слегка
навеселе, вошли в таверну одними из первых. Стоявшая там напряженная  тишина
насторожила  обеих,  безумие  открывшейся  их  глазам   сцены   окончательно
разогнало хмель.
   Фафхрд и Мышелов сидели за своим любимым столом и играли в кости,  а  все
посетители исподтишка со страхом  следили  за  каждым  их  движением.  Страх
буквально висел в воздухе.
   Таково было первое впечатление. Однако уже в следующее  мгновение  Сиф  и
Афрейт поняли, что Фафхрд был вовсе не Фафхрд - слишком уж  худ,  и  Мышелов
тоже не был Мышеловом - слишком толстый (хотя такой же гибкий  и  подвижный,
как ни странно).
   Лица, оружие и одежда чужаков тоже были совсем не такими,  как  у  Двоих.
Сходство  между  ними  заключалось  в  выражении  лиц,  движениях,  позах  и
самоуверенности, с которой держались и те, и  другие,  да  еще  в  том,  что
незнакомцы сидели за тем самым  столом.  Эти  двое  производили  впечатление
будто они и были теми, за кого себя выдавали, и  сидели  на  своем  законном
месте.
   Страх вызывали даже звуки, которые они  производили  во  время  игры:  то
один, то другой из них встряхивал кожаный стаканчик с  костями,  накрыв  его
ладонью, потом высыпал  его  содержимое  в  один  из  двух  рядов  обтянутых
материей  углублений,  расположенных  по  обе   стороны   игральной   доски,
передвигал костяшки на счетах, отмечая выигрыш  или  проигрыш.  Приглушенное
пощелкивание костей приковывало внимание всех, кто находился  в  зале:  одни
прикидывались, будто чрезвычайно  увлечены  разговором  с  соседями,  другие
усиленно смаковали эль, третьи занимались хозяйственными делами, на самом же
деле никто не спускал глаз со странной парочки. Страх тут же обуял и всех до
единого участников пикника. Ни у кого не было сомнений, что сегодня  вечером
в  "Обломке  Кораблекрушения"  затаилось,  свившись  тугими  кольцами,  зло,
готовое ужалить подобно змее. Настолько велика была сила  страха,  что  даже
Сиф и Афрейт пришлось сделать над собой значительное  усилие,  чтобы  бочком
пробраться к стойке, за которой хозяин заведения, опустив глаза,  битый  час
полировал одну и ту же кружку. Разумеется, все это  время  они  не  спускали
глаз со столика, к которому было приковано всеобщее внимание.
   - Хозяин, что тут произошло? - тихо, но очень отчетливо прошептала Сиф. -
Нет, ты не дуйся, а отвечай! Я приказываю тебе, отвечай!
   Он, словно обрадовавшись возможности разделить с кем-то  бремя  гнетущего
ужаса, немедленно подчинился резкому, словно удар хлыста, приказу и  быстрым
шепотом, чуть ли не задыхаясь, выложил им всю историю. Однако глаза его были
по-прежнему опущены, а тряпка продолжала свое круговое движение.
   - Я был здесь один, когда "Хорошая Новость" пришвартовалась  в  порту,  и
через несколько минут вошли эти двое. Не говоря ни  слова,  толстяк,  словно
хорек, по запаху нашел стол двух капитанов, они уселись, как у себя дома,  и
приказали принести выпить.
   Я принес выпивку, а они, выставив на  стол  доску  и  раскладывая  кости,
начали задавать мне вроде бы безобидные и дружелюбные вопросы. Спрашивали  в
основном про Двоих, причем так, будто давно с ними знакомы. К примеру: как у
них идут дела на Льдистом? Как со здоровьем? Счастливы ли они тут? Как часто
заглядывают в трактир? Какое вино и еду предпочитают? Каких женщин? Чем  еще
интересуются? О чем обычно говорят? Можно было подумать, что  сам  верховный
правитель  послал   их   сюда   обсуждать   с   нашими   капитанами   важные
государственные дела.
   Но в то же время вопросы их звучали так жестко, что, вели они мне пойти и
убить Двоих или лишить жизни самого себя, вряд ли бы я ослушался.
   И вот еще что: чем больше они задавали вопросов и чем подробнее я на  них
отвечал, тем больше они становились похожи на.., тем больше  они  напоминали
наших... Вы понимаете, что я хочу сказать?
   - Конечно! - прошипела Сиф. - Продолжай!
   - Короче, я почувствовал, что они превратили меня в своего раба. То же, я
думаю, чувствовали и те, кто вошел в  "Обломок"  после  них,  -  все,  кроме
мингола Урфа, который пробыл  здесь  совсем  недолго  и  незаметно  скрылся.
Наконец они выжали из меня все, что могли, и обратились к игре, а мне велели
принести еще выпить. Я послал служанку. С тех  пор  все  идет  так,  как  вы
видите.
   У двери, в клубах вползавшего внутрь тумана, возникло какое-то шевеление.
На пороге показались четверо и встали как вкопанные. Потом Фафхрд и  Мышелов
сделали шаг к своему столу, старый Урф, не меняя выражения лица,  уселся  на
корточки у порога, а Гронигер, ступая неестественно прямо  и  медленно,  как
лунатик, побрел к стойке.
   Фафхрд и Мышелов склонились над столом,  изучая  расположение  костей  на
игральных досках,  за  которыми,  не  поднимая  головы,  сидели  незнакомцы.
Мгновение спустя Фафхрд довольно громко произнес:
   - Ставлю рильк против двух  серебряных  смердуков  на  тощего!  Он,  того
гляди, выиграет.
   - А вот и  нет!  -  немедленно  отозвался  Мышелов  также  громко.  -  Ты
недооцениваешь запасы толстяка!
   Вывернув под немыслимым углом костлявую шею, первый  игрок  обратил  свое
худое лицо с коротким вздернутым  носом  к  Фафхрду  и,  взглянув  холодными
голубыми глазами прямо тому в глаза, произнес:
   - Это звезды подсказали тебе поставить на меня при таком раскладе?
   Поведение Фафхрда немедленно переменилось.
   - Ты интересуешься звездами? - спросил он, и  недоверие  боролось  в  его
голосе с надеждой.
   - Еще как, - ответил игрок, внушительно кивнув.
   - Тогда ты пойдешь со мной, - заявил Фафхрд, одновременно  поднимая  того
со стула и подталкивая  вперед  одним  движением  здоровой  руки,  а  крюком
указывая на дверь. - Брось эту глупую игру. Оставь ее. Нам с тобой о  многом
нужно потолковать. - В это время его левая рука уже по-братски сжимала плечи
собеседника, и они вдвоем шагали по той  тропинке,  которая  лишь  несколько
мгновений назад привела Северянина внутрь.  -  Среди  звезд  можно  отыскать
немыслимые чудеса и сокровища, не так ли, друг мой?
   - Сокровища? - холодно и чуть отстранеино произнес другой.
   - Ну конечно!  Например,  в  созвездии  Черной  Пантеры,  мне  просто  не
терпится показать ее тебе, - продолжал Фафхрд увлеченно. Его спутник зашагал
быстрее.
   Собравшиеся в таверне рты поразевали  от  изумления,  я  только  Гронигер
нашел в себе силы спросить:
   - Куда это ты собрался, Фафхрд?
   Гигант  задержался  на   мгновение   и,   обернувшись   через   плечо   к
спрашивавшему, с улыбкой ответил:
   - Пойду полетаю!
   Затем он вновь обратился к тощему:
   - Пойдем, брат-астроном! - и,  обняв  его  за  плечи,  увлек  в  туманную
пелену, в которой они и скрылись из виду.
   А тем временем толстый незнакомец громко, но учтиво обратился к Мышелову:
   - Почтенный господин! Не соблаговолишь ли  занять  место  моего  ушедшего
друга и продолжить игру со мной? - И добавил уже не столь вежливо:
   - А замечал  ли  ты,  что  следы  от  кружек  и  тарелок  на  этом  столе
складываются в фигуру гигантского ленивца?
   - А, так ты тоже это заметил? - ответил, отводя взгляд от двери, Мышелов.
И тут же принял приглашение:
   - Ну что ж, господин, пожалуй, я сыграю,  только  удвою  сначала  ставку!
Теперь мой ход.
   - Принимаю твою ставку.
   Тут Мышелов сел за стол и, мастерски встряхивая стаканчик,  выкинул  одну
за другой несколько комбинаций двойных четверок и  двойных  двоек,  так  что
доставшаяся ему партия стала куда быстрее продвигаться  к  победе,  чем  это
предсказывал Фафхрд.  Коварная  улыбка  скользнула  по  губам  Мышелова,  и,
раскладывая  кости  для  второй   партии,   он   указал   своему   несколько
подрастерявшему  уверенность  партнеру  нарисованную  отпечатками  кружек  и
тарелок на столе фигуру леопарда, подкрадывающегося к ленивцу.
   Собравшиеся вновь во все глаза смотрели на игроков,  и  только  Афрейт  и
Скор продолжали глядеть на дверь, за которой Фафхрд и его  странный  двойник
скрылись в тумане. С глубокого  детства  памятны  были  Афрейт  рассказы  об
оборотнях, которые, точно банши, предвещали  смерть  или  непоправимый  вред
тому, чей облик они принимали.
   В отчаянии пытаясь придумать, что же делать, Афрейт мысленно  воззвала  о
помощи к Скелдир, королеве-колдунье,  а  также  и  к  другим,  более  мелким
божествам, как вдруг ей послышалось какое-то ворчание,  -  быть  может,  это
просто кровь застучала у нее в ушах от волнения. Последние слова,  брошенные
Фафхрдом перед уходом, напомнили ей их с Гронигером дневной разговор, и  она
поняла, куда направился Фафхрд в непроглядном тумане.  Ясность  ума  помогла
Афрейт справиться с овладевшими было ею страхом и  нерешительностью.  Первые
несколько шагов дались ей с  некоторым  трудом,  но,  дойдя  до  двери,  она
большими мягкими прыжками ринулась в туман.
   Ее пример вывел из ступора Скора, и рыжеволосый гигант, с  чуть  заметной
лысиной на макушке, кинулся ей вдогонку.
   Но никто, кроме, пожалуй, Урфа и Гронигера,  не  заметил  их  ухода,  ибо
взгляды присутствовавших  были  прикованы  к  столику,  за  которым  капитан
Мышелов сражался с кошмарным двойником и со  страхом  набившихся  в  таверну
островитян и своих  людей.  И  каждый  раз,  молниеносно  атакуя,  изматывая
противника глухой обороной или разыгрывая изящную комбинацию,  он  выигрывал
снова, снова и снова.
   Игра продолжалась; похоже было, что  ей  не  кончиться  до  утра.  Улыбка
чужеземца становилась все более и более вымученной. Но больше не происходило
ничего, или почти ничего.
   Единственной ложкой дегтя в этой бочке  меда  нескончаемого  успеха  была
неотступная мысль, возникшая, возможно, из растущей самоуверенности Мышелова
и уменьшавшая его радость от  каждой  новой  победы,  -  мысль  о  том,  что
события, разворачивающиеся между тем в  большом  мире,  обходят  играющих  в
кости стороной.

Глава 19

   - Вот мы и  достигли  той  точки  нашего  ночного  путешествия,  где  нам
придется сказать "Прости" горизонтали и  слиться  с  вертикалью,  -  сообщил
Фафхрд своему "брату-астроному", фамильярно обняв его за плечи левой рукой и
размахивая  указательным  пальцем  правой  перед   мертвенно-бледным   лицом
последнего, пока они брели через туман.
   Смерть Фафхрда со стоном отвращения, близкого к тошноте, подавил  в  себе
желание вырваться из дружеских объятий и бежать куда  глаза  глядят.  Он  не
переносил ничьих прикосновений, кроме прикосновения самых прекрасных женщин,
да и то не иначе как по собственной инициативе. И вот уже целых полчаса  его
пьяная и обезумевшая жертва волочит  его  куда-то  сквозь  густой  туман,  в
котором не видно ни зги, так что остается лишь надеяться, что им  повезет  и
каким-то чудом они не свалятся в овраг  или  канаву  на  заболоченном  лугу,
через который, по всей видимости, и проходит тропа. Кроме того, этот  маньяк
то и дело норовит ухватить его за руку или огреть  по  спине  своим  мерзким
железным крюком, от каждого прикосновения которого его бросает в дрожь,  как
будто это кинжал.  Вдобавок  ко  всему  свихнувшийся  малый  несет  какую-то
дребедень Про лохматые метеориты, бородатые звезды, ячменные поля и щиплющих
травку овец, про холмы, мачты, деревья и про неведомый южный континент,  так
что у самого Аарта терпение лопнуло бы. Единственное, что  спасало  безумца,
шедшего в обнимку со своей Смертью, от молниеносного удара ножом в живот,  -
это периодические упоминания о сокровищах, к которым они держали путь.
   И  еще  одно  обстоятельство  заставляло  убийцу   стоически   переносить
похлопывания, пожатия, объятия и другие изъявления братской любви  -  тесный
контакт с жертвой позволял ему убедиться, что на нем  нет  ни  кольчуги,  ни
панциря,   никакой   другой   защиты,   которая   может    воспрепятствовать
естественному ходу вещей, когда наступит время ножа. Так утешал себя  Смерть
Фафхрда, пока ему наконец не представилась возможность вырваться из  объятий
более высокого и сильного спутника, не оскорбляя его дружеских  чувств,  под
предлогом любопытства и желания поближе познакомиться  с  отвесной  каменной
стеной, возникшей из тумана прямо  перед  ними  на  расстоянии  каких-нибудь
четырех-пяти ярдов. Туман был настолько густ, что они не видели скалы,  пока
буквально не уперлись в нее лбами.
   - Говоришь, твое сокровище там, наверху? - недоверчиво спросил убийца.
   - Ага, - отозвался Фафхрд, довольный. - И высоко?
   Фафхрд пожал плечами:
   - Да нет, не очень. Как влезешь на эту стену, так и увидишь. - Он  слегка
взмахнул рукой, точно давая понять, что речь идет о сущих пустяках.
   - Темновато лезть-то.
   - А как ты думаешь, почему туман  словно  изнутри  светится,  хотя  после
заката прошло уже больше часа? Не бойся, света достаточно,  и  чем  выше  мы
будем забираться, тем светлее будет. Ты по горам лазить умеешь?
   - О, разумеется, - несколько неуверенно ответил тот, умолчав, однако, что
весь его опыт в этой области сводится к подъемам  на  неприступные  башни  и
циклопические  отравленные  стены,  за   которыми   скрывались   богатые   и
могущественные люди, становившиеся в разное время его жертвами.  Безусловно,
каждый такой  подъем  представлял  известную  трудность,  но  все  это  были
препятствия искусственного  происхождения,  и  преодолевать  их  приходилось
исключительно в интересах дела.
   Проведя  ладонью  по  шероховатой  каменной  поверхности,  оказавшейся  в
нескольких дюймах от его чрезмерно курносого  носа,  Смерть  Фафхрда  ощутил
вполне понятное нежелание приводить свои руки и  ноги  в  соприкосновение  с
нею. На мгновение его охватило жгучее желание выхватить кинжал  и  покончить
со всем этим одним метким ударом под грудину, или коварным  ударом  сзади  в
основание черепа, или мгновенно чиркнув ножом по горлу, чуть ниже  уха,  под
углом к челюсти. Более удобный случай вряд ли представится, это уж точно.
   Два  соображения  остановили  его.  Во-первых,  еще  никогда  раньше   не
испытывал он столь полного контроля над собравшимися, как сегодня в "Обломке
Кораблекрушения". И никогда раньше жертва не шла сама к нему под  нож  и  не
заглядывала при этом ему в рот. Он был пьян без вина, чувство  божественного
всесилия переполняло его, хотелось, чтобы чудесное мгновение продлилось  как
можно дольше.
   Во-вторых,  Фафхрд  то  и  дело  упоминал  о  сокровище,  и  вот   теперь
выяснилось, что нужно всего лишь взобраться на какой-то утес, чтобы  увидеть
его. Все это настолько совпадало с  преследовавшим  его  в  Стылых  Пустошах
сном, где Фафхрд был драконом, стерегущим золото в горной пещере, что убийца
решил, будто сами богини Судьбы вмешались в происходящее и самая юная из них
уже приподняла таинственное покрывало, скрывавшее божественные  черты,  и  с
минуты на минуту упадет в его объятия.
   - Не бойся, скала надежная, выдержит; смотри, куда  я  ступаю  и  за  что
держусь, и делай то же самое, - нетерпеливо бросил Фафхрд,  начиная  подъем.
Камень заскрежетал под его крюком.
   Убийца сбросил с себя плащ и капюшон и, набрав побольше воздуху в  грудь,
полез следом, раскорячившись, словно чудовищный паук. В уголке его  сознания
брезжила мысль: "Что  ж,  по  крайней  мере,  этот  маньяк  перестанет  меня
лапать".
   Фафхрду  повезло,  что  его  Смерть  (и  Мышелова,   кстати,   тоже)   не
воспользовалась случаем познакомиться с географией Льдистого острова,  когда
корабль входил в гавань. (Оба они  в  тот  момент  находились  в  каюте  под
палубой, старательно вживаясь в образы.)  Иначе  убийца  догадался  бы,  что
карабкается на Эльвенхольм.

Глава 20

   А тем временем  в  "Обломке  Кораблекрушения"  Мышелов  выбросил  двойную
шестерку, ту самую комбинацию, которая позволяла ему избавиться  от  четырех
оставшихся у него фишек и победно завершить казавшуюся  безнадежной  партию,
оставив соперника с одной-единственной фишкой, отделявшей его  от  выигрыша.
Он вскинул руку, пытаясь скрыть зевок, и вопросительно поднял бровь.
   Смерть Мышелова кивнул довольно-таки дружелюбно, хотя  его  улыбка  давно
уже превратилась в гримасу, и сказал:
   - Да, пора мне бросить эту затею. Сколько  конов  мы  сыграли,  семь  или
восемь? Неважно, отыграюсь как-нибудь в другой  раз.  Нынче  вечером  судьба
любит тебя, а с этой девкой спорить бесполезно.
   Всеобщий вздох облегчения положил конец молчанию наблюдателей. Наравне  с
обоими  игроками  они  почувствовали  облегчение,  и  большинству   из   них
показалось, что поражение,  нанесенное  Мышеловом  чужаку,  рассеяло  страх,
пронизывавший прежде атмосферу таверны и угнетавший всех присутствовавших.
   - Может, выпьем за твою победу? Заодно смоем горечь  моего  поражения,  -
любезно предложил убийца. - Горячего вздрога? С бренди?
   -  Нет,  господин,  -  ответил  Мышелов,  широко  улыбаясь,  и   принялся
укладывать лежавшие подле него небольшие столбики золотых и серебряных монет
в свой кошель. - Мне нужно пойти домой и познакомить этих сияющих молодчиков
с их товарищами по заключению. Как любит повторять мой друг Гронигер, монеты
процветают в заточении. Но, любезный господин, быть может, ты не  откажешься
составить мне компанию в этом небольшом  путешествии?  Там  мы  могли  бы  и
выпить. - Его глаза засияли, но в их сиянии не было ничего общего с  мерзкой
радостью  скряги,  только  что  прикарманившего  потертый  полупенсовик.  Он
продолжал:
   - Друг, сумевший в  покрывающих  трактирный  стол  трещинах  и  царапинах
угадать большого ленивца и подкрадывающуюся к нему пантеру, знает, что  есть
тайные сокровища, по сравнению с которыми игра в кости не более чем  детская
забава. Я жажду познакомить тебя с ними. Тебе это будет не безынтересно.
   При слове "сокровище" двойник Мышелова тут же насторожился, точно так  же
как и  его  напарник  несколькими  часами  ранее.  Исполняющему  обязанности
Немезиды Мышелова тоже снились сны на пути  через  Стылые  Пустоши.  Лишения
долгого мрачного пути  только  подогрели  его  аппетиты,  а  опустошительные
потери, понесенные его  кошельком  этим  вечером,  отнюдь  не  добавили  ему
осторожности. Кроме того, он, как и его коллега по цеху,  был  убежден,  что
счастье нынче на его стороне, хотя и по другим причинам: просто он  искренне
верил, что человек, которому так отчаянно везло в игре,  обязательно  должен
потерпеть поражение в любом другом предприятии.
   - Я с удовольствием принимаю твое предложение, - отозвался он, вставая  и
следуя за Мышеловом к дверям.
   - А доску с костями ты разве не берешь? - спросил тот. -  Такой  красивый
набор.
   - Пусть остается здесь в память о  твоей  блестящей  победе,  -  небрежно
бросил убийца. При этом он сделал такое движение  рукой,  как  будто  бросал
что-то на пол.
   Раньше  одного  этого  было  бы  достаточно,  чтобы  Мышелов   заподозрил
неладное. Только воры  и  мошенники  могут  позволить  себе  такую  показную
роскошь. Но насланное Могом безумие вновь овладело им со всей силой,  и  он,
пожав плечами и улыбнувшись, тут же позабыл об этом происшествии.
   - Пустяки, - согласился он.
   Поведение обоих отличалось такой необычайной легкостью, если  не  сказать
легкомыслием, что, выйдя из дверей таверны, они могли бы затеряться в тумане
и никто не обратил бы на это внимания; но старый Урф, сидевший на  корточках
у выхода, следил за Мышеловом,  пока  тот  не  скрылся  из  виду,  а  потом,
печально покачав головой, вновь предался размышлениям,  или  раздумьям,  или
чем там еще была в тот момент занята его мингольская голова.
   К счастью для Мышелова, в таверне были и другие люди,  не  равнодушные  к
его судьбе и не подверженные фатализму минголов. Сиф не кинулась Мышелову  в
объятия сразу же после его триумфальной победы. Она слишком хорошо понимала,
что  не  только  золото  было  ставкой  в  сегодняшней   игре,   неотступное
предчувствие чего-то недоброго томило ее.  Она  ощущало  зло,  исходящее  от
двойника Мышелова, и,  без  сомнения,  другие  посетители  таверны  тоже.  В
отличие