай он так сильно какой-то экзотический
цветок с толстым стеблем. Он принялся поворачиваться туда и сюда, пока  не
уставился на пришельцев. В этом положении он и застыл,  а  нарост  на  его
конце засветился чуть ярче. Затем  послышалось  тихое  урчание,  и  из-под
капюшона быстро вылезли еще пять таких же стеблей  и  тоже  нацелились  на
пришельцев. Шесть черных зрачков расширились.
     - Послушай, ты. Толстобрюхий Пожиратель Слухов!  -  нервно  заговорил
Мышелов. - Неужто нельзя обойтись без этой игры в гляделки?
     При первой встрече с Нингоблем Семиоким люди всегда чувствовали  себя
немного не в своей тарелке.
     - Это неучтиво, Мышелов, - послышался из-под капюшона тонкий дрожащий
голосок. - Люди, пришедшие за мудрым советом, не должны начинать  разговор
с насмешек. Но сегодня я в  хорошем  настроении  и  готов  выслушать  ваши
проблемы. Погоди-ка, из какого мира вы с Фафхрдом явились?
     - С Земли, и тебе это прекрасно известно. Царь Клочков Лжи и Лоскутов
Лицемерия, - тонким голосом ответил Мышелов и подошел поближе.  Три  глаза
продолжали неотступно следить за его передвижениями, а четвертый оставался
нацеленным на Фафхрда.
     - И снова ты проявил неучтивость, -  печально  прошептал  Нингобль  и
покачал головой, так что его глаза на  стеблях  заколыхались.  -  Думаешь,
легко  уследить  за  всеми  временами,  пространствами  и  многочисленными
мирами? Кстати о времени: не думаете ли вы, что вам самое  время  оставить
меня в покое? Вы непрестанно докучаете мне, и все потому, что когда-то  по
моей просьбе добыли мне  неродившегося  упыря,  которого  мне  нужно  было
расспросить о его родителях. Услуга была плевая, мне только  хотелось  вас
развеселить, и, клянусь Бесследным Божеством, я отплатил за нее сторицей.
     - Чушь, Повитуха Секретов, - отозвался Мышелов и бесцеремонно  шагнул
вперед, вновь обретя присущую ему веселую наглость. - В глубине  брюха  ты
дрожишь от восторга, что имеешь шанс поделиться своими знаниями  с  такими
благодарными слушателями, как мы, и тебе известно об этом не хуже моего.
     - Ты так же далек от истины, как я - от разгадки секрета  Сфинкса,  -
заметил Нингобль; при этом четыре  его  глаза  следили  за  передвижениями
Мышелова, пятый не отрывался от  Фафхрда,  а  шестой,  изогнувшись  вокруг
капюшона, появился с другой стороны и подозрительно  уставился  друзьям  в
спины.
     - Да нет. Древний Разносчик Пересудов, я уверен, что ты был  ближе  к
Сфинксу, чем любой из его каменных  возлюбленных.  Да  и  свою  пустяковую
загадку он явно почерпнул из твоих бездонных запасов.
     От столь приятной лести Нингобль задрожал, как желе.
     - Тем не менее, - голосом флейты  провозгласил  он,  -  сегодня  я  в
хорошем  настроении  и  готов  вас  выслушать.  Но  имейте  в  виду:  ваша
загвоздка, скорее всего, окажется и мне не по зубам.
     - Нам известно, какую ты  проявляешь  изобретательность  перед  лицом
непреодолимых препятствий, - миролюбиво ответил Мышелов.
     - А почему твой друг не подойдет поближе? - внезапно снова  забрюзжал
Нингобль.
     Фафхрд ждал этого вопроса. Ему всегда было не по нутру  подлаживаться
под настроение того, кто называл себя Величайшим Волшебником  и  Наушником
Богов. Но уж совершенно невыносимым было то обстоятельство, что на  плечах
у Нингобля висели  две  летучие  мыши,  которых  он  в  качестве  открытой
насмешки над Одином называл Хугин и Мунин [в скандинавской мифологии  Один
- верховный бог, которому, среди прочих, служили  два  ворона  -  Хугин  и
Мунин].  Для  Фафхрда  это  было  делом  скорее   патриотическим,   нежели
религиозным.  В   Одина   он   верил   лишь   в   минуты   сентиментальной
расслабленности.
     - Убей  этих  мышей  или  выкинь  их  куда-нибудь,  и  я  подойду,  -
решительно проговорил он.
     - На это я вообще отвечать не стану, - обиделся  Нингобль,  -  потому
что всем известно, что пререкаться мне не позволяет здоровье.
     - Но, Наставник Обманщиков, - бросив уничтожающий взгляд на  Фафхрда,
замурлыкал Мышелов, - это очень жаль,  потому  что  я  как  раз  собирался
попотчевать  тебя  замысловатым  скандалом,  который  пятничная  наложница
сатрапа Филиппа утаила даже от своей доверенной невольницы.
     - Впрочем, - тут же уступил Многоглазый, - Хугину и  Мунину  как  раз
пора кормиться.
     Летучие мыши неохотно расправили крылья  и  неторопливо  скрылись  во
тьме.
     Фафхрд сбросил оцепенение и шагнул вперед, стойко  выдерживая  взгляд
удивительных глаз, которые он считал простыми шариками,  управлявшимися  с
помощью хитроумного механизма. Седьмого глаза Нингобля не видел  никто,  и
даже никто  не  хвастался,  что  видел,  -  не  считая  Мышелова,  который
утверждал, что это - второй глаз Одина, похищенный  у  мудрого  Мимира  [в
скандинавской мифологии великан, хозяин источника мудрости, которому  Один
отдал один глаз за мудрость, содержащуюся в источнике]: сам Мышелов в  это
не верил, но любил подразнить своего приятеля - Северянина.
     - Здорово, Змееглазый, - прогудел Фафхрд.
     - А, это ты, пентюх? - небрежно отозвался Нингобль. -  Присаживайтесь
оба к моему скромному огню.
     -  Неужто  нас  не  пригласят  за  большие  ворота   разделить   твою
легендарную роскошь?
     - Не надо смеяться надо мной, Серый Мышелов. Всем известно, что  я  -
всего-навсего сирый и убогий Нингобль.
     Мышелов лишь вздохнул и присел на корточки: он  прекрасно  знал,  что
Сплетник более  всего  дорожит  своей  репутацией  как  существа  бедного,
скромного, смиренного и сдержанного, потому  и  играет  роль  собственного
привратника, хотя изредка за  большими  воротами  раздавался  приглушенный
звон  систров,  сладострастные  всхлипы  флейты  и  хихиканье  принимавших
участие в представлениях театра теней.
     По на сей раз Нингобль лишь жалобно покашливал, дрожал от  холода  и,
казалось, грел у огня свои спрятанные под плащом члены. По железу и  камню
пробегали смутные тени, шуршали вокруг маленькие твари с широко раскрытыми
глазами и настороженными ушами, а  над  ними  ритмично  колыхались  стебли
шести глаз. Время от  времени  Нингобль,  будто  бы  наугад,  извлекал  из
огромной кучи черепок и быстро прочитывал выцарапанный на  нем  текст,  не
нарушая ритмичного движения стеблей и, соответственно, течения мыслей.
     Мышелов и Фафхрд уселись рядом с ним.
     Едва Фафхрд открыл рот, как Нингобль поспешно спросил:
     - А что там, дети мои, вы  хотели  рассказать  мне  насчет  пятничной
наложницы?
     - Разумеется, Маэстро Лжи, - быстро  перебил  его  Мышелов.  -  И  не
столько наложницы, сколько трех евнухов - жрецов Кибелы и рабыни с  Самоса
- очень смачная и запутанная заварушка. Дай мне немного  времени  -  пусть
она поварится у меня в голове,  чтобы  я  мог  подать  ее  тебе  без  жира
преувеличения и с приправами истинных подробностей.
     - А пока мы будем дожидаться, когда раскочегарится котелок  Мышелова,
- небрежно вставил Фафхрд, наконец-то приноровившийся к  происходящему,  -
ты, чтобы тебе не было скучно, можешь разрешить нашу пустячную проблему.
     И он без лишних слов рассказал о терзаниях, связанных с  превращением
девушек в свиней и улиток.
     - Говоришь, только Хлоя оказалась невосприимчивой  к  этим  чарам?  -
задумчиво переспросил Нингобль и отшвырнул  очередной  черепок  в  дальний
конец кучи. - Что ж, это наводит меня на мысль о...
     - Крайне  занятном  замечании  в  конце  четвертой  эпистолы  Диотимы
[согласно Платону, жрица, которая должна была  искупить  грехи  афинян  во
время чумы 429 г. до н.э.; Сократ заимствовал у Диотимы определение  любви
как стремление к прекрасному] к Сократу? - вставил смышленый Мышелов. -  Я
ведь прав, отец?
     - Нет, не прав, - холодно отозвался Нингобль и продолжал, обращаясь к
Фафхрду: - Когда этот интеллектуальный клещ пытался впиться в  кожу  моего
рассудка, я как раз собирался сказать, что Хлою  явно  кто-то  или  что-то
защищает. Ты не знаешь,  может,  она  пользуется  особой  благосклонностью
какого-либо божества либо демона, или постоянно бормочет какую-нибудь руну
либо заклинание, или все время носит  либо  рисует  на  теле  какой-нибудь
талисман либо амулет?
     - Однажды она говорила,  -  немного  помолчав,  неуверенно  отозвался
Мышелов, - про амулет, подаренный ей несколько лет назад  какой-то  не  то
персиянкой, не то наполовину персиянкой,  наполовину  гречанкой.  Но  это,
конечно, пустяк, ерунда.
     - Конечно. А теперь скажи: когда  девушка  превратилась  в  свинью  в
первый раз, Фафхрд смеялся своим смехом? Смеялся? Это было неосторожно,  а
я ведь предупреждал. Не выставляйте слишком часто  напоказ  свою  связь  с
древними богами, не то какой-нибудь алчный стяжатель из бездны...
     - Но в чем заключается наша связь с древними богами?  -  нетерпеливо,
однако без особой надежды спросил Мышелов. Фафхрд лишь насмешливо хмыкнул.
     - О таких вещах вслух не говорят, - отрезал Нингобль. - А  кто-нибудь
проявлял особый интерес к смеху Фафхрда?
     Мышелов  заколебался.  Фафхрд  кашлянул.  Мышелову  оставалось   лишь
признаться:
     - Да была там одна девица, которая проявила чуть больше внимания, чем
другие, к его ржанию. Персиянка. Да, вспомнил: это как  раз  она  подарила
Хлое амулет.
     - Ее зовут Ахура, - добавил Фафхрд. - Мышелов в нее втюрился.
     - Выдумки! - рассмеялся Мышелов, и его полные суеверного страха глаза
двумя клинками пронзили Фафхрда. - Уверяю тебя, отец,  что  эта  робкая  и
глупенькая девчушка никоим образом не может быть связана с нашими бедами.
     - Разумеется, коли ты так говоришь,  -  заметил  Нингобль  с  ледяным
укором в голосе. - Одно я могу вам сказать: тот, кто наложил  на  вас  это
постыдное заклятие, является - если его можно  вообще  причислить  к  роду
людскому - мужчиной...
     (Мышелов почувствовал облегчение.  Ему  становилось  не  по  себе  от
мысли, что гибкая темноволосая Ахура подвергнется методам  допроса,  какие
по слухам использовал Нингобль. Он злился на  себя  за  неуклюжие  попытки
отвлечь внимание Нингобля от Ахуры.  Когда  дело  касалось  этой  девушки,
разум покидал Мышелова.)
     - ...и адептом,  -  заключил  Нингобль.  -  Да,  дети  мои,  адептом,
мастером самой что ни на есть черной магии.
     Мышелов вздрогнул. Фафхрд только проворчал:
     - Опять?
     - Да, опять, - подтвердил Нингобль. - Хотя почему - если  не  считать
вашей связи с древними богами - вы можете представлять  интерес  для  этих
темных людей, я просто ума не приложу. Они  не  из  тех,  кто  сознательно
выходит на залитую светом авансцену истории. Они ищут...
     - Во кто же это? - перебил Фафхрд.
     - Помолчи, Расчленитель Риторики. Они ищут тень, и не без  оснований.
Это талантливейшие любители в деле высокой  магии,  которые  считают  ниже
своего  достоинства  достижение  практических  целей  и  лишь  тешат  свое
ненасытное любопытство, а потому вдвойне опасные. Они...
     - Но как его имя?
     -  Погоди  ты.  Душитель  Красноречия.   Эти   нечестивцы   по-своему
бесстрашны, они считают себя равными самой судьбе и  презирают  полубогиню
удачи, беса  случая  и  демона  невероятного.  Словом,  это  враги,  перед
которыми вы должны лишь дрожать и перед волей которых склоняться.
     - Но его имя, отец, его имя?  -  взревел  Фафхрд,  а  Мышелов,  снова
набравшись нахальства, заметил:
     - Он из Сабигунов, не так ли, отец?
     - Нет, не  так.  Сабигуны  -  это  всего  лишь  невежественное  племя
рыболовов, живущих  на  ближнем  берегу  дальнего  озера  и  поклоняющихся
звериному богу Вину, и никому более.
     Этот ответ крайне развеселил Мышелова, так как,  насколько  ему  было
известно, Сабигуны придумал только что он сам.
     - Нет, его зовут... - Нингобль помолчал немного, потом закудахтал:  -
Я совсем запамятовал, что ни при каких обстоятельствах не должен  называть
вам его имя.
     - Что? - Фафхрд в ярости вскочил.
     - Да, дети мои, - сказал Нингобль,  и  его  глазные  стебли  внезапно
сделались жесткими, твердыми и бескомпромиссными. - Более того,  я  должен
сказать, что ничем  не  могу  помочь  вам  в  этом  деле...  (Фафхрд  сжал
кулаки) ...и весьма этому рад... (Фафхрд выругался) ...потому  что  нельзя
даже придумать более подходящего  наказания  за  ваш  чудовищный  разврат,
который я  так  часто  оплакивал...  (Фафхрд  положил  ладонь  на  рукоять
меча) ...и если бы мне пришлось карать вас за ваши  многочисленные  грехи,
то я выбрал бы точно такое же заклятие... (Это было  уже  слишком:  Фафхрд
заворчал и со словами: "Так это твоих рук дело!" - выхватил  меч  и  начал
медленно подступать к фигуре в плаще) ...Да, дети мои, вы должны беззлобно
и покорно смириться с судьбой... (Фафхрд все приближался) ...А еще  лучше,
если вы, подобно мне, удалитесь от мира и целиком отдадитесь  размышлениям
и раскаянию... (Меч, блистая в свете костра,  был  уже  всего  в  ярде  от
Нингобля) ...Будет прекрасно, если  остатки  этого  своего  воплощения  вы
проживете в одиночестве,  окруженные  преданными  свиньями  и  улитками...
(Кончик меча прикоснулся к потертому плащу)  ...посвятив  оставшиеся  годы
установлению взаимопонимания  между  человечеством  и  низшими  животными.
Однако... (Нингобль вздохнул, и меч замер) ...если вы все же упорствуете в
своем безрассудном намерении бросить вызов этому адепту, я наверное  сумею
помочь вам небольшим советом, хотя предупреждаю, что вы тогда окажетесь  в
пучине бед, на вас будут наложены такие обязательства, что  вы  поседеете,
их выполняя, и, кстати сказать, погибнете.
     Фафхрд опустил меч.  Тишина  в  темной  пещере  сделалась  тяжелой  и
зловещей. И тут  Нингобль  заговорил  голосом  отдаленным,  но  звучным  -
подобные звуки издавала статуя Мемнона в Фивах, когда на нее падали первые
лучи солнца.
     - Вижу неотчетливо, как в заржавевшем зеркале, но все  же  вижу:  для
начала вам следует добыть кое-какие пустяки. Прежде всего  покров  Аримана
[Ариман (Ахриман) - в иранской мифологии верховное божество зла] из тайной
усыпальницы близ Персеполя...
     - А как же быть с воинами Аримана, отец? -  возразил  Мышелов.  -  Их
ведь двенадцать. Двенадцать, отец, и все они ужасны и неумолимы.
     - А ты думал, я дам вам задания для щенков,  которых  учат  приносить
палку? - сердито прохрипел Нингобль. - Далее:  вам  следует  достать  прах
мумии фараона Демона,  правившего  в  течение  трех  жутких  и  неучтенных
историей ночей после смерти Эхнатона...
     - Но, отец, - чуть зардевшись, возразил Фафхрд, - ты же  знаешь,  кто
владеет этим прахом и чего эта женщина требует от посещающих ее мужчин.
     - Ш-ш-ш, я старше тебя, Фафхрд,  на  целую  вечность.  В-третьих,  вы
должны добыть чашу, из которой Сократ выпил цикуту;  в-четвертых  -  побег
первого Древа Жизни, и наконец... - Нингобль запнулся, словно его  подвела
память, достал из кучи черепок и прочел: -  И  наконец,  вы  должны  найти
женщину, которая приходит, когда готова.
     - Какую женщину?
     - Женщину, которая приходит, когда готова. -  Нингобль  бросил  назад
черепок и вызвал тем самым миниатюрный обвал.
     - Клянусь гнилыми  костями  Локи!  [в  скандинавской  мифологии  бог,
отличавшийся насмешливым  и  коварным  характером]  -  возопил  Фафхрд,  а
Мышелов заметил:
     - Но, отец, никакая женщина не приходит, когда готова. Любая  женщина
в таком случае ждет.
     Радостно вздохнув, Нингобль сказал:
     - Не печальтесь, дети.  Разве  это  в  обычае  вашего  доброго  друга
Сплетника - давать легкие советы?
     - Не в обычае, - согласился Фафхрд.
     - Итак,  собрав  все,  о  чем  я  сказал,  вы  должны  отправиться  в
Затерянный Город Аримана, лежащий к востоку от Армении. Давайте  не  будем
произносить его имени даже шепотом...
     - Это Хатти? - прошептал Мышелов.
     - Нет, мясная ты муха. И почему ты  перебиваешь  меня,  когда  должен
усердно вспоминать подробности  скандала  с  пятничной  наложницей,  тремя
жрецами-евнухами и рабыней с Самоса?
     - Воистину, о Соглядатай Невы