о  вашим
словам, сундук должен быть где-то  на  корабле.  Так  найдите  его!  Обыщите
корабль - вещь такого размера в карман не спрячешь. И смотрите у меня, ищите
как следует! А теперь - убирайтесь!
   ("Будь я проклят, если  они  оба  не  в  курсе  дела!  Лживые  собаки!  -
кипятился Мышелов в душе. - И все-таки.., все-таки что-то тут не так".)

Глава 5

   Когда они наконец ушли,  недоумевая  я  оглядываясь,  Мышелов  подошел  к
кровати и, уперевшись в нее обеими руками, стал  пристально  вглядываться  в
глаза лежащей на ней девушки. Та немного  запрокинула  голову,  потом  снова
опустила, повертела ею из  стороны  в  сторону  и,  высвободив  лицо  из-под
одеяла, а глаза из-под падавших на них  волос,  выжидательно  посмотрела  на
него.
   Он вопросительно поднял брови,  мотнул  головой  в  сторону  люка,  через
который только что вышли двое, и показал на нее. Невольно он поймал себя  на
том, что предпочитает разговаривать с ней жестами, а не словами. Быть может,
в этом и есть самая суть власти - заставить другого выполнять свою волю,  не
прибегая к словам,  провести  его  через  все  стадии  подчинения  в  полном
молчании, так чтобы даже боги ничего не узнали.
   И вновь одними губами задал он свой вопрос:
   - Так как же ты на самом деле попала на борт "Морского Ястреба"?
   Ее глаза широко раскрылись, и мгновение спустя  бархатистые,  как  кожица
персика, губы задвигались, но, чтобы разобрать слова, ему пришлось  опускать
голову до тех пор, пока ее влажное дыхание не  защекотало  ему  ухо,  -  она
говорила на том же нижнеланкмарском диалекте, что и он, и Миккиду,  и  Скор,
но с очаровательным акцентом, который заключался сплошь в каких-то шелестах,
придыханиях и гортанных звуках. Он вспомнил,  что,  когда  она  пряталась  в
сундуке, ее запах показался ему концентрированным желанием,  теперь  же  она
источала бесконечно нежный аромат свежераспустившегося цветка.
   - Я была принцессой и жила с принцем Мордругом, моим  братом,  в  далекой
стране, где всегда весна, - начала она. -  В  той  далекой  стране  жестокое
солнце светило так же мягко и нежно, как серебристая луна, вода  укрощала  и
зимние бури, и летнюю жару, превращала  ревущие  ураганы  в  легкий  бриз  и
отнимала силу даже у огня.
   "Все шлюхи врут одно и то  же,  -  подумал  Мышелов.  -  Все  они  бывшие
принцессы". И все же продолжал слушать.
   - Сокровищ  у  нас  было  столько,  что  и  представить  себе  нельзя,  -
продолжала она. -  Летучие  единороги,  резвые  водяные  котята  были  моими
друзьями, ловкие молчаливые слуги прислуживали нам,  сладкоголосые  чудовища
охраняли нас - стремительный Крушитель, многорукий  Душитель  и  бесстрашный
Разведчик Глубин, самый мощный из всех.
   А потом пришли плохие времена. Однажды ночью,  пока  наши  стражи  спали,
сокровища наши похитили, и королевство наше опустело, погрузившись в  тишину
и тайну. Мы с братом начали собирать союзников, чтобы отправиться на  поиски
пропавших сокровищ, и вот тогда подлые негодяи  вероломно  покинули  меня  и
насильно увезли в грязный, отвратительный Брульск, где мне пришлось  познать
все зло, которое только есть под бесстыдно таращащимся на него солнцем.
   "И это тоже старая  песня,  -  отметил  про  себя  Мышелов,  -  похищение
невинной девицы, потеря невинности, наставление во всех  мыслимых  пороках".
Но продолжал слушать ее щекочущий шепот.
   - Но я знала, что настанет день, когда придет тот, кому суждено быть моим
владыкой и вернуться вместе со мной  в  мое  королевство  и  править  в  его
серебристых глубинах, владея вновь обретенным сокровищем. И вот ты пришел.
   "Ага,  добавим  еще  индивидуальный  подход,  -  продолжал  иронизировать
Мышелов. - Знакомо до боли. Однако послушаем. Мне нравится,  когда  ее  язык
проникает мне в ухо. Как будто я - цветок, а она - сосущая нектар пчела".
   - Каждый день я приходила к твоему кораблю и смотрела  на  тебя.  Большее
было не в моей власти, как я ни старалась. Но, хотя ты никогда не смотрел на
меня подолгу, я знала, что нашим путям суждено  пересечься.  Я  чувствовала,
что ты - суровый  мужчина  и  что  ты  подвергнешь  меня  таким  лишениям  и
испытаниям, с которыми не сравнится ничто из перенесенного мною в  Брульске,
и все же я не могла отступить и каждый день приходила и смотрела на  тебя  и
твой черный корабль. А когда мне стало понятно, что ты не хочешь ни замечать
меня, ни поступать в соответствии со своим желанием и что никто  из  команды
не  даст  мне  шанса  пробраться  на  корабль,  я   сама   прокралась   сюда
незамеченной, пока ты и все твои люди были заняты на погрузке.
   ("Вранье, сплошное вранье", - сказал себе Мышелов и продолжал слушать.) -
Сначала я пряталась за грузом. Но когда корабль наконец вышел  из  гавани  и
все уснули, мне стало холодно, тело мое ныло от долгого лежания  на  твердой
палубе. Однако, хотя я сильно страдала, у меня не  хватило  смелости  искать
твою каюту или как-либо иначе обнаружить себя, из страха, что  ты  прикажешь
повернуть в Брульск и высадить меня  там.  Поэтому  я  постепенно  развязала
веревки, опутывавшие примеченный мной раньше сундук с материями, трудясь над
узлами, точно мышь или землеройка, - узлы были очень жесткие и прочные, но у
меня ловкие пальцы, которые  могут  быть  сильными,  когда  нужно.  Потом  я
забралась внутрь и уснула в тепле. А потом пришел ты, и вот я здесь.
   Мышелов повернул голову и увидел два желтых  пульсирующих  огонька  в  ее
глазах - то было отражение  ритмично  раскачивавшейся  под  потолком  лампы.
Затем он на краткий миг прикоснулся пальцем  к  ее  губам  и  стал  медленно
стягивать с нее одеяло, пока не  показалась  лента,  обвивавшая  ее  хрупкую
щиколотку. Он залюбовался ее маленьким стройным телом. Хорошо, когда рядом с
мужчиной есть молодая красивая женщина, сказал  он  себе,  независимая,  как
молодая кошка, и игривая, как котенок. Хорошо, когда она рассказывает всякие
небылицы (ясно как день, что  ей  помогли  пробраться  на  борт,  -  Скор  и
Миккиду, должно быть, оба приложили руку), но лучше реже с ней разговаривать
и держать на привязи. Людям можно доверять, только пока они на привязи  -  а
еще лучше, если на цепи. И в этом тоже суть власти - лишить другого  воли  и
свободы. Не сводя с нее  гипнотического  взгляда,  он  потянулся  за  куском
ленты. Надо привязать ее к изножию и к изголовью кровати, не сильно, но так,
чтобы она не могла дотянуться одним запястьем до другого или развязать  узлы
своими жемчужными зубками.  Тогда  он  сможет  пройтись  по  палубе  и  быть
уверенным, что найдет ее на месте, вернувшись.

Глава 6

   Сиф в одиночестве  прогуливалась  по  вересковой  пустоши  возле  Соляной
Гавани. Из маленькой сумочки, висевшей у нее на поясе,  она  вынула  набитую
льняным семенем тряпичную куклу, изображавшую мужчину. Он был  с  ее  ладонь
ростом, вокруг талии у него было золотое кольцо, которое  женщина  могла  бы
носить на пальце. Остальные размеры игрушки были сопоставимы с этим кольцом.
На нем был серый плащ с капюшоном и серая туника. Взглянув  в  его  лишенное
всяких черт лицо, она на мгновение  задумалась  о  тайне  полотна  -  нитки,
натянутые  в  одном  направлении,  удерживают   нитки,   идущие   в   другом
направлении; все  же  вместе  образует  ткань,  плотную  и  теплую,  хотя  и
проницаемую для воздуха и воды. В этот момент ей  показалось,  что  по  лицу
куклы промелькнуло какое-то  выражение.  Она  подумала,  что  Серый  Мышелов
находится в опасности и ему может понадобится охранная магия более  сильная,
чем магия золотого кольца. Решительным жестом сунула она  куклу  в  сумку  и
зашагала вперед, по направлению к Соляной Гавани, к ратуше и к сокровищнице,
таинственным образом лишенной своих сокровищ. Порывы  налетавшего  с  севера
ветра ерошили вереск на пустоши.

Глава 7

   Глоток горького бренди еще продолжал согревать ему горло, а  Мышелов  уже
проскользнул в люк и бесшумно крался по  палубе.  Он  хотел  проверить,  чем
заняты его люди, припугнуть их, если понадобится, проследить, чтобы все были
при деле и чтобы все его приказы, включая  и  бессмысленное  распоряжение  о
поиске сундука, выполнялись  неукоснительно.  Последнее  он  расценивал  как
справедливое наказание мерзавцам, посмевшим протащить Исисси на корабль  без
его ведома. (Подумать только, что она-то  все  это  время  находится  в  его
каюте, надежно привязанная к кровати!) Ветер заметно  посвежел,  и  "Морской
Ястреб", увлекаемый тугим парусом вперед, глубже вспахивал волны,  зарываясь
в них освинцованным килем. Вахтенный мингол налегал грудью на штурвал, а его
товарищ и старый Урф  пристально  вглядывались  вдаль  в  поисках  признаков
приближающейся бури. Если ветер не переменится, то они будут дома  не  через
четыре дня, как предполагалось, а уже через  три.  От  этой  мысли  Мышелову
стало скорее неуютно, чем радостно. Озабоченно перегнувшись через  борт,  он
отметил, что вода еще далеко не доставала  до  весельных  отверстий.  Каждое
отверстие было надежно задраено и перегорожено  поперечным  брусом,  который
был обмотан канатом, другим концом крепившимся  вокруг  лежавшего  в  центре
судна груза. Однако и это напоминание о надежности его  судна  не  доставило
Мышелову удовольствия.
   "Где же остальная команда? - задал  он  себе  вопрос.  -  Ищут  пропавший
сундук внизу? Заняты чем-то другим?
   Или просто дурака валяют?" Сейчас он сам посмотрит! Но, не успев  сделать
и  нескольких  шагов  по  парусиновой  палубе,  скрывавшей   сокровище,   он
остановился как громом пораженный, ибо ему стала  ясна  причина  охватившего
его  недовольства.  Ему  претило  скорое  возвращение  домой,  богатый  груз
"Морского Ястреба" давно стал ему ненавистен, потому что все это  напоминало
об узах, навеки связавших его с Сиф,  с  калекой  Фафхрдом,  с  высокомерной
Афрейт, со  всеми  его  людьми  вплоть  до  последнего  обитателя  Льдистого
острова. Безграничная ответственность - вот что ждало  его  по  возвращении.
Ответственность перед  Сиф  в  качестве  ее  мужа  (или,  по  крайней  мере,
эквивалента  такового),  ответственность  перед  старым  товарищем  Фафхрдом
(связанным с высокомерной Афрейт), ответственность перед своими людьми,  для
которых он был не только капитаном, но и  покровителем,  отцом.  Кормилец  и
защитник - не успел он оглянуться, как они - или по крайней  мере  некоторые
из них - уже связали его по рукам и ногам путами любви,  дружбы  и  взаимных
обязанностей.
   На час-другой он станет героем, его будут превозносить за богатую добычу.
А завтра? Поди и принеси еще! Или (что еще хуже) оставайся дома  и  неси  за
нас ответственность. И так далее, до бесконечности. Такая перспектива  плохо
согласовывалась с жаждой власти, охватившей его  прошлой  ночью  и  странным
образом разросшейся под влиянием  девочки-проститутки  Исисси.  Вместо  того
чтобы подчинять себе других, покорять Вселенную, одолеть самих  богов,  если
придется, он  оказался  связанным  по  рукам  и  ногам.  Никогда  больше  не
устремится он навстречу  приключениям,  открытиям,  неизведанным  высотам  и
полным опасностей глубинам, никогда больше не сыграет он в орлянку  с  самим
Смертью и не обведет его благодаря всемогущему знанию и хитрости.  Связанный
Мышелов? Ну уж нет!
   Воспаленный этими мыслями, Мышелов и не заметил, как  ноги  сами  донесли
его до основания мачты; когда же он  остановился,  то,  несмотря  на  ровное
гудение натянутого ветром паруса и  удары  волн  о  борта  корабля,  услышал
напряженный шепот двух спорящих людей.
   Инстинктивно он упал на живот и бесшумно пополз вперед, пока его лицо  не
оказалось у самого края времен ной палубы, образованной драгоценным грузом.
   Трое его матросов-воришек и двое минголов спали вповалку, в то время  как
прямо у него под носом Скор  и  Миккиду  яростно  обсуждали  что-то  громким
шепотом. Ему ничего не стоило бы сейчас потрепать их ладонью по макушкам или
- чего ему в данный  момент  хотелось  гораздо  больше  -  треснуть  по  ним
кулаком.
   - Вынь да положь ему этот сундук! - горячо доказывал свое Миккиду.  -  Да
нет больше никакого сундука на "Морском Ястребе"! Мы обыскали каждый  уголок
и не нашли его, значит, кто-то выбросил его за борт - что же еще могло с ним
случиться? Но прежде из него вынули все ткани и попрятали их в самых  разных
местах на этом корабле. И, при всем моем уважении, не могу  не  подумать  на
старого Урфа. Он был на  вахте,  пока  все  спали,  минголам  вообще  нельзя
доверять (да из них и слова-то вечно не вытащишь), в его жилах  течет  кровь
торговцев, а значит, он жаден, как все они, к тому же он  необычайно  хитер,
и...
   Миккиду вынужден был остановиться,  чтобы  перевести  дух,  и  тут  Скор,
который, казалось, только этого и дожидался, вставил:
   - Обыскали все, кроме капитанской каюты. А мы ее  своими  глазами  хорошо
разглядели. Только та длинная покрытая  тряпкой  штуковина,  за  которой  он
сидел, да еще и кулаком стучал, и может быть этим самым  сундуком.  Как  раз
подходит по размеру...
   - Это был стол капитана, - яростно зашипел Миккиду.
   - Когда капитан Фафхрд занимал эту каюту, там никакого стола не  было,  -
отрезал Скор. - И когда мы плыли туда, тоже не  было.  Не  пытайся  обмануть
себя, старик. Скажи еще, что и девчонки с ним тоже не было.
   - Не было там никакой девчонки! - выпалил Миккиду, израсходовав при  этом
весь накопленный им запас воздуха, так что Скор мог безнаказанно продолжать:
   - Там была девчонка, и это мог видеть любой, кто не слеп  из-за  собачьей
преданности, - этакий лакомый кусочек, как раз подходящего для него размера,
с длинными серебристыми волосами и похотливыми зелеными глазами.
   - Да не было там никакой девчонки с волосами, дубина  ты  стоеросовая!  -
завопил Миккиду, наполнив, очевидно, свои легкие новым  запасом  воздуха,  -
Это были всего лишь сухие серебристые водоросли с застрявшей в  них  морской
галькой, обточенной морем в форме глаза - в капитанских каютах всегда  можно
найти подобные украшения. А у тебя так давно не было женщины, что  тебе  они
уже всюду мерещатся, идиот... Или, - торопливо перебил он сам  себя,  -  это
могло быть серебристое кружевное платье с застежкой из зеленого  камня  -  о
таком расспрашивал меня капитан, когда мы говорили о пропавшем сундуке перед
твоим приходом.
   "Ну и ну, - изумился Мышелов. - Кто бы мог подумать, что у Миккиду  такая
богатая фантазия и что он так самоотверженно кинется меня  защищать.  Однако
похоже, что я зря подозревал этих двоих и девчонка действительно в  одиночку
пролезла на борт Морского Ястреба". Если, конечно, ей не помог кто-нибудь из
оставшихся - но нет, это исключено.  Да,  вот  так  штука  -  шлюха  сказала
правду".
   Скор с победоносным видом объявил:
   - Но если платье, которое ты видел на кровати, раньше лежало  в  сундуке,
значит, и сундук тоже в каюте, разве нет? Да, очень может быть, что это было
тонкое серебристое платье: девчонка сбросила  его,  прежде  чем  прыгнуть  в
постель, или же сам капитан Мышелов содрал  его  с  нее  (платьишко-то  было
довольно потрепанное, как я припоминаю). Он же похотлив, как хорек, это всем
известно - он и сам любит похвастаться, что у него  не  только  тот  кинжал,
который в ножнах, хорошо работает. Капитан Фафхрд нередко об  этом  говорил,
ну или намекал по крайней мере.
   "Что за клевета, - возмутился  Мышелов,  в  негодовании  глядя  на  лысую
макушку Скора, - Фафхрд и сам бабник,  каких  мало,  и  не  мне  выслушивать
подобные упреки, да еще от кого - от этого  наглого,  заносчивого  выскочки,
Фафхрдова прихвостня". От этой мысли руки его сами сжались в кулаки.
   - Да, хвастливый, жадный, лживый солдафон,  -  чеканил  Скор,  а  Миккиду
только и мог, что брызгать слюной  да  фыркать  от  возмущения.  -  Как  еще
назвать капитана, который гоняет своих матросов в порту до седьмого пота, не
платит денег, не пускает на берег, не позволяет  удовлетворять  естественные
надобности - а потом приводит на  корабль  девку  и  тычет  ею  в  нос  всем
остальным? Да еще и затевает вокруг нее какую-то  дурацкую  возню  -  пойди,
видишь ли, найди ему то, чего он не терял. Мелочный - вот как сказал  о  нем
капитан Фафхрд, ну или, по крайней мере, подумал, судя по его виду.
   Разъяренный  Мышелов  сдерживался  из  последних  сил.   "Ну   скажи   же
что-нибудь, Миккиду, - взмолился он про себя. - Какая чудовищная наглость  -
приплести сюда еще и Фафхрда. Неужели он и в самом деле..."
   - Ты и правда так думаешь? - в голосе Миккиду звучало легкое сомнение.  -
Думаешь, в его каюте и впрямь какая-то девка? Ну если так, то он  и  вправду
сущий дьявол!
   Яростный вопль, исторгнутый предательством Миккиду из груди  взвившегося,
точно  распрямившаяся  пружина,  Мышелова,  прервал   перепалку   двух   его
помощников, которые  уставились  на  него  в  немом  изумлении,  и  разбудил
остальных матросов, спавших тут же.
   Открыв было рот, чтобы задать им такую взбучку, от которой у них  вспухли
бы уши, он вдруг понял, что сказать ему,  в  сущности,  и  нечего.  В  конце
концов, в его каюте действительно была девушка - в данный момент она  лежала
в  его  постели  навзничь,  совершенно  голая,  широко  раскинутые  руки   и
разведенные в стороны ноги привязаны к четырем  углам  кровати.  И  тут  его
взгляд упал на веревки, все еще лежавшие на  том  месте,  где  раньше  стоял
сундук.
   - Подобрать веревки немедленно! - проревел он.  -  Обвяжите  ими  вон  те
мешки с зерном, - ткнул он в другую сторону. (Тут ему пришлось остановиться,
чтобы набрать в грудь побольше воздуха.) -  Закрепить  весь  груз  повторно!
Того и гляди, ураган налетит, а тут все  по  палубе  катается!  -  Последнее
замечание  было  адресовано  непосредственно  Миккиду  и   Скору,   которые,
недоуменно взглянув в безоблачно-голубое небо, направились лично присмотреть
за исполнением капитанских команд.
   - Груз нужно привязать так, чтобы держался плотно, как  зубы  во  рту,  -
продолжал между тем он, расхаживая  по  палубе  и  сам  уже  начиная  верить
собственным  словам.  -  Лес  закрепите,  концы  канатов  пропустите   через
весельные отверстий и натяните поперек палубы. Смотрите мне, чтобы  мешки  с
зерном и фруктами были увязаны как следует: представьте, что вы  затягиваете
в корсет толстую бабу - упритесь ей пониже спины коленкой да тяните изо всей
мочи. А то, не ровен час, волна через палубу перехлестнет да и смоет их. Как
закончите здесь, отправите людей в мою  каюту  -  бочки  и  ящики  надо  так
укрепить, чтобы между ними и переборками места осталось не больше, чем между
мясом и кожей. И запомните, вы, - победоносно закончил он, -  хочешь  ничего
не терять, не быть застигнутым врасплох и ни от кого не зависеть - держи все
на привязи: и деньги, и добро, и врагов, и друзей заодно.

Глава 8

   Сиф вытащила из-за корсажа  массивный  серебряный  ключ,  нагревшийся  от
долгого  соприкосновения  с  ее  телом,  отперла   тяжелую   дубовую   дверь
сокровищницы, медленно и осторожно  отворила  ее  и  с  подозрением  окинула
взглядом комнату - ей было не по себе здесь с тех  самых  пор,  как  морские
духи учинили  свой  опустошительный  налет.  Войдя,  женщина  заперла  дверь
изнутри. Сквозь небольшое, забранное толстыми бронзовыми прутьями окошко  на
деревянные стены и пол  комнаты  лился  скудный  свет.  На  одной  из  полок
покоились два слитка бледного серебра, три небольшие кучки серебряных  монет
и еще одна, совсем маленькая, золотых.  Стены  комнаты,  казалось,  со  всех
сторон сжимали низкий круглый стол, на серой  поверхности  которого  темнела
выжженная пентаграмма. Мысленно Сиф перечислила все пять предметов, стоявших
в ее углах: Стрела Правды, погнувшаяся в тот момент, когда Фафхрд вырвал  ее
из руки завладевшего было ею демона;  Линейка  Бережливости,  представлявшая
собой   небольшой   жезл   с   поперечными   полосками;   Чаша    Умеренного
Гостеприимства,  чуть   больше   н