отал все это широкой матерчатой лентой, извлеченной из мешка.
     - Ну вот! - проговорил он, завязывая концы ленты узлом.  -  Теперь  у
меня есть клюка.
     - Что это? - удивился Фафхрд. - И зачем?
     - Затем, что я буду  изображать  слепого.  -  Шаркающей  походкой  он
сделал несколько шагов, постукивая перед собой обернутым  в  ленту  мечом,
который держал за крестовину, так что вся рукоятка с  навершием  оказалась
скрытой у него в рукаве, и выставив вперед другую руку. - Ну как,  похоже?
- спросил он Фафхрда. - По-моему, неплохо. Слепой как крот, ведь верно? Не
волнуйся, Фафхрд, повязка на глазах у меня будет  из  реденькой  ткани,  я
прекрасно все увижу. К  тому  же  в  Доме  Вора  мне  не  придется  никого
убеждать, что я действительно слепой. Сам  знаешь,  большинство  попрошаек
только прикидываются незрячими. Так, а что же мы  будем  делать  с  тобой?
Изображать слепого тебе нельзя - это может вызвать подозрения.
     Мышелов откупорил свой кувшин и для вдохновения  глотнул.  Фафхрд  из
принципа последовал его примеру. Мышелов причмокнул и заявил:
     - Есть! Ну-ка, Фафхрд, встань на правую ногу, а левую согни в  колене
назад. Держись! Не падай! Да легче ты, держись  за  мое  плечо!  Вот  так.
Подтяни левую ногу повыше. А из  твоего  меча  мы  сделаем  костыль  -  по
размерам он вполне годится. Будешь себе прыгать, держась за мое  плечо,  -
хромой ведет слепого, очень трогательно, театр, да и только! Да подтяни же
повыше левую ногу! Нет, так не пойдет, придется ее  привязать.  Но  сперва
сними меч.
     Вскоре Серый Прутик стал  похож  на  Скальпель,  и  Мышелов  принялся
привязывать левую лодыжку Фафхрда к бедру, причем затянул веревку  страшно
туго, однако Фафхрд, благодаря анестезирующему  действию  вина,  этого  не
заметил. Опершись на  свой  костыль  со  стальной  сердцевиной,  он,  пока
Мышелов работал, хлебнул из кувшина и задумался. Когда он  познакомился  с
Вланой, его очень заинтересовал театр, а сам дух  актерского  дома  разжег
этот интерес еще  сильнее,  так  что  теперь  Северянин  радовался  случаю
сыграть роль. Однако как ни блестящ был замысел Мышелова,  в  нем  были  и
изъяны. Фафхрд попытался их сформулировать:
     - Мышелов, мне не слишком-то по душе, что наши мечи обмотаны лентой -
в случае чего мы не сможем вытащить их из ножен.
     -  Будем  пользоваться  ими  как  дубинками,  -  отозвался   Мышелов,
затягивая изо всех сил последний узел и тяжело дыша. - Кроме того,  у  нас
ведь есть кинжалы. Да, поверни пояс так, чтобы  твой  кинжал  оказался  за
спиной и его не было бы видно под балахоном. А я  спрячу  Кошачий  Коготь.
Нищие не носят оружие, по крайней мере открыто, а мы в каждой  подробности
нашего представления должны сохранять правдоподобие. И хватит  пить,  тебе
уже довольно. Я сам сделаю лишь пару глотков, чтобы окончательно  войти  в
форму.
     - Уж и не знаю, как я поковыляю в этот притон головорезов. Я скачу на
одной ноге удивительно быстро,  но  бегаю  все  же  быстрее.  Думаешь,  мы
поступаем разумно?
     - Можешь отвязать ногу хоть сейчас, - раздраженно  и  немного  злобно
прошипел Мышелов. - Неужто ты не можешь пожертвовать хоть чем-нибудь  ради
искусства?
     - Ну ладно, ладно, - проговорил Фафхрд, допив кувшин и отшвырнув  его
в сторону, - разумеется, могу.
     - Что-то уж больно здоровый у тебя цвет лица,  -  критически  оглядев
товарища, заметил Мышелов, после чего тронул ему щеки и руки серым  гримом
и навел морщины. - И одет ты слишком опрятно. -  Наковыряв  между  камнями
грязи, он измазал балахон Фафхрда, потом попробовал немного разорвать его,
однако материя оказалась слишком  прочной.  Он  пожал  плечами  и  засунул
похудевший мешок за пояс.
     - Ты тоже, - заметил Фафхрд и, нагнувшись, зачерпнул полную пригоршню
грязи, основным компонентом которой, судя по запаху, были  испражнения.  С
усилием разогнувшись, он размазал жижу  по  плащу  Мышелова  и  его  серой
шелковой куртке.
     Коротышка учуял вонь  и  выругался,  однако  Фафхрд  напомнил  ему  о
правдоподобии спектакля.
     - Это хорошо, что от нас воняет, - добавил он. - От попрошаек  всегда
смердит, потому-то люди им и подают - чтобы поскорей отвязаться. Вот  и  в
Доме Вора никому не захочется нас обнюхивать. Ну, пошли,  пока  мы  еще  в
форме. - Он вцепился Мышелову в плечо и гигантскими  прыжками  поскакал  в
сторону Грошовой, ставя далеко перед собой обернутый материей меч.
     - Да не спеши ты, остолоп, - вполголоса воскликнул Мышелов,  которому
приходилось трусить рядом со  скоростью  конькобежца  и  выбивать  бешеную
дробь по камням своею тростью, сделанной из меча. - Калека всегда немощен,
этим-то и вызывает сочувствие.
     Глубокомысленно кивнув, Фафхрд поскакал чуть  медленнее.  Из-за  угла
снова показался зияющий пустотой жуткий дверной проем.  Запрокинув  кувшин
над головой, Мышелов принялся допивать вино, но  вдруг  шумно  закашлялся.
Фафхрд выхватил у него кувшин, допил содержимое и  отшвырнул  сосуд  через
плечо: тот с грохотом покатился по булыжнику.
     Едва - один подпрыгивая, другой семеня - они вышли на  Грошовую,  как
им пришлось остановиться, чтобы пропустить шикарную парочку.  Мужчина  был
одет богато, но не вызывающе, выглядел пожилым и несколько  грузным,  лицо
его казалось весьма суровым. Без сомнения, купец, причем вложивший  деньги
в Цех Воров - по крайней мере, для защиты, - раз может в столь поздний час
ходить этой дорогой.
     Ярко, но не кричаще одетая женщина была красива и довольно молода,  а
выглядела еще моложе своего возраста. Почти наверняка, опытная куртизанка.
     Отведя взгляд, мужчина начал огибать зловонную и чумазую пару, но тут
девушка бросилась к Мышелову: в ее глазах быстро, словно цветок в теплице,
росла озабоченность.
     - Бедный мальчик! Слепой! Что за трагедия! - воскликнула она. - Подай
ему что-нибудь, любимый.
     - Отойди от этих вонючек, Мизра, и пойдем скорее,  -  отозвался  тот,
произнеся  последние  слова  крайне  неразборчиво,  поскольку  зажал  себе
пальцами нос.
     Не удостоив спутника ответом, девушка запустила руку в его отделанный
горностаем кошель, сунула монетку в ладонь Мышелова и согнула его пальцы в
кулак, после чего взяла его ладонями за виски и успела  нежно  поцеловать,
прежде чем мужчина оттащил ее прочь.
     - Хорошенько следи за своим маленьким приятелем, старина,  -  ласково
крикнула она Фафхрду, в то время как ее спутник что-то там такое  брюзжал;
приятели сумели различить лишь слова "извращенная курва".
     Мышелов глянул на монетку, лежавшую у него на ладони, и долго смотрел
вслед своей благодетельнице. Мечтательно и задумчиво он шепнул Фафхрду:
     - Смотри: золото. Золотая монета и сочувствие красивой  женщины.  Как
ты думаешь, может, нам бросить свои дикие затеи и пойти в побирушки?
     - Тогда  уж  скорее  в  поблядушки!  -  злобно  прошипел  Фафхрд.  Он
взбеленился, когда девица назвала его стариной. - Ну, вперед, не дрейфь!
     Поднявшись по  истертым  ступеням,  друзья  вошли  в  дверь,  обратив
внимание на исключительную толщину стен. Перед ними тянулся длинный прямой
коридор с высоким потолком, заканчивавшийся лестницей; из  дверей  по  обе
его стороны лился слабый свет, который сливался с сиянием  укрепленных  на
стенах факелов. Коридор был пуст.
     Едва они перешагнули  через  порог,  как  оба  почувствовали  на  шее
холодок стали и укол  в  плечо.  Откуда-то  сверху  два  голоса  в  унисон
скомандовали:
     - Стой!
     Несмотря на горячительное и опьяняющее воздействие  крепленого  вина,
друзьям хватило разума замереть на месте и осторожно посмотреть наверх.
     Из глубокой ниши над дверью - потому-то она и была такая низкая -  на
друзей смотрели две мрачных, изборожденных шрамами  и  неописуемо  мерзких
рожи, увенчанные кричащими  платками,  стягивающими  волосы.  В  кривых  и
узловатых руках было зажато по мечу, каждый из  которых  упирался  острием
новоявленному нищему в плечо.
     - Из дневной смены попрошаек, а? - заметил один из стражей. -  Имейте
в виду если выручка у вас плевая, вам придется попотеть,  чтобы  объяснить
такое  позднее  возвращение.  Ночной  нищмейстер  отпросился  сбегать   на
Бардачную, так что доложитесь Кровасу. Боги милостивые,  ну  и  воняет  от
вас! Лучше почиститесь, а не то Кровас велит обдать вас парком. Ступайте!
     Мышелов зашаркал ногами, Фафхрд поскакал - оба очень похоже. Один  из
стражников крикнул им вслед:
     - Хватит, ребята! Здесь вам прикидываться ни к чему.
     - Практика и еще раз практика! - не  без  дрожи  в  голосе  отозвался
Мышелов. Фафхрд в качестве предостережения впился пальцами  ему  в  плечо.
Дальше они пошли более естественно, насколько  это  позволяла  подвязанная
нога Фафхрда.
     - Тьфу пропасть, у этих нищих не жизнь, а малина!  -  заметил  второй
страж своему напарнику. - Никакой дисциплины,  квалификация  из  рук  вон!
Практика, разрази меня гром! Да их выведет на чистую воду даже ребенок!
     - Некоторые дети и выводят, - отозвался второй. -  Но  их  мамочки  и
папочки уронят слезинку и подадут, на худой  конец  пнут  ногой.  Взрослые
слепы, погружены в свои заботы или мечты, если только не  имеют  профессии
вроде воровства, которая заставляет их держать ушки на макушке.
     Подавив  в  себе  желание  поразмыслить  над  столь   философическими
умозаключениями  и  радуясь,   что   им   не   придется   предстать   пред
проницательные очи ночного нищмейстера -  ей-же-ей,  подумал  Фафхрд,  сам
Кос, бог судьбы, ведет их прямо к Кровасу, и очень возможно,  что  сегодня
ночью им все же не обойтись без отрубленной головы, -  друзья  медленно  и
осторожно двинулись дальше.  До  них  уже  стали  доноситься  приглушенные
обрывки разговоров и другие звуки.
     Они шли мимо дверей и у некоторых  с  удовольствием  задержались  бы,
чтобы посмотреть, что делается внутри, однако из  осмотрительности  только
кое-где замедляли шаг. По  счастью,  большинство  дверей  были  распахнуты
настежь и позволяли составить мнение о происходящей за ними деятельности.
     А деятельность эта была весьма любопытна. В одной из комнат мальчиков
учили залезать в карманы и срезать кошельки. Школяр  приближался  сзади  к
учителю,  и  если  тот  слышал  шарканье  босой  подошвы  или   чувствовал
прикосновение пальцев, не говоря  уж  о  звоне  учебных  свинцовых  монет,
мальчика ждала порка.  Другие  постигали  практику  группового  воровства:
надавить спереди, выхватить сзади и мгновенно передать похищенное собрату.
     В  другой  комнате,  откуда  тянуло  нагретым  металлом   и   маслом,
старшеклассники делали лабораторную работу  по  взламыванию  замков.  Одна
группа  занималась  с  седобородым  старцем,  который  грязнющими   руками
разбирал  по  частям  сложнейший  замок.  Другие  тренировались  в  умении
работать сноровисто, быстро и беззвучно - тонкими отмычками они ковырялись
в замках полудюжины дверей, прорезанных в специальной переборке, а рядом с
ними стоял с песочными часами наставник и внимательно наблюдал.
     В третьей комнате воры ели, сидя за длинными столами. Ароматы  оттуда
неслись весьма соблазнительные, даже для  накачавшихся  вином  людей.  Цех
неплохо кормил своих членов.
     В четвертой комнате часть  пола  была  устлана  матами:  там  ученики
тренировались выскальзывать из рук, увертываться,  уклоняться,  делать  на
бегу кувырок, ставить подножки и иным способом уходить  от  погони.  Здесь
тоже занимались старшеклассники. Человек с голосом унтера скрипел:
     - Нет, нет, нет! Так ты  не  убежишь  даже  от  своей  парализованной
бабушки. Я сказал тебе сделать нырок, а не встать на колени  перед  святым
Аартом. Ну-ка еще раз...
     - Гриф намазался жиром, - крикнул кто-то из учителей.
     - Ах, вот как? Выйди вперед,  Гриф!  -  послышался  скрипучий  голос;
Мышелов и Фафхрд не без сожаления уже отошли от двери, хотя понимали,  что
могли бы научиться тут многому, а кое-какие уловки пригодились бы им  даже
этой ночью. - Все слушайте меня внимательно! - продолжал скрипучий  голос,
на удивление далеко разносившийся по коридору.  -  Жир  очень  неплох  для
ночной работы, но  днем  блестит  так,  что  всему  Невону  ясно,  кто  им
намазался. Но в любом случае жир делает человека слишком уверенным в себе.
Человек слишком уж полагается на него, а попади он в переплет, и жира  под
рукой может не оказаться. К тому же его может выдать запах. Мы  здесь  все
работаем всухую - о поте я не говорю - о чем вам было  сообщено  с  самого
начала. Наклонись, Гриф. Возьмись руками за щиколотки. Выпрями колени.
     Свист розги и крики позвучали приглушенно: Мышелов и Фафхрд уже дошли
до середины лестницы, причем последний с усилием прыгал  со  ступеньки  на
ступеньку, держась за перила и опираясь на свой посох-меч.
     Второй этаж представлял собою  копию  первого,  но  если  коридор  на
первом этаже был гол, то  во  втором  сверкал  великолепием.  Свисавшие  с
потолка лампы  и  филигранные  кадильницы  распространяли  мягкий  свет  и
терпкие ароматы. На стенах  висели  богатые  драпировки,  пол  был  устлан
пушистым ковром. Но и в этом коридоре было пусто и к  тому  же  совершенно
тихо. Друзья переглянулись и отважно двинулись вперед.
     За  распахнутой  первой  дверью  открывалась   комната,   уставленная
вешалками с одеждой - роскошной и бедной, чистой и измызганной; были там и
болванки с надетыми на них париками, полки с накладными бородами и  усами,
равно как несколько висевших  на  стенах  зеркал,  перед  которыми  стояли
столики со всяческой  косметикой  и  небольшие  табуретки.  Без  сомнения,
комната для переодеваний.
     Прислушавшись и бросив взгляд в обе стороны коридора. Мышелов  нырнул
в комнату и тут же вернулся с большим  зеленым  флаконом,  прихваченным  с
ближайшего стола. Он открыл пробку и понюхал: сладковатый,  чуть  отдающий
гнилью аромат гардении  и  острый  запах  спирта.  Недолго  думая  Мышелов
плеснул этими подозрительными духами на себя и Фафхрда.
     -  Чтобы  перебить  вонь,  -  затыкая  флакон  пробкой,  объяснил  он
торжественным тоном врача. - Не желаю, чтобы  Кровас  обварил  нас  паром.
Только не это.
     В дальнем конце коридора появились два человека и направились к  ним.
Мышелов сунул флакон  подмышку,  и  они  с  Фафхрдом  двинулись  дальше  -
повернуть назад означало бы вызвать подозрение, решили хмельные друзья.
     Следующие три двери были плотно закрыты. Подходя к пятой, друзья  уже
смогли разглядеть приближающихся к ним двух мужчин, которые шли под  руку,
но при этом довольно быстро. Одеты они были как люди благородные, но  лица
выдавали в них мошенников. Не спуская  глаз  с  Фафхрда  и  Мышелова,  они
подозрительно и негодующе хмурили брови.
     Внезапно из какой-то комнаты, находящейся между  двумя  сближающимися
парами, послышался голос, который пел что-то на незнакомом  языке  быстрым
речитативом - так отбарабанивают каждодневную службу  жрецы  и  произносят
заклинания некоторые чародеи.
     Два богато одетых вора замедлили у седьмой двери шаг  и,  заглянув  в
нее, остановились как вкопанные. Их шеи напряглись, глаза расширились. Оба
явно побледнели. Через мгновение они вдруг рванули вперед чуть ли не бегом
и пролетели мимо Фафхрда и Мышелова, словно те были шкафами или  стульями.
Голос все так же продолжал выводить заклинания.
     Пятая дверь оказалась запертой, но  шестая  была  отворена.  Мышелов,
приплюснув нос к косяку, заглянул.  Затем,  как  завороженный,  он  шагнул
вперед и уставился на комнату, сдвинув свою черную повязку на  лоб,  чтобы
лучше видеть. Фафхрд последовал его примеру.
     Комната оказалась просторная и пустая -  в  ней  не  было  людей  или
животных, но зато было множество интересных вещей. Почти всю дальнюю стену
от пола до потолка занимала карта Ланкмара и его  ближайших  окрестностей.
На ней были изображены каждая улица, каждый дом, до самого убогого дворика
и самой захудалой  лачуги.  Во  многих  местах  виднелись  следы  недавних
подтирок и новые линии, кое-где  стояли  разноцветные  значки  непонятного
смысла.
     Пол в комнате был мраморный, потолок -  лазурно-голубой,  на  боковых
стенах в запертых на замки кольцах висели самые разнообразные предметы. На
одной были представлены воровские инструменты всех видов -  от  громадного
лома, которым, казалось, можно сдвинуть с места вселенную или  по  крайней
мере взломать сокровищницу сюзерена, до столь тонкого прутика, что он  мог
бы служить волшебной палочкой королеве эльфов и явно был предназначен  для
того,  чтобы  подцеплять  издалека  драгоценные  безделушки,  лежавшие  на
тонконогом, инкрустированном слоновой костью туалете какой-нибудь дамы; на
другой стене сверкали золотом и драгоценными  камнями  всякие  причудливые
вещи, явно отобранные на память из добычи, взятой при наиболее  выдающихся
ограблениях, -  от  женской  маски  из  тонкого  листового  золота,  такой
прекрасной, что дух захватывало, но  при  этом  густо  усеянной  рубинами,
долженствующими изображать гнойники, выступающие на человеческом теле  при
второй стадии сифилиса, до кинжала, чей клинок был сделан  из  скрепленных
друг с другом алмазов клинообразной формы и казался острым как бритва.
     В комнате повсюду стояли столы с подробнейшими макетами жилых домов и
прочих зданий; на них не были упущены даже такие  мелочи,  как  трещины  в
стенах  или  отдушины  под  сточным  желобом  на  крыше  либо  под   низом
водосточной трубы. Многие макеты были сделаны  частично  или  полностью  в
разрезе, чтобы было видно расположение  комнат,  стенных  шкафов,  сейфов,
дверей, коридоров, потайных проходов, дымоходов и вентиляционных шахт.
     Посреди комнаты располагался голый круглый  стол,  выложенный  черным
деревом и слоновой костью. Вокруг него стояли семь мягких кресел с прямыми
спинками; одно из них, развернутое к карте и находившееся дальше других от
Фафхрда и Мышелова, было шире прочих и имело более высокую спинку - кресло
какого-то главаря, быть может, даже Кроваса.
     Не в силах удержаться. Мышелов вошел  было  на  цыпочках  в  комнату,
однако левая рука Фафхрда стиснула его плечо  не  хуже  железной  рукавицы
мингольского латника и оттащила назад.
     Грозно взглянув на приятеля. Северянин сдвинул ему на глаза повязку и
указал  костылем  вперед,  после  чего   запрыгал   хорошо   рассчитанными
бесшумными  скачками.  Разочарованно  пожав  плечами,  Мышелов   засеменил
следом.
     Они еще не отошли от двери, когда из-за спинки самого большого кресла
выползла, словно змея, чернобородая и коротко остриженная голова,  которая
уставилась своими  глубоко  запавшими,  но  сверкающими  глазами  в  спины
приятелям.  Длинная,  по-змеиному  гибкая  рука  последовала  за  головой,
змеевидный палец прикоснулся к тонким губам, призывая к молчанию, а  затем
поманил две пары людей в черных туниках, стоявших  по  обе  стороны  двери
спиной к стене, выходившей в коридор; каждый из стражников сжимал в  одной
руке кривой нож, в другой - обшитую темной кожей дубинку, залитую свинцом.
     Когда Фафхрд был на полпути к седьмой двери,  за  которой  продолжали
раздаваться мрачные монотонные песнопения, оттуда выскочил  тощий  юнец  с
позеленевшим  лицом;  узкими  ладонями  он  зажимал  рот,  словно  пытаясь
сдержать вопли или  рвоту,  а  подмышкой  у  него  была  зажата  метла,  в
результате чего он немного напоминал чародея, отправляющегося в полет.  Он
промчался мимо Фафхрда и Мышелова и  скрылся  из  виду,  его  шаги,  глухо
простучав по ковру и гулко прогремев по лестнице, замерли вдалеке.
     Скроив рожу и пожав  плечами,  Фафхрд  взглянул  на  Мышелова,  затем
присел, так что колено его подвязанной ноги коснулось  пола,  и  осторожно
выглянул  из-за  дверного  косяка.  Через  несколько  секунд,   не   меняя
положения, он подозвал к себе Мышелова. Тот  тоже  осторожно  заглянул  за
угол.
     Перед друзьями предстала комната  несколько  меньше  той,  в  которой