внинах, - обратился к нему  Фафхрд  на
местном гортанном наречии. - Потому-то мы  и  попросили  тебя  быть  нашим
проводником. Ты должен хорошо знать эти места. - В последних словах звучал
скрытый вопрос.
     Сглотнув слюну, проводник судорожно кивнул.
     - Я слышал этот звук и раньше, но  не  так  громко  -  неопределенным
тоном быстро проговорил он. - Не в эту пору года. Говорят, исчезали  люди.
Всякое говорят. Например, что человек услышит такой вой во сне и идет, как
на приманку. Нехороший вой.
     - Хороших волков не бывает, - зычно и весело отозвался Фафхрд.
     Было еще достаточно светло,  и  Мышелов  заметил  упрямство  на  лице
проводника, когда тот снова нарушил молчание.
     - Я никогда не видел в здешних  местах  волков  и  не  слышал,  чтобы
кто-нибудь убил хоть одного. - Помолчав, проводник продолжал, как бы между
прочим: - Говорят, где-то на этих равнинах  есть  старая  башня.  Там  вой
слышнее. Сам я башню не видел. Говорят...
     Проводник осекся. Больше он не дрожал, а, казалось, весь ушел в себя.
Мышелов попытался задать ему несколько  каверзных  вопросов,  но  в  ответ
получил лишь неясное хмыканье - ни утвердительное, ни отрицательное.
     Сквозь  белую  золу  чуть  светились  тлеющие  угли.  Легкий  ветерок
шелестел редкой травой. Вой прекратился, а может,  путешественники  так  к
нему привыкли, что уже  не  замечали.  Сонно  глядя  на  обернутое  плащом
могучее тело  Фафхрда,  Мышелов  унесся  мыслями  в  далекий,  изобилующий
тавернами Ланкмар, находящийся во многих лигах отсюда, за чужими землями и
неизведанным океаном. Не знающая границ тьма все сгущалась.
     Наутро обнаружилось, что проводник  ушел.  Фафхрд  рассмеялся,  потом
потянулся, вдохнул чистый свежий воздух и заметил:
     - Уф! Похоже, не слишком-то нравятся  ему  эти  равнины,  хоть  он  и
говорит, что пересекал их семь раз. Все эти суеверие  и  трусость!  Видел,
как он затрясся, когда завыли волки? Держу пари, что  он  сбежал  к  своим
друзьям, с которыми мы расстались у последней воды.
     Мышелов, который тщетно всматривался  в  пустой  горизонт,  убежденно
кивнул и пощупал кошель.
     - Хоть не обокрал нас - если не считать двух золотых, которые мы дали
ему вперед.
     Фафхрд расхохотался и шлепнул  ладонью  Мышелова  по  спине.  Мышелов
поймал друга за кисть, бросил через себя, и они принялись  бороться,  пока
Мышелов не оказался на лопатках.
     - Ладно, пошли, - осклабился Фафхрд и  вскочил  на  ноги.  -  Нам  не
впервой идти по незнакомым местам без проводника.
     За день друзья ушли далеко. Жилистый Мышелов  двигался  упруго  и  не
отставал от широко шагавшего Фафхрда.  Ближе  к  вечеру  жужжащая  стрела,
выпущенная  из  лука  Фафхрда,  настигла  небольшую  антилопу   с   изящно
изогнутыми рожками. Чуть раньше они обнаружили чистый источник и наполнили
водой бурдюки. Когда наступил поздний летний закат, друзья разбили бивак и
принялись жевать вкусное вареное мясо и похрустывающий на зубах жир.
     Тщательно облизав губы  и  пальцы.  Мышелов  взобрался  на  ближайший
пригорок, чтобы наметить дорогу на завтра. Дневная дымка  исчезла,  воздух
посвежел и стал прозрачным, и Мышелову  было  хорошо  видно  тянущееся  до
горизонта море чуть колышущейся  травы.  Теперь  путь  в  Ланкмар  уже  не
казался таким долгим и утомительным. В той стороне,  куда  им  нужно  было
идти, острый взгляд  Мышелова  различил  крошечную  выпуклость.  Для  купы
деревьев ее очертания были слишком  отчетливы,  для  скалы  имели  слишком
правильную форму, да Мышелов и не встречал в здешних местах  ни  деревьев,
ли скал. Предмет четко вырисовывался на фоне бледного неба. Нет, это  было
какое-то создание человеческих рук, быть может, башня или  что-то  в  этом
роде.
     И тут снова послышался тот самый звук. Казалось, он  доносится  сразу
отовсюду, словно чуть слышно подвывает само небо, постанывает сама  земля.
Теперь вой был немного громче, в нем странно смешивалась печаль и  угроза,
горе и опасность.
     Фафхрд вскочил, замахал руками, и Мышелов услышал его громкий веселый
крик:
     - Давайте, волки, подходите к нашему костру и погрейте свои  холодные
носы! Я вышлю вам навстречу своих птичек с бронзовыми клювами, а мой  друг
покажет, что брошенный из  пращи  камень  может  жужжать,  как  пчела.  Вы
узнаете тайны меча и топора. Добро пожаловать в гости к Фафхрду  и  Серому
Мышелову! Идите сюда - и маленькие и большие!
     Раскатистый хохот, завершивший эту тираду, заглушил непонятный  звук,
который лишь через какое-то  время  донесся  вновь,  как  будто  смех  был
сильнее него. Мышелов тоже  развеселился  и  с  легким  сердцем  рассказал
Фафхрду об увиденном, после чего  напомнил  слова  проводника  о  башне  и
жутком вое.
     Снова рассмеявшись, Фафхрд предположил:
     - Может, у этих косматых печальников там логово. Завтра все выясним -
все равно нам идти в ту сторону. А убить волка я не прочь.
     Гигант был  в  веселом  расположении  духа  и  не  желал  говорить  с
Мышеловом о серьезном или грустном. Он принялся распевать застольные песни
и повторять старые кабацкие шуточки, утверждая,  что  хмелеет  от  них  не
хуже, чем от вина. Он производил такой шум, что  Мышелов  не  мог  понять,
прекратился странный вой или нет, хотя ему казалось, что раз-другой он все
же его слышал. Но когда друзья, готовясь ко сну под призрачными  звездами,
завернулись в плащи, никакого воя не было слышно наверняка.
     А  наутро  пропал  Фафхрд.  Мышелов   принялся   звать   приятеля   и
осматриваться  по  сторонам,  однако  он  уже  понял,  что  его  глупый  и
казавшийся ему самому смешным страх имел под собою почву. Башня все так же
стояла на месте, но в ярком желтоватом утреннем свете казалась дальше, как
будто стремилась избежать встречи. Мышелову даже почудилось, что он  видит
крошечную движущуюся фигурку, которая была уже ближе к башне, чем к  месту
их ночлега. Но он знал, что это лишь игра воображения. Слишком  уж  велико
было расстояние. Тем не менее он  поспешно  проглотил  несколько  кусочков
холодного мяса, которое оказалось не хуже горячего,  сунул  еще  несколько
ломтей в мешок, запил завтрак водой и двинулся вперед длинным  пружинистым
шагом - он знал, что может идти так долгие часы.
     На дне  очередной  пологой  впадины  Мышелов  увидел  землю  помягче,
осмотрел ее вдоль и поперек в поисках следов Фафхрда и нашел их. Отпечатки
находились довольно далеко один от другого, словно оставивший  их  человек
бежал.
     К полудню Мышелов наткнулся на источники  расположился  рядом,  чтобы
напиться как следует и немного отдохнуть. Чуть раньше он  снова  обнаружил
следы Фафхрда, а теперь увидел еще одни - они принадлежали не  его  другу,
но шли примерно в том же направлении. По форме и размеру они вполне  могли
быть оставлены проводником: посредине каждого следа виднелся чуть заметный
отпечаток ремешка, которым тот подвязывал сандалии.
     Мышелов упрямо шел  вперед.  Он  уже  начал  ощущать  тяжесть  мешка,
скатанного плаща, бурдюка с водой и оружия. Башня явно приблизилась,  хотя
яркое солнце  скрадывало  детали.  Мышелов  прикинул,  что  преодолел  уже
примерно половину пути.
     Легкие волны равнинного рельефа казались бесконечными,  как  во  сне.
Мышелов замечал их только потому, что идти ему было то легче, то  труднее.
Небольшие кучки кустарника, по  которым  он  пытался  отмечать  пройденный
путь, походили друг на друга как две  капли  воды.  Редкие  узкие  лощинки
можно было с легкостью перешагнуть. Однажды зеленоватая змея, гревшаяся на
камне, подняла свою плоскую головку и уставилась  на  Мышелова.  Время  от
времени у него из-под ног вылетали кузнечики. Чтобы сберечь силы.  Мышелов
старался не поднимать ноги высоко над землей, однако шаг его был  упруг  и
широк, потому что он  привык  подлаживаться  под  поступь  своего  рослого
товарища. Ноздри Мышелова раздувались, вдыхая и  выдыхая  воздух.  Широкий
рот  был  плотно  сжат.  Темные  глаза  над  загорелыми  щеками   смотрели
пристально и угрюмо. Мышелов понимал, что при всем старании  ему  вряд  ли
удастся сравниться в скорости со своим мощным длинноногим другом.
     По небу с севера плыли облака, бросая на равнину громадные, торопливо
бегущие тени. Вскоре солнце и вовсе скрылось за ними. Башня стала  виднее.
На темном фоне стен чернели пятна, возможно, это были окна.
     Когда Мышелов остановился на верхушке пологого холма, чтобы перевести
дух, снова послышался уже знакомый звук; у захваченного врасплох  Мышелова
кожа покрылась мурашками. Должно быть, из-за низкой облачности вой  теперь
был  сильнее  и  отдавался  жутковатым  эхом.  Он  показался  Мышелову  не
печальным, а скорее грозным - вероятно, потому, что человечек в сером  был
один. Во звучал он явно громче, его ритмичные  всплески  налетали,  словно
порывы ветра.
     Сперва  Мышелов  рассчитывал  добраться  до  башни   к   закату.   Но
зазвучавший так рано вой расстроил  все  его  планы  и  не  предвещал  для
Фафхрда ничего хорошего. Мышелов прикинул, что теперь ему  надо  двигаться
как можно быстрее. Он мгновенно принял решение.  Кинув  в  заросли  кустов
объемистый мешок, бурдюк, скатанный плащ, меч и доспехи. Мышелов остался в
легкой куртке и взял с собой лишь длинный кинжал и  пращу.  Облегчив  себя
таким образом, он стрелой понесся вперед. Низкие тучи  потемнели.  С  неба
стали падать редкие капли дождя. Мышелов  не  отрывал  взгляда  от  земли,
избегая неровностей почвы и скользких мест. С каждым не то  шагом,  не  то
прыжком Мышелова вой, казалось, усиливался, а звучание  его  делалось  все
более грозным.
     Если раньше равнина была просто громадной и пустынной, то  здесь  она
оставляла впечатление полной  заброшенности.  Полуразвалившиеся  надворные
постройки, заросшие сорняками культурные посевы, ряды  чахлых  и  грозящих
рухнуть деревьев, остатки изгородей, тропинок и выбоин от колес - все  это
говорило о том, что когда-то давно здесь жили люди. А  теперь  здесь  жила
только башня, упрямая и массивная, наполняющая пространство  жутким  воем.
Впрочем, возможно, это только так казалось.
     Запыхавшийся, но еще не  измотанный  вконец,  Мышелов  решил  сменить
направление, чтобы держаться за  узкой  полоской  деревьев  и  кустарника.
Осторожность была второй его натурой. Все его чувства протестовали  против
возможности внезапно наткнуться на волка  или  свору  гончих  на  открытом
пространстве.
     Частично обойдя таким образом башню, он понял, что незаметно  подойти
к  ней  вплотную  ему  не  удастся.  Она  стояла  несколько  особняком  от
окружавших ее руин.
     Остановившись за какой-то посеревшей от времени  развалюхой.  Мышелов
пошарил по земле глазами и выбрал  пару  камней,  по  весу  пригодных  для
пращи. Его мощная грудь все еще работала, как кузнечные мехи,  со  свистом
всасывая воздух. Затем он выглянул из-за угла и, нахмурившись, замер.
     Башня   оказалась   ниже,   чем   он   предполагал   -   высотою    в
пяти-шестиэтажное здание. Узкие окошки были расположены как  попало  и  не
давали ни малейшего представления о внутренней планировке. Большие,  грубо
обтесанные камни были прочно пригнаны друг к другу - везде, кроме зубчатой
стены наверху, где кое-какие глыбы, казалось, немного  расшатались.  Почти
прямо напротив Мышелова равнодушно чернел прямоугольник входа.
     В голове у Мышелова пронеслось, что о штурме не может идти и  речи  -
зачем штурмовать крепость, защитников которой не видно?  Незаметно  к  ней
тоже не подойти, да и наблюдатель на стене, если  таковой,  конечно,  был,
уже давно заметил его приближение. Придется  просто  идти  вперед  и  быть
готовым к неожиданному нападению. Так Мышелов и сделал.
     Но не успел он пройти и половины расстояния до башни, а все его мышцы
уже напряглись. Он был абсолютно уверен,  что  за  ним  наблюдает  кто-то,
настроенный более чем недружелюбно. После целого дня бега  голова  у  него
немного  кружилась,  но  чувства  были  обострены  до  предела.  На   фоне
нескончаемого гипнотического воя он слышал стук  отдельных  капель  дождя,
еще не превратившегося в ливень. Он  внимательно  осмотрел  каждый  темный
камень вокруг входа. Его нос чуял характерные запахи камня, дерева, земли,
однако никакой звериной вони пока не было. В  тысячный  раз  он  попытался
мысленно вообразить источник воя. Дюжина свор гончих,  запертых  где-то  в
подземелье? Похоже, но не совсем то. Что-то  от  него  ускользало.  Темные
стены были уже совсем близко, и Мышелов напряг зрение, пытаясь  разглядеть
хоть что-нибудь в черном дверном проеме.
     Отдаленный, едва слышный скрежет не мог насторожить его,  потому  что
он был почти в трансе. Скорее всего случилось  так:  над  головой  у  него
внезапно сделалось чуть  темнее,  и  натянутые  как  тетива  мускулы  сами
бросили  его  с  кошачьей  проворностью  внутрь  башни  -  он  сделал  это
инстинктивно, даже не глянув вверх. А ему и впрямь нельзя было  терять  ни
секунды: уже влетая в  дверь,  он  почувствовал,  как  что-то  шероховатое
задело его по спине и пяткам. В спину  ему  ударил  поток  воздуха,  сзади
что-то тяжело ухнуло о землю, так  что  он  даже  подскочил.  Обернувшись.
Мышелов увидел, что большой квадратный камень наполовину загородил дверной
проем. Несколько мгновений назад он был частью зубчатой стены.
     Глядя на глубоко вдавившийся в землю камень, Мышелов в первый раз  за
весь день улыбнулся, даже чуть не рассмеялся от облегчения.
     Вокруг стояла мертвая, пугающая тишина. Мышелов  вдруг  заметил,  что
вой прекратился. Оглядев пустое, круглое помещение. Мышелов двинулся вверх
по каменной лестнице,  подымавшейся  спиралью  вдоль  стены.  Его  усмешка
сделалась деловитой  и  зловещей.  На  втором  этаже  башни  он  обнаружил
Фафхрда, да и проводника тоже. Кроме того, он нашел там загадку.
     Как и нижняя, эта комната занимала все пространство башни.  В  скупом
свете,  проникавшем  через  беспорядочно  разбросанные  окна-щели,  смутно
виднелись стоящие вдоль стен сундуки и свисавшие с потолка сушеные  травы,
чучела  птиц,  мелких  млекопитающих  и  пресмыкающихся,  что  все  вместе
напоминало лавку фармацевта. Повсюду валялся  мусор,  казавшийся  каким-то
аккуратным, словно он сам улегся в каком-то головоломном, но  не  лишенном
логики порядке. На  столе  была  невообразимая  мешанина  из  закупоренных
бутылок и кувшинов, ступок с пестиками, всевозможных инструментов из рога,
стекла и кости; посреди всего этого стояла жаровня  с  тлеющими  угольями.
Кроме того, там было блюдо с обглоданными  костями  и  фолиант  из  листов
пергамента,  переплетенных  в  медные  пластины,  на  раскрытые   страницы
которого был положен кинжал.
     Фафхрд лежал ничком на постели, сделанной из шкур,  пришнурованных  к
низкой деревянной раме. Он был бледен и тяжело дышал,  словно  его  чем-то
опоили. Он не откликнулся - ни когда Мышелов  легонько  потормошил  его  и
шепотом позвал по имени, ни когда стал трясти изо всех сил и орать его имя
во все горло. Но более всего озадачило  Мышелова  то  обстоятельство,  что
конечности, грудь и горло Северянина были  обмотаны  полотняными  лентами,
хотя пятна крови на них  отсутствовали,  а  под  ними  -  Мышелов  немного
раздвинул ленты, чтобы понять, в чем дело, - не было и признака каких-либо
ран. Движений Фафхрда ленты тоже никак не ограничивали.
     Рядом с Фафхрдом лежал  его  обнаженный  меч,  на  рукоятке  которого
покоилась ладонь гиганта.
     И тут Мышелов заметил проводника,  скрючившегося  в  темном  углу  за
постелью. Он тоже был весь обмотан лентами, но они уже стали  заскорузлыми
от ржавых пятен. Проводник был мертв.
     Мышелов еще раз попытался привести Фафхрда в чувство, но лицо гиганта
оставалось похожим на мраморную маску. Мышелов  чувствовал,  что  рассудок
Фафхрда витает где-то очень далеко, и это испугало и разозлило его.
     Мышелову стало не по себе, он ломал голову над всем увиденным, и  тут
услышал,  что  сверху  кто-то  спускается.  Шаги  медленно   приближались.
Послышалось размеренное, но тяжелое дыхание. Мышелов присел позади стола и
вперился в черное отверстие в потолке, куда уходила лестница.
     Появившийся оттуда невысокий скрюченный старик  был  одет  в  платье,
такое же потрепанное и заплесневелое, как и вся комната. Он был почти лыс,
и только над большими ушами торчали клочья спутанных  седых  волос.  Когда
Мышелов вскочил и замахнулся на  него  кинжалом,  старик  даже  не  сделал
попытки убежать, а мгновенно пришел в какой-то экстатический ужас  -  тело
его затряслось, из горла  послышались  булькающие  звуки,  руки  бесцельно
замолотили по воздуху.
     Мышелов зажег от жаровни толстую свечу и поднес ее к лицу старика. Он
никогда не видел ни таких выпученных от ужаса глаз, ни такого  тонкогубого
и жестокого рта.
     Первые  членораздельные  звуки,  произнесенные   стариком,   казались
хриплыми и сдавленными - это  был  голос  человека,  который  очень  долго
молчал.
     - Ты мертв! Мертв! - закудахтал он, трясущимся  пальцем  указывая  на
Мышелова. - Ты не можешь быть здесь.  Я  убил  тебя.  Для  чего  ж  я  так
хитроумно  уравновесил  большой  камень,  что  он  сорвался  от  малейшего
прикосновения? Я знал, что тебя заманил сюда  не  вой.  Ты  пришел,  чтобы
причинить мне вред и спасти своего друга. Поэтому я и убил тебя. Я  видел,
как упал камень. Видел тебя под камнем. Ускользнуть от  него  ты  не  мог.
Значит, ты мертв.
     Он засеменил к Мышелову, размахивая  руками,  словно  хотел  рассеять
своего  гостя,  как  дым.  Но  когда  пальцы  его  дотронулись  до  вполне
осязаемого тела, он взвизгнул и попятился.
     Делая недвусмысленные движения кинжалом, Мышелов  стал  наступать  на
него со словами:
     - Ты правильно догадался, почему я  здесь.  Отдай  мне  моего  друга.
Разбуди его.
     К его изумлению старик  не  съежился  от  страха,  а  внезапно  решил
проявить твердость. Выражение ужаса в его  немигающих  глазах  стало  чуть
иным. Ужас остался, но к нему  добавилось  и  что-то  еще.  Замешательство
уступало место  какому-то  другому,  еще  неясному  чувству.  Пройдя  мимо
Мышелова, он уселся на табурет у стола.
     - Тебя я не слишком-то боюсь, - искоса глядя на  собеседника,  заявил
он. - Но есть и другие, кого я боюсь в  самом  деле.  А  тебя  я  опасаюсь
только потому, что ты захочешь помешать мне защититься от них или  принять
необходимые меры предосторожности. - Голос его  стал  жалобным.  -  Ты  не
должен мне мешать, не должен!
     Мышелов  нахмурился.  Смешанный  еще  с  чем-то   невероятный   ужас,
исказивший черты старика, казался привычным, а его странные слова не  были
похожи на ложь.
     - И тем не менее ты должен разбудить моего друга.
     Вместо ответа старик бросил на Мышелова быстрый  взгляд,  после  чего
уставился пустыми глазами на стену и, покачав головой, заговорил:
     - Тебя я не боюсь. А между тем мне ведомы глубочайшие пучины  страха.
Тебе этого не понять. Разве ты жил один на один с этим  звуком  в  течение
многих лет и при  этом  знал,  что  он  означает?  Я  жил.  Страх  у  меня
врожденный. Он был плотью и кровью  моей  матери,  и  моего  отца  и  моих
братьев тоже. Слишком уж были сильны  чародейство  и  одиночество  в  этом
нашем доме и его обитателях. Когда я был  маленьким,  все  они  боялись  и
ненавидели меня, даже рабы и громадные гончие, которые пресмыкались передо
мной, ворча и огрызаясь.
     Но мой ужас был сильнее их ужаса - разве не  поумирали  они  друг  за
другом, да так, что на меня  не  упала  даже  тень  подозрения?  Мне  было
понятно, что я один, а их много, поэтому я действовал наверняка. Когда все
началось, они всякий раз думали, что следующим буду я! - Старик рассмеялся
кудахчущим смехом. - Они думали, что я мал, слаб и глуп. Но  разве  смерть
моих братьев не выглядела так, словно они собственноручно  задушили  себя?
Разве моя мать не зачахла от болезни? Разве отец не бросился  с