ым  лицом  старца,  тоже  казались  деталью
портрета,  всплывшего  из  прошлого.  Портрета  туманного  и   искаженного
временем, однако сохранившего в себе кое-что от  силы  и  индивидуальности
оригинала.
     Друзья услышали, как монах  прошел  по  соседней  комнате.  Потом  на
дюжину ударов сердца наступила мертвая тишина. Затем пол у них под  ногами
слегка задрожал, как будто  началось  землетрясение  или  к  дому  подошел
какой-то  великан.  В  соседней  комнате  послышался   прерывистый   крик,
оборвавшийся после сильнейшего удара, от которого друзья даже пошатнулись.
И вновь наступила мертвая тишина.
     Фафхрд и Мышелов в полнейшем изумлении переглянулись: их поразило  не
столько услышанное, сколько то обстоятельство, что сразу после удара  весь
их ужас как рукой сняло. Выхватив мечи, они бросились в соседнюю комнату.
     Она представляла собой точную копию той, в  которой  они  только  что
находились, только здесь в куполе было прорезано не  два  окошка,  а  три,
одно у самого пола. И дверь в ней была лишь одна - та, через  которую  они
вошли, а кроме нее лишь плотно подогнанные друг к другу камни - пол, стены
и полукруглый потолок.
     У центральной стены, разделявшей купол на две половинки, лежало  тело
монаха. Только вот слово "лежало" тут было не совсем  уместно.  Его  левое
плечо и грудь были превращены буквально в  кашу.  Мертвец  плавал  в  луже
крови.
     Фафхрд  и  Мышелов  принялись   лихорадочно   искать   взглядом   еще
кого-нибудь, кто, кроме них самих и убитого, находился бы в комнате, -  но
тщетно: никого, даже  мельчайшей  мошки  не  было  видно  в  облаке  пыли,
висевшей в узких солнечных лучах,  проникавших  через  окна.  Напрасно  их
разгулявшееся воображение пыталось  нарисовать  существо,  нанесшее  столь
сокрушительный удар и скрывшееся через  одно  из  крошечных  окошек.  Быть
может, гигантская змея с головой из гранита?..
     Рядом с  покойником  из  стены  чуть  выдавался  камень  фута  два  в
поперечнике.   Древнеланкмарскими   иероглифами   на   нем    было    ясно
выгравировано: "Здесь лежит сокровище Ургаана Ангарнджийского".
     Увидев  этот  камень,  двое  искателей  приключений  словно  получили
пощечину. В них вновь всколыхнулось их упрямство и безрассудная решимость.
Рядом лежит разможженный труп старика? Ну и что?  У  них  есть  мечи!  Они
получили доказательство, что в сокровищнице таится  какой-то  безжалостный
страж? Ну и что? Они могут за себя постоять! Убежать и оставить нетронутым
этот камень со столь оскорбительно вызывающей надписью? Ну нет! Лучше  они
попадут прямиком в невонский ад - Кос и Бегемот тому свидетелями!
     Фафхрд побежал за  киркой  и  другими  инструментами,  брошенными  на
лестнице, когда лорд Раннарш в  первый  раз  метнул  кинжал.  Мышелов  тем
временем принялся внимательно осматривать выступающий камень. Вокруг  него
виднелись довольно широкие щели,  заполненные  каким-то  темным  смолистым
составом. Постучав по камню навершием меча. Мышелов услышал  глухой  звук.
Он прикинул, что в этом месте стена имеет толщину  футов  шесть  -  вполне
достаточно,  чтобы  устроить  в  ней  тайник.  Мышелов  для   пробы   стал
простукивать стену по обеим сторонам от камня,  но  глухой  звук  довольно
скоро пропадал. Очевидно, полость была не такой  уж  большой.  Он  обратил
внимание, что швы между другими камнями были совсем тонкие, без каких-либо
следов раствора. Он даже не был уверен, что они настоящие - может,  просто
канавки,  выдолбленные  в  гладком  камне.  Но   все   же   это   казалось
маловероятным. Мышелов  слышал,  что  Фафхрд  вернулся,  однако  продолжал
осмотр.
     Мышелов чувствовал себя странно. Непреклонная решимость добраться  до
сокровищ заглушала все другие  чувства.  Необъяснимое  и  столь  внезапное
исчезновение страха парализовало какую-то часть его рассудка,  словно  для
того, чтобы не давать волю мыслям, пока он не увидит содержимого тайника с
сокровищами. Он старался занять ум конкретными подробностями,  но  никаких
выводов не делал.
     Спокойствие   создало   иллюзию   безопасности,   по   крайней   мере
кратковременной. Опыт смутно подсказывал ему, что страж, кем бы он ни был,
который раздавил монаха и играл в кошки-мышки с Раннаршем и  ними  самими,
не нанесет удар, предварительно не вселив ужас в свои жертвы.
     Фафхрд  ощущал  примерно  то  же  самое,  только  был  настроен   еще
решительнее и хотел разгадать загадку камня с надписью во  что  бы  то  ни
стало.
     С помощью долота и молотка  приятели  набросились  на  широкие  пазы,
обрамляющие камень. Темное смолистое вещество извлекалось довольно легко -
сперва твердыми  кусками,  потом  слегка  тягучими  полосками.  Когда  они
углубились на палец, Фафхрд вставил в трещину лом и чуть сдвинул камень  с
места.  Это  позволило  Мышелову  проковырять  трещину  с  одной   стороны
поглубже. Затем  Фафхрд  сдвинул  камень  в  другую  сторону.  Так  они  и
трудились - то сдвигая камень ломом, то углубляя щель.
     Работая, друзья старались сосредоточиться на каждой малейшей  детали,
гоня от себя призрак человека, умершего более двух веков назад. Человека с
высоким лбом, запавшими щеками и коротким носом - если, конечно,  погибший
был типичным представителем рода Ангарнджи. Человека, добывшего  несметные
богатства, спрятавшего их от людей и не искавшего в них славы или  выгоды.
Того, кто заявил, что презирает  завистливых  глупцов,  но  тем  не  менее
написал вызывающе убористые красные  строчки,  чтобы  сообщить  глупцам  о
сокровище и пробудить в них зависть. Того, кто, казалось, тянулся к ним из
пропыленных веков, словно паук из  потустороннего  мира,  ткущий  паутину,
чтобы поймать муху.
     А между тем, как сказал монах, он был искусным архитектором.  Был  ли
способен этот архитектор  создать  каменный  автомат  в  два  человеческих
роста? Автомат из серого камня с громадной дубинкой? Мог ли он создать для
него потайное укрытие, из которого тот выходил бы,  убивал  и  возвращался
назад?  Нет,  все  это  ребячество,  нечего  об  этом  и   думать!   Нужно
сосредоточиться на работе. Посмотреть, что лежит за камнем с  надписью.  А
раздумья оставить на потом.
     Камень все лучше и лучше поддавался давлению лома.  Скоро  его  можно
будет зацепить как следует и вытащить из стены.
     Между тем у Мышелова начало появляться новое чувство, и  это  был  не
страх, а чисто физическое отвращение.  Воздух,  которым  он  дышал,  начал
казаться  ему  густым  и  мерзким.  Ему  стала  противна   липкая   смесь,
извлекаемая из трещин и теперь напоминавшая чисто  воображаемые  вещества,
такие как драконий навоз или застывшая  рвота  Бегемота.  Он  старался  не
прикасаться к ней пальцами и отшвыривал ногой  падавшие  на  пол  кусочки.
Отвратительное, тошнотворное ощущение стало невыносимым.
     Мышелов пытался ему сопротивляться, но с таким же успехом он  мог  бы
пытаться подавить приступ морской болезни,  на  которую,  кстати  сказать,
новое ощущение было чем-то похоже. У него  появилась  неприятная  дурнота.
Рот был полон слюны.  На  лбу  выступили  капельки  пота,  предшественника
тошноты. Фафхрд, похоже, ничего  не  испытывал,  и  Мышелову  не  хотелось
говорить ему о своих ощущениях - они были нелепы и неуместны,  тем  более,
что не сопровождались страхом или испугом. В конце концов  те  же  чувства
стал вызывать в нем и камень, наполняя его, казалось, беспричинным, но тем
не менее нестерпимым отвращением. Больше он вынести не мог. С извиняющимся
видом слегка кивнув Фафхрду,  Мышелов  подошел  к  низкому  окну  глотнуть
свежего воздуха.
     Это мало чему помогло. Мышелов высунул голову  из  окошка  и  глубоко
вдохнул. Из-за невероятной дурноты его разум воспринимал все  отстраненно,
окружающее казалось ему  очень  далеким.  Поэтому,  когда  Мышелов  увидел
стоящую посреди поляны крестьянскую  девочку,  до  него  далеко  не  сразу
дошло, насколько это важно. А  когда  он  осознал  это,  дурнота  частично
прошла, во всяком случае он сумел подавить ее и  с  растущим  любопытством
стал смотреть на девочку.
     Лицо ее было белым, кулачки сжаты, руки висели  вдоль  тела.  Даже  с
такого расстояния Мышелов смог различить ужас и вместе с тем решимость,  с
которыми она уставилась на дверь сокровищницы. Она  явно  заставляла  себя
приблизиться к ней, делая один  судорожный  шажок  за  другим,  словно  ей
всякий раз приходилось собираться с духом. Внезапно Мышелов испугался,  но
не за себя, а за девчушку. Она явно испытывала невыразимый ужас и  все  же
шла, бросая вызов ее "непонятному страшному серому великану" - и  все  это
ради него и Фафхрда. Любой  ценой,  подумал  Мышелов,  ей  нужно  помешать
приблизиться к сокровищнице. Нельзя, чтобы девочка еще хоть миг испытывала
столь сильный страх.
     От невероятной дурноты голова у  Мышелова  работала  неважно,  но  он
знал, что должен сделать. На трясущихся  ногах  он  бросился  к  лестнице,
махнув Фафхрду  рукой.  Покидая  комнату,  он  случайно  поднял  взгляд  и
отметил, что с потолком происходит нечто  необычное.  Но  что  это  такое,
понял далеко не сразу.
     Фафхрд не обращал внимания ни на перемещения Мышелова, ни  тем  более
на его жесты. Камень постепенно поддавался его усилиям. Чуть раньше Фафхрд
тоже  почувствовал  легкую  дурноту,  но,   по-видимому,   благодаря   его
сосредоточенности, она  ему  особенно  не  докучала.  А  теперь  все  свое
внимание он сконцентрировал на камне. Непрестанно работая  ломом,  он  уже
вытащил его из стены на ширину ладони. Потом, сжав камень  своими  мощными
руками, он принялся раскачивать его из стороны в  сторону  и  одновременно
тянуть на себя. Темное липкое вещество держало  крепко,  однако  с  каждым
рывком камень немного подавался.
     Борясь с головокружением. Мышелов бросился вниз по лестнице. На  бегу
задел ногой кости скелета, и они отлетели к  стене.  Что  же  все-таки  он
заметил на потолке? Похоже, это имеет  какое-то  значение.  Но  он  должен
увести девочку с поляны. Ей нельзя подходить ближе. Нельзя входить в дом.
     Фафхрд уже начал ощущать вес камня  и  понял,  что  дело  движется  к
концу.  Камень  был  страшно  тяжелый  -  примерно  в  фут  толщиной.  Два
осторожных движения довершили дело. Камень начал падать.  Фафхрд  проворно
отскочил назад, и  камень  с  грохотом  рухнул  на  пол.  Пустота  за  ним
засверкала  всеми  цветами  радуги.  Фафхрд  нетерпеливо  сунул  голову  в
отверстие.
     Мышелов, пошатываясь, шел к входной двери. Он  вспомнил:  на  потолке
была кровавая полоса. И как раз над трупом монаха. Но почему? Старика ведь
размозжило об пол, разве не так? Неужели кровь  после  удара  брызнула  на
потолок? Но почему тогда полоса, а не капли? Неважно. Главное, девочка. Он
должен добраться до девочки. Обязан. Вот она, уже почти у входа. Он ее уже
видит. Мышелов почувствовал, что каменный  пол  чуть  дрожит  у  него  под
ногами. Но это, должно быть, головокружение, что ж еще?
     Фафхрд тоже ощутил, что пол подрагивает. Но все, что  он  мог  бы  по
этому поводу подумать, растворилось в изумлении  перед  увиденным.  Тайник
почти  вровень  с  краями  был  заполнен  тяжелой,   металлического   вида
жидкостью,  напоминавшей  ртуть,  но  только  совершенно  черной.   А   на
поверхности жидкости покоились самые  удивительные  драгоценные  камни,  о
каких Фафхрд мог только мечтать.
     В центре лежал  громадный  бриллиант,  сверкавший  множеством  граней
причудливой формы. Его как  бы  опоясывали  две  неправильные  окружности;
внутренняя была выложена из двенадцати десятигранных рубинов, внешняя - из
семнадцати изумрудов, каждый в форме неправильного  восьмигранника.  Между
ними были  беспорядочно  разбросаны  тонкие  и  хрупкие  на  вид  брусочки
хрусталя, янтаря, зеленоватого турмалина и желтой меди. Все они не плавали
в металлической жидкости, а скорее лежали на ней, выдавливая  своим  весом
углубления на гладкой поверхности - одни  круглые,  другие  продолговатые.
Брусочки  слабо  мерцали,  а  камни  искрились  светом,  который   Фафхрду
почему-то показался похожим на отраженный свет звезд.
     Переведя   взгляд   на   тяжелую   жидкость,    вспучившуюся    между
драгоценностями, Фафхрд  увидел  искаженные  отражения  знакомых  звезд  и
созвездий, которые, если бы не яркое солнце, были бы видны сейчас на небе.
Его охватило трепетное изумление, и он снова взглянул на драгоценности.  В
их  замысловатом  расположении  явно  скрывался  какой-то  важный   смысл,
какие-то неведомые символы, выражающие ослепительную истину.  Более  того,
казалось,  что  в  них  происходит  внутреннее  движение,   что-то   вроде
неторопливого мыслительного процесса. С виду это напоминало картину, какую
видишь, когда ночью закроешь глаза  -  не  абсолютный  мрак,  а  множество
разноцветных движущихся точек. Чувствуя, что он совершает  святотатство  и
вторгается в самую сердцевину мыслящего мозга, Фафхрд схватил правой рукой
бриллиант величиною с человеческий череп.
     Мышелов чуть ли не на ощупь отыскал дверь и вышел из дома.
     Теперь  никаких  сомнений  не  оставалось.  Плотно  пригнанные  камни
дрожали. А кровавая полоса - это или потолок упал на  старика  и  раздавил
его, или пол подскочил вверх. Но совсем недалеко стоит девочка, ее  широко
раскрытые от ужаса глаза прикованы к нему, она хочет что-то  крикнуть,  но
не может. Он должен утащить ее с поляны.
     Но почему ему кажется, будто теперь страшная опасность нависла и  над
ним самим? Будто над его головой что-то угрожающе  застыло?  Еле  двигаясь
вниз по широким ступеням. Мышелов оглянулся  через  плечо  наверх.  Башня.
Башня! Она явно падала. Падала прямо на него через купол.  Однако  на  ней
нет ни единой трещины! Она не сломалась! Башня просто наклонялась!
     Фафхрд  отдернул  руку,  сжимая  необычно  ограненный  камень,  такой
тяжелый, что он чуть его не  уронил.  И  сразу  поверхность  металлической
жидкости с отраженными в ней звездами заволновалась. По ней пошла  быстрая
рябь. Несомненно, теперь уже трясется весь дом. Другие камни засновали  по
поверхности  жидкости,  словно  жуки-плавунцы  в  пруду.  Брусочки   стали
вращаться, касаясь концом то одного камня,  то  другого,  словно  те  были
магнитами, а сами бруски - железными  стрелками.  Теперь  вся  поверхность
жидкости волновалась и дергалась,  напоминая  поврежденный  мозг,  который
сошел с ума из-за отсутствия главной управляющей всем доли.
     Несколько мучительных мгновений Мышелов оторопело смотрел на  похожую
на дубинку верхушку башни, которая  всей  тяжестью  надвигалась  на  него.
Затем он нагнулся, бросился к девочке и, схватив ее  в  охапку,  покатился
вместе с нею по поляне. И тут, всего в длине меча от них,  верхушка  башни
ухнула о землю с такой силой, что  Мышелов  с  девочкой  подлетели  вверх.
Затем башня выпрямилась, оставив в земле глубокую яму.
     Фафхрд наконец оторвал взгляд от тайника с  беспорядочно  снующими  в
нем драгоценностями,  который  притягивал  своей  невыразимой,  но  чуждой
красотой. Его правая рука  горела.  Бриллиант  был  раскаленный.  Но  нет,
оказывается, он был невероятно холодный.  А  комната  стремительно  меняла
форму - Кос тому свидетель! Потолок начал  выпучиваться  в  сторону  пола.
Фафхрд бросился к двери, но  тут  же  остановился  как  вкопанный.  Словно
каменная пасть, дверь  медленно  закрылась.  Фафхрд  повернулся  и  сделал
несколько шагов к низкому окошку по  трясущемуся  полу.  Окошко  мгновенно
захлопнулось, как будто приведенное в движение  мышцей-сжимателем.  Фафхрд
попытался выбросить бриллиант, но тот словно  прилип  к  ладони,  причиняя
страшную боль. Резким движением кисти Фафхрд все же скинул его. Он упал на
пол и покатился, сверкая, словно ожившая звезда.
     Мышелов с девочкой были уже у края  поляны.  Башня  нанесла  еще  два
сокрушительных удара, но они пришлись  уже  довольно  далеко,  словно  бил
какой-то полоумный слепец. Мышелов и девочка уже были вне ее досягаемости.
Лежа на боку. Мышелов наблюдал за  домом,  который  выгибал  спину,  будто
дикий зверь, а башня,  нанося  удар  за  ударом,  оставляла  в  земле  ямы
глубиной с добрую могилу. Вот она врезалась в кучу камней, и  ее  верхушка
обломилась, однако зазубренный  конец  продолжал  в  бессмысленной  ярости
крушить  валуны.  Мышелов  почувствовал  непреодолимое  желание  выхватить
кинжал и вонзить его себе  в  сердце.  Человек,  увидевший  такое,  должен
умереть.
     Фафхрду удавалось не сойти с ума только потому, что каждый миг  перед
ним вставала новая угроза; к тому же он все время твердил себе:  "Я  знаю,
знаю. Дом - это зверь, а драгоценности - его мозг. Теперь этот мозг  сошел
с ума. Я это знаю, знаю". Стены, пол и потолок вздымались и оседали, но их
движения не были направлены конкретно на  Фафхрда.  Грохот  почти  оглушил
его. Он качался на каменных волнах, уклонялся от  неожиданно  появляющихся
вздутий, но это не были  полновесные  удары,  им  не  хватало  скорости  и
точности, с какою башня в первый раз  попыталась  прибить  Мышелова.  Труп
монаха, словно ожив, нелепо прыгал по комнате.
     Казалось, только гигантский бриллиант знает  о  присутствии  Фафхрда.
Демонстрируя  сообразительность  и  капризность,  он  яростно  налетал  на
Северянина, порою поднимаясь до уровня его головы. Сам того не  желая,  он
оставил  Фафхрду  дверь  как  последнюю  надежду.  А   та   то   судорожно
распахивалась, то снова захлопывалась. Улучив очередной момент, когда  она
начала открываться, Фафхрд бросился вперед и протиснулся наружу. Бриллиант
не отставал, колотя  его  по  ногам.  На  пути  у  Фафхрда  оказался  труп
Раннарша. Он перескочил через него, поскользнулся, пытаясь  удержаться  на
ногах, накренился вбок, но  споткнулся  и  покатился  вниз  по  трясущейся
лестнице, на которой плясали высохшие кости. Зверь явно вот-вот умрет, дом
обрушится и раздавит его. Бриллиант вновь подпрыгнул,  метя  Северянину  в
голову, но промазал и, на всей скорости  врезавшись  в  стену,  рассыпался
радужной пылью.
     И сразу же дом стало колотить все быстрее и  быстрее.  Пронесшись  по
разламывающемуся полу, Фафхрд в последний миг выскользнул из  смертоносных
объятий широкой двери, бросился через поляну - пробежав футов в двенадцати
от места, где башня раскрошила кучу валунов, -  и  перепрыгнул  через  обе
ямы. Лицо его было неподвижным и  белым,  взгляд  остекленел.  Словно  бык
налетел он на одно дерево, потом на другое и, врезавшись в третье,  рухнул
на землю.
     Дом  прекратил  беспорядочно  дергаться  и  теперь   колыхался,   как
громадный кусок темного желе. Внезапно он как бы поднялся на дыбы,  словно
бегемот в смертной агонии. Оба ризалита с куполами, будто две лапы, тяжело
опустились на землю в дюжине футов от дома. Башня конвульсивно взметнулась
вверх. Главный купол резко скукожился,  словно  огромное  легкое,  на  миг
застыл, и, с грохотом  обрушившись  вниз,  превратился  в  груду  каменных
обломков. Вздрогнула земля. Лес отозвался эхом. Поток воздуха хлестнул  по
ветвям и листьям, и все успокоилось. Только из разломов в  камне  медленно
сочилась смолистая черная жидкость, да тут и там вспыхивали облачка  пыли,
в которую превратились драгоценные камни.


     У южной границы страны  Ланкмар  по  узкой  пыльной  дороге  ехали  в
сторону деревушки Сорив два всадника. Вид у них был весьма  плачевный.  На
руках и ногах  более  высокого,  сидевшего  на  гнедом  мерине,  виднелись
кровоподтеки,  а  бедро  и  правая  ладонь  были  перевязаны.  Низкорослый
всадник, ехавший на серой кобыле, тоже был изрядно потрепан.
     -  Ты  знаешь,  куда  мы  направляемся?  -  нарушил  долгое  молчание
последний. -  В  город,  вот  куда.  А  в  городе  масса  каменных  домов,
бесчисленное множество каменных башен, каменные  мостовые,  купола,  арки,
лестницы. Ха, если я и дальше буду чувствовать себя,  как  сейчас,  то  не
подойду к стенам Ланкмара и на полет стрелы.
     - Да