Мышелова,  широкобокое  и  несколько  неуклюжее  торговое  судно,
команду которого составляли несколько минголов  и  отряд  дисциплинированных
(о, диво!) воров, и "Морской Ястреб" Фафхрда, грузовой  вельбот  с  экипажем
дисциплинированных  (если  такое  вообще  возможно)  берсерков.   Швартовкой
занимались соскочившие на пристань  капрал  Фафхрда  Скор,  капрал  Мышелова
Пшаури и еще два матроса.
   Толпа была столь безмолвна и столь невозмутима, что  Фафхрд  с  Мышеловом
сначала озадачились, а потом почувствовали даже некоторое  раздражение.  Они
приплыли в такую даль, такие  страшные  преодолели  опасности,  дабы  помочь
защитить остров Льдистый от вторжения обезумевших пиратов-минголов, решивших
завоевать  весь  мир,  и  что?  Никакой  радости  не  видать,  одни   только
флегматичные оценивающие взоры. Где приветственные крики, пляски, девушки  с
цветами или что тут на севере растет? Правда,  один  из  рыбаков  держал  на
плече коромысло с двумя дымящимися котлами рыбного  варева,  что  как  будто
сулило угощение и радушный прием, но до сих  пор  им  никто  еще  ничего  не
предложил!
   Аппетитный запах тушеной рыбы донесся и до обоих экипажей, члены  которых
стояли на борту в позах,  свидетельствовавших  об  их  крайней  усталости  и
упадке духа, - они были измотаны не меньше своих капитанов и не имели  нужды
это скрывать - и глаза моряков медленно прояснились,  а  челюсти  машинально
задвигались. Позади них, под солнцем, озарявшем уютную  гавань,  небеса  над
которой еще так недавно были черным-черны, стояли  на  якоре  многочисленные
мелкие  рыбачьи  суденышки,  в  основном  местные,  чьи   красивые   корпуса
напоминали дельфиньи тела, но среди них виднелись и те,  что  явно  приплыли
издалека, - небольшой торговый галеон из Восточных Земель, кешитская  джонка
(удивительно!) и парочка скромных, но непривычного вида кораблей, пришедших,
судя по всему, из морей за Невоном. (Среди рослых жителей Льдистого  острова
на пристани находились и моряки из далеких портов.).
   Наконец островитянин, который  стоял  ближе  всех,  в  сопровождении  еще
парочки молча двинулся к нашим героям. Он остановился в каком-нибудь ярде от
них, но не проронил ни звука. Казалось, он и смотрит-то не на них,  а  мимо,
на корабли и матросов, и производит в уме  некие  глубокомысленные  расчеты.
Ростом все трое были ничуть не ниже Фафхрда и его берсерков.
   Фафхрду и Мышелову не без труда удавалось сохранять  достоинство.  Однако
первыми начинать разговор с человеком, который предположительно  являлся  их
должником, они не желали.
   Человек этот как будто завершил  наконец  свои  расчеты  и  заговорил  на
нижнеланкмарском наречии, принятом среди торговцев на севере:
   - Я Гронигер, корабельный мастер Соленой Гавани. По  моим  прикидкам,  на
ремонт кораблей и на то, чтобы запастись вам провизией, уйдет добрая неделя.
Вашим экипажам будут предоставлены кров и питание в квартале торговцев.
   Он показал на убогие красные и желтые домишки.
   - Благодарю вас, - степенно сказал Фафхрд, и Мышелов холодно  откликнулся
эхом:
   - Огромное спасибо.
   На горячее приветствие это мало смахивало, но хоть что-то!
   Гронигер протянул руку ладонью вверх.
   - Стоить это будет, - сказал он громко, - пять золотых монет за  вельбот,
семь за старую галошу. Плата вперед.
   У Фафхрда и Мышелова  челюсть  так  и  отвисла.  Последний,  не  в  силах
сдержать негодование, махнул рукой на свое капитанское достоинство.
   - Но мы же ваши союзники, -  запротестовал  он,  -  мы  приплыли,  как  и
обещали,  преодолев  многие  опасности,  дабы  в  качестве  ваших  наемников
защитить вас от вторжения морских минголов, подобных  стае  хищной  саранчи,
коих ведет и направляет злейший Кхахкт, Ледяной Маг.
   Гронигер вскинул брови.
   - Какого вторжения? - удивленно спросил он.  -  Морские  минголы  -  наши
друзья. Они покупают у нас рыбу. Может, по отношению к кому-то они и пираты,
но только не для кораблей Льдистого.  А  Кхахкт  -  это  и  вовсе  бабушкины
сказки, которым не поверит ни один здравомыслящий человек.
   - Бабушкины сказки? - взорвался Мышелов. - Да нас  три  бесконечные  ночи
преследовала чудовищная галера Кхахкта, и потопили мы ее чуть ли не у вашего
порога! Его нападение едва не увенчалось успехом. И что же, вы за  последние
три дня ни разу не были  свидетелями  ни  тьмы  непроглядной,  когда  Кхахкт
согнал колдовством солнце с небес, ни адского ветра?
   - Видели мы немного туч, что надуло с  юга,  -  сказал  Гронигер,  -  под
прикрытием которых вы и вошли в Соленую Гавань.  Коснувшись  Льдистого,  они
рассеялись - как, похоже, рассеиваются любые суеверия. Что до нападения,  то
несколько месяцев назад ходили слухи о такой напасти, но наш Совет тщательно
их проверил и счел пустыми сплетнями. Слыхал ли кто из вас  до  сего  дня  о
вторжении  морских  минголов?  -  спросил  он   громко,   глядя   на   своих
земляков-островитян. Те дружно покачали головами. - В таком случае  платите!
- повторил он, тряхнув своей протянутой  рукой,  а  спутники  его,  стоявшие
рядом, перехватили дубинки поудобнее.
   - Преступная неблагодарность!  -  упрекнул  его  Мышелов  нравоучительным
тоном, вспомнив о своей команде. - Каким  богам  вы  поклоняетесь  на  своем
Льдистом, что сделались столь жестокосердны?
   Ответ Гронигера прозвучал отчетливо и холодно.
   - Мы не поклоняемся никаким богам, а дела свои делаем  на  ясную  голову,
без всяких там туманных грез. Пусть этими фантазиями маются  так  называемые
цивилизованные люди  -  представители  упадочной  культуры  тепличного  юга.
Платите, я сказал.
   В этот момент Фафхрд, чей рост позволял ему видеть и то,  что  происходит
позади толпы, воскликнул:
   - Послушай, корабельный мастер, вот идут те, кто нас нанял, и  уж  они-то
подтвердят наши слова.
   Толпа почтительно расступилась и пропустила вперед двух стройных женщин в
мужских брюках, с длинными ножами в украшенных драгоценными камнями ножнах у
пояса. Та, что повыше, светловолосая и голубоглазая, была в голубом  наряде,
в тон глазам. У ее подруги, в темно-красном, глаза были  зеленые,  а  волосы
черные, в которые, казалось, были вплетены  блестящие  золотые  нити.  Когда
Скор и Пшаури, отупевшие от усталости, увидели женщин, в глазах этих морских
волков появилось выражение, которое невозможно было  объяснить  иначе:  "Вот
они, северные ангелы!"
   - Высокочтимые советницы Афрейт и Сиф,  -  провозгласил  Гронигер.  -  Их
присутствие - честь для нас.
   Женщины, царственно улыбаясь, подошли и взглянули на героев с  выражением
дружелюбного любопытства на лицах.
   - Расскажите же им, леди Афрейт, - учтиво сказал Фафхрд той, что  была  в
голубом, - как вы поручили мне привести на Льдистый остров  двенадцать...  -
Он проглотил слово "берсерков" и вкрадчиво продолжил:
   - ..крепких северных бойцов горячего нрава.
   - А мне  -  двенадцать..,  шустрых  и  сообразительных  фехтовальщиков  и
пращников, милейшая  леди  Сиф,  -  столь  же  непринужденно  избегая  слова
"воров", подхватил Мышелов.
   Афрейт  и  Сиф  недоуменно  уставились  на  них.  Затем  взгляды  девушек
сделались встревоженными и одновременно полными участия.
   Афрейт сказала:
   - Они попали в шторм, бедняги, и явно повредились  умом.  Для  южан  даже
наши небольшие северные шторма - большое потрясение. Но ведут они  себя  как
будто смирно. Не обижайте их, мастер Гронигер.
   Не сводя глаз с Фафхрда, она подняла руку, поправила  волосы  и,  опуская
ее, на мгновение прижала палец к своим плотно сжатым губам.
   Сиф добавила:
   - Да, они, похоже, временно не в себе. Их кораблям как следует досталось.
Но что за бред они несут? И вообще, кто  они  такие?  Покормите  их  горячим
супом.., потом они, разумеется, расплатятся.
   И, отвернувшись от Гронигера, она  подмигнула  Мышелову  зеленым  глазом,
обрамленным темными ресницами. Затем обе леди удалились.
   Видимо, велик был врожденный запас самообладания у  Мышелова  и  Фафхрда,
возросшего еще и за время плавания, когда они в качестве капитанов вынуждены
были руководить другими людьми, ибо ни один из них слова не сказал,  получив
столь откровенный, правда, удивительным образом смягченный отпор,  а  только
каждый сунул руку в кошелек,  но  оба  несколько  заинтригованно  посмотрели
вслед женщинам. И увидели, что Скор и Пшаури, остолбенело пялившиеся на  эти
два северных  видения  красоты,  ринулись  теперь  вслед  за  гуриями,  явно
намереваясь заложить основы для более тесного и нежного знакомства.
   Афрейт  решительно  оттолкнула  Скора,  но  только   после   того,   как,
склонившись к его уху, шепнула пару слов и  схватилась  за  его  руку  таким
манером, что вполне могла оставить в его ладони подарочек или  записку.  Сиф
на ухаживания Пшаури ответила точно так же.
   Гронигер,  обрадованный   видом   монет,   которые   капитаны   принялись
вытаскивать из кошельков, тем не менее предупредил их:
   - И следите за тем, чтобы  ваши  матросы  не  оскорбляли  женщин  Соленой
Гавани и шагу не делали за пределы квартала торговцев.
   Фафхрд отдал последние золотые  монеты  Льдистого  острова  из  тех,  что
вручила им Сиф в Ланкмаре, в "Серебряном Угре", а Мышелову  пришлось  еще  и
добавить два ланкмарских рилька и сархеенмарский дублон.
   Гронигер взглянул на свой улов, и брови его взлетели.
   - Чеканка Льдистого! Так вы уже бывали у нас, знаете,  стало  быть,  наши
правила и просто хотели поторговаться?  Но  к  чему  было  выдумывать  столь
невероятную историю?
   Фафхрд пожал плечами и сказал резко:
   - Нет. Этими монетами с нами рассчитались на  одном  восточном  базаре  в
здешних водах, - а Мышелов только рассмеялся.
   Гронигер коротко сказал:
   - Можете теперь покормить своих людей, - он бросил вслед двум  советницам
задумчивый взгляд.
   Мышелов повернулся к "Бродяге" и крикнул:
   - Эй, парни! Тащите свои кружки,  миски  и  ложки!  Гостеприимные  жители
Льдистого приготовили для вас угощение. Ведите себя хорошо. Пшаури, ты идешь
со мной.
   Такую же команду отдал и Фафхрд, добавив:
   - Не  забывайте,  это  наши  друзья.  Будьте  с  ними  повежливей.  Скор,
задержись на два слова.
   И хотя услышанное "галоша" все еще терзало сердце Мышелова,  несмотря  на
то  что  было  оно  весьма  точным  определением   для   его   разлапистого,
длинновесельного "Бродяги", он ничем не выказал своей обиды.
   Убедившись, что обе команды обеспечены едой, и  снабдив  каждого  порцией
грога в честь благополучного прибытия, Мышелов и Фафхрд повернулись к  своим
капралам, которые с несколько опечаленным видом и явной неохотой передали им
записки, при вручении коих, как подозревали капитаны, им было сказано:  "Для
твоего хозяина!"
   Записка Афрейт сообщала: "В Совете Льдистого временно  заправляет  другая
фракция. Мы  с  вами  незнакомы.  Завтра  в  сумерках  ищите  меня  у  холма
Восьминогой лошади", а в послании Сиф говорилось: "Золото Кхахкта посеяло  в
Совете разногласия. Ведите себя  так,  словно  мы  никогда  не  встречались.
Завтра вечером вы найдете меня в Огненном логове", если придете один".
   - Вот как, значит, они выступают не от имени всего Льдистого, -  негромко
отметил Фафхрд. - С какими же пылкими дамами-политиками  мы  соединили  свои
судьбы?
   - Золото их было недурным, - сердито отвечал  Мышелов.  -  И  теперь  нам
предстоит решить две новые загадки.
   - "Огненное логово" и Восьминогая лошадь, - подтвердил Фафхрд.
   - Он назвал мой корабль галошей, - с горечью пробормотал  Мышелов,  вновь
вспоминая о нанесенной ему  обиде.  -  Каким  же  философам,  безбожникам  и
педантам собираемся мы помогать, да еще против их желания?
   - Ты тоже безбожник, - напомнил ему Фафхрд.
   - Не настолько, верил одно время в Мога, - возразил  Мышелов  с  шутливым
унынием в голосе, припомнив времена своего юношеского легковерия, когда  он,
дабы угодить любимой, стал приверженцем бога-паука.
   - С этими вопросами и загадками разберемся позже, -  решил  Фафхрд.  -  А
пока давай попытаемся расположить к себе рыбаков-атеистов.
   И в сопровождении Мышелова он направился  к  Гронигеру,  чтобы  со  всеми
церемониями предложить  бренди,  которое  принес  с  "Бродяги"  старик  Урф,
мингол-ренегат. Корабельный  мастер  поддался  на  уговоры  выпить  рюмочку,
каковую и тянул  потихоньку,  пока  Фафхрд  с  Мышеловом,  заведя  беседу  о
ремонтных доках, запасах воды, размещении экипажей  на  берегу  и  ценах  на
соленую  рыбу,  пытались  его  разговорить.  Кое-как  им  удалось   добиться
разрешения выходить за пределы квартала торговцев, но только днем  и  только
им самим, но не их людям. От второй рюмочки Гронигер отказался.

***

   Кхахкт, отдыхавший в своей ледяной сфере,  где  более  высокому  существу
пришлось бы согнуться в три погибели, пробудился со словами:
   - Новые боги Льдистого вероломны - предают и чужих, и своих, - однако они
сильнее, чем я предполагал.
   Он принялся рассматривать  темную  карту  Невода  на  внутренней  стороне
сферы. Его внимание привлек северный язык Крайнего моря и длинный полуостров
Западного континента, вытянутый в сторону  Стылых  Пустошей,  на  полпути  к
которым располагался Льдистый остров. Приблизив свое паучье  лицо  к  самому
кончику этого полуострова, он  разглядел  на  темно-синей  воде  с  северной
стороны крохотные пятнышки.
   - Армада идущих против солнца морских  минголов  окружает  Сэйенд,  -  он
хихикнул,   произнеся   название   самого    восточного    города    древней
Ивамаренсийской империи. - За работу!
   И, поводя своими толстыми, покрытыми черной щетиной руками над скоплением
пятнышек, забубнил заклинание:
   - Смерти рабы, призываю я вас. Слушайте мой указующий глас. Воле моей  вы
покорно внемлите - Сэйенд дотла для начала спалите! Дале на  Льдистый  пусть
грянет орда, следом Невона вас ждут города. - Одна из паучьих рук  двинулась
в сторону маленького зеленого острова посреди океана.  -  Будет  здесь  рыбы
несметная рать, дабы мин-голов моих напитать. - Рука вернулась на  место,  и
Кхахкт с еще большей скоростью  стал  производить  магические  пассы.  -  Да
затуманит вам головы тьма, всяк  человек  да  лишится  ума.  Ярость  безумца
сильнее горит, огненной смертью холод грозит!
   Он дунул сильно, словно раздувая угасший костер, и  на  краю  полуострова
засветилось темно-красное, похожее на рдеющий уголек, пятнышко.
   - Да сбудется все сие по воле  Кхахкта!  -  проскрипел  он  в  завершение
колдовства.

***

   Корабли идущих  против  солнца  минголов,  посеребренные  лунным  светом,
стояли в гавани Сэйенда, теснясь, как рыба в бочке, вплотную друг  к  другу.
Паруса были убраны.  Палубы  кораблей,  примыкая  с  бортов  друг  к  другу,
образовывали нечто вроде моста, перекинутого от крутого берега  к  флагману,
где восседал на корме Идумир, вождь микголов, попивая квармаллийское грибное
вино, которое порождает видения. Холодный свет полной луны, лившийся с южной
стороны неба, озарял узкую клеть, выполнявшую роль полубака и  имевшуюся  на
каждом судне, и высвечивал безумные  глаза  и  костлявую  морду  исхудавшего
степного жеребца, просунутую меж широко расставленных прутьев.
   В осажденном городе за выходившим далеко в море шлюзом было темно.  Перед
городскими стенами и на пред портовой  улице  плавали  в  собственной  крови
трупы немногочисленных защитников, павших  под  натиском  минголов,  которые
потом не  стали,  однако,  утруждать  себя  взламыванием  дверей,  за  коими
заперлись разбежавшиеся по домам остальные  жители  города.  Минголы  успели
захватить и переправить на флагман пять девушек, как того требовал ритуал, и
искали теперь ворвань, дельфиний жир и рыбий. Как ни странно, но, добыв  эти
сокровища, они не тащили их на корабль, а  расточали  понапрасну,  взламывая
топорами бочонки, разбивая кувшины и орошая этими дорогостоящими  продуктами
двери, деревянные стены домов и мощеные улицы.
   На высокой корме флагмана было темно, как в городе,  и  освещал  ее  лишь
лунный свет. Рядом с Идумиром  стоял  колдун  с  глазами  безумными,  как  у
корабельного жеребца, держа в  руке,  поднятой  над  жаровней  с  растопкой,
кремень и подкову. Возле него застыл в ожидании обнаженный по пояс  жилистый
воин с роговым мингольским луком, грозным  для  невонцев  оружием,  и  пятью
стрелами, обмотанными промасленной ветошью. По другую  же  руку  от  колдуна
стоял секироносец с пятью бочонками трофейного масла.
   Ниже на палубе, съежившись, ждали своей участи пять  сэйендских  девушек,
притихших, казавшихся особенно бледными из-за  темных,  заплетенных  в  косы
волос, и каждую из них охраняли  по  две  угрюмые  минголки  со  сверкающими
обнаженными ножами в руках.
   На главной же палубе, верхом на отменно обученных степных  кобылицах,  на
удары копыт которых палубный настил  отзывался  глухим  барабанным  рокотом,
выстроились в ряд пять молодых минголов, удостоенных высокой чести за не раз
проявленную в бою отвагу.
   Идумир бросил кубок в море, медленно обратил к колдуну свое бесстрастное,
с вытянутым подбородком лицо и кивнул. Колдун  опустил  руку  с  подковой  и
кремнем и, ударяя ими друг о друга, высекал искры, пока растопка  в  жаровне
не разгорелась.
   Лучник положил свои пять стрел поперек жаровни и, дождавшись,  когда  они
запылают, выхватил их и одну за другой выпустил в сторону Сэйенда  со  столь
изумительной скоростью, что первая не успела еще достичь цели, как последняя
уже взвилась оранжевой дугой в небо.
   Стрелы вонзились в дерево, облитый маслом город вспыхнул весь разом,  как
факел,  со  сверхъестественной  быстротой,   и   оттуда   стали   доноситься
приглушенные расстоянием, отчаянные вопли запертых жителей, подобные  воплям
грешников в аду.
   Тем временем сторожившие девушек минголки  быстрыми  взмахами  сверкавших
как пламя ножей разрезали на одной из них платье и толкнули ее,  обнаженную,
к первому всаднику. Он схватил девушку за темные косы  и  вскинул  на  седло
перед собой, прижав ее нагую стройную спину  к  своей  затянутой  в  кожаный
панцирь груди. В тот же миг секироносец сбил  крышку  с  первого  бочонка  и
выплеснул масло на лошадь, всадника и девушку. Затем всадник рванул поводья,
вонзил шпоры в бока кобылицы и  погнал  ее  галопом  по  мосту  из  палуб  к
горящему городу. Когда девушка поняла цель этой безумной скачки, она  начала
вопить от ужаса, и вопли ее  заглушали  даже  гортанные,  ритмичные  выкрики
всадника и барабанный бой конских копыт.
   Ритуальные действия были повторены во второй, третий, четвертый  и  пятый
раз  -  третья  лошадь  поскользнулась  было  на  масле,   заскользила,   но
выправилась, - и пятый всадник тронулся в путь, когда первый  еще  не  успел
доскакать до города. Кобылы  были  специально  обучены  перепрыгивать  через
стены огня. Всадники напились вволю того же грибного вина, какое пил Идумир.
Девушкам же только и оставалось, что кричать.
   Их силуэты один за другим коротко мелькнули  на  фоне  пылающих  ворот  и
слились с огнем. Пять раз вскинулось еще выше к  небесам  пламя,  бушевавшее
над городом,  озаряя  красным  светом  маленькую  бухту,  сбившиеся  в  кучу
корабли, остекленевшие глаза минголов,  и  Сэйенда  под  единый  бесконечный
вопль агонии и муки не стало.
   Когда все кончилось, Идумир поднялся во весь рост в своих меховых одеждах
и прокричал трубным голосом:
   - Востока больше нет. Вперед, на Льдистый!

***

   На следующие утро потрепанные корабли Мышелова и  Фафхрда  после  откачки
воды из трюмов были переведены в отведенные для них доки, и работа закипела.
Отдохнувшие за ночь матросы, немного поворчав,  взялись  за  ремонт.  Ворами
Мышелова руководили капрал Пшаури  и  минголы.  На  "Бродяге",  который  они
конопатили и смолили изнутри,  стоял  глухой  стук  деревянных  колотушек  и
воняло дегтем, а с палубы "Морского Ястреба",  где  викинги  Фафхрда  латали
надводную  часть,  поврежденную  колдовскими  ледяными  снарядами