вычной брани.
     Однако Рита лишь побагровела от гнева. Забыв о  Мышелове,  да  и  обо
всем на свете,  распаленная  руганью,  она  бросилась  на  Саманду,  крича
остальным рабам:
     - Хватайте ее, трусы! Нас же много, а она одна!
     И недолго думая, она вонзила вертел в жирный зад экономки.
     Саманда сделала громадный скачок  вперед,  гремя  цепями  и  ключами,
которые висели у нее на поясе. Отшвырнув с дороги несколько служанок, она,
громко топая, устремилась в сторону служб.
     Рита бросилась за ней, крикнув через плечо:
     - Хватайте ее, пока она не позвала на подмогу брадобреев и поваров!
     Служанки  и  пажи  больше  не  колебались.  Рита  вновь  разожгла  их
ненависть так же быстро, как Саманда  ее  потушила.  Сделаться  героями  и
героинями и спасти Ланкмар - это было как лунный свет. Но отомстить  своей
давней  мучительнице  -  это  уже  ослепительное  солнце.  Как  один,  они
бросились вслед за Ритой.
     Мышелов, который  все  еще  балансировал  на  резной  спинке  ложа  и
продолжал свою драматичную речь, слишком поздно сообразил, что остался без
войска, а сам между тем все еще  такой  же  маленький.  Хисвин  и  Хисвет,
вытащив из-под черных тог длинные кинжалы, быстро отрезали его от двери, в
которую убежала армия во главе с Ритой. Хисвин буквально полыхал злобой, а
Хисвет стала очень неприятно похожа на отца - никогда  прежде  Мышелов  не
замечал столь поразительного фамильного сходства между ними. Дочь  и  отец
медленно приближались к нему.
     Слева от него Элакерия схватила со стола несколько тоненьких жезлов и
угрожающе замахнулась. Но для Мышелова даже эти палочки  были  громадными,
как копья.
     Справа от  него  Глипкерио,  который  продолжал  пятиться,  незаметно
подхватил с пола свой легкий боевой топор. По-видимому,  он  не  расслышал
верноподданнического писка Мышелова или расслышал, но не поверил.
     Мышелов судорожно размышлял, в какую сторону ему прыгнуть.
     За его спиной Фрикс прошептала тихонько, но для него все  равно  чуть
ли не оглушительно:
     -  Кухонная  тиранша  удаляется,  преследуемая  раздетыми  пажами   и
служанками в их  натуральном  виде,  и  наш  герой  остается  в  окружении
великана и двух - а может, трех? - великанш.



                                    16

     Несмотря на то что Фафхрд спустился со стены храма  довольно  быстро,
расстановка сил на  поле  боя  к  этому  моменту  претерпела  существенные
изменения.
     Истинные боги Ланкмара, стараясь не поддаваться панике,  отступали  к
дверям своего храма, время от времени тыкая жезлами в орду  осаждавших  их
крыс. Призрачными лунными вымпелами от них еще  тянулись  к  небу  струйки
дыма. Все боги кашляли, даже, скорее всего, не кашляли, а чертыхались,  но
это очень походило на кашель. Их коричневые костистые лица были страшны  -
такое выражение бывает у потерпевших поражение стариков, которые стараются
под маской достоинства скрыть свою бессильную ярость.
     Фафхрд поспешно уступил им дорогу.
     Крешкра вместе с двумя другими  упырями,  сидя  в  седлах,  рубила  и
колола крыс перед домом Хисвина, а их кони топтали грызунов копытами.
     Фафхрд двинулся было в их сторону, но в этот  миг  на  него  налетела
громадная стая крыс, и он был вынужден обнажить Серый Прутик. Пользуясь им
как косой, он тремя ударами расчистил пространство  вокруг  себя  и  снова
стал прорываться к упырям.
     Внезапно двери дома Хисвина распахнулись,  и  по  невысокой  лестнице
хлынула вниз толпа рабов-минголов. Лица их были искажены от ужаса, но  еще
более поражала их страшная худоба. Черные ливреи болтались на них, как  на
пугалах. Их руки были руками скелетов. Вместо лиц были  черепа,  обтянутые
желтой кожей.
     Три группы скелетов: коричневые, цвета слоновой кости и желтые.  "Это
же чудо из чудес, - подумал Фафхрд, - немыслимый спектр,  составленный  из
костяков разных оттенков".
     Вслед за минголами, тесня их, но не убивая,  а  просто  отшвыривая  с
дороги,  появилась  группа  сутуловатых,  но  крепких  мужчин  в   масках:
некоторые из них были одеты в доспехи, и все  без  исключения  размахивали
оружием - мечами и арбалетами. В  их  шаркающей  ковыляющей  походке  было
что-то страшно знакомое. За ними вышли другие - с копьями и в  шлемах,  но
уже без масок.  На  месте  лиц  у  них  были  крысиные  морды.  Все  вновь
прибывшие, как в масках на поросших шерстью мордах, так и  без,  бросились
на трех конных упырей.
     Фафхрд прыгнул вперед. Серый Прутик запел у него над головой, он  уже
не обращал внимания на бушующую у его ног новую волну  обычных  крыс  -  и
вдруг остановился как вкопанный.
     Крысы - ростом с человека и вооруженные на людской манер - продолжали
выскакивать из дома Хисвина. Пусть он хоть трижды герой,  но  убить  такое
количество врагов просто не в состоянии.
     В этот миг Северянин вдруг  почувствовал,  как  в  ногу  ему  впились
острые когти. Замахнувшись громадной левой рукой со скрюченными  пальцами,
чтобы смахнуть нового врага, он увидел, что по  его  бедру  карабкается...
черный котенок с "Каракатицы".
     "Нет, глупыш не должен оказаться в этой свалке", - подумал  Фафхрд...
открыл  пустой  мешок,  чтобы  бросить  туда  котенка...  увидел  на   дне
отливающий матовым блеском оловянный свисток... и  понял,  что  это  -  та
самая соломинка, хоть и металлическая, за которую он должен хвататься.
     Выхватив свисток, он поднес его к губам и дунул.
     Рассеянно ударяя пальцем в игрушечный  барабан,  человек  не  ожидает
услышать громовой  раскат.  У  Фафхрда  перехватило  дух,  и  он  чуть  не
проглотил свисток. Потом размахнулся, чтобы его выбросить, но вместо этого
снова сунул в рот, зажал уши  руками,  по  какой-то  таинственной  причине
плотно зажмурился и снова дунул.
     И опять чудовищный гром взметнулся к  луне  и  прокатился  по  темным
улицам Ланкмара.
     Попробуйте вообразить себе рев леопарда, рев  тигра  и  львиный  рык,
вместе взятые, и вы получите отдаленное  представление  о  звуке,  который
Фафхрд выдул из свистка.
     Ватаги  обычных  крыс  замерли  на  месте.  Скелетоподобные   минголы
остановили свой дрожащий и спотыкающийся бег. Большие  вооруженные  крысы,
как в масках, так и без, застыли, не  добежав  до  упырей.  И  даже  упыри
вместе со своими конями прекратили бой. Шерстка у черного  котенка  встала
дыбом, зеленые  глаза  сделались  огромными,  но  он  продолжал  цепляться
когтями за согнутое бедро Фафхрда.
     Наконец наводящий ужас звук замер в отдалении, далекий колокол  начал
бить полночь, и схватка возобновилась с новой силой.
     Но вокруг Фафхрда в лунном свете начали проступать какие-то  туманные
четвероногие черные формы. Сперва это были лишь смутные  тени,  окруженные
сиянием.  Затем  они  сделались  плотнее,  как  будто  были   сделаны   из
полупрозрачного черного рога. И наконец достигли угольной черноты, и  лапы
их уперлись в залитую луной мостовую.  У  них  были  стройные  длинноногие
фигуры гепардов, но массивность тигров или львов. В холке они были  ростом
с добрую лошадь. Их небольшие головы с острыми ушами так же, как и хвосты,
медленно покачивались из стороны в сторону. Острые клыки  напоминали  чуть
зеленоватые сосульки. Похожие на замерзшие  изумруды  глаза  в  количестве
двадцати шести штук - зверей было тринадцать - уставились на Фафхрда.
     Но Фафхрд сразу понял, что смотрят они не на него, а на его бедро.
     Черный котенок издал пронзительный вой - это был и первый боевой клич
молодого кота, и приветствие.
     С душераздирающим ревом, словно кто-то дунул в  тринадцать  оловянных
свистков сразу, боевые коты, разделившись  на  группы,  бросились  вперед.
Черный котенок со сверхъестественным проворством присоединился к группе из
четырех зверей.
     Обычные крысы бросились врассыпную  -  к  стенам,  дверям  и  сточным
канавам  -  словом,  всюду,  где  могли  быть  норы.  Минголы,  как  один,
распростерлись ниц. Потрескавшиеся двери  храма  истинных  богов  Ланкмара
заскрипели, поспешно закрываясь.
     Четыре боевых кота, к  которым  присоединился  котенок,  ринулись  на
человекоподобных крыс, выходящих из дома Хисвина. Двое упырей  уже  лежали
на земле, выбитые из седел мечами и копьями. Третий, вернее, третья -  это
была Крешкра - отбила направленный в нее удар  меча  и  пустилась  галопом
мимо дома Хисвина в сторону Радужного  дворца.  Две  лишившиеся  всадников
черные лошади поскакали за ней.
     Фафхрд уже решил было последовать их примеру, но в этот  миг  с  неба
спланировал черный попугай и завис перед ним, хлопая  крыльями.  В  то  же
самое время тощий мальчишка с фингалом под глазом дернул его за руку.
     -   Мышелов-Мышелов!   -   прокудахтал    попугай.    -    Беда-беда!
Голубая-голубая-голубая палата!
     - Меня просили передать тебе то  же  самое,  громила,  -  с  ухмылкой
просипел мальчишка.
     И Фафхрд, обежав поле брани, где сражались вооруженные крысы и боевые
коты - круговорот серебристых мечей и сверкающих когтей, ледяных зеленых и
пламенеющих красноватых глаз, - пустился вслед за Крешкрой,  поскольку  та
ускакала в нужном ему направлении.
     В одного из  боевых  котов  вонзилось  несколько  длинных  копий,  но
котенок  сверкающей  черной  молнией  метнулся  к   морде   переднего   из
грызунов-копейщиков, и за ним - три других боевых кота.


     Едва Хисвин и Хисвет приблизились на длину руки,  как  Серый  Мышелов
легко соскочил со спинки золотого ложа. Враги начали обходить его  с  двух
сторон, и Мышелов, пробежав под ложем, оказался  под  низеньким  столиком.
Когда он пересекал короткое, не защищенное сверху пространство между одним
и другим, рядом с ним в плиточный пол  врезался  топорик  Глипкерио,  а  с
другой стороны шмякнулись и раскатились тоненькие жезлы, которые держала в
руке Элакерия. Под  самой  серединой  стола  Мышелов  остановился,  быстро
соображая, что ему делать дальше.
     Глипкерио благоразумно ретировался, оставив топорик там,  где  он  от
удара вырвался у него из руки. Однако толстенькая Элакерия  поскользнулась
и во весь рост неловко растянулась на полу, так  что  на  какой-то  момент
Мышелов оказался между ее дородным телом и топориком Глипкерио.
     Еще какой-то миг  стол  был  удобной  крышей,  темневшей  где-то  над
головой  Мышелова.  Но  в  следующее  мгновение  Мышелов,   и   не   думая
подпрыгивать, ударился в него головой, а еще через  миг  каким-то  образом
перевернул его на бок, не притрагиваясь к нему руками и очень прочно  сидя
на полу.
     Одновременно с этим Элакерия из жирной распутницы, выпирающей повсюду
из своего серого платья, превратилась в стройную нимфу, причем  совершенно
нагую. А  топорик  Глипкерио,  которого  касался  краешком  тонкий  клинок
Скальпеля, стал щербатым  осколком  металла,  как  будто  бы  его  разъела
невидимая кислота.
     Мышелов  понял,  что  к  нему  вернулся  его  обычный  рост,  как   и
предсказывал Шильба. Ему пришло в голову, что поскольку  ничто  на  пустом
месте само по себе  не  возникает,  значит,  частички,  которые  Скальпель
потерял, когда  уменьшался  в  подвале,  теперь  были  возмещены  за  счет
стального топора, а  часть  своей  плоти  и  одежды  он,  если  можно  так
выразиться,  позаимствовал  у  Элакерии.  Впрочем,  она  только  от  этого
выиграла, решил Мышелов.
     Однако он тут же сказал себе, что сейчас не время  для  метафизики  и
морализаторства.  Поднявшись  на  ноги,  он,  угрожая   Скальпелем,   стал
наступать на своих недругов, которые, казалось, стали ниже ростом.
     - Бросить оружие! - скомандовал он.
     У Глипкерио, Элакерии  и  Фрикс  оружия  не  было.  Хисвет  мгновенно
выпустила из пальцев свой длинный кинжал, вероятно вспомнив,  что  Мышелов
знает об ее умении метать этот вид оружия. Но Хисвин,  кипя  от  ярости  и
отчаяния, ни за что не  хотел  расстаться  со  своим  клинком.  Неуловимым
движением Мышелов приставил кончик Скальпеля к его тощей шее.
     - Отзови с улиц своих крыс, лорд Незаметный, или ты умрешь! -  заявил
он.
     - Не  буду!  -  выкрикнул  Хисвин,  тщетно  пытаясь  отбить  кинжалом
Скальпель. Потом, немного опомнившись, добавил: - Даже если б  и  захотел,
то не смог бы.
     Мышелов, знавший по заседанию Совета, что это правда, задумался.
     Элакерия, увидев, что осталась нагой, сдернула с золотого ложа легкое
покрывало и завернулась в него, но тут же приоткрыла край  ткани  и  стала
любоваться своим стройным новым телом.
     Фрикс продолжала улыбаться возбужденно, но вместе с тем и  сдержанно,
словно наблюдая за ходом пьесы из зрительного зала.
     У  Глипкерио,  изо  всех  сил  вцепившегося  в  витую  колонну  между
освещенной свечами частью комнаты и залитым луной балконом, снова начались
сильные  конвульсии.  Его  узкое  лицо  между  периодическими   судорогами
представляло собой олицетворение ужаса и нервного истощения.
     Хисвет закричала:
     - Мой серый возлюбленный, убей же этого старого дурака,  моего  отца!
Убей Глина и остальных тоже, если только не  хочешь  взять  Фрикс  себе  в
наложницы. А потом правь Верхним и  Нижним  Ланкмаром,  а  я  тебе  охотно
помогу. Ты выиграл, мой миленький. Я признаю свое поражение. Я буду  самой
покорной  из  твоих  рабынь  и  лишь  надеюсь,  что   когда-нибудь   стану
любимейшей.
     И столько звенящей искренности было в ее голосе,  такими  сладкими  и
нежными были ее обещания, что, несмотря  на  ее  прежние  предательства  и
жестокость,  несмотря  на  убийственную  холодность   ее   слов,   Мышелов
почувствовал сильное искушение послушаться Хисвет. Он  смотрел  на  нее  -
лицо у нее было как у игрока, который поставил на кон все, - и тут на него
бросился Хисвин.
     Мышелов отбил его кинжал и отступил на два шага, досадуя на  то,  что
позволил себя отвлечь. Хисвин продолжал отчаянно  на  него  наскакивать  и
угомонился только тогда, когда кончик Скальпеля уперся в  его  опухшее  от
брани горло.
     - Сдержи обещание и покажи свою отвагу, - крикнула Хисвет Мышелову. -
Убей его!
     Хисвин начал осыпать бранью и ее тоже.
     Впоследствии Мышелов так никогда и не мог сказать,  что  бы  он  стал
делать дальше, поскольку ближайшие к нему голубые занавески раздернулись и
появились Скви и Грист:  оба  человеческого  роста,  оба  без  масок  и  с
обнаженными мечами в руках, оба  надменные,  полные  ледяной  решимости  и
грозные - сливки крысиной аристократии.
     Ни слова не говоря, Скви шагнул вперед  и  наставил  кончик  меча  на
Мышелова. Грист так быстро последовал его  примеру,  что  невозможно  было
сказать: подражал он товарищу по оружию  или  действовал  по  собственному
почину. Из-за их спин вынырнули две крысы с мечами и в зеленых мундирах  и
встали по бокам. А  уже  из-за  их  спин  появились  три  копейщика,  тоже
человеческого роста, как и остальные; двое из них заняли место  в  дальнем
конце залы, а третий направился к золоченому ложу, рядом с которым  стояли
Хисвет и Фрикс.
     Поднеся руку к тощей шее, Хисвин справился с изумлением  и,  указывая
на дочь, повелительно прохрипел:
     - Убейте ее тоже!
     Приближавшийся к ложу копейщик послушно взял свое оружие  наизготовку
и бросился на девушку. Когда широкое волнистое лезвие  оказалось  рядом  с
Хисвет, Фрикс  бросилась  на  копье  и  вцепилась  руками  в  его  древко.
Наконечник копья пронесся в пальце от  Хисвет,  и  Фрикс  упала.  Копейщик
отдернул копье и уже занес  его  над  лежавшей  на  полу  Фрикс,  но  Скви
закричал:
     - Стой! Не убивать пока никого, кроме этого в сером! Вперед!
     Копейщик послушно повернулся и направил оружие на Мышелова.
     Фрикс поднялась с пола и стала наблюдать за развитием событий, шепнув
мимоходом Хисвет:
     - Это уже третий раз, дорогая госпожа.
     Мышелов хотел было нырнуть с балкона вниз, но вместо этого бросился в
дальний конец залы. Вероятно, это была ошибка. У находившихся  там  дверей
располагались два копейщика, а наступавшие Мышелову на пятки  стражники  с
мечами не давали ему возможности увернуться от копий, убить их обладателей
и выскочить в дверь. Поэтому он нырнул за  массивный  стол  и,  неожиданно
развернувшись,  легко  ранил  одного  из  стражников  в  зеленом,  который
выскочил вперед. Но тот отпрыгнул назад, и Мышелов оказался лицом к лицу с
четырьмя крысами с мечами и двумя  копейщиками  -  и  очень  возможно,  со
смертью тоже, вынужден был признать Мышелов, заметив, с какой уверенностью
Скви руководит атакой. И тут  началось:  косой  удар,  прыжок,  еще  удар,
выпад, отбив удар ногой по столу - нужно атаковать Скви, -  выпад,  отбив,
ответный укол, защита, отход, но Скви разгадал этот маневр, поэтому: косой
удар, прыжок, выпад в прыжке, снова прыжок, удар спиной о стену,  выпад  -
нужно что-то предпринять, причем как можно скорее!
     Внезапно краем глаза  Мышелов  увидел,  как  голова  одной  из  крыс,
отделившись от туловища, отлетела в сторону, и услышал радостный  и  очень
знакомый вопль.
     Это был Фафхрд: ворвавшись в залу, он обезглавил копейщика, стоявшего
чуть позади, как бы в резерве, и с тыла набросился на других.
     По знаку Скви две крысы с мечами и  два  копейщика  развернулись,  но
последние немного замешкались со своим длинным и неуклюжим оружием. Фафхрд
отрубил наконечник одного из копий, потом  голову  его  обладателя,  отбил
удар второго копья, ткнул мечом в горло державшей его  крысы,  после  чего
занялся двумя стражниками  с  мечами,  а  Скви  и  Грист  тем  временем  с
удвоенной яростью налетели на Мышелова. Их  длинные  оскаленные  морды  со
вздыбившейся щетиной и торчащими резцами, громадные глаза, метавшие черные
и голубые молнии, казались такими же грозными, как и  проворные  их  мечи;
впрочем, Фафхрду тоже приходилось нелегко.
     При появлении Фафхрда, Глипкерио очень тихо заявил  сам  себе:  "Нет,
этого мне больше не вынести", выскочил на крыльцо, взобрался по серебряной
лесенке и нырнул в люк  серого  веретенообразного  аппарата.  Своим  весом
сюзерен нарушил его неустойчивое  равновесие,  и  корабль  начал  медленно
сползать вниз по медному желобу. Высунувшись из люка, Глипкерио воскликнул
уже чуть громче:
     - Прощай, мир! Всего тебе хорошего, Невон! Я  отправляюсь  на  поиски
более счастливой вселенной. О Ланкмар, ты еще обо мне пожалеешь! Восплачь,
о великий город!
     Серый аппарат скользил по желобу все быстрее и быстрее. Сюзерен  влез
внутрь и захлопнул за собой  крышку  люка.  С  тихим  печальным  всплеском
снаряд скрылся в темных, рябых от лунных отблесков водах.
     Лишь Элакерия и Фрикс, чьи глаза и уши не упускали  ничего,  заметили
отбытие Глипкерио и услышали его прощальные слова.
     Внезапно объединив усилия, Скви  и  Грист  схватились  за  стол,  над
которым вели бой, и попытались  прижать  им  Мышелова  к  стене.  В  самый
последний момент тот вскочил на стол сверху,  увернулся  от  выпада  Скви,
отбил удар Гриста и, очень удачно всадив ему Скальпель через глаз прямо  в
мозг, тут же вытащил меч назад и парировал очередной выпад Скви.
     Скви  попятился.  Благодаря   почти   панорамному   обзору,   который
обеспечивали ему широко расставленные голубые глаза, он увидел, что Фафхрд
расправляется уже со вторым стражником, меч которого  был  гораздо  легче,
причем сам Северянин получил лишь несколько легких царапин и уколов.
     Скви повернулся и побежал. Мышелов спрыгнул со стола и устремился  за
ним. И тут примерно посреди залы с потолка стало падать нечто  огромное  и
голубое. Это стоявшая у стены Хисвет перерезала кинжалом шнур, на  котором
висела занавеска,  разделявшая  залу  пополам.  Скви,  пригнувшись,  успел
проскочить под ней, а Мышелов влетел прямо в  голубую  материю  и  тут  же
отскочил назад: Скви ударил мечом сквозь занавеску и чуть было  не  угодил
ему в горло.
     Через несколько  мгновений  Мышелов  и  Фафхрд,  отыскав  место,  где
соединялись две половинки занавеса, одновременно раздвинули  их