сы двумя  плавными  водопадами
ниспадали по обеим сторонам ее лица. Он слегка изменил позу, так что пять из
семи звезд Тарджа оказались у нее над головой, как корона (теперь его взгляд
устремлялся  то  к  ним,  то  к  серебряному  шнуру,  стягивавшему  края  ее
фиолетового корсажа)," и продолжал:
   - В двенадцатижды двенадцатой комнате я увидел стоявшую у  дальней  двери
фигуру, одетую в чешуйчатую серебряную кольчугу (здесь наши сны  совпадают),
но она стояла спиной ко мне, и чем  дольше  я  на  нее  смотрел,  тем  более
высокой и тощей казалась она, - Гузорио должен быть совсем не таким.
   Тем не менее я окликнул ее в полный голос и в тот самый момент, когда мой
голос разорвал царившую там тишину, понял, что совершил непоправимую  ошибку
и что фигура преобразится, но это преображение  принесет  мне  только  вред.
Видишь, тут наши сны опять совпадают. Но когда она начала поворачиваться,  я
проснулся. Драгоценная моя принцесса, знаешь ли ты,  что  носишь  корону  из
звезд? - И когда она склонилась для поцелуя, его правая  рука  потянулась  к
серебристой змейке, вившейся по ее платью прямо под горлом.
   Испытываемое им блаженство росло и ширилось, великолепная картина ночного
неба, радость плоти и восторг духа, переплетаясь, многократно усиливали друг
друга; экстаз наступил уже после захода  луны.  Но  все  это  время  его  не
оставляло странное ощущение, будто он идет  путем,  ведущим  одновременно  к
бесконечной жизни и к неумолимой смерти, а Эльвенсхольм лишь мрачная веха на
этом пути.

Глава 10

   - Слов нет, капитан Мышелов переменился, - уверенно, но  в  то  же  время
удивленно и озабоченно заметил Пшаури лейтенанту Миккиду, когда  два  вечера
спустя они вместе выпивали в  "Обломке  Кораблекрушения".  -  Вот  тебе  еще
пример, хотя, видит Мог, их и так достаточно. Тебе, конечно,  известно,  как
тщательно он следит, какую еду готовят нам  стряпухи.  Обычно  он  подойдет,
попробует ложку-другую, скажет, если чего не хватает, -  а  один  раз  велел
даже весь котел вылить, помнишь? - и пойдет себе дальше. А  сегодня  днем  я
своими глазами видел, как он  стоял  перед  котлом  с  кипящей  похлебкой  и
смотрел в него так долго, что хватило бы времени поставить  и  снова  убрать
большой парус на "Бродяге". Похлебка в котле пузырилась и пенилась,  бобы  и
куски рыбы то всплывали на поверхность, то вновь уходили под воду, а репа  и
морковь крутились волчком, а он  все  смотрел  и  смотрел,  словно  надеялся
прочесть там пророчество судеб мира.
   Миккиду кивнул:
   - А то еще взял моду ходить согнувшись в три погибели, как мамаша Грам, и
подбирать такую мелочь, которую и муравей не заметит.  Однажды  он  заставил
меня следовать за собой по  пятам;  мы  так  петляли,  словно  разрабатывали
маршрут для лабиринта, - это он  показывал  мне  всякую  дрянь,  лежащую  на
земле: очески  волос,  мелкую  монетку,  камешек,  покрытый  рунами  обрывок
пергамента, мышиные какашки, мертвого таракана.
   - А съесть все это он тебя не заставил? - поинтересовался Пшаури.
   Миккиду в изумлении потряс головой:
   - Еще не хватало... Но и не объяснил ничего толком. Только когда  ноги  у
меня уже совсем затекли  от  сидения  на  корточках,  он  заявил:  "Хочу,  -
говорит, - чтобы ты все хорошенько запомнил".
   - А наш Капитан Фафхрд...
   Вздрогнув  от  неожиданности,  воры  подняли  головы.  Через  перегородку
соседней кабины свесился озабоченный  Скор,  морщины  покрывали  его  лоб  с
высокими залысинами.
   - Наш капитан так занят наблюдениями за звездами - и днем, и ночью, - что
просто диву даешься, как ему удается выйти из порта, не сломав при этом себе
шею. Как думаете, уж не сглазил ли кто обоих?
   Обычно между людьми Мышелова и Фафхрда  существовало  соперничество:  обе
стороны относились друг к другу с подозрением и никогда не  упускали  случая
сказать колкость.
   Однако сейчас судьба капитанов не на шутку беспокоила и тех, и других,  и
потому,  позабыв  о  вражде,  они  откровенно  совещались,  пытаясь   вместе
разобраться в происходящем. Пшаури энергично пожал плечами:
   - Как знать? Это, конечно, мелочи, но все же...
   - Слишком уж много всякой чертовщины тут накопилось, - вставил Миккиду. -
Кхакхт Ледяной Маг, летающие духи Стардока, затонувшая Симоргия...

Глава 11

   А в это время в доме у Сиф две женщины плескались в сауне и,  наслаждаясь
особой свободой банной атмосферы, без стеснения посвящали друг друга в самые
тайные  подробности  своей   интимной   жизни.   Афрейт   наигранно-величаво
произнесла:
   - Я хочу, чтобы ты знала, что Фафхрд сравнил мои соски со звездами.
   Сиф, словно захлебнувшись паром, хрюкнула от смеха и с показной гордостью
парировала:
   - А Мышелов утверждает, что моя задница похожа на звезду. И  на  яблочный
хвостик. А свой собственный член он именует кинжалом! Что бы там ни было  не
в порядке у обоих с головами, в постели это никак не сказывается.
   - А может быть, наоборот? - смеясь, возразила Афрейт. - Мой помешался как
раз на звездах. А у твоего в голове одна еда да посуда.

Глава 12

   Смерть Фафхрда и Смерть  Мышелова  тряслись  верхом  на  ослах  в  хвосте
небольшого торгового каравана,  к  которому  они  пристали,  чтобы  пересечь
покрытую лесом Землю  Восьми  Городов  от  Кварч-Нара  до  Иллик-Винга.  Уже
наступило полнолуние. Смерть Фафхрда бросил:
   - Не люблю я быть чужой смертью - начинаешь забывать собственное  тело  и
привычки, в особенности если ты прирожденный актер.
   - Это вовсе не обязательно, -  отозвался  другой.  -  Мне  перевоплощение
скорее помогает: можно взглянуть на себя со стороны, есть время  непредвзято
обдумать условия контракта, да и вообще мозги  прочищает  (а  у  кого  мозги
могут быть чище, а взгляд объективнее, чем у Смерти?).
   - Это верно, - произнес его коллега, проводя ладонью по  длинному  худому
подбородку. Теперь, когда его осел решил для разнообразия перейти  на  более
ровный шаг, не обязательно было сидеть, вцепившись в поводья  до  судорог  в
руках. - А как ты думаешь, почему в нынешнем контракте так много говорится о
добыче, которую мы якобы сможем захватить?
   - Да потому, что Гамомель и Пулы уверены, что наши подопечные -  люди  не
бедные! Мне очень нравится эта мысль - от нее и в холодную  ночь  становится
теплее.
   - А также наводит на размышления о том, за кого нас держат: за  почтенных
наемных убийц или грабителей с большой дороги?
   - Какая разница? - подвел итог разговора менее щепетильный убийца.  -  По
крайней мере, нам самим ясно, как действовать - ни в коем случае не  убивать
Двоих, пока они не приведут нас к сокровищу.
   - Или скорее к сокровищам, - поправил другой, - ведь они,  будучи  людьми
здравомыслящими, наверняка не доверяют друг другу.

Глава 13

   Огибая с разных сторон угол городской ратуши в Соленой Гавани, Мышелов  и
Фафхрд буквально налетели друг на друга, так как один из них шел  уткнувшись
носом в оставленные только что отшумевшим ливнем лужи, а  другой,  напротив,
внимательно  вглядывался  в  облака,  поспешно  отступавшие   под   натиском
солнечных лучей. Поначалу оба угрожающе заворчали,  но,  узнав  друг  друга,
расхохотались; неожиданное столкновение  встряхнуло  и  вывело  на  какой-то
момент Фафхрда из состояния глубокой задумчивости, в котором он  пребывал  в
последнее время, и заставило пристально взглянуть в лицо друга.  Он  увидел,
как  широкая   приветственная   улыбка   последнего   сменилась   выражением
задумчивого удивления, смешанного со всепроникающей печалью.
   Сердце его дрогнуло и он спросил:
   - Где ты прятался все это время, друг?  Мне  хотелось  поговорить,  но  я
никак не мог тебя отыскать.
   - Верно, - сказал Мышелов,  скривившись,  как  от  внезапной  боли,  -  в
последнее время мы с тобой, похоже, находимся на разных уровнях.
   - Да, но что ты чувствуешь? - поспешно продолжал Фафхрд.
   Мышелов в свою очередь также расчувствовался и, обрадовавшись  неожиданно
представившейся возможности разделить с другим свои самые  сокровенные  и  с
трудом  поддающиеся  формулировке  трудности,  затащил  Фафхрда  в  какой-то
переулок и выпалил:
   - Если бы кто-нибудь осмелился предположить, что я  испытываю  ностальгию
по Ланкмару, я сказал бы этому человеку прямо в глаза, что он лжет! Все наши
веселые приятели и влиятельные почти друзья, а также очаровательные, хотя  и
неверные подруги, благоухающие духами, сверкающие рубинами накрашенных губ и
изумрудами подведенных глаз, со всеми их прелестными  сиськами  и  шикарными
письками не значат для меня  ровным  счетом  ничего!  Ничего  не  значат  ни
Шильба, знавший меня как облупленного, не  велеречивый  Нинг.  Все  мосты  и
дворцы, храмы и пирамиды, мрамор и  гранит  этого  города  мне  безразличны!
Но... - тут  голос  его  пресекся  и  выражение  удивления  и  печали  вновь
появилось на лице, - мелочи, при воспоминании о них, признаюсь тебе, у  меня
начинается  ностальгия,  невообразимая  тоска.  Маленькие  уличные  жаровни,
завораживающе  разнообразный  мусор:  каждый  его  фрагмент  словно  отмечен
неповторимой прелестью,  наделен  особым  смыслом.  Отпечатки  подошв,  одни
присыпанные алмазной пылью, другие - с оттенком хны. Я знаю все эти  мелочи,
хотя никогда раньше не присматривался к ним, не наслаждался каждой  деталью.
Одна мысль о том, что никогда уже мне не пересчитать камни мостовой на Улице
Богов, не запечатлеть в памяти форму каждого из них, не увидеть, как ручейки
дождевой воды прокладывают меж ними путь, сводит меня с ума! Мне хотелось бы
быть не больше крысы, чтобы исследовать там все как следует,  нет,  даже  не
больше муравья, настолько властно влечет  меня  к  себе  этот  мир  мелочей,
вселенная в одном камне!
   Он попытался заглянуть Фафхрду в глаза, надеясь прочесть в них понимание,
- в конце концов, именно он начал этот разговор,  -  но  импульс,  вызвавший
озабоченность великана душевным состоянием друга, уже прошел,  и  теперь  он
отрешенно смотрел куда-то вверх, лицо его при этом хранило отпечаток  легкой
меланхолии.
   - Скучаешь по Ланкмару? - произнес он рассеянно. - Что  ж,  мне  тоже  не
хватает его звезд, южных звезд, которые не  видны  отсюда.  Но...  -  теперь
настала его очередь делать признания, - но  есть  ведь  и  еще  более  южные
звезды, которых мы никогда не видели! За Срединным морем лежит земля, где не
бывал еще ни один путешественник, - Земля Богов и полюс жизни Невона, а  над
ними звезды, которых не видел ни один человек, живой или мертвый. Да, вот по
тем землям у меня действительно ностальгия!
   Мышелов увидел, как пламя, зажегшееся было в его глазах, опало и погасло.
Северянин тряхнул головой.
   - Я заговариваюсь, - сказал он. - Здесь тоже хватает хороших звезд. Зачем
беспокоиться о будущем? Мне и здесь работы надолго хватит.
   - Да, в Соленой Гавани на Соленой и Ураганной  улицах  тоже  можно  найти
немало интересного  мусора,  так  зачем  забивать  себе  голову  проблемами,
которых  пока  нет?  -  услышал  собственный  голос  Мышелов,  заглядывая  в
ближайшую лужу. Он чувствовал, что и его  огонь  погас,  если,  конечно,  он
вообще был. - Все утрясется, успокоится,  уляжется  само  собой,  и  чувства
тоже.
   Фафхрд согласно кивнул, и они пошли каждый своей дорогой.

Глава 14

   Шли дни. Луна  Ведьм  выросла  и  пошла  на  убыль,  уступая  место  Луне
Призраков, которая в свою очередь  тоже  сошла  на  нет  и  сменилась  Луной
Середины Лета, которую еще иногда называют Луной Убийц, поскольку  в  период
полнолуния она имеет обыкновение  вставать  позже  и  заходить  раньше  всех
остальных полных лун.
   Со временем многое на Льдистом действительно утряслось и даже в некотором
роде улеглось и прояснилось, а именно все странное и непонятное  от  частого
повторения сделалось привычным и заурядным, как это обыкновенно и случается.
   "Морского Ястреба" починили и даже заново оснастили, но планы  Фафхрда  и
Афрейт отправиться на нем в Уул-Илерн валить лес  для  оголенного  Льдистого
как-то сами собой  отодвинулись  в  будущее.  Никто  не  говорил  "следующим
летом", но все понимали, что так оно и будет.
   Закончилась постройка казарм и складских помещений, включавшая в  себя  и
сооружение канализационной системы и отстойника, которыми Мышелов  непомерно
гордился; однако починка "Бродяги", хотя и  не  застопорилась  окончательно,
продвигалась медленно, и планы Сиф и Мышелова отправиться на нем торговать с
ледовыми  гномами,  обитавшими  севернее  Но-Омбрульека,   казались   теперь
малореальными.
   Необычное проклятие продолжало влиять  на  поведение  Двоих  (к  великому
наслаждению наславших его божков, чьи  представления  об  удовольствии  были
весьма, надо сказать, примитивны), однако  не  настолько,  чтобы  лишить  их
способности командовать своими людьми или сделать менее остроумными, пылкими
и галантными  кавалерами.  Большая  часть  их  подчиненных  вскоре  привыкла
считать странности поведения командиров  "капитанскими  причудами";  на  них
сетовали или ими хвастались - по обстоятельствам, но серьезного внимания  на
них никто не обращал. И  только  Пшаури,  Миккиду  и  Скор  не  смирились  с
положением вещей и продолжали тревожиться, волноваться, испытывать нехорошие
подозрения, - как им и пристало по  чину:  ведь  лейтенант,  предполагается,
учится нести ответственность за подчиненных наравне со своим  командиром.  С
другой стороны, островитяне, включая и суховатого Гронигера,  находили,  что
причуды сомнительных протеже упрямых и своенравных Сиф и  Афрейт  превращали
их из  непредсказуемых  союзников  и  потенциальных  беспокойных  соседей  в
законопослушных и порядочных  граждан.  В  особенности  сильное  впечатление
производила на них одержимость Мышелова разными мелочами.
   Афрейт и Сиф хорошо понимали, что с их мужчинами  что-то  неладно;  да  и
сами Двое, если уж на то пошло, отдавали себе в этом отчет. Однако они  были
склонны  относить  эти  изменения  на  счет  погоды   или   более   глубоких
психологических  сдвигов,  которые  однажды   уже   превращали   Фафхрда   в
религиозного фанатика, а Серого Мышелова - в расчетливого  скрягу.  А  может
быть, - кто знает? - нечто  подобное  неизбежно  происходит  с  каждым,  кто
решает покончить с полной приключений  и  опасностей  жизнью  и  обзавестись
домом и  семьей.  Как  ни  странно,  но  мысль  о  проклятии,  божеском  или
человеческом, ни разу не посетила их. Проклятия  обычно  давали  себя  знать
очень ощутимо: человек либо бросался со  скалы  в  пропасть,  либо  разбивал
своим детям головы о камни; впавшие  в  безумие  женщины  нередко  оскопляли
своих мужчин, поджигали дома или самих себя, если под рукою  не  оказывалось
подходящего вулкана, в который  можно  было  бы  прыгнуть.  Никогда  еще  не
случалось, чтобы проклятие действовало столь незаметно.
   Когда четверка собиралась вместе, случалось им побеседовать и  о  влиянии
сверхъестественного на жизнь людей, причем каждый из них чувствовал,  что  в
душе относится к предмету разговора серьезнее, чем кажется.
   - Почему бы вам не обратиться за помощью к Великому Гузорио? - предложила
однажды Сиф. - Раз уж вы оба - его воплощения, он должен знать о вас все.
   - Он скорее шутка, чем  реальная  сила,  к  которой  можно  обратиться  с
молитвой, - ответил Мышелов и тут же переадресовал вопрос:
   - А почему бы вам с Афрейт не попросить вашу  ведьму  или  королеву-воина
Скелдир,  ту,  что  носит  кольчугу  из  рыбьей  чешуи  и  смеется  коротким
отрывистым смехом, просветить вас?
   - Мы с ней не в таких близких отношениях, хотя и претендуем на родство, -
потупив глаза, объяснила Сиф. - Я даже не знаю, как за это взяться.
   Однако этот  разговор  побудил  Фафхрда  и  Афрейт  пересказать  те  сны,
которыми они поделились  друг  с  другом  раньше,  после  чего  все  четверо
принялись строить догадки и предположения. Фафхрд и Мышелов вскоре  позабыли
об этом, но их подруги надежно сохранили в памяти все сказанное в тот вечер.
   И все же, несмотря на  отсутствие  явных  внешних  проявлений,  проклятие
богов  медленно,  но  верно  делало  свое  дело.  К  примеру,  Фафхрд  очень
заинтересовался некой волосатой звездой, которая каждую  ночь  появлялась  в
западной части неба, низко над  горизонтом,  и,  постепенно  увеличиваясь  в
размерах и яркости, перемещалась на восток. Северянин взял за правило каждый
вечер наблюдать за ее движением. Что касается Мышелова, то у  него  появился
излюбленный  маршрут,  следуя  по  которому  он  занимался  своими  текущими
повседневными  делами  и  одновременно  собирал  всякую  всячину.  Путь  его
начинался у дверей "Обломка Кораблекрушения", где он пропускал  свой  первый
утренний стаканчик, проходил по  соединявшему  ратушу  и  таверну  переулку;
огибая угол, где пару месяцев тому назад  они  столкнулись  с  Фафхрдом,  он
направлялся к казарме, а потом мимо общественного туалета,  куда  непременно
заглядывал в поисках мышиных нор, и, наконец,  к  отстойнику,  находившемуся
прямо позади казармы и составлявшему предмет его неизменной гордости.
   Так, в повседневных трудах и заботах, тихо и без приключений текла  жизнь
в Соленой Гавани, пока наконец весна не уступила место короткому  и  жаркому
северному  лету.  Фафхрд  и  Мышелов  уподобились  трудолюбивым   лотофагам;
окружающие невольно подражали этой слегка тронувшейся парочке.  Единственным
исключением обещал стать день летнего солнцестояния,  традиционный  праздник
островитян. В этот день Афрейт и  Сиф  предложили  закатить  пир  для  людей
Фафхрда и Мышелова, а также для друзей среди горожан. Намечался  грандиозный
праздник с играми, танцами и состязаниями атлетов. Местом для его проведения
был избран Большой Луг у самого подножия Эльвенхольма.

Глава 15

   Если в описанный период времени кто-нибудь и  испытывал  разочарование  и
неудовольствие, так это Шильба и Нингобль. Космический шум поутих,  и  ничто
не мешало им общаться на расстоянии, сидя одному в своем болоте, а другому -
в пещере, и  обмениваться  новостями  о  том,  что  предпринимают  Фафхрд  с
Мышеловом и их боги. Но новости были нерадостными, так как противоречили  их
понятиям о логике и не отвечали их целям. Глупые заштатные божки наложили на
их излюбленных мальчиков на побегушках какое-то непонятное заклятие,  но  те
не покинули свой остров и ничего не складывалось так, как хотелось  бы  двум
волшебникам. А тем временем через Стылые Пустоши и горы Пляшущих  Троллей  в
северо-западном направлении двигалась какая-то угроза,  лишавшая  их  покоя,
которую они тем не менее никак не могли опознать. Одним словом, все  было  в
высшей степени неудовлетворительно и странно.

Глава 16

   У Иллик-Винга Смерти Двоих присоединились к каравану, державшему  путь  в
Но-Омбрульск. Всю Призрачную  Луну  они  провели  сидя  на  спинах  лохматых
приземистых мингольских лошадок, хорошо переносивших морозы. Несмотря на  то
что лето уже началось, в горах Пляшущих Троллей и у подножия  Гряды  Бренных
Останков было достаточно холодно, чтобы заставить двоих наемников на  каждом
шагу поминать мужской детородный член и мать того персонажа,  о  котором  не
следует говорить на ночь глядя. Во время привалов  они  старались  держаться
поближе к огню, а ночами их согревала мысль о  сокровищах,  припрятанных  их
нареченными.
   - Этот Фафхрд представляется мне драконом, который сидит на груде  золота
в глубокой горной пещере, - заявил однажды тощий наемник.  -  Теперь  я  уже
полностью вжился в этот образ. И кстати, до нашей  встречи  осталось  совсем
немного времени.
   - А мне Мышелов снится в  виде  огромного  серого  паука,  -  откликнулся
второй, - живущего в норе со множеством  ходов  и  выходов,  разветвлений  и
закоулков, и каждый уголок его логова забит  серебром,  янтарем  и  слоновой
костью. Да, теперь я тоже смогу  сыграть  его  роль.  Удивительно,  до  чего
похожими становимся мы в конце концов на наших подопечных.
   По прибытии  в  охраняе