несколько  сильнее,  чем   нужно.   Фафхрд,
насвистывая какой-то корявый мотив, осторожно выудил со дна  своего  мешка
небольшой якорь с пятью острыми как кинжалы лапами и крепко привязал его к
длинному концу черной веревки, моток которой все еще висел у Северянина за
спиной. Затем он отвел правую руку как можно дальше  от  скалы,  раскрутил
якорь, все быстрее и  быстрее  и,  наконец,  метнул  его  вверх.  Приятели
услышали, как якорь ударился о  камень  где-то  над  выступом,  однако  не
зацепившись ни за трещину, ни за бугорок, тут же соскользнул и упал  вниз,
пролетев, как показалось Мышелову, на расстоянии волоска от него.
     Фафхрд подтянул к себе якорь - с некоторыми задержками, поскольку тот
имел склонность цепляться  за  каждую  трещинку  или  выступ,  находящиеся
внизу, - раскрутил и метнул орудие снова. И снова, и  снова,  и  снова,  и
каждый раз безрезультатно. Один  раз  якорь  остался  наверху,  но  стоило
Фафхрду осторожно потянуть за веревку, как он тут же свалился вниз.
     Шестой бросок  Фафхрда  был  первым  по-настоящему  неудачным.  Якорь
вообще не скрылся из вида. Задержавшись в самой высокой точке  полета,  он
на мгновение засверкал.
     - Солнечный свет! - радостно прошипел Фафхрд. - Мы почти у вершины.
     - Это твое "почти" - просто чудовищная, бессовестная ложь! -  ядовито
заметил Мышелов, но все же не смог подавить в голосе жизнерадостную нотку.
     К  тому  времени  как  у  Фафхрда  не   вышли   еще   семь   бросков,
жизнерадостность Мышелова улетучилась. Все тело  Мышелова  ужасно  болело,
руки и ноги начинали неметь от холода, и мозг тоже начал неметь,  так  что
когда Фафхрд в очередной раз  бросил  и  промахнулся.  Мышелов  сглупил  и
проводил падающий якорь глазами.
     В первый раз за сегодняшний день  Серый  по-настоящему  оторвал  свой
взгляд  от  скалы   и   посмотрел   вниз.   Холодная   Пустошь   предстала
бледно-голубым пространством, похожим на небо, - и,  казалось,  еще  более
отдаленным  -  все  ее  рощицы,  холмики  и  крохотные  озера  давно   уже
превратились в точки и исчезли.  Во  многих  лигах  к  востоку,  почти  на
горизонте, в том месте, где кончались тени гор,  виднелась  бледно-золотая
полоска с зазубренными краями. Посреди полоски был  синий  разрыв  -  тень
Звездной пристани, протянувшаяся за край света.
     Мышелов, почувствовав головокружение, оторвал взгляд от  горизонта  и
вновь посмотрел на Обелиск Поларис... и хотя Серый по-прежнему мог  видеть
гранит, это, казалось, больше не имело значения - только четыре ненадежных
точки опоры на чем-то вроде бледно-зеленого небытия, и Фафхрд  с  Хриссой,
каким-то  образом  подвешенные  рядом.  Разум  Мышелова  больше   не   мог
справиться с крутизной Обелиска.
     Внутри  Мышелова  явственно  зазвучала  потребность  броситься  вниз,
которую ему как-то удалось преобразовать в сардоническое  фырканье,  и  он
услышал  свой  собственный  голос,  произносящий  с  острым,  как  кинжал,
презрением:
     - Прекрати свое дурацкое ужение, Фафхрд! Сейчас я  докажу  тебе,  как
ланкмарская наука о горах разрешит эту ничтожную проблему, которая, тем не
менее, не поддалась всему твоему варварскому раскручиванию и забрасыванию!
     С этими словами он с безумной быстротой  отстегнул  от  своего  мешка
толстый бамбуковый шест  или  посох  и,  проклиная  все  на  свете,  начал
негнущимися   пальцами    вытаскивать    и    закреплять    телескопически
раздвигающиеся секции, пока шест не стал в четыре раза  длиннее,  чем  был
вначале.
     Это  приспособление  для  механизированного   скалолазания,   которое
Мышелов действительно тащил от самого Ланкмара, всю  дорогу  было  яблоком
раздора  между  ним  и  Фафхрдом:  Фафхрд  утверждал,  что  это   дурацкая
безделушка, которая не стоит труда, затраченного на ее упаковку.
     Однако теперь Фафхрд воздержался от комментариев.  Он  просто  смотал
веревку от  якоря,  засунул  руки  под  куртку  из  волчьей  шкуры,  чтобы
согреться  теплом  живого  тела  и  с  кротким  видом  стал  наблюдать  за
лихорадочной деятельностью  Мышелова.  Хрисса  передвинулась  на  скальную
полку поближе к Фафхрду и стоически скорчилась на ней.
     Но когда Мышелов начал поднимать подрагивающий тонкий  конец  черного
шеста к нависающему над ними выступу, Фафхрд протянул руку,  чтобы  помочь
другу уравновесить шест, и не смог удержаться, чтобы не сказать:
     - Если ты думаешь, что можно хорошо  зацепиться  крючочком  за  край,
чтобы взобраться по этой палочке...
     - Заткнись ты, неотесанный болван! - огрызнулся Мышелов и  с  помощью
Фафхрда вставил конец пики в ямку в скале, едва  ли  на  расстоянии  длины
пальца от края выступа. Затем  он  установил  снабженное  шипом  основание
шеста в небольшую мелкую впадину чуть повыше своей головы. Потом,  отогнув
две короткие рукоятки, спрятанные в  углублении  у  нижнего  конца  шеста,
начал вращать их. Скоро стало очевидным, что они были соединены с  большим
винтом, спрятанным внутри шеста, потому что шест стал удлиняться, пока  не
закрепился между двумя выбоинами в скале;  при  этом  его  крепкое  черное
древко слегка прогнулось.
     В этот момент кусок камня, на который нажимал шест, откололся от края
выступа. Шест зазвенел, распрямляясь,  и  Мышелов,  выкрикивая  проклятия,
потерял опору и сорвался.
     Хорошо еще, что веревка, связывающая двух приятелей, была короткой, и
что  шипы  ботинок  Фафхрда  прочно,  словно  выкованные  демонами  острия
кинжалов, впивались в камень, на котором  Северянин  стоял  -  потому  что
когда веревка внезапно рванула его пояс и сжимающую ее левую руку,  Фафхрд
удержался и не слетел вслед за Мышеловом, а только слегка согнул колени  и
заворчал себе под нос, в то  время  как  его  правая  рука  ухватилась  за
вибрирующий шест и уберегла от падения.
     Мышелов не пролетел  даже  расстояния,  достаточного,  чтобы  стащить
Хриссу с ее полки, хотя  веревка  между  ними  почти  натянулась.  Снежная
кошка, просунув заросшую клочковатым мехом шею  между  грудью  и  передней
лапой, с большим интересом разглядывала болтающегося под ней человека.
     Его лицо было серым, как пепел. Фафхрд, сделав вид, что он  этого  не
замечает, просто протянул ему черный шест, сказав при этом:
     - Это хорошее приспособление. Я  снова  свинтил  его.  Вставь  его  в
другую ямку и попробуй еще раз.
     Вскоре шест был закреплен между впадиной над головой Мышелова и ямкой
на расстоянии ширины ладони от края. Шест выгнулся, словно лук, обращенный
изгибом вниз. Затем  Мышелова  привязали  к  веревке  первым,  и  он  стал
подниматься по шесту, отдаляясь от скалы.  Серый  висел  на  шесте  спиной
вниз,  а  края  его  ботинок  цеплялись  за  крохотные  выступы  в  местах
соединения секций - Мышелов полз вверх, а под  ним  расстилалось  бледное,
серо-голубое  пространство,  которое  так  недавно  вызвало   у   Мышелова
головокружение.
     Шест начал прогибаться чуть сильнее, и шип на его конце  скользнул  в
верхней ямке на ширину пальца  с  ужасающим  тихим  скребущим  звуком,  но
Фафхрд чуть выкрутил винт, и шест выдержал.
     Фафхрд и Хрисса наблюдали за тем, как Мышелов долез  до  конца  и  на
секунду приостановился. Потом они увидели, как  он  начал  подымать  левую
руку, пока она не исчезла за краем выступа по локоть. Правой рукой Мышелов
сжимал крюк, а ногами обвивал шест. Казалось, он пытается что-то  нащупать
левой рукой. Затем он нашел это "что-то", продвинулся еще дальше и выше по
шесту, и очень медленно его голова, а следом  за  ней,  внезапным  быстрым
взмахом, правая рука исчезли из вида за краем выступа.
     В течение нескольких мгновений, казавшихся бесконечно долгими, Фафхрд
видел только нижнюю половину изогнувшегося Мышелова. Его темные ботинки  с
морщинистой подошвой прочно сжимали конец шеста. Затем,  медленно,  словно
серая улитка, он начал подниматься дальше  и,  окончательно  оттолкнувшись
одним ботинком от крюка на конце шеста, полностью скрылся с глаз.
     Фафхрд медленно вытравил следом за ним веревку. Через какое-то  время
до них донесся голос Мышелова, слегка приглушенный, но четко слышный:
     - Эй! Я закрепил веревку  вокруг  бугра  величиной  с  пень.  Посылай
наверх Хриссу.
     Фафхрд тут же привязал Хриссу  перед  собой,  затянув  морским  узлом
веревку на сбруе снежной кошки.
     Хрисса  какое-то  время  отчаянно  сопротивлялась  тому,   чтобы   ее
подтягивали на веревке в пустоту, но, как только это было сделано, повисла
абсолютно неподвижно. Затем, когда она стала медленно подниматься  наверх,
узел Фафхрда  начал  развязываться.  Снежная  кошка  молниеносно  схватила
веревку зубами и зажала ее глубоко между челюстями. В  тот  момент,  когда
она оказалась рядом  с  краем  выступа,  ее  когтистые  пинетки  были  уже
наготове, и она, помогая себе когтями, была быстро втащена наверх.
     Вскоре Мышелов крикнул сверху, что Хрисса в безопасности и что Фафхрд
может следовать за ней. Фафхрд, хмурясь, вывернул винт еще на  полоборота,
хотя шест при этом угрожающе заскрипел,  и  затем  очень  осторожно  начал
подъем. Мышелов теперь постоянно натягивал веревку сверху,  но  на  первом
отрезке пути это могло облегчить  шест  всего  на  каких-нибудь  несколько
фунтов.
     Верхний шип снова с  ужасающим  скрежетом  стал  сдвигаться  в  своем
углублении, но шест держался крепко. Фафхрд, которому теперь  больше,  чем
раньше, помогала веревка,  уцепился  руками  и  поднял  голову  над  краем
выступа.
     Он увидел гладкий, пологий склон, по которому можно  было  взобраться
ползком и, на его  вершине,  Мышелова  и  Хриссу,  позолоченных  солнечным
светом, на фоне голубого неба.
     Вскоре он стоял рядом с ними.
     Мышелов сказал:
     - Фафхрд, когда мы вернемся в  Ланкмар,  напомни  мне,  чтобы  я  дал
Искуснику Глинти тринадцать бриллиантов из того мешка, который  мы  найдем
на шапке Звездной Пристани: по одному за каждую секцию и соединение  моего
скалолазного шеста, по одному за каждый шип на конце и два за каждый винт.
     - А там, что, два винта? - с уважением спросил Фафхрд.
     - Да, по одному на каждом конце, - сказал Мышелов  и  затем  попросил
Фафхрда подержать веревку так, чтобы  он  смог  спуститься  по  склону  и,
перегнувшись верхней  частью  тела  через  край,  укоротить  шест,  вращая
верхний винт. Наконец, Серый с торжествующим видом втащил шест на вершину.
     Когда Мышелов начал снова сдвигать все секции, Фафхрд серьезно сказал
ему:
     - Тебе нужно привязать его ремнем к  поясу,  как  я  делаю  со  своим
топором. Нам нельзя рисковать потерей помощи Глинти на оставшемся пути.


     Отбросив назад капюшоны и широко  раскрыв  туники  навстречу  жаркому
солнцу, Фафхрд и Мышелов оглядывались вокруг, пока  Хрисса,  роскошествуя,
вытягивала и разминала свои стройные лапы, шею и тело. Белый  мех  скрывал
от глаз полученные кошкой ссадины.
     Оба  приятеля  были  немного  возбуждены   разреженным   воздухом   и
переполнены до самых макушек тем покоем  ума  и  души,  который  наступает
тогда, когда умело побеждена большая опасность.
     К их удивлению, катящееся на юг солнце едва ли прошло  половину  пути
до полудня. Опасности, которые, как казалось,  длились  часами,  на  самом
деле заняли всего несколько минут.
     Вершина Обелиска  представляла  собой  огромное  расстилающееся  поле
светлого  камня,  слишком  большое,  чтобы  его  можно  было  измерить   в
ланкмарских акрах. Друзья поднялись около юго-западного края, и окрашенный
в сероватые тона каменный луг, казалось, простирался к  северу  и  востоку
почти до бесконечности. То тут, то там попадались холмики и впадины, но их
вздымающиеся и ниспадающие  склоны  были  очень  пологими.  Было  здесь  и
несколько разбросанных  по  всему  полю  огромных  валунов,  а  к  востоку
виднелись более темные нечеткие очертания чего-то, что могло быть  кустами
и  маленькими  деревьями,  пустившими  корни   в   трещинах,   заполненных
принесенной ветром грязью.
     - А что лежит к востоку от горной цепи? - спросил  Мышелов.  -  Опять
Холодная Пустошь?
     - Наш клан никогда не кочевал в ту  сторону,  -  ответил  Фафхрд.  Он
нахмурился. - Какое-то табу на всем этом месте, по-моему. Когда  мой  отец
совершал свои великие восхождения, туман всегда скрывал восточную  сторону
- или, по крайней мере, так он нам говорил.
     - Мы бы могли посмотреть сейчас, - предложил Мышелов.
     Фафхрд покачал головой.
     - Наш путь лежит туда, - сказал он, указывая  на  северо-восток,  где
Звездная Пристань поднималась как стоящая, но спящая,  или  притворяющаяся
спящей, великанша. Она выглядела по меньшей мере в семь раз мощнее и выше,
чем раньше, до того, как два дня назад Обелиск Поларис скрыл ее вершину.
     Мышелов сказал с некоторой долей горечи:
     - Все наши бравые  усилия  при  подъеме  на  Обелиск  только  сделали
Звездную Пристань выше. Ты уверен, что на ее вершине нет еще одного  пика,
сейчас невидимого?
     Фафхрд кивнул, не  отрывая  взгляда  от  той,  что  была  не  имеющей
консорта  императрицей  Гряды  Гигантов.  Ее  косы  выросли   в   огромные
разлившиеся реки снега, и теперь оба искателя  приключений  могли  видеть,
как в них что-то слабо шевелится - это соскальзывали  и  скатывались  вниз
лавины.
     Южная  Коса  стекала  двумя  огромными  извивами  по  направлению   к
северо-западному краю могучей вершины, на которой  друзья  стояли.  Высоко
над ними нависающая снежная шапка Звездной Пристани - край которой сверкал
в лучах солнца, словно усыпанный  бриллиантами,  -  казалось,  наклонялась
чуть больше, чем когда-либо раньше, и вместе с ней Лик с его  высокопарным
и ироничным взглядом как у великосветской дамы, намекающей на  возможность
интимной близости.
     Но  длинная  бледная  дымка  вуали  Большого  и  Малого  Вымпелов  не
струилась больше с ее Шляпы. Воздух на вершине Звездной  Пристани,  должно
быть, был в этот момент таким же неподвижным, как на вершине обелиска, где
стояли два друга.
     - Какого черта должно  было  случиться  так,  что  Кранарх  и  Гнарфи
приступили к подъему на северную стену  в  единственный  день  из  восьми,
когда нет ветра! -  выругался  Фафхрд.  -  Но  эта  стена  еще  станет  их
погибелью - да, и погибелью их двух прихвостней  в  лохматой  одежде.  Это
затишье не может продолжаться долго.
     - Я вспоминаю сейчас, - заметил Мышелов, - что когда мы кутили с ними
в Иллик-Винте, Гнарфи по пьянке хвастался, что он может высвистывать ветер
- научился этому фокусу от своей бабушки - и свистом же может  успокаивать
его, что в данном случае гораздо более существенно.
     - Тем более нам надо торопиться! - воскликнул  Фафхрд,  вскидывая  на
спину дорожный мешок и продевая свои  могучие  руки  в  широкие  лямки.  -
Пошли, Мышелов! Вставай, Хрисса! Мы перекусим и утолим жажду перед снежным
гребнем.
     - Ты хочешь сказать, что  мы  должны  приступить  к  разрешению  этой
морозной, предательской проблемы сегодня? - запротестовал Мышелов, который
с превеликим удовольствием разделся бы и погрелся на солнышке.
     - До полудня! - провозгласил Фафхрд. И с  этими  словами  решительным
шагом повел маленький отряд прямо на север, придерживаясь  западного  края
вершины, словно  для  того,  чтобы  с  самого  начала  предупредить  любое
поползновение любопытного Мышелова заглянуть за  восточный  край.  Мышелов
последовал за Северянином почти без возражений; Хрисса шла, прихрамывая, и
поначалу сильно отставала, но  потом  догнала  друзей,  когда  ее  хромота
прошла, а ее кошачий интерес ко всему новому возрос.
     И  так  они  шли  через   огромную   странную,   гранитную   равнину,
расстилавшуюся на вершине Обелиска и прорезанную то тут,  то  там  белыми,
как мрамор, полосами известняка. Через некоторое время пропитанная солнцем
тишина  и  однообразие  стали  наводить  ужас.  Пологость   склонов   была
обманчивой: Фафхрд заметил несколько впадин, в которых мог  бы  спрятаться
батальон сидящих на корточках вооруженных людей - и остаться невидимыми до
тех пор, пока не подойдешь к нему на расстояние полета копья.
     Чем дольше путники шли по равнине,  тем  внимательнее  Фафхрд  изучал
камень, о который лязгали шипы его башмаков. Наконец он остановился, чтобы
указать на странную, покрытую рябью полосу.
     - Я готов поклясться, что когда-то это было морским дном, -  негромко
сказал он.
     Глаза Мышелова сузились. Он подумал об огромном,  невидимом,  похожем
на  рыбу  летуне,  которого  они  видели  прошлым  вечером,  о  том,   как
напоминающий ската силуэт колыхался под  снегопадом.  Серый  почувствовал,
как по спине пробежали мурашки.
     Хрисса прокралась мимо приятелей, крутя головой во все стороны.
     Вскоре путники прошли мимо последнего огромного валуна и увидели,  не
далее чем в полете стрелы перед собой, сверкание снега.
     Мышелов сказал:
     - Самое худшее в восхождении на горы - это то, что самая легкая часть
пути кончается быстро.
     - Ш-ш-ш! -  предупредил  Фафхрд,  внезапно  распластываясь  по  земле
словно большой четырехногий водяной жук и прижимаясь щекой к скале.  -  Ты
слышишь, Мышелов?!
     Хрисса зарычала, оглядываясь вокруг, и ее белый мех встал дыбом.
     Мышелов начал было наклоняться, но тут же понял, что может этого и не
делать - настолько быстро надвигался  звук:  доносящийся  отовсюду  резкий
барабанный  бой,  словно  пятьсот  демонов  стучали  гигантскими  толстыми
ногтями по огромному каменному барабану.
     Затем, без всякого перерыва, из-за ближайшей  скалы,  вздымающейся  к
юго-востоку, прямо на них  хлынула  огромная,  с  широким  фронтом,  волна
горных коз, так тесно прижавшихся друг к другу и с таким лоснящимся  белым
мехом, что на мгновение они показались лавиной живого снега. Даже огромные
изогнутые рога вожаков были цвета слоновой  кости.  Мышелов  заметил,  что
полоска пронизанного солнечным светом  воздуха  над  самым  центром  стада
мерцала и колыхалась, как это  бывает  над  костром.  Потом  он  и  Фафхрд
бросились бежать назад,  к  последнему  валуну;  Хрисса  скачками  неслась
впереди.
     Позади них демонический барабанный бой, издаваемый несущимся  стадом,
становился громче и громче.
     Приятели успели добежать до валуна и вскочить на его вершину, где уже
примостилась Хрисса, и спустя один удар бешено бьющихся сердец белая  орда
уже была внизу. И хорошо, что Фафхрд вытащил свой топор за  то  мгновение,
что они выиграли, потому что средний  из  больших  козлов  прыгнул  ввысь,
поджав передние ноги, нагнув голову и  выставив  свои  кремовые  рога.  На
таком близком расстоянии Фафхрд мог видеть их расщепленные кончики.  Но  в
тот же самый момент Фафхрд нанес по снежно-белому плечу страшный,  мощный,
глубоко рассекающий мышцы удар, такой тяжелый, что животное было отброшено
в сторону и с грохотом рухнуло на короткий  склон,  ведущий  вниз  к  краю
западной стены.
     Затем белый поток разделился надвое, обтекая огромный валун; животные
были сбиты так близко друг к другу, что у них больше не было  пространства
для прыжка, и грохот копыт, тяжелое дыхание, и испуганное блеянье наводили
ужас, козлиный запах поднимался удушливой  волной,  а  валун  качался  под
напором тел.
     В тот момент,  когда  шум  стал  совершенно  невыносимым,  воздух  на
мгновение  устремился  потоком  вниз,  ненадолго  рассеяв   вонь:   что-то
пролетело  над  головами  друзей,  покрывая  небо  рябью,  словно  длинное
хлопающее одеяло из жидкого  стекла,  а  сквозь  топот  копыт  на  секунду
послышался грубый, полный ненависти смех.
     Узкий язык козьего потока двигался между валуном и  краем  обрыва,  и
многие животные, кувыркаясь, падали в  пропасть  с  блеяньем,  похожим  на
крики проклятия. Они увлекли за собой и огромного козла, которого изувечил
Фафхрд.
     Затем, иссякнув так же неожиданно, как снежный шквал, ломающий  мачты
судна в Замерзшем Море, белый поток оказался позади валуна и мчался теперь