ых дум Фафхрда. Вздрог уже давно  простыл  в  его
руках, а он все продолжал сидеть в тени  палатки,  низко  склонив  голову  и
погрузившись в свои мысли.
   На самом деле, стоило только ему усесться, как на  него  с  оглушительной
силой нахлынули воспоминания. Ему вспомнился эпизод - давно это  было,  чуть
ли не двадцать лет тому назад, - когда он вот так же вкалывал как проклятый,
несколько часов подряд, чтобы спасти Мышелову  жизнь,  а  потом,  когда  все
кончилось, ему еще пришлось силком  выволакивать  вопящего  и  отбивающегося
друга из облюбованного им гроба. Все  это  произошло  в  магической  империи
Пожирателей, гениальных торговцев грязью, и в том случае  у  него  также  не
было ни минуты отдыха.  Сначала  ему  пришлось  бесконечно  долго  уламывать
придирчивых и сварливых магов, Шильбу Безглазоликого и  Нингобля  Семиокого,
его и Мышелова таинственных наставников, чтобы те согласились  сообщить  ему
необходимые подробности и оказать посильную колдовскую поддержку для  борьбы
с Пожирателями; после  чего  он  сражался  с  неутомимой  железной  статуей,
вооруженной громадным двуручным мечом с отливающим  холодным  синим  блеском
клинком: в этом бою, чтобы сохранить свою  жизнь  и  спасти  друга,  Фафхрду
пришлось применить весь свой  недюжинный  талант  фехтовальщика  и  на  ходу
вспомнить или изобрести массу сложнейших приемов,  позволивших  ему  наконец
одержать верх. А  в  довершение  всего  он  вынужден  был  буквально  силком
уволакивать Мышелова, до неприличия увлекшегося созерцанием громадных жирных
пауков в клетках, которые  его  затуманенному  могучими  колдовскими  чарами
взору  представлялись  стройными  красотками   в   соблазнительно   коротких
платьицах.
   Но в тот раз Мышелов все время  был  рядом,  хотя  и  беспрестанно  валял
дурака и отпускал глупые шуточки, комментируя их со статуей бой. И  в  конце
концов именно Мышелов добил статую,  развалив  ей  голову  огромным  топором
Фафхрда, который он принял за шутовскую погремушку. И варвару  было  не  так
тяжело,  несмотря  на  то  что  он  принял  на  себя  двойную  тяжесть  слов
волшебников и костедробительных ударов статуи.  На  этот  раз  Серый  просто
исчез, без фанфар и аплодисментов, без шуточек или иных напутственных речей,
провалился сквозь землю, даже без савана или гроба, способных  защитить  его
от холодных объятий земли. Единственное, что он смог произнести или, точнее,
выдавить, прежде чем глина забила ему рот, - это  страшные  слова:  "Фафхрд,
помоги". И вернуть его можно, не сражаясь мечом или словом,  а  лишь  копая,
скребя и просеивая  землю,  медленно,  однообразно  и  беспрерывно:  работа,
дающая надежду, только пока  заняты  руки.  Как  только  наступает  малейшая
передышка, немедленно приходит осознание тщетности попыток пробиться  сквозь
толщу земли к человеку и найти его живым, как будто он клешитский вампир или
восточный факир, который может часами дышать под землей. Безнадежно! Фафхрду
удалось уговорить остальных - и себя тоже - заняться этим только потому, что
ни у кого не было идеи получше, а также потому, что  людей  необходимо  было
заставить чем-то заниматься, чтобы они не предавались  горю  и  страху,  что
подобная участь может постигнуть еще кого-нибудь из них.
   Фафхрд сжал  здоровую  ладонь  в  кулак  и  уже  замахнулся  было,  чтобы
выместить свое отчаяние на ни в чем не повинной кровати, но вовремя вспомнил
о  спящих  девочках.  Он  думал,   что   соседняя   кровать   пустует,   но,
приглядевшись, увидел выглядывающую из-под темно-зеленого одеяла  ярко-рыжую
шевелюру самозваной илтхмарской принцессы, на деле  корабельной  проститутки
Пальчики, чей укоризненный взгляд преследовал его всю ночь: почему, дескать,
ты не спас своего друга или, по крайней мере, не последовал за  ним,  как  и
подобает преданному товарищу. Неожиданно его охватила злость -  какое  право
она имела критиковать его?
   И все же она была  права,  как  ни  крути:  много  раз  они  с  Мышеловом
рисковали головой вместе - и в тот раз, когда,  в  немом  молчании  поставив
парус, отплыли они на  запад  к  берегу  смерти,  называемому  также  Черным
Берегом; и когда, соблазненные блуждающими морскими огнями,  направили  свой
корабль в Великое Экваториальное Течение,  пройти  которое  до  тех  пор  не
удавалось ни одному кораблю; и когда взобрались на Стардок, высочайшую  гору
Невона, или спускались в пещеры Квармалла, и  когда  дважды  встречались  со
Смертью в его собственном замке в Царстве Теней. Но на этот раз, когда земля
Невона поглотила Мышелова, он, Фафхрд, сплоховал.
   Серебристый звон бубенцов собачьей упряжки прозвучал уже рядом и замер  у
костра. Скаллик, не успев еще соскочить  с  кучерского  сиденья,  уже  сыпал
новостями: оказывается, Большой Мальстрем стал закручиваться быстрее, ревя и
завывая в холодном лунном свете. Сиф и Пшаури поднялись ему навстречу.
   Шум отвлек Фафхрда от его размышлений как раз настолько, чтобы  осознать,
куда уже так давно направлен его взгляд.  Пальчики  повернулась  во  сне  на
другой бок и выпростала руку поверх одеяла. Кого же  напоминало  ее  бледное
лицо?.. Когда-то он любил эти черты. Что же за женщина это была?..
   Пристальнее вглядевшись в ее лицо, он понял, что она не спит, а  губы  ее
разошлись в  сонной  улыбке.  Кончик  языка  показался  между  ними,  и  она
облизнулась. Фафхрд почувствовал, как гнев  вновь  закипает  в  нем.  Наглая
девчонка! Какое право имеет она смотреть на него так, будто у них есть общий
секрет? Чего она шпионит за ним? Что она затеяла? Ему вспомнилось - что. Как
раз перед тем, как  он  увидел  ее  впервые,  они  с  Мышеловом  говорили  о
вампирах, преследующих свою жертву под землей,  и  о  самой  земле,  которая
находит приговоренного к смерти, как бы высоко он ни  забрался.  Почему  так
случилось? Что предвещало это  совпадение?  Неужели  это  порочное  дитя  из
крысиного Илтхмара имело какое-то  отношение  к  исчезновению  Мышелова?  Он
быстро и  бесшумно  поднялся  на  ноги,  одним  прыжком  пересек  палатку  и
склонился над кроватью, вглядываясь в  лицо  девочки,  точно  надеясь  силой
своего взгляда вырвать у нее все секреты. Рука его  нерешительно  поднялась,
словно он и сам еще не  решил,  что  делать,  а  она  между  тем  продолжала
улыбаться, самоуверенно глядя на него снизу вверх.
   - Капитан! - Округа огласилась зычным  ревом  Скора.  Позабыв  обо  всем,
Фафхрд пулей вылетел из палатки и подбежал к отверстию в земле, над  которым
возвышалась железная тренога с укрепленным на ней  воротом,  предназначенная
для подъема ведер с землей на поверхность.
   Ухватившись за металлические распорки, Северянин наклонился так  глубоко,
как только мог, и заглянул в  яму.  Доски  второго  ряда  обшивки  были  уже
уложены на свое место и скреплены как между собой, так и с досками  верхнего
ряда поперечными брусьями. Раскопки шли уже примерно  на  фут  ниже  второго
ряда. С ворота свисала веревка, другой конец  которой  соединялся  с  ручкой
наполовину заполненного землей ведра,  находившегося  на  дне  ямы.  По  обе
стороны ведра были видны два обращенных вверх  лица:  большое  и  маленькое,
одно окруженное редеющими рыжими прядями, другое обрамленное копной  льняных
локонов, - лица Скора и Гейл. Стоявшая на дне  лампа  заливала  всю  картину
ярким холодным светом, в котором особенно  отчетливо  был  виден  удлиненный
предмет, лежавший на земле. Фафхрд узнал бы его где угодно.
   - Это кинжал капитана Мышелова, - сказал Скор. - Мы его не трогали, лежит
так, как мы и нашли.
   - Я ни на волосок его  не  сдвинула,  пока  сметала  землю,  -  тоненьким
голоском подтвердила Гейл.
   - Умница, девочка, -  отозвался  Фафхрд.  -  Пусть  так  и  лежит.  И  не
трогайтесь с места, вы оба. Я спускаюсь.
   И он залез в яму, цепляясь попеременно то рукой,  то  крюком  за  толстые
деревянные штыри, специально для этой цели вбитые в обшивку. Достигнув  дна,
он немедленно склонился над  Кошачьим  Когтем,  точно  желая  тщательно  его
рассмотреть.
   - А ножен мы нигде не нашли,  -  пояснила  Гейл,  хотя  это  и  так  было
очевидно. Фафхрд кивнул.
   - Почва здесь перемешана с мелом, - заметил он. - Вам, случайно,  большой
кусок не попадался?
   - Нет, - ответила Гейл, - но у меня есть кусок желтой охры.
   - Сгодится, - сказал он и протянул руку. Когда  она  вытащила  золотистый
комочек из кармана и передала ему, он, тщательно примерившись к направлению,
которое указывал кинжал, нарисовал  большую  желтую  стрелку  на  деревянной
обшивке.
   - Может, пригодится, - коротко пояснил он. Затем поднял кинжал и принялся
поворачивать его то так, то эдак в поисках какого-нибудь  знака,  способного
пролить свет на судьбу его владельца.  Но  все  его  усилия  ни  к  чему  не
привели.
   - Что ты нашел, Фафхрд? - раздался сверху голос Сиф.
   - Кошачий Коготь. Сейчас увидишь, - отозвался тот и передал нож Скору.  -
Я тут пока покопаю, а ты отдохни. - С этими словами он взял  из  рук  своего
лейтенанта небольшую лопатку с  короткой  ручкой,  заменившую  его  топор  в
"качестве основного землеройного орудия. - Хороший ты мужик, Скор.
   Тот лишь кивнул в ответ  и  проворно,  как  белка,  взобрался  наверх  по
деревянным штырям обшивки.
   - Я спускаюсь, Фафхрд. Моя очередь помогать, - объявила сверху Афрейт.
   Фафхрд взглянул на Гейл. Вблизи было видно, что  светлые  локоны  девочки
слиплись от пота, а бледное личико все в разводах грязи. Бескровная  кожа  и
залегшие под глазами круги выдавали всю глубину усталости девочки,  как  она
ни старалась спрятать ее под напускной бодростью.
   - Тебе тоже нужно отдохнуть и выспаться, но только после того, как поешь.
- Он забрал у нее совок и щетку. - Ты хорошо поработала, девочка.
   Пока она устало  карабкалась  наверх,  а  ее  тетка,  стоя  у  края  ямы,
призывала ее шевелиться побыстрее, Фафхрд  вонзил  лопату  в  землю  у  края
обшивки, намереваясь продолжать копать прямо вниз.
   После того как Афрейт спустилась в яму помогать Фафхрду, проститутка Рилл
повела совершенно измученную девочку к костру. Сиф шла за ней словно во сне,
не отрывая глаз от кинжала, переданного ей Скором. Она была так погружена  в
созерцание, что  даже  отправившиеся  было  спать  зеваки,  которым  надоело
следить за методичным, лишенным какого-либо  разнообразия  углублением  ямы,
собрались вокруг нее, надеясь услышать новости.
   Рилл кормила Гейл горячим супом:
   - Ешь его скорей, пока не остыл! Вот умница. Ах ты  господи,  да  ты  вся
точно ледышка! Немедленно марш под одеяло! И спать, ты же  с  ног  валишься.
Марш, марш, никаких разговоров. - И она увела не слишком-то сопротивлявшуюся
девочку в палатку.
   Сиф все еще в  каком-то  недоумении  рассматривала  кинжал,  беспрестанно
крутя его в руках, так что его лезвие время от  времени  ярко  вспыхивало  в
свете костра.
   Старый Урф задумчиво произнес:
   - Когда Кхакхта-завоевателя похоронили  заживо,  связанного  и  в  полном
вооружении, за предательство, а потом оказалось, что его обвинили  напрасно,
и труп его был отрыт, оказалось, что все его кинжалы лежат в разных  местах,
далеко от тела, - вот как сильна была его ненависть.
   Пшаури сказал:
   - А я думал, что Кхакхт - это ледяной дьявол островитян, а  не  верховный
вождь минголов.
   Некоторое время спустя последовал ответ Урфа:
   - Великие воины после смерти становятся дьяволами для своих врагов.
   - А иногда и для собственного народа, - ввернул Гронигер.
   Скаллик спросил:
   - Но если Кхакхт смог заставить свои кинжалы двигаться под землей, да еще
так далеко, почему же он тогда не велел им перерезать свои путы?
   Рилл вернулась из палатки с целым ворохом  девчоночьей  одежды  в  руках.
Развесив вещи для просушки, она заняла место подле Сиф и сказала:
   - Я ее раздела догола и уложила в самый теплый уголок постели, поближе  к
илтхмарке. Та было проснулась, но тут же снова вернулась в страну снов.
   Выдержав паузу, Урф объяснил:
   - Узы Кхакхта были выкованы из несокрушимого железа.
   Размышляя вслух, Гронигер произнес:
   - Я могу понять, как плащ Мышелова оказался в земле, когда того  потащило
вниз, - он ведь не был скреплен с остальной его одеждой. И должно  быть,  то
же самое произошло и с кинжалом: пока кто-то.., или что-то тащило его  вниз,
рукоятка могла зацепиться за что-нибудь, и кинжал постепенно вылез из ножен.
   - Но ведь тогда нож остался бы в земле вертикально, лезвием  вниз,  разве
не так? - вновь спросил любопытный Скаллик.
   Матушка Грам перебила его:
   - Без черного колдовства тут  не  обошлось.  Вот  почему  кинжал  покинул
своего хозяина. Железо не повинуется власти дьявола.
   Скаллик продолжал, обращаясь к Гронигеру:
   - Но кинжал лежал горизонтально, когда его нашли. Тогда если его, как  ты
говоришь, тащили, то уже не вниз, а в сторону, туда, куда и указывает лезвие
кинжала. Значит, мы копаем не правильно, надо копать вбок, а не вниз!
   - О боги мои! Ну почему мы не можем узнать, что именно происходило с  ним
там, под землей? - застонал Пшаури. Отчаяние,  владевшее  им  прежде,  вновь
отразилось в его голосе и лице. -  Быть  может,  он  вытащил  кинжал,  чтобы
сразиться с чудовищем, увлекавшим его вниз, вырваться из его тисков? Или  же
кто-то еще напал на него и оружие понадобилось ему для защиты?
   - Как бы он смог сделать то или другое, будучи  со  всех  сторон  стиснут
землей? - возразил Гронигер.
   - Ну как-то смог! - парировал Пшаури. - Скажи лучше, почему кинжал так  и
остался лежать в  земле?  По  собственной  воле  с  Кошачьим  Когтем  он  не
разлучился бы ни за что в жизни, в этом я уверен.
   - Может, он был без сознания, - предположила Рилл.
   - А может, кто-то третий напал и на него, и на того,  кто  его  тащил,  -
подал идею Скаллик. - Мы ведь и представления не имеем о том, что происходит
под землей.
   Чем дольше Сиф разглядывала кинжал, тем больший и больший ужас выражал ее
взгляд. Наконец она не выдержала:
   - Хватит ломать головы и надрывать сердца бесплодными  догадками!  -  Она
вынула из своей сумки плащ Мышелова и, тщательно  завернув  в  него  кинжал,
передала аккуратный сверток матушке Грам со словами:
   - Я не могу думать, глядя на него. На, спрячь куда-нибудь.
   И тут же эта маленькая одетая во все белое женщина,  которую  еще  минуту
назад терзало жестокое  горе,  разительно  переменилась.  Легко  вскочив  со
своего места у огня, она обратилась к Пшаури:
   - Следуй за мной, лейтенант. Мы возьмем Усмиритель  Водоворота,  привяжем
его на бечевку и пойдем с ним туда, куда показывал кинжал, - так  люди  ищут
воду с помощью лозы. Он поможет нам понять, отклонялся ли Мышелов от прямого
пути в своем путешествии сквозь землю, и если да, то в какую сторону. -  Она
послюнила палец и, на секунду подняв его над головой, продолжала:
   - Пока мы растравляли себя суеверными страхами, ветер утих - а это нам на
руку: если из моей затеи что-нибудь выйдет, то мы не будем сомневаться в  ее
результатах, думая, что это ветер раскачал бечеву. И держать  бечеву  будешь
ты, Пшаури, потому что, как ни  трудно  мне  это  признать,  ты  лучше  всех
чувствуешь присутствие Мышелова.
   Хотя вид у него поначалу был удивленный  и  недоверчивый,  готовность,  с
которой бывший вор вскочил на ноги, выдавала облегчение, которое он  испытал
при словах Сиф.
   - Конечно, госпожа моя, ты можешь рассчитывать на мою  поддержку.  Что  я
должен делать?
   Она объяснила, и они оба двинулись к яме. Остальные  смотрели  им  вслед.
Немного погодя Скаллик и Рилл поднялись на ноги  и  пошли  за  ними,  а  еще
минуту спустя к ним присоединился и Гронигер. Но старый Урф и матушка Грам -
а также Снегоход и еще один ездовой пес, также  выпряженный  из  повозки,  -
остались у огня.
   Из ямы показалось до краев заполненное ведро. Когда его  содержимое  было
рассыпано по поверхности, Пшаури  опустился  на  колени  у  самого  края  и,
привязав к решетчатому кубу кусок морской бечевы, обнаруженной им в  поясной
сумке, опустил маятник в яму, держа его большим и безымянным пальцами  левой
руки.
   Сиф встала напротив, укрыв его плащом от возможных  порывов  ветра,  хотя
никакой необходимости в этом уже не было. Холодный воздух был неподвижен.
   Но импровизированный маятник не проявлял никаких признаков жизни:  он  не
качался ни взад, ни вперед, как это положено маятнику, ни даже по кругу.
   - И вибрации я тоже не чувствую, - шепотом сообщил Пшаури.
   - Сиф вытянула указательный палец и с некоторой опаской положила  его  на
соединенные большой и безымянный пальцы,  удерживавшие  маятник.  Через  три
удара сердца она кивнула, подтверждая его слова, и предложила:
   - Давай попробуем с другой стороны.
   - А почему безымянный палец и левая рука? - полюбопытствовала Рилл.
   - Не  знаю,  -  озадаченно  отвечал  Пшаури.  -  Безымянный  палец  самый
чувствительный, - может быть, поэтому. А левая рука лучше всего подходит для
всякого волшебства.
   Услыхав это, скептически настроенный Гронигер хмыкнул.
   Фафхрд и Афрейт продолжали усердно  копать  и  просеивать,  так  что  яма
углубилась уже на целый фут. Нагнувшись над ней, Сиф объяснила,  что  именно
они с Пшаури задумали:
   - А потом мы начнем двигаться отсюда по спирали, все время расширяя круги
и останавливаясь на  каждом  втором-третьем  шаге.  Как  только  мы  получим
отчетливый знак - если получим, - я дам вам знать, - закончила она.
   Фафхрд молча взмахнул рукой, поясняя, что понял, и вернулся к работе.
   Вторая проба привела к тому же результату. Пшаури и  Сиф  отошли  от  ямы
ярда на четыре и начали методично обходить  ее  по  кругу,  задерживаясь  на
каждом третьем-четвертом шаге. Любопытные, окружившие было их поначалу, один
за другим возвращались к костру, обескураженные однообразием. Из ямы подняли
очередное ведро.
   Немного погодя еще одно.
   Холодный белый свет фонаря, которым  предусмотрительно  вооружилась  Сиф,
удалялся от места раскопок все дальше и дальше, а земляной вал рядом с  ямой
становился все выше и выше. Пальчики и Гейл, утомившись, заснули в  объятиях
друг друга. Полная луна дюйм за дюймом сползала к горизонту.
   Время шло.

Глава 15

   Желтеющий лунный  диск  был  всего  в  двух  ладонях  от  вершин  холмов,
опоясывавших западный  горизонт  Льдистого  острова,  когда  лопата  Фафхрда
ударилась о камень.
   От последнего деревянного крепления их  отделяло  расстояние  примерно  в
рост человека. Фафхрд решил было, что  это  небольшой  камень,  и  попытался
вывернуть его из земли лопатой. Афрейт предупреждала, чтобы он не торопился,
но он стоял на своем. Валун становился все больше и больше. Вскоре  все  дно
выкопанного ими колодца составлял как бы сплошной каменный пол.
   Он поднял глаза на Афрейт:
   - Что будем делать?
   Она покачала головой.
   А между тем на расстоянии полета  копья  от  ямы  двое  лозоходцев  стали
получать первые результаты.
   Металлический куб, свисавший наподобие маятника с  левой  ладони  Пшаури,
теперь не висел безжизненно, но начал медленно двигаться взад и вперед, то к
яме, то от нее. Сиф и  Пшаури  уставились  на  него  удивленно,  можно  даже
сказать подозрительно.
   - Это ты его раскачиваешь, Пшаури? - прошептала Сиф.
   - Нет, кажется, - с сомнением ответил тот. И тут произошло чудо. Движения
куба в сторону ямы становились все короче, в то время как амплитуда  взмахов
в противоположном направлении все время увеличивалась, пока наконец  куб  не
завис горизонтально, натягивая удерживавшую его бечеву, словно взявшая  след
ищейка.
   - Как это у тебя получается, Пшаури?  -  с  оттенком  уважения  в  голосе
прошептала Сиф.
   - Не знаю, - дрожащим голосом отвечал тот. - Он сам тянет. И вибрирует.
   Она, как и прежде, прижала указательный палец  к  его  ладони  и  тут  же
утвердительно кивнула, глядя на него чуть ли не с трепетом.
   - Я позову Фафхрда и Афрейт. Не шевелись. Пошарив в своей поясной  сумке,
она вытащила металлический свис