ясь при первой же своей мингольской  возможности  вернуться  домой,  в
холодные степи.
     Фафхрд и Карл Тройхерц наблюдали за свалкой каждый со своего борта  -
один, связанный веревками, другой, скованный невероятным удивлением.
     Скви и белая крыса по имени Сисс, пробежав по головам своих сбившихся
в кучу и таких апатичных теперь черных  собратьев,  вскочили  на  поручень
правого борта и оглянулись. Сисс в ужасе зажмурился. Однако  Скви  в  лихо
сдвинутом на левый глаз шлеме с  черным  пером  погрозил  своим  крошечным
мечом и что-то вызывающе пропищал.
     Фрикс подбежала к Хисвет и потащила ее к правому борту. Когда девушки
подбежали к трапу, Скви, увлекая за собой Сисс, быстро  соскользнул  вниз,
чтобы дать пройти своей повелительнице. В этот миг  Хисвет,  словно  грезя
наяву, медленно обернулась. Меньшая голова дракона  потянулась  к  ней  со
зловредным выражением на морде. Фрикс, широко раскинув  руки  и  улыбаясь,
преградила ей дорогу, словно танцовщица, вышедшая  к  публике  на  поклон.
Движение получилось резким и на вид даже агрессивным,  и  голова,  клацнув
зубами, отодвинулась в  сторону.  Обе  девушки  быстро  перемахнули  через
поручни.
     Хисвет снова обернулась - на щеке у нее алел шрам от Кошачьего  Когтя
-  и  направила  арбалет  на  Мышелова.  В  воздухе  мелькнул  серебристый
просверк. Хисвет швырнула арбалет в черные волны и полезла по  трапу  вниз
вслед за Фрикс. Абордажные крючья  слетели  с  борта  "Каракатицы"  прочь,
полоскавшийся черный парус наполнился ветром, и черный  тендер  скрылся  в
тумане.
     Мышелов почувствовал в левом виске легкий укол, но  тут  же  забыл  о
нем, яростно распутывая остатки веревки. Затем он, не обращая внимания  на
зеленые головы, лениво выискивавшие последние лакомые кусочки, бросился  к
борту и перерезал путы Фафхрда.


     Остаток ночи оба искателя приключений беседовали с Карпом Тройхерцем,
обмениваясь с ним невероятными сведениями о своих мирах,  а  наевшаяся  до
отвала дочь Сциллы медленно кружила вокруг "Каракатицы", причем ее  головы
спали поочередно. Беседа шла медленно и трудно, несмотря  даже  на  помощь
ланкмарско-немецкого и немецко-ланкмарского словарика  для  путешествующих
по времени и пространству, и ни один из собеседников не очень-то  верил  в
рассказываемые ему байки,  однако  во  имя  дружбы  все  делали  вид,  что
принимают их за чистую монету.
     - Неужто  у  вас  в  будущем  все  носят  такую  классную  одежду?  -
поинтересовался  между  делом  Фафхрд,   восхищенный   оранжево-фиолетовым
нарядом немца.
     - Нет, это Гагенбек ради рекламы одевает так всех своих  служащих,  -
пояснил Карл Тройхерц.
     Перед рассветом туман рассеялся, и в серебристом свете закатной  луны
друзья увидели на  фоне  морских  волн  черный  корабль  Карла  Тройхерца,
паривший с зажженными огнями в полете стрелы к западу от "Каракатицы".
     Немец издал радостный вопль, подозвал свое  сонное  чудище,  постучав
стрекалом  по  борту,  вскочил  на  большую  голову  и,  воскликнув:  "Auf
Widersehen!", поплыл прочь.
     За ночь Фафхрд выучил тарабарский вполне достаточно для  того,  чтобы
понять, что это означает "До встречи".
     Когда чудовище с немцем подплыли под свой корабль,  тот  опустился  и
каким-то образом принял их на борт, после чего мгновенно пропал из вида.
     - Он устремился по бескрайним  водам  к  пузырю  Карла  Тройхерца,  -
уверенно заявил Мышелов. - Клянусь Нингом и Шильбой, этот немец -  чародей
что надо!
     Фафхрд сморгнул, нахмурился и пожал плечами.
     Черный котенок потерся о его ногу. Фафхрд ласково взял его, поднес  к
лицу и проговорил:
     - Интересно, киска, не из кошачьей ли ты Чертовой  Дюжины?  А  может,
они просто послали тебя, чтобы ты в нужный момент меня разбудил?
     Котенок с важностью улыбнулся в  жестоко  покусанное  и  исцарапанное
лицо Северянина и замурлыкал.
     Над водами  Внутреннего  моря  вставал  прозрачный  рассвет.  Сначала
показались две шлюпки с "Каракатицы", битком набитые  матросами;  сидевший
на кормовой банке одной из них удрученный Слинур, узнав Фафхрда  и  Серого
Мышелова, встал на ноги. Затем друзья  разглядели  галеру  "Акула"  и  три
других зерновоза - "Тунца", "Карпа" и "Морского Окуня",  и  на  горизонте,
далеко к северу, зеленые паруса двух драккаров Моварла.
     Откинув левой рукой  волосы  со  лба,  Мышелов  ощутил  под  пальцами
небольшую шишку. Он  понял,  что  там  засела  гладкая  серебряная  стрела
Хисвет.



                                    7

     Снедаемый жаждой и  любовным  томлением,  Фафхрд  проснулся  и  сразу
догадался, что уже далеко за  полдень.  Он  в  общих  чертах  помнил,  где
находится и что  с  ним  произошло,  однако  события  конца  прошлого  дня
вырисовывались покамест довольно туманно. Северянин находился в  положении
человека, который стоит на клочке земли среди высящихся в отдалении горных
пиков, но не знает из-за низко стелющегося тумана, что находится между ним
и горами.
     Он находился в лесистом Кварч-Каре, главном из Восьми так  называемых
Городов - ей-же-ей, ни один из них  и  в  подметки  не  годился  Ланкмару,
единственному месту на Внутреннем море, которое по праву  могло  считаться
городом. А в данный миг Северянин лежал в своей  комнате,  помещавшейся  в
несуразном и низком, но вместе с тем  довольно  уютном  деревянном  дворце
Моварла. Четыре дня назад вместе с грузом леса, взятым на борт расчетливым
Слинуром, Мышелов ушел на "Каракатице" в Ланкмар, чтобы доложить Глипкерио
о  благополучной  доставке  четырех  пятых  посланного   зерна,   коварном
предательстве Хисвина и Хисвет и вообще обо всем этом  сумасшедшем  рейсе.
Фафхрд, однако же, предпочел остаться на время в Кварч-Каре - ему тут было
весело, главным образом потому, что он познакомился с некой  любвеобильной
и хорошенькой забавницей по имени Гренлет.
     Фафхрд  лежал  на  уютной  постели,  но  почему-то  чувствовал   себя
несколько скованно, - наверное, не разулся, или даже не разделся, а может,
даже не снял пояс с топором, лезвие которого,  по  счастью,  спрятанное  в
толстые кожаные ножны, впивалось теперь ему в  бок.  Но  вместе  с  тем  у
Фафхрда было ощущение, что он одержал  славную  победу,  -  какую,  он  не
помнил, но все равно было приятно.
     Не открывая глаз и не сдвинув ни одну  часть  тела  даже  на  толщину
истертой ланкмарской монеты, Фафхрд попытался сориентироваться.  Слева,  в
пределах досягаемости, на крепко сколоченном ночном столике должна  стоять
вместительная оловянная фляга с легким вином. Он даже вроде бы  чувствовал
его прохладный аромат. Отлично.
     Справа, еще ближе, чем фляга, - Гренлет. Фафхрд ощущал излучаемое  ею
тепло и слышал храп девушки, надо сказать, довольно громкий.
     Но вот была ли это именно Гренлет?  И  только  ли  Гренлет?  Накануне
вечером, прежде чем Северянин отправился поиграть, она была крайне  весела
и даже обещала познакомить его со своей рыжеволосой и  пылкой  сестрой  из
Уул-Хруспа, где они держали множество скота. Может быть, и она?..  Как  бы
там ни было, тоже хорошо, даже еще лучше.
     А вот под пухлыми пуховыми подушками... Ага, вот почему он  чувствует
себя таким счастливым! Вчера вечером он обобрал их  всех  до  нитки  -  до
последнего  золотого   ланкмарского   рилька,   до   последнего   золотого
кварнарского гронта, до последней золотой монеты, отчеканенной в Восточных
Землях, Квармалле и где угодно. Точно, теперь он вспомнил: он обставил  их
всех, причем в простую игру "шесть-семь", в которой  банкомет  выигрывает,
если ставит в банк столько же монет, сколько играющий держит в  кулаке.  А
эти болваны из Восьми Городов прибегали просто к детской уловке: старались
сделать кулак побольше,  когда  держали  в  нем  шесть  монет,  и  сжимали
покрепче, когда монет было семь. Да, он вывернул  их  карманы  и  кошельки
наизнанку, а под конец поставил четверть своего выигрыша против маленького
оловянного  свистка  со  странной  гравировкой,  который   якобы   обладал
магическими свойствами, - и выиграл его тоже! А  потом  он  распрощался  с
ними и ушел - счастливый, нагруженный золотом, словно  галеон,  -  ушел  в
постель к Гренлет. Но была ли там Гренлет? Трудно сказать.
     Фафхрд позволил себе один сиплый зевок. Что еще  нужно  человеку  для
счастья? Слева вино. Справа - красивая девушка, вернее, даже  две;  из-под
одеяла крепко и приятно пахло фермой, а что может быть сочнее  рыжеволосой
дочки  фермера  (или  скотовода)?  А  вот  под   подушками...   Фафхрд   с
наслаждением  покрутил  головой  и  хоть  и   не   почувствовал   затылком
толстенького мешочка с золотыми - слишком много было толстых подушек, - но
представил его очень отчетливо.
     Он попытался вспомнить, что его заставило  под  конец  сделать  столь
опрометчивую ставку. Какой-то бахвал с бородой  колечками  заявил,  что  у
него есть маленький оловянный  свисток,  доставшийся  ему  от  ворожеи,  с
помощью которого можно вызвать тринадцать весьма  полезных  тварей...  это
напомнило ему о ворожее, которая очень давно рассказывала про то, что  все
животные имеют Чертову Дюжину правителей... и ему захотелось подарить этот
свисток  Серому  Мышелову,  который  всегда  был  неравнодушен  ко  всяким
магическим штучкам... - да, так оно и было!
     Не открывая глаз, Фафхрд лежал и восстанавливал в памяти ход событий.
Внезапно он наудачу вытянул левую руку, сжал пальцы на  горлышке  фляги  -
она даже запотела! - осушил половину -  нектар!  -  и  поставил  сосуд  на
место.
     Затем правой рукой он погладил девушку - Гренлет или ее сестру? -  от
плеча до бедра.
     Под рукой Северянин ощутил  короткую  щетину,  а  ее  обладательница,
почувствовав любовное прикосновение, замычала.
     Вытаращив глаза, Фафхрд рывком сел в постели, и  сразу  же  солнечный
свет, лившийся сквозь небольшие открытые окна,  затопил  его  желтизной  и
высветил чудные деревянные панели ручной полировки, которыми  была  обшита
комната, играя на арабесках их текстуры. Рядом с Северянином, на таком  же
количестве мягких подушек, лежала, по-видимому, чем-то опоенная,  толстая,
длинноухая,  рыжеватая  телка  с  розовыми   ноздрями.   Внезапно   Фафхрд
почувствовал, что его сапог упирается в копыто, и поспешно отдернул  ногу.
Рядом с телкой не было ни девушки,  ни  даже  еще  одной  телки  -  вообще
никого.
     Он сунул правую руку под подушку. Пальцы нащупали знакомый,  прошитый
двойным стежком кожаный кошель, однако был он  не  туго  набит  золотом  -
если, конечно, не считать тоненького оловянного свистка, - а плоским,  как
сархеенмарский блин из пресного теста.
     Фафхрд резко откинул одеяло, так что  оно  на  миг  вздулось,  словно
парус, оборванный шквалом. Сунув отощавший кошель за пояс, он выскочил  из
кровати,  схватил  свой  двуручный  меч  в  мохнатых  ножнах,  намереваясь
воспользоваться им в качестве дубинки, и бросился сквозь  тяжелые  двойные
шторы в дверь, остановившись лишь на миг, дабы не дать пропасть вину.
     Несмотря на охватившее его бешенство, Фафхрд, поспешно допивая флягу,
вынужден был признать, что в известном  смысле  Гренлет  поступила  с  ним
честно:  его  партнерша  по  постели  была  женского  пола,  рыжая,  родом
бесспорно с фермы и  отличалась  -  для  телки  -  вполне  привлекательной
внешностью, а в ее тревожном мычании проскальзывали нежные нотки.
     Общая  зала  была  еще  одним  чудом  из  полированного  дерева  -  в
королевстве  Моварла,  очень  молодом,  главным  богатством  был  лес.   В
раскрытые окна заглядывали зеленые ветви  деревьев.  Со  стен  и  потолков
смотрели барельефы фантастических демонов и крылатых девушек-воинов. Тут и
там к стенам были прислонены красиво отполированные луки и копья.  Широкие
двери вели во двор, где  в  зеленой  тени  листвы  нетерпеливо  переступал
ногами гнедой жеребец. В городе Кварч-Каре могучих  деревьев  было  раз  в
двадцать больше, чем домов.
     В  зале  расположились  человек  двенадцать,  одетых  в   зеленое   и
коричневое, - они пили вино, играли в настольные игры  и  беседовали.  Это
были крепкие чернобородые молодцы, каждый ростом чуть ниже Фафхрда.
     Северянин сразу заметил, что они очень смахивают на типов, которых он
накануне вечером обобрал до нитки. И тут,  кипя  от  ярости  и  подогретый
только что выпитым вином, он не сдержался и совершил роковую неучтивость.
     - Где это воровское  отродье  Гренлет?  -  заорал  он,  потрясая  над
головой мечом в ножнах. - Она украла из-под подушки весь мой выигрыш!
     Молодцы, как один, вскочили на ноги и схватились за  рукоятки  мечей.
Самый кряжистый из них шагнул к Фафхрду и ледяным тоном осведомился:
     -  Ты  что,  варвар,  хочешь  сказать,  что  благородная  девица   из
Кварч-Кара делит с тобой ложе?
     Фафхрд сразу понял, какую страшную ошибку он допустил. О его связи  с
Гренлет было известно всем,  но  никогда  не  упоминалось  вслух:  мужчины
Восьми Городов почитают своих женщин  и  позволяют  им  заниматься  любыми
беспутствами. Но горе тому чужеземцу, который заговорит об этом.
     Однако Фафхрд все еще находился во власти безудержного гнева.
     - Благородная? - вскричал он. - Да это ж врунья  и  шлюха!  Ее  руки,
словно две белые змеи, тянутся под одеялом не к мужской плоти, а к золоту!
И к сему этому сия пастушка похоти пасет свое стадо у меня в постели!
     Дюжина  мечей  с  лязгом  вылетела  из  ножен.  К  Фафхрду  вернулась
способность соображать, но, похоже, слишком поздно. У него оставалась лишь
одна возможность  остаться  в  живых.  Парируя  на  ходу  мечом  в  ножнах
поспешные удары Моварла, он бросился к двери, пересек двор, вскочил верхом
на гнедого и с места пустил его в галоп.
     Когда подковы жеребца начали высекать искры  из  узкой  и  кремнистой
лесной дороги, Фафхрд рискнул оглянуться и был  вознагражден  видом  своей
желтоволосой Гренлет,  которая,  безудержно  хохоча,  высунулась  в  одной
сорочке из верхнего окна.
     Но тут у него над головой злобно запели  стрелы,  и  Фафхрд  принялся
выжимать из гнедого все, на что тот был способен. Проскакав  лиги  три  по
петляющей дороге, что идет сквозь густой лес  на  восток  вдоль  побережья
Внутреннего моря, он решил, что  все  случившееся  было  уловкой,  которую
придумали вместе с  Гренлет  обыгранные  им  молодцы,  дабы  вернуть  свое
золото, - а кто-то из них, возможно, возвратил себе и  возлюбленную,  -  и
что стрелы были специально выпущены мимо цели.
     Он остановил жеребца и прислушался. Погони не было. Что и требовалось
доказать.
     Но возврата назад не было тоже. Даже сам  Моварл  вряд  ли  сумел  бы
защитить Фафхрда после того, что тот сболтнул относительно дамы.
     Между Кварч-Наром и Клелг-Наром не было ни одного порта.  Получалось,
что  ему  придется  проскакать  весь  этот  отрезок  пути,   стараясь   не
встретиться с минголами, осадившими Клелг-Нар, если он хочет  вернуться  в
Ланкмар и получить свою долю награды за благополучную доставку в порт всех
зерновозов за исключением "Устрицы". Это было крайне досадно.
     Но ненависти  к  Гренлет  Северянин  не  испытывал.  Жеребец  казался
крепким, у седла болтались объемистая сумка с провизией и солидная фляга с
вином. Вдобавок жеребец своей мастью несколько напоминал ту  самую  телку.
Шутка грубая, но неплохая.
     К  тому  же  он  не  мог  отрицать,  что  в  постели   Гренлет   была
восхитительна - "коровка" что надо, стройная и большая затейница.
     Сунув руку в свой похожий на  блин  кошель,  Фафхрд  извлек  из  него
оловянный свисток - единственный кварч-царский  трофей,  если  не  считать
воспоминаний. На одном боку свистка виднелась вереница непонятных букв, на
другом было изображено лежащее  животное  из  семейства  кошачьих.  Фафхрд
покачал головой и ухмыльнулся. Надо  ж  было  напиться  и  свалять  такого
дурака! Северянин хотел было выбросить свисток, но вспомнил о  Мышелове  и
сунул вещицу назад в кошель.
     Тронув  каблуками  коня,  Фафхрд  двинулся  в   сторону   Клелг-Нара,
насвистывая мрачноватый, но вместе с тем бодрящий мингольский марш.


     Невон - громадный пузырь, поднимающийся из вод вечности. Как  пузырек
в шампанском... или, по мнению некоторых моралистов, как пузырь смердящего
газа, всплывающий из глубин зловонного, кишащего червями болота.
     Ланкмар - материк, крепко сидящий на твердой  внутренней  поверхности
пузыря, который зовется Невоном. С горами, холмами,  городами,  равнинами,
извилистой береговой линией, пустынями,  озерами,  болотами  и  пашнями  -
главное,  пашнями,  источником  благосостояния  всего  материка,  пашнями,
лежащими по обоим берегам Хлала, величайшей из рек.
     И на северной оконечности материка, на восточном  берегу  реки  Хлал,
возлюбленной изобильных пашен, - город Ланкмар, древнейший в мире. Ланкмар
с его массивными стенами для защиты от варваров и диких  зверей  и  с  его
толстыми  полами  для  защиты  от  всего  ползающего,  пресмыкающегося   и
грызущего.
     В  южной  части  города  Ланкмар  располагается  Зерновая  застава  с
двадцатифутовой  толщины  стеной  и  тридцатифутовой  ширины  воротами,  в
которых так часто раздается скрип влекомых волами телег, везущих в Ланкмар
его сухое, золотистое и съедобное сокровище. Есть там и  Главная  застава,
еще более внушительная и величественная, есть и Крайняя застава -  немного
поменьше. За Зерновой заставой располагаются южные казармы  для  солдат  в
черных мундирах, потом идут богатые кварталы, парк Удовольствий и  площадь
Тайных Восторгов. За ней находится Бардачная улица,  а  также  улицы  иных
ремесленников. От Болотной заставы до доков город пересекает улица Богов с
ее множеством пышных, вздымающихся к  небу  храмов  богов,  прописанных  в
Ланкмаре, и единственным приземистым черным храмом истинных богов Ланкмара
- более похожим на древнюю гробницу, если бы не его высокая, квадратная  и
вечно молчаливая колокольня. Далее идут трущобы, застроенные  бревенчатыми
лачугами без окон. И наконец, глядя северными окнами на Внутреннее море  и
западными  на  Хлал,  стоят  северные  казармы,  а  за  ними  на  прочной,
обтесанной волнами скале  высится  цитадель  и  Радужный  дворец  сюзерена
Глипкерио Кистомерсеса.
     Балансируя поставленными на серебряное головное  кольцо  подносом  со
сластями и  наполненными  до  краев  серебряными  кубками,  юная  служанка
осторожно,  словно  циркачка  на  канате,  двигалась  по  зеленым  плиткам
прихожей,  ведшей  в  Голубую  палату  вышеозначенного  дворца.  На   шее,
запястьях и стройной талии девушки были надеты черные кожаные  кольца.  От
колец на запястьях к кольцу на талии тянулись тонкие  серебряные  цепочки,
которые были чуть короче, чем ее предплечья - очередная причуда Глипкерио,
который считал, что служанка не должна и пальцем прикасаться к его  еде  и
даже подносу и обладать совершенным чувством равновесия. Если  не  считать
кожаных колец, девушка была совершенно обнажена, а если не считать коротко
подстриженных  ресниц,  все  ее  тело  было  гладко  выбрито  -  еще  одна
изысканная прихоть монарха, не желавшего, чтобы в его суп попал хоть  один
волос. Девушка очень походила на безволосую куклу, которую еще не одели  и
которой не успели нарисовать брови.
     Плитки цвета морской  волны,  которыми  были  выложены  пол  и  стены
прихожей, имели шестиугольную форму и  были  размером  с  ладонь  крупного
мужчины. В большинстве своем они были  гладкими,  и  только  на  некоторых
виднелось изображение какого-нибудь морского существа - моллюска,  трески,
осьминога или морского конька.
     Служанка была уже  почти  на  полпути  к  узкому,  закрытому  шторами
сводчатому проходу, ведшему в Голубую палату, когда ее взгляд  остановился
на одной из плиток, располагавшихся не доходя до прохода, чуть  слева.  На
плитке был изображен морской лев. Словно крышка крошечного люка,  один  ее
край приподнимался над полом на толщину большого  пальца,  а